***
А спонсор сегодняшнего дня — неудачная трансгрессия.
Неудачная трансгрессия — одна нога здесь, другая там.
Амбридж чертовски любила эссе. Сильнее она любила разве что только чтение книги во время урока. Ну какой нормальный преподаватель задаёт читать главу в классе, во время, предусмотренное для дискуссии и практики? Но нет, жаба писала номер главы на доске и заставляла студентов целый час пялиться в тупейший учебник. От скуки Геланор даже прочитал все двенадцать листов о роли антитрансгрессионных куполов в магических системах безопасности. По большей части, автор не уделял внимания тому факту, что без этих куполов практически любой может напасть, убить человека, устроить теракт и быстро исчезнуть с охраняемой территории, зато хорошенько прошёлся по тупым подросткам, которых пирогами не корми, а дай трансгрессировать на спор и расщепиться. Автор описал несколько несчастных случаев со смертельным исходом, и погибшими были, конечно же, дети до семнадцати лет. В целом, весь этот учебник сводился к тому, что детей надо защищать не от Темных Искусств, а от самих себя. Путем запрета на любое колдовство сложнее Люмоса, разумеется. — Все прочитали главу? — елейным голосом пропела жаба. — А теперь пишем… — Эссе, — вздохнул класс. В кармане Геланора что-то негромко, но отчётливо треснуло. Он машинально сунул руку в карман, хотя при всех доставать заколдованный шарик, от которого, очевидно, раздался этот звук, было не самой хорошей идеей. Беллатриса вернулась? Вот так, посреди дня пришла в Визжащую Хижину, когда по Хогсмиду вовсю ходили люди? Шарик не был разбит. Геланор ощупал его пальцами и обнаружил, что на нем появился лишь небольшой скол. Он почему-то представил, как Лестрейндж трансгрессирует в Хижину, но расщепляется в процессе, прямо как крыса, сбрызнутая расчленяющим, и капли ее ядовитой крови выжигают вокруг дыры. А может, от ветра или тяжести снега какая-то доска просто отвалилась с потолка и упала на шар? Как бы то ни было, это предстояло срочно проверить. Повезло, что заколдованный мячик вообще был у него с собой — как раз сегодня утром Геланор раздумывал, продолжить ли носить его в кармане или спрятать в тумбочке и проверять только по вечерам. Может, тогда он и не заметил бы маленький откол. Едва урок закончился, Геланор поспешил к Гремучей иве. Дезиллюминационное заклинание, пока получающееся не слишком хорошо, не имело смысла накладывать при свете дня. Напротив, рука, внезапно возникшая в воздухе, привлекла бы на тонну больше ненужного внимания. Всю дорогу сетуя в мыслях на собственную бездарность в отдельных чарах, Геланор благополучно добрался до ивы. Он уже столько раз за последнее время пробирался по этому пути в Хогсмид… Стоило поблагодарить судьбу, что его до сих пор никто не заметил, с его-то везением. Перед тем, как подняться в Хижину, он проверил её обнаруживающими чарами — та пустовала. Ни Беллатрисы, ни авровов там, похоже, не было. Геланор осторожно вошёл внутрь, оглядел помещение. На хрустальном шаре, все так же стоящем у стены и заметно запылившемся, теперь красовался аккуратный скол, явно сделанный с помощью магии. Тут же лежал клочок бумаги. Геланор, конечно же, не стал брать его в руки, а развернул взмахом палочки. На нём было написано всего одно слово. «Задерживаюсь. Б. Л.» Значит, Беллатриса жива, не под арестом и не в плену. Если верить записке, которую не факт, что написала Лестрейндж. Но проверить это у Геланора не было возможности. Оставалось только ждать новых вестей. Эта затея была шаткой с самого начала и теперь не переставала быть такой: все ещё приходилось надеяться на кучу факторов, никак не зависящих от Геланора. Можно ли ждать успеха, когда похищаешь самую чокнутую преступницу из-под отсутствующего носа Тёмного Лорда, а потом выбрасываешь её в свободное плавание с заданием принести крестраж? Но лучшего плана все равно не было, хотя, может быть, стоило сказать о местоположении чаши Дамблдору и понадеяться на него. Конечно, Геланор ему не доверял, но разве Беллатриса заслуживала доверия? Он возвращался в замок, полный сомнений в собственном решении. Но как бы то ни было, уже поздно что-то менять.***
День святого Валентина был оживленным: уже с утра из каждого угла доносились девчачье хихиканье, взрывы хлопушек с конфетти-сердечками, пищание маленьких игрушечных купидончиков и так далее. Как ни странно, Геланора это ни капельки не раздражало. Окружающим надо было бы сильно постараться, чтобы испортить ему настроение, а настроению после милой валентинки от Колина все стало нипочём. Утром Геланор обнаружил на тумбе у кровати открытку. Стоило ее раскрыть, как маленький нарисованный на внутренней стороне медвежонок протянул ему живую фиалку и пропищал: «Я тебя люблю!» Открытка эта явно была сделана собственноручно, а медвежонок казался очень похожим на Колина. Он надеялся, что Криви тоже понравится его валентинка. — Гел! Это было чудесно! Немного пугающе, но чудесно! — закричал Колин ещё с верхнего лестничного пролёта, пока они оба стояли в ожидании, когда движущиеся лестницы состыкуются и дадут им пойти навстречу друг другу. Откуда-то сверху раздалась громкая ругань Рона Уизли. — Вьен, ублюдок, думаешь, это охуеть как забавно — подослать к нам в гостиную блядскую змею с открыткой в зубах?! — Змея свернулась сердечком! Так мило! — в восторге продолжал Колин, не обращая никакого внимания на свесившегося со следующего этажа орущего Уизли. Этот день обещал был хорошим от начала до конца, несмотря на то, что в целом ситуация с Волан-де-Мортом, крестражами и Беллатрисой была напряжённой. Но Геланор решил выкинуть все эти проблемы из головы на весь день. Имеет же он право и отдохнуть, как нормальный человек? — Вьен, ты совершенно ненормальный, больной человек! Испортил нам праздник! Тебе прямая дорога в Мунго! — вопили сверху несколько женских голосов. Наконец лестницы, разделяющие Геланора и Колина, встретились, и оба поспешили вместе убраться подальше от злых гриффиндорцев, которых отчего-то вывела из себя безобидная змея, защищенная специальными чарами от исчезательного заклятия. — Не понимаю, почему они так бесятся. Я велел змее никого не кусать и не нападать на питомцев. — Она никого не кусала, — подтвердил Колин. — Просто проползла по спальням, после того как отдала мне открытку, и съела все конфеты. — Урок людям без фантазии. Пусть поздравляют друг друга чем-то более оригинальным, чем коробки конфет. Криви рассмеялся, тоже ничуть не сочувствуя чужим потерям. — Какие у нас планы на сегодня? — Сходим в Хогсмид? — предложил Геланор. — Можем посидеть в «Трех метлах» или, если хочешь, у мадам Паддифут. Но там все розовое и полно купидончиков. — Ой, нет, — тут же поморщился Колин. — В смысле в «Три метлы» с удовольствием, а в розовое не надо. Мы же не девчонки. К тому же это как в кабинете Амбридж. — Когда мы окончим школу и я заработаю гору золота, надо открыть кафе «Семь лет в Хогвартсе». Я уже продумал интерьер: зал будет разделён на семь частей, посвящённых каждому году. В первой развесим портреты Локонса, в меню будут «Первое любимое блюдо Златопуста Локонса», «Второе любимое блюдо», «Любимый напиток» и так далее. Другую сделаем мрачной, с наколдованными дементорами и ручными крысами. В третьей все блюда и напитки будут подаваться в посуде в виде Кубка Огня, а в чай обязательно подмешаем Оборотное с волосами случайных людей. Четвёртая будет розовая, в кружевах и рюшечках, а вместо люстры повесим голову Амбридж со свечами вместо глаз. Настоящую. Геланор мечтательно вздохнул, представив эту картину. Может быть, в качестве мусорного ведра имеет смысл поставить голову Фаджа, с чьего позволения Амбридж творит свои бесчинства. — Ты станешь самым богатым волшебником в мире, если откроешь такое кафе, — рассмеялся Криви. — Мы станем, — поправил Геланор, но тут же встревоженно покосился на Колина. — Если ты захочешь связать со мной жизнь после окончания школы. Тот резко остановился, вцепившись в его руку, и Геланору на мгновение стало по-настоящему страшно. Может, эти слова были лишними, и не стоит заглядывать так далеко вперёд? Людям свойственно расставаться, а любовь, особенно первая, проходит по мере взросления. У нормальных людей, как Колин. Уж в своём постоянстве Геланор не сомневался. Как говорил Снейп, он был до невменяемости упертым во всем. — Конечно, захочу! — воскликнул Колин. — Если… Если ты тоже захочешь. Я понимаю, что ты можешь меня разлюбить когда-нибудь потом. Но я тебя никогда не разлюблю! То есть я не хочу сказать, что думаю, будто ты несерьёзен или что-то такое… В смысле даже если ты несерьезен, я не обижусь… То есть не то чтобы… То есть… Он окончательно запутался в словах и, порывисто обняв Геланора, спрятал лицо у него на плече. — Я как умственно отсталый… — пробормотал Криви в отворот его мантии. — Но ты понимаешь, что я хочу сказать? — Вроде да, — Геланор не мог не вздохнуть с облегчением. — Мы оба относимся к нашим отношениям серьёзно и планируем любовь до гроба. — Совместного. — Ох, как же я плохо на тебя влияю по всем фронтам. Ты перенял мой чёрный, как дохлый младенец в камине, юмор. Криви вскинул на него огромные глаза, и Геланор понял, что дохлый младенец — это всё-таки перебор. — Кто-то говорит о дохлых младенцах? — из стены внезапно высунулась голова Пивза. — Я знаю кучу шуток про них! Что это — розовое, со стрелой в жопе, по потолку размазано? Купидон, имевший глупость подлететь к Снейпу! Геланору шутка понравилась, а вот Колин скорчил гримасу отвращения. Пришлось отмахнуться от полтергейста. — Попробуй написать это где-нибудь на видном месте. — Вьен, мне всегда нравятся твои идеи, — расплылся в уродливой улыбке Пивз. — Был бы я пидором как ты, я бы тебя поцелова-а-а-л! Визгливо прокричав последнюю фразу на весь коридор, полтергейт швырнул в него навозной бомбочкой — попал бы в лоб, но Геланор вовремя успел отбить заклинанием — и с хохотом унесся прочь. — Да ты даже человеком никогда не был! — крикнул Колин ему вслед. — Какой же он мерзкий. — Не бери в голову. Это всего лишь Пивз. Где-то поодаль раздался грохот доспехов и кошачий вопль, а затем голос Филча, проклинающий зловредного полтергейста.***
В «Трех метлах» было тише обычного — немалая часть школьников попарно втиснулась к мадам Паддифут. Здесь тоже были парочки, но в приемлемом количестве, да и личное пространство никто не нарушал. Не то что в той дурацкой кафешке, где маленькие столики стояли чуть ли не друг на друге, и все происходящее за соседним могло быть видно как на ладони. Геланор был рад, что Колин не захотел идти в эту обитель романтики — в «Трёх метлах» сидеть было куда приятнее. — А теперь — гвоздь сегодняшней развлекательной программы, — объявил он, когда Криви вернулся к их столику с двумя бутылками сливочного пива. — Совместное чтение рассказа для «нестандартной аудитории»! До сих пор Геланор думал, что знает, как выглядит до смерти испуганный Колин. Оказалось, не знал. Ни василиск Салазара, ни боггарт, ни даже воскрешение Волан-де-Морта не вызвали у Криви такого ужаса, как тоненькая книжка, с которой он был явно знаком. Произведение — сложно было сказать чего, но точно не искусства — называлось «Учитель для хулигана». Почему-то Манографф все свои романы называла по одной схеме «кто-то для кого-то». Суженый для провидицы, жена для графа, губка для мытья посуды и так далее. — Вижу, ты уже читал эту книгу? — Нет, это полная чушь, я её не читал! — выпалил Колин и попытался вырвать книжку из рук Геланора. Такая реакция только подогревала интерес. — Да ладно, неужели там может быть что-то ужаснее адмирала удовольствия? Я впишу наши имена, и мы просто прочитаем пару страниц из середины. — Не надо, там ничего нет, сплошная нуднятина! — Криви изо всех сил старался дотянуться до книги с несомненным желанием её уничтожить. Но Геланор был неумолим. — Та-ак, я буду учителем, а ты хулиганом… Он приклеил книгу к столу заклинанием, чтобы временно защитить от участи быть выброшенной в мусорку, и раскрыл на случайном месте. «И тогда профессор Вьен строго просмотрел на провинившегося ученика и велел остаться после урока». Шли минуты. Негромкие голоса сидящих в пабе школьников сливались в неясный ненавязчивый гул, где-то в углу тикали часы. Колин сидел, не издавая ни единого звука, и, казалось, совсем не дышал. Вопреки обыкновению, его щеки не покраснели от смущения. Лицо Криви было бледным. Геланор тихо закрыл недолитературное порождение Манографф. Нет, смеяться тут было не над чем. Наверное, следовало что-то сказать, потому что Колин уже потихоньку становился похож на мертвеца. — Эм… — начал Геланор. — Ну… Блин. Он ещё никогда не был так красноречив и точен в выражении мыслей. — Ты… так же использовал наши имена? Я был профессором? Колин кивнул, не поднимая взгляда. — Ну, это всего лишь книга, — неуверенность в собственном голосе звучала очень непривычно. — Ага, — выдохнул Криви. — Всего лишь книга. Геланор снял приклеивающее заклятие и убрал злосчастную макулатуру в яркой обложке поглубже в сумку. Сперва он хотел её уничтожить, но подумал, что Колин может неправильно это воспринять. Зря он вообще затеял это дурацкое чтение, предварительно не ознакомились с содержанием хотя бы в общих чертах. — Это была неподходящая вещь для свидания. Забудем о ней, — каким-то не своим, напряженным голосом сказал Геланор. Криви активно закивал, как китайский болванчик, все так же пряча глаза. Остаток дня прошёл натянуто. Беседа не клеилась, часто возникали неловкие паузы, которые не получалось сгладить. Дальнейший поход по магазинам тоже не принёс ожидаемого веселья, и они отправились обратно в школу на пару часов раньше, чем планировали. И разошлись по гостиным — Криви якобы хотел поспать, а Геланор внезапно вспомнил, что оставил одно зелье открытым и ему срочно требовалось ликвидировать последствия. К счастью, Харпер, как и большинство остальных ребят, все ещё находился в Хогсмиде. В гостиной сидели младшекурсники, но Геланор направился в спальню. Там он он вытряхнул содержимое сумки прямо на кровать и схватил чёртову книгу. Надо было прочитать её целиком. Может, ему просто не повезло, попались неудачные страницы, и на самом деле рассказ совсем не такой? Он принялся листать книжку, быстро пробегая строки глазами, и с каждым листом все больше мрачнел. Нет, страницы ему попались ещё относительно удачные… Геланор бросил книжонку на пол и, с размаху упав на кровать, уставился в тёмный потолок. Он не знал, что и думать. Колину действительно нравится такое? Геланор мог понять всё: адмиралов, метлы, дебильный сюжет и абсолютно нелогичное поведение героев. Но, мать его, жесточайшее изнасилование ученика преподавателем он не понимал! Нет, у Манографф и в произведениях с гетеросексуальными персонажами то и дело проскальзывало нездорово потребительское отношение, отчего-то ею романтизируемое. Но здесь это перешло всякие границы! На протяжении всего повествования преподаватель-психопат насиловал, избивал и морально растаптывал своего студента. Под конец попытка самоубийства бедного парня каким-то образом превратилась в счастливый финал. От описаний действий, совершаемых персонажами с его и Колина именами, Геланор чувствовал себя почти физически плохо. Хотелось стереть себе память, предварительно вложив установку никогда не читать эту дрянь. А ведь в сумке — теперь уже на полу и на кровати — лежало ещё несколько подобных романов, которые Геланор заказал совиной почтой и получил в Хогсмиде, обходя запрет Амбридж. Непонятно на что надеясь, он начал бегло просматривать и их. Мордред бы подрал сумасшедшую старуху, они все были одинаковыми! Везде в главные герои она поставила два неизменных типажа — аморального собственника и жертву-тряпку со стокгольмским синдромом. На главу было минимум по три эротические сцены, и в каждой жертва орала от боли и умоляла прекратить. После часа изучения этой писанины у Геланора в голове остался лишь один вопрос: «Что. За. Дерьмо?!» Это что, Волан-де-Морт, прикрываясь именем Манографф тайком пишет любовные романы? Иного объяснения Геланор не видел. «Мы с Колином должны поговорить об этом», — подумал он, хотя совершенно не представлял себе этот разговор. И определённо боялся.***
— Вьен, представляешь… — Баубиллиус. Харпер, в которого ударило заклинание, похожее на неслабый заряд тока, вскрикнул и выронил пакет со сладостями, принесенными из Сладкого Королевства. — Ты что, спятил? — Заткнись, — со злостью огрызнулся Геланор. — Просто не издавай не звука, иначе я испытаю на тебе Круцио. Делать этого он, конечно, не собирался, но Харпер выпучил глаза, как глубоководная рыба, и на цыпочках двинулся к двери, чтобы без последствий покинуть спальню. Геланору стало стыдно. Вернее, не стыдно, а грустно. Не от того, что он просто так обидел однокурсника, а потому что повёл себя прямо как долбанутый на голову профессор из книги. Впрочем, такое поведение нормально для человека, пережившего сильный стресс, утешил он себя. А чтение высеров больного разума Манографф оказалось тем ещё стрессом. К черту Волан-де-Морта! К черту войну, Пожирателей, Амбридж, глобальное потепление и проблему вымирания драконов! Человечество уничтожат любовные романы. «Потом извинюсь перед Харпером», — решил он и тяжело вздохнул. Как вообще романтичный праздничный день превратился в это… Геланор даже не мог охарактеризовать. Слово «пиздец» казалось недостаточным. Его взгляд упал на пустую склянку из-под легкого успокоительного зелья. Ещё штук пять таких должно было стоять в тумбочке у кровати. «Точно. Тройная доза, крепкий сон — вот, что мне нужно». Он быстро отмерил себе три порции зелья и лёг обратно в кровать, надеясь, что быстро уснёт.