— И куда мы идем? — вздохнул Чон, с некой тревогой оглядываясь по сторонам.
— Даже если я объясню, ты все равно не поймешь, — вновь пожал плечами младший.
Загадочный незнакомец без фамилии и с неясно настоящим или нет именем, всегда идущий впереди мальчишка, не позволяющий себя обогнать — единственная компания на это время, и, говоря по правде, это весьма удручало. Только-только очнувшемуся Чонгуку хотелось услышать хоть какие-то ответы на волнующие его вопросы, узнать, что произошло там, на Земле, и где ему искать своих близких. Однако, очевидно, Чимин совсем не собирался прояснять ситуацию для чужака, только весело шагал вдоль грязного коридора, ловко перепрыгивал через спящих под ногами людей и изредка поворачивался, дабы убедиться, что его новый знакомый ни на шаг не отстает.
Их путь длился уже несколько часов к ряду, и старшему так и не удалось вытянуть хоть что-то внятное об этом новом мире, зато шутками его накормили сполна: скоро потянет блевать. Постепенно злость от непонимания и доля отчаяния от отсутствия возможности вспомнить хоть что-то закипали внутри, кулаки наполнялись небывалой силой, и пусть тело его все еще было донельзя слабым, он уже готов был схватить мальчишку за шею и хотя бы угрозами заставить говорить.
Чон ненадолго потерялся в своих размышлениях об этом, поэтому не сразу же смог понять, что они вышли к некой трухлявой лестнице. Отчего же все здесь разваливалось? Почему все было таким непрочным и неполноценным? Бетонные ступеньки раскололись, точно им не пять лет, как сначала подумал чужак, а как минимум сорок. Такой антураж можно было бы заметить в стареньких бедных районах, но уж точно не на отстроенной совсем недавно станции для проживания на другой планете. Искреннее недоумение не позволило сразу же разглядеть нечто более важное: сиротливые глаза и животный страх. Юноша на секунду остановился, вглядываясь в них, но не успел он сделать еще что-то, как его схватили за руку и потащили дальше.
— Детям здесь приходится сложнее всего, — пояснил Чимин, — так уж повелось, что нам запретили размножаться, но, ты сам понимаешь, для многих секс — единственное развлечение, так что дети так или иначе рождались за эти пять лет.
— И их что, просто выбрасывали? — не желая слышать ответ, все же тихонько спросил он.
— Хе, — усмехнулся младший, перепрыгивая через две ступеньки. — Можно сказать и так, мой наивный друг!
Незнакомец игриво обернулся, вновь заводя руки за спину и цепляясь пальцами за запястье. В его улыбке читалось что-то до ужаса детское, точно кто-то соткал покрывало чужих уст из своей маленькой мечты. Взгляд мальчишки тоже напоминал две горящих на могилке свечи, и заполняющая все пространство темнота наделяла их пугающим блеском. Чон понял, что не договорил его спутник, когда его назвали наивным, но и думать сейчас о поедании младенцев хотелось меньше всего: он, пусть и не помнивший о себе ничего, еще не хотел углубляться в новые проблемы человечества.
— А кто именно мог запретить нам размножаться? — спросил он и вновь поднял взгляд на Чимина.
Однако тот решил сохранить молчание, только слегка посмеялся, схватился за липкие от грязи перила и практически побежал вверх по лестнице. Старший сначала опешил, но после сорвался с места и помчался за ним. Все еще нерешительно обходя спящих на бетоне людей, Чон кое-как смог понять, в каком направлении двигался незнакомец, и вскоре встал у него за спиной, пытаясь отдышаться. Путь был недолгим, хоть и крутым, однако слабое тело еще не могло изнурять себя физическими нагрузками. Чонгук на секунду прикрыл глаза, чтобы успокоить бьющееся сердце, и оттого не сразу же заметил то, что ему так стремились показать.
Мальчишка уже сгорал от ожидания, так что не позволил передохнуть и с силой сжал чужое плечо, заставляя чужака буквально удариться лицом о сетку. Чон бы повозмущался, но окаменел, когда его взгляд наконец смог сфокусироваться на разрастающейся вдали бездне. Точно ликорис, нечто кроваво алое уходило на многие километры. Расположившись в кратере, оно тянулось своими хлыстами к самому небу, к людям — ко всему, что было ему доступно.
Очевидно, ничего подобного нельзя было встретить на Земле, так что Чонгук испытал первородный ужас, даже дыхание снова сбилось, а сердце то и дело стало пропускать удары. То, что он видел вдали, явно было чем-то живым, настоящим, чем-то, чем для этой вселенной являлся и сам человек, но все же отличное от него во всем.
— Завораживает, верно? — улыбнулся Чимин. — Мы не знаем ее настоящего имени, но можешь считать, что сейчас мы под ее контролем.
— Контролем? — он нерешительно посмотрел в глаза незнакомцу. — Как это возможно…
— Ну, все очень просто: она следит за нашей колонией и докладывает обо всем представителям межгалактического правительства. Вернее, это все не так называется, но вряд ли ты поймешь иначе. Выглядишь не очень умным, откровенно говоря.
Сейчас Чон и правда ощущал себя самым глупым созданием во вселенной. В его голове не укладывался такой порядок вещей, и оттого разум стоял на грани обморока — маленького бегства от всего, что еще нужно было видеть и понять. Но выбора не было, и старший сделал шаг вперед, вплотную упираясь к этой сетке.
— Отсюда она напоминает цветок, но на самом деле является чем-то вроде человека со своей системой органов, кровью и тому подобное. Через нее нам направляют распоряжения, хотя… Наверное, это что-то вроде законов, чтобы обезопасить галактику от нас и нашего влияния, — он снова улыбнулся. — Дело в том, что по меркам космоса мы переселились сюда чуть ли не пару часов назад, и так как время для человека течет намного быстрее, а умираем мы слишком рано, мы являемся чем-то вроде мусора.
— Как ты можешь говорить об этом так спокойно… — прошептал чужак, сжимая ветку пальцами.
— Глупый, — Чимин щелкнул его по носу. — У меня было достаточно времени, чтобы смириться с этим.
В это юноша готов был поверить. Пять лет — достаточный срок, чтобы осознать человеческую ничтожность, вот только мириться с этим все же казалось самым настоящим предательством. Правда была горькой на вкус, точно незнакомец напоил старшего чашей пепла. Алый ликорис вдали порой отсвечивал ледяными оттенками синего, и эти разросшиеся хлысты словно наполнялись чем-то черным, под их весом даже твердая структура кратеров трескалась, удушающий воздух гулял мимо этих странных вывернутых тычинок и игрался с людьми в прятки.
Чонгук еще пару секунд смотрел на это нечто, но вскоре развернулся, замечая, что за его спиной все это время был еще более удручающий, хоть и не настолько невероятный вид. Настоящее человеческое гетто — вот, что тихонько пряталось за плечами, теперь же оно неприветливо сверкало, чем-то напоминая притаившегося в грязной воде аллигатора. Надстроенные друг на друге дома, спящие на крышах люди и вверху — изогнутый, кривой купол. Где-то на нем мелькали красные датчики, и все же даже через их рябь можно было заметить ночное небо.
Рыбьим скелетом распластался млечный путь, порой вдали мелькали пролетающие корабли, правда, они давно уже не вселяли ни восторг, ни надежду. Если оторваться от этих бледных косточек звезд и посмотреть прямо перед собой, можно было заметить два длинных туннеля с бывшими флагами стран Земли. Даже они здесь выцвели и потускнели. От этих долгих, пронзающих купол бетонных тел тянулась череда домов, самых высоких здесь, с открытыми балконами и стеклами.
— Их построили до переселения, — пояснил Чимин, точно подмечая, куда направлен взгляд чужака. — Тут всюду такие, по плану их должно было хватить, между ними отстроили площади, однако после того, как Земля обернулась нам врагом, сюда прибыло слишком много беженцев.
— Вот оно что…
Все было и без слов понятно: на красивеньких, ровных домах гнойными ранами расположились те самые надстройки, какие-то из них были из разбитых плиток, другие — из странной, явно неземной древесины, другие и вовсе представляли из себя натянутую на соседние стены ткань. Мальчишка позволил постоять на месте еще с минуту, а после вновь без слов проскользнул мимо чужака и пошагал дальше. Он залез на чей-то балкон и с него перелез на небольшой мостик между пятиэтажками, старательно перешагивая всех сидящих на земле людей.
Последнее все никак не могло войти в привычку Чонгука, и тот постоянно отставал в попытке посмотреть в лицо каждого несчастного. В действительности, он понимал, что теперь его ждет такая же судьба, что он также будет сидеть на отшибе мира, медленно, но верно разлагая свою личность по частицам. Юный спутник не позволял слишком долго задерживаться ни на одной из печальных мыслей, что так и норовили свести с ума неокрепший рассудок. Чона быстро вытянули на лестничную клетку и заставили снова спускаться вниз, откуда нельзя было разглядеть ничего, кроме грязного потолка.
— Вот они где, — улыбнулся младший.
Сначала юноша не смог вглядеться в темноту так хорошо, чтобы увидеть своих старых знакомых, гнавшихся за ним не так давно что было мочи, однако теперь он ясно видел их наполненные желчью ухмылки, они подходили все ближе и ближе, и даже та девочка в шапке зачем-то пошла за братьями, сжимая в хрупкой ручонке ножик. Нападать она явно не собиралась, однако, точно подражая старшим товарищам, упорно шагала навстречу чужаку. Последний же пропустил несколько ударов сердцем, оборачиваясь на Чимина и совсем не понимая, зачем тот так улыбается.
— Так ты подставить меня захотел? — почти огрызнулся Чонгук.
Незнакомец лишь засмеялся, ловко проскальзывая за чужую спину и толкая молодого человека прямо навстречу бандитам. Увернуться не получилось бы ни при каких условиях, поэтому оставалось только выставить руки вперед и кое-как отпихнуть от себя хулиганов. Те и сами не ожидали предательского толчка, так что в какой-то момент сделали шаг назад. Чужак свалился на землю, стирая ладони в кровь, и попытался подняться, когда его тут же с силой и жестокостью прижали ногой обратно к бетону. Ботинки этих парней еще не успели просохнуть от крови с прошлого раза, а их хозяева уже взялись за свое.
Что ж, Чон сам виноват, что решил довериться тому, кого видел в первый раз, стоило ожидать подвоха. Неосмотрительность сыграла с ним злую шутку, и потому он не винил Чимина в чем-то, только немного злился. Вцепившись отросшими за время пребывания в капсуле ногтями под коленом одного из нападающих, юноша смог кое-как отползти назад и встать на ноги, вот только, как он уже понял, бежать было особо некуда.
Пока он судорожно пытался найти путь к отступлению, его ладонь резко пронзила мучительная боль: та самая девочка в шапке вставила свой нож ему в руку. Испугавшись своих же вольных действий, она сделала шаг назад и выпустила рукоять оружия из своей хватки. Мальчишка, все также стоявший на последней ступеньке, недовольно и удивительно громко цокнул, но сейчас была не та ситуация, чтобы Чонгук стал что-то выяснять.
Тело не слушалось, тянулось к полу, от всего этого безумия и боли кружилась голова. Чужак подумал, что должен вытащить нож из своей руки и воспользоваться им, но сил пойти на такой поступок просто не осталось. Ватные ноги изнывали от тяжести чужого сердца и дум, казалось, даже кости сейчас заскулят, заскрипят и раскрошатся, так что оставалось только безутешно размахивать раненой рукой с торчащим насквозь лезвием, чтобы хоть как-то защититься. Выглядело это и печально, и комично, и как-то даже по-своему забавно и трагично. Будь бандиты большими поклонниками французского кино, вероятно, уже начали бы дискуссию о новом обществе спектакля.
Но обычные мародеры на фоне умирающего мира и последних лет человечества явно ничего общего с контркультурой не имели, потому не стали церемониться и быстро повалили Чона на землю, придушивая его и начиная рыскать по чужим карманам, словно у человека без памяти там что-то могло быть. Краем глаза юноша смог заметить, что тот самый Чимин, будто бы наслаждаясь этим зрелищем, продолжал стоять на ступеньке и рассматривать в деталях все происходящее.
— Инспектор, вот и они! Вот, о ком я вам говорил! — вдруг закричал он, спрыгивая на землю и махая кому-то рукой.
Удивительно, но хватка на шее старшего быстро ослабла, а после и вовсе исчезла. Чуть ли не падая, нарушители порядка унеслись дальше по коридорам так быстро, как только могли. Уставший и физически слабый после пробуждения Чонгук даже на секунду усмехнулся, думая о том, что они очень похожи на бегущих с корабля крыс. В этот же момент перед его глазами мелькнули красные девичьи ботиночки, их хозяйка явно хотела как можно быстрее угнаться за своими назваными братьями, однако девушку явно что-то остановило.
Подошедший поближе мальчишка пусть и казался, откровенно говоря, тем еще слабаком, за кого-то себя меньше и слабее мог взяться. Чимин практически вцепился в волосы незнакомки, силой опуская ее на землю и тяжело вздыхая. Она вырывалась, кричала и даже хотела бы заплакать, но позволить себе такого не могла, так что только всхлипывала носиком и с жгучей обидой в голубых глазках смотрела на поймавшего ее человека.
— Ты в прошлый раз смогла это прочесть, — сказал младший и, достав тот самый журнал Чона, придвинул ее к лицу юной преступницы. — Отпущу, если скажешь, что здесь написано.
Чонгук почти и позабыл, что эту свою вещь вовсе не доверял новому спутнику и о ней ни словом не обмолвился, так что даже потенциально мальчишка знать не мог, однако тот не просто знал, но еще и каким-то образом успел вытянуть блокнот из-под одежды. Все это поведение настораживало, но этот молодой человек, кажется, и не собирался втираться в чужое доверие, как и казаться каким-то чрезмерно хорошим. Все же на изломе заката человечества жалость и человеколюбие — то, что стирается о грани жестокости мира.
Девочка сжала свои губы как можно сильнее, чтобы не дать мгновенной слабости сыграть с собой злую шутку, вот только Чимин, очевидно, был настроен серьезно, так что вскоре приставил к ее тонкому горлышку украденную откуда-то вилку. Она и так все время болталась у него на поясе, но чужак, честно говоря, даже не задумывался о таком ее использовании. Сразу же понимая намерения мальчишки, незнакомка стала ронять слезы обиды, горячие соленые капли скатились по впалым грязным щечкам и разбились о холодный бетон с таким шумом, что по коридорам прошлось эхо. Кто-то из бездомных даже недовольно заворчал от всего этого шума.
— Говори уже, прирежу ведь, — вздохнул младший. — Да и инспектор все заснял, сама же понимаешь это.
— А что мне говорить?! — возмутилась она. — Тут написано, что он из тех же Чонов, что и тот самый Хосок! На кой черт кому-то знать об этом? Если он ничего не помнит, то лучше бы ему и это забыть!
— Так Чон Хосок — его старший брат? — удивился Чимин и позволил странной, острой, как игла, улыбке разлиться по своему лицу. — И правда: совсем не повезло. Но здесь ведь и еще что-то написано, да?
— Просто говорится про семью и все! Написано, что он был помещен в камеру в 17 лет, — она отвернулась, несмотря на то, что зубчики вилки слегка поцарапали ее горло.
Больше держать ее не было смысла, так что Чимин отпустил ее, словно зверька какого-то дикого. Сорвавшись с места и вытирая предательские слезы, девочка тут же унеслась в темноту туннелей, ее тело было сожрано этой тишиной, даже тихого цокота ее мелких каблуков больше не было слышно. Младший помог подняться чужаку, а после окинул его насмешливым взглядом.
— Жаль мне тебя, — сказал он, отдавая украденный журнал. — Хорошо, что тебя еще не нашли.
— А кто меня должен найти? — недоверчиво переспросил Чон.
— Конечно же межгалактическая мафия или как там ее называют, — он вновь пожал плечами. — Попадешься им на глаза — убьют сразу же, ты же брат того самого предателя. Так что на инспектора не смотри.
— Да о каком инспекторе вообще идет речь?
— А ты еще не понял?
Чонгуку оставалось лишь отрицательно покачать головой. Искренне удивленный чужой невнимательностью мальчишка весело улыбнулся и тут же указал пальцем вверх, заставляя чужака поднять глаза в том же направлении и столкнуться с небольшой черной сферой. По наличию кнопок можно было понять, что это некое устройство, однако со стороны оно выглядело как маленькая черная дыра, разве что не окруженная ничем, кроме тихих механических звуков и тусклого свечения.
— Ну вот, теперь у них есть твое изображение, а я же говорил не попадаться ему на глаза.
— Ты снова со мной играешься?!
— Ну да, — не стал отрицать он. — Должен же я как-то развлекаться здесь.
Даже не договорив свое предложение до конца, мальчишка вдруг подскочил на месте и побежал подальше отсюда. Может, если бы он хоть немного объяснял свое поведение, Чон смог бы доверять ему чуть больше, однако сейчас ему очень хотелось врезать да посильнее, и все же он явно знал больше, чем кто-либо еще. Сорвав нашивку со своим именем, старший ринулся за новым знакомым в какой-то глупой надежде найти в конце их пути нечто, что подарит хоть крупицу надежды.
***
И как же так вышло? Ах, представить бы сейчас что-то магическое, что-то прекрасное и теплое, что точно смогло бы заполнить эту пустоту в сердце. Всякий раз, попадая в такую ситуацию, Сокджин думал, что ничего хуже уже быть не может, однако вот он, летит вниз прямо в сердце холодного океана чужой планеты. Свободное падение и пронзающее легкие воздух — его товарищи в этом одиноком бою.
Мужчина зачем-то все еще сжимал в своих рук разработанное Намджуном оружие, хоть там, когда его поглотит эта чуждая безмерность, не будет смысла больше волноваться о чужом гневе. И все же он цеплялся за это. Время шло медленнее, и отчего-то так красиво светила луна. Может, и лучше было бы просто умереть вот так, не сожалеть ни о чем и просто исчезнуть, так и не исполнив свою самую глупую мечту — вернуться на Землю.
Как он попал в эту ситуацию? Что же, он же не супергерой, чтобы выигрывать любое сражение. Вернее он сам себе так это объяснял, в действительно мало кто посчитал бы его чем-то достойным внимания: он обычный трус, согласившийся убивать иных живых существ за деньги. Проваливал он свои задания немыслимое количество раз, и уже стоял на грани смерти не единожды, мягко говоря. С каждым разом терпеть неудачу становилось все легче, и даже какое-то глупое, почти эфемерное чувство разливалось в разбитой груди — желание умереть.
Не желая закрывать глаза, пилот еще раз бросил взгляд на далекий млечный путь. После, умерев, он пробежится по ступенькам звезд и обязательно освободит свое чугунное тело от тяжести сознания и памяти. С этой мыслью Ким и прикрыл вежды, слегка улыбаясь, пусть этого и не было видно из-за скафандра.
И в это же мгновение его грубо подхватили железные щупальца. Только один человек был способен изобрести нечто подобное, так что Сокджин вдруг засмеялся, его плечи буквально затряслись от злобного смеха. И правда: кто бы ему позволил так просто уйти на покой? Работа — это работа, каким бы усталым и разочарованным ты себя ни чувствовал. Оглянувшись по сторонам, мужчина наконец смог заметить, где находится кабина пилота в этом новом корабле Намджуна и помахал ему рукой, чуть ли снова не слетая в бездну, но вовремя удерживая себя в некрепких щупальцах.
Его засосало внутрь, и, скажем мягко, приземление на борту летательного аппарата через столько узкое пространство было не самым приятным, он свалился на явно только что подставленный сюда диван, в итоге больно стукнувшись подбородком о его спинку. Кожа потрескалась и лопнула, запачкав и скафандр и всю шею, так что Ким посчитал весьма оправданным сказать:
— Лучше бы ты изобрел ковер-самолет какой, честное слово.
— Ага, — злобно выдавил ученый, — иди сюда и управляй этой штукой, я вообще не умею нормально летать, мы сейчас разобьемся.
— Как и ожидалось от такого бездаря, — вздохнул он.
В общем-то, старший не соврал: их корабль летел в тот же самый океан, что минутами ранее собирался поглотить Сокджина. Последний был удивлен, что Намджун смог не разбираться еще до этого с такими умениями, так что быстро взял ситуацию на себя и кое-как мог вырваться из утягивающего их поля. Разработка явно еще требовала дополнений и переделки, а после столь экстремальной проверки, кажется, многие ее части пришлось бы переделывать. Удивительно, но даже потолок борта немного потрескался. Кажется, этот безумец слепил летательный объект из подручных материалов, хотя, конечно, это было не так.
Сумев преодолеть гравитацию этой планеты, оба наконец смогли выдохнуть чуть спокойнее. Ученый свалился на пол, пытаясь отдышаться, а его напарник опустил руки, закинул голову на спинку кресла и выругался вслух. Кажется, эта операция двоим далась крайне нелегко, зато после минутной слабости они вдруг начали тихонько посмеиваться.
— Вот же проклятье, — выдавил пилот. — Забавно, еще не так давно эта планета не была столь опасной.
— А кто бы сомневался, — выдохнул старший. — На ней ведь тоже жили люди, вот тебе и ответ.
— С твоими мозгами у человечества был бы шанс исправить и это, но-
— Но я не помощник человечеству, — перебил его Намджун поднимаясь на ноги. — И никогда им не буду.
— Да, ты точно не тот самый Чон Хосок. Поэтому, может, вы и закончили по-разному.
— Понятия не имею, о чем ты говоришь.
Как говорится, не умеешь врать — не берись за это дело, однако, то ли из трусости, то ли еще от чего-то неясного, изобретатель обожал кривить душой, да еще и так явно, что даже совсем не проницательный и не чуткий Сокджин явственно видел все это. Но они не были друзьями, разве что коллегами по несчастью, так что не было смысла лезть в чужую душу и выковыривать из нее примерзшие остатки правды.
И все же Ким находил таким забавным тот факт, что от планеты Земля осталось лишь два гения, и один из них боялся людей и сам себя, был настолько заперт в собственной голове, что готов был принять смерть человечества как данность. В этом киллер его совсем не понимал, но и этот человек вовсе не искал понимания, так что все было, наверное, нормально.
Вот только отчего-то любое напоминание о Чон Хосоке и о том, что тот пытался сделать, вызывало у другого ученого гадкую усмешку, после чего резко погружало его в океан самых отвратительных из воспоминаний. Так и есть: мужчина сел, насупившись, и начал что-то бормотать неразборчивое себе под нос. Пилоту оставалось только пожать плечами и в последний раз посмотреть на эту одинокую планету. Отсюда она напоминало обычный бледно-голубой эллипсис, однако, если преодолеть эту уродливую оболочку, можно было узнать: вся поверхность — сотни замерших льдинок, так отчетливо напоминающих ромашки. Точно некогда здесь царила вечная весна, разодетая в маковое платье, она бродила по зеленым дорогам и улыбалась, одаривая мягким светом все, что ее окружало. Теперь же не осталось ни этой юной легкости, ни этого милого прощания — одна только ледяная боль, обрамленные морозом слезы.
— Возможно, все, чего касается человеческая надежда, должно умереть вот так, — сказал Намджун и тут же отвернулся от окна.
— Да, видимо, это так, — грустно кивнул младший, улетая подальше отсюда.
***
Каждый день Юнги зачем-то подходил к экрану, словно там могло появиться что-то новое. И все же он занимался этим дважды: рано утром и поздно вечером. Окно сообщений оставалось неизменно пустым, и какая бы надежда ни селилась в его сердце, ничего не происходило. Порой он просыпался в полной уверенности, что именно сейчас произойдет то, чего он так ждал, что именно сегодня ему снова дадут какое-то задание.
Вот только сообщений от Чон Хосока так и не поступало уже более двух лет. Отчаиваться не было в характере молодого человека, да и сегодня был чудесный день: ему исполнилось двадцать восемь лет. Посмотрев на свое отражение в погасшем экране, Мин поправил свою слегка отросшую челку и тут же направился вдоль коридоров.
Он был последним человеком на Земле, и это звучало так пафосно, если не вдумываться. Если заглянуть чуть глубже, то несложно было бы понять: он был заперт в этом одиноком, разрушающемся мире. Пять лет в полной тишине. Раньше у него была хоть какая-то цель, и он изучал новое обличье родной планеты, отправляя свои данные старому другу, однако теперь, когда последнего и след простыл, оставалось лишь продолжать свое ремесло самостоятельно.
Каждый день Юнги выходил на улицу, измерял температуру, брал пробу снега и исследовал, как далеко он сможет зайти по ледяной корке, опоясавшей все, что люди когда-то любили. Отдыхать себе бывший научный сотрудник не позволял: отдых в такое время свел бы несчастного с ума окончательно. Однако сегодня был его день рождения, и он решил первым делом отпраздновать его. Смастерив сам себе подарок и выстроив из законсервированных ананасов какое-то подобие торта (хотя это скорее были две кривые башенки из сладких колец), Юнги неловко посмеялся.
— Мало что изменилось с тех пор, да? — прошептал он, всматриваясь в свое отражение. — Я ничуть не изменился.
Это с одной стороны и тревожило, и забавляло его. Тогда, когда человечество еще имело право жить на этой земле, он так всего боялся и стеснялся, всегда выстраивал между собой и людьми бетонную стену из собственных комплексов, отказывал себе в любом удовольствии, чтобы не дай бог не побеспокоить никого лишний раз своими желаниями. Он отказывался даже от самых важных вещей в угоду своему страху перед обществом, и вот теперь, когда никого не осталось рядом, он все еще отчего-то боится говорить громко, пошуметь, боится быть собой даже перед собственным отражением.
Так глупо и так неоправданно. Почему он такой беспомощный? Печаль током бежала по его венам, и горькая улыбка все ширилась на устах. Откусив первое золотистое колечко, ученый опустил голову и еще раз посмеялся над собой. Его смех эхом прошелся по коридорам, зажигая в них свет. Ни шороха, ни звука — ничего не последовало за этим, только бесполезное молчание.
Юнги поднялся на ноги и начал медленно семенить куда-то вперед. Этот подарок он получал от себя каждый год, но эмоции всегда оставались такими же яркими. Отойдя подальше от своей основной локации и заперевшись в маленькой кладовке, он открыл железную коробку конфет. Последних там давно уже не было, зато было все самое ценное для ученого — фотография его первой безответной любви, часы его отца и книжная закладка матери. Больше ему ничего не досталось, но и смотреть на них всегда было мучительно больно, именно поэтому он разрешал себе делать это только один раз в год (он сам вел отсчет времени).
Когда-то все эти вещи имели запах, теперь же от них разило сыростью и плесенью. Пустому сердцу нужна была хоть капелька той любви, что оно получало пять лет назад, и оттого Юнги, даже зная, что это неправильно, всегда слегка касался губами каждого сокровища. Особенно стыдно ему было целовать изображение юного пилота. Вероятно, он уже давно умер, и это значит, что сейчас юноша зачем-то тревожил чужой покой своим собственным беспокойством.
Стоило ему сложить свой скромный подарок обратно и спрятать коробочку в каких-то тряпках, как он почувствовал уже знакомую дрожь пола. Почему это должно было наступить именно сейчас? Мину пришлось пару раз ударить себя по щекам, чтобы окончательно прийти в себя.
— Черт, — выругался он, — снова они.
Да, он был единственным человеком на планете Земля, единственным живущем на этом куске льда, однако вовсе не единственным живым существом здесь. От Хосока ученый еще четыре года назад узнал, что некая организация, устанавливающая законы галактики, устанавливает также специальные барьеры на погибших планетах. Как приставы описывают квартиры, так и эти существа не разрешают входить и выходить за пределы установленного силового поля, некой своеобразной клетки. Чон тогда не потрудился объяснить их мотивацию, но после Юнги и сам догадался: они пытаются защитить память об этом месте. Ведь для них все, что существовало во вселенной, является чем-то важным. Проверить свою гипотезу Мин не мог, однако уже не раз встречался с теми, кто прилетал сюда исключительно для мародерства.
Так было и сейчас, в его праздник. Преодолеть барьер могли немногие, но чем больше проходило времени, тем, очевидно, доступнее для преступников становились методы проникновения в такие места. Судя по опасной тишине вокруг, бандиты еще не попытались пробраться в бункер, так что юноша тихонько приоткрыл дверь, сначала шагая в сторону безопасного места, а после срываясь на бег.
Аварийные запасы электричества могли влиять на некоторых иноземных существ, поэтому первым делом Юнги отключал большую часть из них, оставляя минимальное количество для поддержания температуры. На Земле сейчас было более 200 градусов мороза, так что решиться на выключение всего энергоблока решился бы только самоубийца. Юнги чувствовал тревогу в сердце, но не мог медлить и останавливаться, делая все точно по уже изученной им схеме.
Так уж случилось, что он проживал на военной базе под собственным научным институтом, и это место притягивало многих преступников: отсюда воровали оружие, некоторые вещества из лаборатории — одним словом, все, что не было повреждено и уничтожено в ходе конца света.
За спиной что-то мелькнуло, и Мин тут же обернулся, доставая усовершенствованный по схеме Хосока пистолет. За его спиной уже не горели лампочки, так что разглядеть, что пряталось за черной пустотой, оказалось невозможным. Решив не играть с судьбой в шутки, ученый последовал в хранилище, где прятаться было удобнее всего из-за множественной системы входа. Даже если бы кто-то попытался ее взломать, получилось бы у них это только после того, как именинник придумал план отступления.
Не успел ученый добежать до этого отсека, как услышал позади себя медленные, протяжные шаги. Страх сковал тело, но здравый смысл подсказывал, что лучше ему обернуться и хотя бы понять, каких размеров недоброжелатель. Стоило ему повернуть голову — лампочка над ним вдруг погасла, и уже через мгновение горло оказалось скованным чей-то хваткой. В темноте было сложно разобраться, однако ощущение удушья от чужих пальцев, совершенно точно человеческих пальцев — то, что Юнги никогда не смог бы забыть.
Его душили настолько безжалостно, что он мог почувствовать, как вены на шее уже готовы были лопнуть. Ослабшими руками Мин попытался хоть как-то нажать на курок, однако и эту возможность у него быстро отняли, откидывая к стенке и заставляя от неожиданности выронить оружие. Его отбросили с умом: в ту часть коридора, что сейчас напоминала густую паутину из тьмы. Юнги попытался как-то перегруппироваться, но тяжелый удар каблуком ботинка о голову заставил вновь потеряться в пространстве.
— Хоть бы закричал, — прошептал незнакомец и нанес второй удар. — Хотя ты и говорить уже, наверное, разучился. Жаль.
На удивление, тонко подмечено. Не будь они в такой ситуации, ученый точно бы посмеялся от этой горькой правды, однако сейчас он мог лишь снова попытаться взять себя в руки и попробовать отскочить в сторону. Это не первая его встреча с преступником здесь, но уж точно первая настоящая драка. Против кого-то столь сильного шансов на успех не оставалось, и Мин попытался ударить по чужим ногами, чтобы выиграть время на побег в безопасное место — не вышло. Его вновь прибили к стенке и ударили током прямо в грудь. Из-за легкого разряда, явно исходившего от оружия незнакомца, Юнги смог разглядеть его руку — длинные пальцы с черным кольцом из неизвестного, но явно неземного металла.
— Мне нет толка убивать тебя, — сказал бандит. — Но ты должен показать мне, где находится архив.
Каким же удивительно низким и в то же время мягким, по-небесному спокойным голосом обладал этот преступник. Ни в одном его действии, пусть те и были крайне жестоки, не читалась ни одна из возможных эмоций. Не было ни гнева, ни дикого желания найти что-то, ни этого мерзкого предвкушения наживы, даже издевки — ничего, что могло бы рассказать о том, кто сейчас со всей силы надавливал на грудную клетку.
— Просто отведи меня туда, — продолжил он. — Мне ничего отсюда больше не нужно.
Ученый хотел бы что-то ему ответить, но потерял сознание раньше, чем слова вырвались из его горла.
