wishing on a star

Страшнее всего оказался серьезный взгляд Намджуна. Его глаза по-настоящему сжигали кожу чужака, проникали под эти раны и наносили новые, срывая любые остатки органа с костей и обнажая этот непонятно откуда взявшийся страх перед людьми сильнее себя. В то же время киллер смотрел на юного нарушителя без какого-либо интереса, и, даже узнав его имя, он не так долго выглядел разъяренным в отличие от своего коллеги. Хотел бы Чон действительно знать причину этой реакции, однако все карты были на чужих руках, у него оставалась только эта пустота в сердце — такая бывает у тех, кто вынужден существовать без памяти. Что-то было во всем этом такое неправильное. Ученый то сам себе улыбался, то поворачивался на юношу всякий раз, когда тот начинал новое предложение своего не очень-то длинного рассказа о самом себе. Ему тяжело давались такие монологи, и ему как назло приходилось буквально вытягивать из себя по слову, выставлять из него смутную картину происходящего и дарить этот безродный подарок чужим людям. А те, сложив руки на груди, даже и не пытались вслушиваться. Казалось, даже Чимин заскучал, выслушивая все эти робкие мечты странствующего, он даже начал зевать. Верно: он совсем не понимал, в какой обстановке находился. Или же не хотел понимать — Чонгук так до конца и не решил для себя это. — Так вот оно что, — вздохнул Ким после услышанного. — Значит, ты пришел к нам, потому что хотел узнать о своем брате-дезертире. Ну, с какой-то стороны, мы и правда единственные, кто имеет доступ к открытому космосу, так что знать мы будем в любом случае больше любого человека из купола. — Да, и поэтому… — начал уже было чужак, но тут замолчал, стоило ученому тяжело вздохнуть. — Но только что тебе даст информация и почему мы должны сообщать ее тебе бесплатно? — лицо старшего будто бы впитало в себя всю ярость мира. — Более того, скажи, дурачок, что ты будешь делать, если узнаешь о своем прошлом, и оно окажется ужасным? Что если в прошлом, за которым ты гонишься. — Ой, я уже говорил ему это, — вдруг захихикал мальчишка. Казалось, каждый присутствующий захотел его ударить, и все трое тут же обернулись на него. Тот и не заметил, продолжая тихонько посмеиваться себе под нос и явно совсем не проникаясь этим витающим в воздухе отчаянием со стороны говорящих. Намджун даже завидовал ему: хотел бы и он сейчас, услышав ненавистную фамилию, просто отпустить эту ситуацию, убежать от нее и навсегда-навсегда запечатать в себе любые негативные мысли. И все же кое в чем мужчина сильно лукавил. И скрыть это у него получалось ровно до тех пор, пока самых младший из них не бросил на него взгляд. Избитое смеющееся месиво — именно такой человек заметил дрожь в его коленях. Юный нарушитель ничего не сказал, и все же один брошенный взгляд сначала на подрагивающие мешковатые брюки и после прямо в глаза быстро выбил мужчину из привычной для него маски сильного. — На самом деле он прав: мы не будем ничего говорить бесплатно, — подытожил Сокджин. — Мы вас выслушали и спокойно отпустим, но помогать вам у нас нет ни одной причины. — О, я думаю, что все же одна есть, — вдруг снова подал голос мальчишка. Чонгук растерялся, он снова совсем не знал, как говорить и что именно сказать, и если бы сейчас в их диалог не вмешались, он бы точно замкнулся в себе и больше ничего не смог бы произнести. Чимин встал к нему чуть ближе, надавливая пальцем на хрупкую камеру инспектора и ломая механизм, дабы сразу же убедить незнакомцев в своих намерениях сотрудничать на равных условиях и без угроз. Хотя выходило у него это паршиво. Чон же в свою очередь мог только смотреть, как за него, такого бесполезного и глупого, решают его проблемы. Причем решает тот, кто и не очень-то ему самому приятен, — вот так ирония. Все говорили ему бояться своего прошлого, но в этом настоящем, очевидно, чужак был весьма жалким и бесхребетным созданием, способным сказать что-то значимое только перед теми, кого не боялся. — Зна-а-ете, — младший растянул слова, нагло глядя в глаза ученого. — Я на вашей станции уже в седьмой раз, и конечно же я знал, что вы меня когда-нибудь все-таки заметите, поэтому я решил накопать на вас совсем чуть-чуть компромата. Нашел я не очень-то много, вернее, практически ничего не нашел, особенно на вас, Джин, но все же кое-что мне удалось узнать. — Ну попробуй, — усмехнулся Ким и сложил руки на груди. — Мне даже стало интересно, парнишка, давай же, расскажи про нас что-то ужасное. Он говорил это с полной уверенностью в себе, и ничто в нем не дрогнуло от слов этого подростка. И не могло дрогнуть: зачем же сердцу, ненавидящему себя больше всего на свете, бояться услышать о себе нечто страшное? Пилот любил придумывать и врать, но ничего из этого не мешало ему трезво оценивать себя, жалкого, одинокого алкоголика, день ото дня слушающего ту единственную сохраненную песню на своем плеере. Его прошлое не пестрило тайнами, а настоящее не стоило того, чтобы пытаться его удержать. Для себя никакого будущего он не видел вовсе, и потому у него не было никаких настоящих причин опасаться произнесенного сейчас. — Вы ведь тоже были членом сопротивления, верно? — он улыбнулся, его взгляд был устремлен прямо в глаза ученого. — И вы сбежали оттуда, правда? Бросили товарищей и трусливо унесли ноги, да? Выражение лица киллера тут же сменилось, и если сначала это было удивление, то после в нем читалось только сочувствие. Ни злости, ни ярости — ничего, что могло бы выдать в нем по-настоящему плохого человека. Так подумал Чонгук, рассматривая уставший и всегда печальный взгляд старшего и уже после переключаясь на опустившего голову Намджуна. Тот стоял неподвижно и ничего не говорил, так что Чимин продолжил: — Не знаю, что там случилось, но очевидно, что вы были знакомы с Чон Хосоком, и раз так, то разве вам так трудно рассказать его брату о нем? Мы же не просим вас следовать за нами. Всего лишь немного информации о том, с кем вы знакомы лично — вот и все. — А почему он должен рассказывать? — спросил Ким, делая шаг вперед. — Потому что всех участников сопротивления ждет смертная казнь, и это значит, что, пусти я слухи об этом под куполом, вы больше не сможете там появляться, тогда вам будет сложнее выполнять свою работу. Он договорил и только после этого рядом с ним пролетел ножик, задевая плечо и оставляя на нем неглубокую рану. Мальчишка даже не дернулся, только с безразличным взглядом посмотрел на ученого, вмиг ставшего серьезным. Он не хотел идти на крайние меры, да и убивать безоружных людей не было в правилах товарищей, но даже Сокджин понял, что их доброта к этим двоим перешла свои границы, и они оба начали забывать, что могут вовсе не выйти из этого места. Понимали это все, кроме Чонгука, стоявшего в самом центре конфликта, но понятия не имеющего, что ему сейчас делать и говорить. Успокоить у него, виновника всего этого, никого бы не получилось, так что он просто замер, как и всегда это делал — жалкая кукла в руках судьбы. — Ну что ж, тогда догоняйте! — вдруг закричал мальчишка, срываясь с места и убегая дальше по коридорам станции. В следующую же секунду тело чужака оказалось прибито каким-то механизмом к стене. Видимо, он оказался настолько легкой мишенью, что его просто оставят здесь. Каким же, очевидно, ничтожеством он был в глазах этих преступников. Они, не переговариваясь, побежали в разные стороны. Намджун знал это место лучше кого бы то ни было, так что примерно просчитал, что именно хочет сделать этот несносный подросток и тут же кинулся вниз по лестнице. Ноги все еще дрожали и болели, протезы неприятно терлись о раны, создавая новые волдыри на дряхлой коже. Отвлекаться на них времени совсем не было, поэтому он тут же отбросил любую жалость к своему телу и напряг его еще больше тем, что практически перепрыгивал все лестничные пролеты. В это же время пилот устремился вверх, на этажи, что предназначались только для лаборатории и экспериментов. Оказавшись здесь, он неожиданно для себя встретился с различными преградами. Непонятно было, когда мальчишка успел все это настроить, но и времени обдумывать эти глупости не было, он казался слишком ловким, чтобы не считать его весьма неплохим соперником в эти своеобразные прятки. Перепрыгивая и иногда перешагивая через разбросанные вещи, мужчина вышел на другой лестничный пролет, заглядывая за перила и видя силуэт этого сорванца. Тот, вероятно, не знал о различных приспособлениях на теле киллера, и потому так опрометчиво выдал свое месторасположение, рассчитывая только на его дальность. Однако эта ошибка должна была стать для него роковой, и Сокджин тут же спрыгнул в спираль лестницы, приземляясь на нужный ему этаж и оказываясь прямо сзади мальчишки. Ох, были бы на нем вчера эти же великолепные ботинки, «Косе» не удалось бы так быстро его победить, однако представил свое изобретение старший примерно за час до того, как сюда пришли эти незнакомцы, — вот неудача. — Ой-ёй, а вы быстрый, — посмеялся Чимин, тут же оборачиваясь и заводя руки за спину. — А хотите я раскрою еще один секрет? Я знаю кое-что еще насчет сопротивления. Тактика нарушителя была ясна мужчине, и поэтому он не стал отвечать, только нацелился пистолетом на чужую ногу, и уже собирался выстрелить, не мешкая и не пытаясь поддаваться на чужие провокации. Конечно, для тех, кто оказался в столь юном возрасте на изломе этого мира и выживал под куполом, страх смерти или получения травмы не был уж столь большим, и это выдавали слишком наглые, и все же абсолютно бесстрашные глаза беглеца, так что Ким решил для себя, что действовать он должен еще быстрее и безжалостнее. Его палец надавил на курок, однако на его удивление он промахнулся, а его цель быстро сменила позицию, отскакивая в сторону. — Все дело в том, что еще одним членом сопротивления являлся Мин Юнги. Может, вам знакомо это имя? Знакомо? Джин не сводил глаз со своей мишени, начиная стрелять в мальчишку в упор, но тот чудом смог спрятаться за колонной и через перила перепрыгнуть на нижний этаж. Мужчина проследил за ним взглядом, и уже после осознание пришло к нему. В сердце вдруг что-то разбушевалось, и он схватился за грудь, сжимая ткань своей рубашки и пытаясь вспомнить, что же эти имя и фамилия значат для него. Они точно имели какую-то ценность, что-то в них было такое жуткое, словно кто вогнал под ноготь иголку. И тогда его глаза налились болью, а на губах искривилась уродливая улыбка. Точно… Он вспомнил, кто такой этот самый Мин Юнги, вспомнил и прибился к стене, ведь хотел забыть об этом и никогда больше не вспоминать. И вот сейчас какой-то ребенок вновь напомнил ему о тех вечно теплых руках и той кроткой улыбке после каждой их встречи. Все, что было на Земле, оставалось там, и пилот не разрешал себе вспоминать слишком много, и все же что-то всегда приходило в его снах. Да, это имя несомненно принадлежало его первой безответной любви. Тому, что никогда не должно было всплывать больше в его памяти. — Он жив? — с робким страхом произнес он, облокачиваясь на колонну и глядя себе под ноги. — Нет, он давно умер. Он не мог выжить. Конечно, он не мог, ведь киллер собственными глазами все видел. Воспоминания о том дне за пять лет почти стерлись, даже несмотря на то, насколько яркими они некогда были. И та сцена их расставания больше не стояла перед глазами, не тревожила сердце, ведь Сокджин сам выбросил ее из своей головы. Тогда, когда вся планета окрасилась в алый, и солнце, точно наказывая всех, вдруг стало насмешкой над замерзающим миром людей, этот человек побоялся сделать шаг навстречу неизвестности. Ким не хотел вспоминать то, как кричал что было мочи на обладателя этого имени, как сжимал его плечи до синяков, умоляя пойти за собой, и как в этот же момент, когда он почти произнес заветные слова о любви как последний свой аргумент, на них обрушился потолок, не выдерживавший тяжести снежной бури. И этот чертов Мин Юнги умер на его глазах, так глупо и быстро, не оставив даже сил на одну единственную соленую льдинку о себе. Его окровавленная рука, бледная и посиневшая от холода, торчала из-под обломков. Не могло быть никаких сомнений, что в тот день пилот навсегда потерял своего единственного друга детства. По просшествии пяти лет жизни в этом аду никто не остался в своем сознании, и потому все это настолько выбило почву из-под ног преступника, что он съехал по колонне на пол, прижимая руки к своей голове и пытаясь справиться со звенящей болью. Он бы расплакался, если бы смог, но на самом деле он никогда не мог и слезинки проронить, даже будучи ребенком. Его глаза болели от тяжести вдруг напомнившего о себе горя, и как бы мужчина ни пытался убедить свое тело подняться и продолжить преследование, ничего не выходило, он сам себя не слушался и только повторял из раза в раз: «Он мертв». И принять его смерть было легче, чем подумать о чем-то ином. Чимин же в это время, убедившись, что все же смог задержать самого опасного из этого дуэта мафиози, двинулся к Намджуну. Его маршрут юный воришка смог понять по шуму от чужих шагов, и поэтому уже через пару минут оказался за его спиной с все той же улыбкой. У него не было в руках оружия, и в целом все это время он рассчитывал исключительно на свою ловкость и сообразительность, так что ученый без какой-то особой опаски обернулся на него и тут же выставил перед собой пистолет. — Вашему другу очень не понравилось, что я рассказал о Мин Юнги, — усмехнулся он. — Но вы, я думаю, не знаете, что именно его так расстроило в этом имени. Я заметил, что вы хорошие напарники, но как люди совсем не хотите друг друга понять. — Ты решил мне прочитать нотации, мальчик? — спросил старший, приподнимая одну бровь. — Поговорим об этом на том свете. Тех, кто много знает, убивают первыми, в курсе? — Вы только что это придумали, — рассмеялся он. — Но я понимаю: вы хотите меня запугать и не понимаете, чего я от вас на самом деле хочу. — Да, я и правда понятия не имею. Все твои действия слишком хаотичны. И это было правдой: мальчишка то вел себя дружелюбно, то изображал дурака, то действовал отточено и слаженно, как настоящий опытный преступник, то говорил невпопад, то сразу же попадал в больную точку — все это только запутывало и не давало никаких представлений о том, кто сейчас стоял перед изобретателем. Глупый ребенок? Шпион? Просто неравнодушный к судьбе Чонгука бродяжка? Все ответы казались верными и неправильными в равной степени, так что мужчина решил не давать объективной оценки до тех пор, пока не узнает истины. — Думаю, как человеку науки, вам хотелось бы знать правду, — он вздохнул. — Тогда я ее озвучу. Я случайно встретил кого-то из семьи Чон, но дело в том, что он стал отличным поводом для того, чтобы достать до вас. Конечно, я не идиот, я не стал бы просто помогать ему, а если бы стал, то выглядел весьма подозрительно. Так что… — И для чего тебе нужны были мы? — перебил его Намджун. — Возьмите меня к себе работать, — он сделал шаг вперед. — Я уже показал вам свои умения! Я плохо обращаюсь с оружием, там ведь, под куполом, его достать и беречь очень проблематично, но я очень быстро учусь! И я намного моложе вас, мое лицо еще никому не знакомо, так что я могу легко собирать нужную вам информацию. Я пробирался сюда не единожды, и много раз слушал ваши разговоры. — А, так вот откуда ты знаешь про сопротивление, — опуская оружие, сказал он. — Значит, ты привел сюда одного из семьи Чон, чтобы мы узнали о тебе и проверили твои способности… Тогда все приобретает смысл. Теперь Чимин выглядел как самый настоящий ребенок, ожидающий отметки за контрольную. Все его тело говорило о каком-то диком желании тут и сейчас получать ответ на свое главное желание. Конечно, теперь его мотивация была ясна, как и все его показушные трюки, все его слова и все эти взгляды по сторонам — мужчина понимал, с кем имеет дело. Однако это совсем не меняло того факта, что этот юный воришка использовал в своих целях несчастного паренька без памяти о прошлом — это наводило на не самые лучшие мысли о нем. — Скажи мне, — начал он, глядя юноше прямо в глаза. — Если ты узнал, что я был в сопротивлении и примерно понял его состав, то… Что ты думаешь обо мне? О том, кто сбежал и бросил все? Кем я тебе кажусь? — Мне все равно, — пожал плечами младший. — Конечно, вы ужасно поступили, но зачем вообще в таком мире задумываться о цене своих поступков? Человечество уже давно обречено, и все мы просто доживаем остатки наших дней, поэтому… Разве стоит думать о том, кто из нас умрет плохим человеком, а кто уйдет в мир иной без каких-либо сожалений? Мне искренне наплевать, каким там будет пейзаж конца времен для нас. — Да, Сокджин дал тот же ответ, — улыбнулся изобретатель. — Значит, тебе все равно и на то, какой ты сам человек? — Я всю свою жизнь только обманываю, ворую, бездельничаю и попадаю в передряги, разве меня можно назвать хорошим? Даже там, на Земле, я был таким же. Когда пришел конец света, я ругался с кем-то в игровом чате, и узнал об экстренной эвакуации только потому что мне выбили дверь в квартиру. Как вы меня оцениваете, а? Разве я не просто жалкий неудачник в глазах других? Думаю, что так и есть. Он говорил грустные вещи, но с такой усмешкой, что и ученому было сложно не засмеяться от столь красочных описаний собственной никчемной жизни. Чимин сразу же обозначил после своего рассказа, что и от мафии ему нужны только деньги и возможность не сидеть постоянно в этом уродливом куполе, наблюдая за угасающими взглядами в глазах людей. Понять столь простую мотивацию не было сложно, и потому старший чуть смягчился по отношению к незнакомцу, сделал шаг назад и относительно дружелюбно улыбнулся. Мальчишка прижал руки к груди, ожидая, что сейчас ему наконец разрешат быть чем-то большим, чем мусором из безродной колонии, однако вместо этого его отпихнули к ограждению, заставили плотно прижаться к перилам, и повернули его голову так, чтобы его глаза смогли зацепиться за устройство на дне станции. — Давай-ка проверим еще кое-что перед тем, как я начну думать о твоей просьбе, — улыбнулся старший. — Чтобы работать со мной, нужно доверять тому, что я конструирую. Ты хорошо изучил это место, так что да, ты действительно легко мог от нас скрываться здесь, но ты ни разу не использовал ни один механизм отсюда во время твоих демонстраций своих способностей. — Ой, ну я не силен в этих штуках, — начал оправдываться он, но быстро заткнулся, когда ему надавили на грудь, почти сталкивая вниз. — Ясно, вы хотите проверить меня в этом, да? Ну, вполне логично с вашей стороны. — Прыгнешь сам? — Ха, да только дайте повод! Мужчина даже не успел удивиться, как этот несносный подросток освободился от его хватки и перелез через железные ограждения. Он с пару мгновений рассматривал странный аппарат в двухстах метрах свободного полета от себя, однако, долго не размышляя над этим, толкнул свое тело вниз. На самом деле он не очень-то и знал, была это ловушка или нет, однако что-то во взгляде ученого говорило о безопасности одного безрассудного шага. Так что, несясь на всей возможной скорости ко дну станции, хулиган даже ничего не почувствовал, в нем ничего не дрогнуло, только сердце билось от неожиданного выброса адреналина. Он был по-настоящему бесстрашен, и этому можно было только позавидовать двум взрослым, прожившим полную сожалений жизнь, даже немного было грустно: ну разве молодость не вселяет жизнь и в тех, кто не видит в ней смысла? Пусть Чимин и описал себя как весьма жалкого человека, все же было в нем что-то трепетно нежное, что-то привлекательное, словно маленький кусочек той еще цветущей Земли оказался в давно умершем мире. Юноша летел недолго, но ему запомнилось каждое мгновение, и он даже успел звонко посмеяться, падая в щупальца странного устройства. Оно сжало его тщедушное тельце слишком слабо, и потому он выпал из него сразу же по приземлении, сваливаясь на руку и начиная ругаться. Ему подумалось, что это было сделано специально, но на самом деле ученый просто не мог предположить, что этот бродяжка будет настолько меньше его товарища, на кого и был рассчитан этот механизм. Глухой стук сначала не привлек внимание старшего, но после он все же заглянул за перила, видя свалившегося в обморок Чимина. Видимо, его измотанное и недавно избитое тело не ожидало таких нагрузок, и потому все силы вдруг покинули его. Что ж, хотя бы это доказывало, что никакого прошлого в виде работы шпионом и тому подобного у такого слабака не было и быть не могло. Во всяком случае, это весьма красноречиво читалось во всех его действиях. — Ну, я все равно собирался его вырубить и поместить в камеру, пока мы все не обдумаем, — сказал сам себе старший и двинулся по лестнице вверх. Первым делом теперь нужно было решить, что делать с этим самым Чон Чонгуком, кого не просто обманули и привели на верную смерть, что уже делало его ситуацию весьма плачевной, но еще и ответов на свои вопросы про брата он точно не получит. Ученый не расскажет ему ни слова правды, и это он знает точно. Когда изобретатель наконец оказался в коридоре, где они и заковали с товарищем несчастного, он быстро зашагал в его сторону, уже чуть позже замечая фигуру Кима. Тот был необычайно молчаливым и уставшим даже для себя. Его руки немного дрожали, и глаза напоминали гнилые яблоки в закате весеннего дня. Опухоли тяжких мыслей прорвались через кожу, вся его шея была в царапинах от отросших ногтей. — Кажется, парень потерял сознание, — отвлекая коллегу от своего внешнего вида, сказал пилот и приподнял голову чужака за волосы. — Да, думается, он не очень здоров. Из его носа бежала струйка крови, и лицо сейчас напоминало по цвету луну в самые длинные ночи. Судя по его рукам, он пытался выбраться, но слишком ослаб и потерял контроль над собственным телом. Конечно, и дураку было понятно, что кровотечение из носа не могло быть вызвано неудачными попытками убежать от механических пут, но и разбираться в причинах точно никто бы из них не стал. Поэтому тела обоих было решено временно спрятать в изолированной комнате, откуда выбраться самостоятельно они в любом случае не смогли бы. Ученому даже стало интересно, насколько разгорится боль в чужом сердце, когда глупый Чон узнает об обмане своего спутника? В любом случае, это должно было быть менее болезненно, чем правда о его брате. Если даже мужчина не знал ее полностью, только какие-то крупицы, то очевидно, что она должна была оставаться секретом для всех, даже самых близких. — А ведь все, кто участвовал в сопротивлении, теперь уже точно мертвы, да? — спросил киллер, слишком тихо для себя, точно не желая слышать ответ на самом деле. — Да, — уверенно сказал старший. — Я… — Можешь не оправдываться. Я ведь уже говорил: мне действительно все равно, кем ты был раньше. — Спасибо. Они улыбнулись друг другу, но что-то в этом было до ужаса печальное. И пустота помещения обрела новую, еще более страшную форму. Одиночество метелью забилось по углам, и разросся дар сожалений по всем комнатам и всем лестницам. И среди всего этого улыбки этих двоих смотрелись устало — ни одно другое слово их больше не описывало.

***

Это не могло быть правдой, а если это была она, то Юнги совсем не хотелось в нее верить. Он всю ночь исследовал присланные ему данные, и все они вели к одной точке на севере Марса. Юноша переписывал значение координат несколько раз, но все либо приводило его в никуда, либо снова указывало на расположение купола с колонией человечества. Значит ли это, что кто-то из сопротивления все еще там? Все еще жив? Если так, то почему с ним никто не выходил на связь уже два года? Все оборвалось так неожиданно, в один день письма просто перестали приходить, и любые попытки наладить контакт оканчивались ошибкой в системе, все мосты уже были разрушены, и Мин все это время смотрел в полном одиночестве на то, как они догорают, чтобы сейчас узнать, что его действительно просто бросили вместе с умирающей планетой один на один? От своих мыслей и тихих вопросов в пустоту ученый захотел кричать, но вместо этого только поднялся со стула и отошел подальше от компьютера. Он все еще по своей натуре был слишком стеснительным, поэтому отчего-то обернулся по сторонам, словно кто-то в этом одиноком мире мог заметить его слабость, и только после этого своего ритуала со всей силы ударил кулаком в стену. Что все это вообще значило? Почему все это происходило? Никто не ответил бы ему в любом случае, так что ответы оставалось только искать в себе. — Нет, меня просто пытаются обмануть, — прошептал он про себя и сел обратно за стол. — Я же не совсем глупый, я не могу повестись на такое. Точно не могу. Он говорил тихо, почти шептал, чтобы волна эхо не прошлась по коридорам — от него становилось в сотню раз печальнее. Лучше было не слышать свой одинокий голос в пустоте, чем вновь осознавать весь ужас своего положения. Решив отвлечься от мыслей, Юнги достал из ящика ту самую тетрадь, снова начиная выписывать имена. Он никогда не смотрел на предыдущую страницу, не давал себе отдохнуть и изнурял свою память. Постепенно кто-то забывался, и если сначала Мин записывал по десять имен, теперь, по происшествии этих долгих лет, оставалось только пять: имена родителей, двух товарищей из сопротивления и имя первой любви — Ким Сокджина. Интересно, помнил ли кто-то его собственное имя? Болело ли чужое сердце с той же силой, что его собственное? — Словно в мире не осталось совсем ничего, — прошептал он и грустно улыбнулся. Тот день, когда он расстался со своей прошлой жизнью, казался таким далеким. Он мало что теперь помнил, но та боль от свалившегося на него здания все еще порой заставляла его просыпаться с дикой дрожью в руках. Ему казалось, что все кости в его теле были сломаны, и Землю медленно заносило снегом, а он смотрел на все это, точно само застывшее во льдах время, считал минуты, пока окончательно не потерял сознание. Он не помнил ничего с момента, когда кто-то отчаянно кричал его имя, срывая голос, и до тех пор, пока не открыл глаза около здания своего института, прорываясь внутрь и запирая себя в бункере. Тогда уже никого не было, и все его конечности были отморожены, на руках и теле все еще оставались шрамы от того дня, на свои ноги он и вовсе все еще не решался смотреть. Он пришел в себя в то же мгновение, когда Земля умерла, и они разделили этот момент друг с другом. Он, ее безродный сын, и она, окоченевшая стужа в руках жестокого космоса. Теперь их трупы вместе гнили в компании друг друга. Юноша дописал последнее имя и отложил ручку в сторону. Все эти мысли вдруг притупили какой-либо страх, и он вдруг, противореча сам себе, начал бегать пальцами по клавиатуре, записывая короткое сообщение и не зная, сможет ли оно дойти хоть до кого-то и кто же именно его получит: «Меня зовут Мин Юнги, и я последний человек на планете Земля, если вы читаете это, пожалуйста, пошлите сигнал». Ему хотелось сказать многое, но в то же время внутри него не было ничего, кроме молчания. Что ему говорить теперь, после двух лет тотальной тишины? Он приложил к письму последние собранные им данные о показателях температуры, направлению ветра и всему, что могло бы помочь даже в том случае, если кто-то это все же прочтет, пусть и не решится ответить. После этого неожиданного рвения, к глазам подступили слезы, но юноша не позволил им пролиться, тут же закрывая глаза и успокаивая себя. Он еле-еле заставил себя все же направить свое одинокое сообщение и после сразу же отошел в другую комнату, постоял в ней с минуту и побежал обратно в архив. Ему нигде не было места сейчас, и ожидание чего-то невероятного болезненно кололо в груди. Снова оказавшись около загадочной секции №6, он решил собрать все хранящиеся сверху папки. Материалы в них были записаны на специальные устройства, способные выдержать экстренно низкие температуры, — Юнги был знаком с этими механизмами, но только сейчас они показались ему крайне подозрительными. Ни один другой хранящийся здесь документ не обладал столь же сложной системой защиты от внешних угроз, и более того само помещение казалось менее безопасным для документов, чем эти новенькие наработки. Насколько Юнги помнил, институт даже не успел запатентовать эти устройства, а какие-то документы уже стали в нем хранить — все это было достаточно странно. Наконец перестав жалеть себя и сосредоточившись на всем этом, ученый осторожно вставил свой недавно сделанный ключ доступа, ломая виртуальный замок на документе и наконец открывая для себя его текст. Как и раньше, понять описанное было сложно, и все же он продолжал его исследовать. Лабораторное испытание времени, его расщепление и принцип причинности — все это было понятно, он и сам занимался чем-то подобным, но никак не мог связать предоставленные категории между собой. В документе приводились формулы для расчета, однако никто почему-то не описывал переменные и их значение, отчего становилось еще более неясно, каким же образом выводили дальнейшие цифры. Через несколько часов размышлений, он вдруг подскочил на месте и побежал в свою лабораторию, сверяя данные эксперимента и полученную диаграмму для изготовления его оружия. Чем-то они были очень похожи, однако обе казались каким-то незаконченными. Сконцентрировав все внимание на этой связи между ними, Мин вдруг прошептал: — Так они изучали… — он не стал договаривать. Сюда нередко проникали различные нежелательные существа, так что вот так опрометчиво что-то говорить было глупо. Однако если он не ошибался в своих догадках, то некоторые вещи теперь казались еще сложнее. Если связать прочитанное с изучением энергии, которой заряжен предоставленный Чоном пистолет, то, вероятно, институт хотел получить нечто новое из парадокса, нарушив тем самым принцип причинности. Звучало как самое настоящее безумие. — Что же ты наделал, Хосок… — прошептал он, закрывая рот рукой. Кажется, он понял что-то по-настоящему отвратительное.