wishing on a star

Возможно, это состояние стоило бы назвать сонным параличом, однако глупый Чон не помнил о таком словосочетании, только безвольно лежал под грузом собственного тела, смотрел в потолок, не отрывая от него глаз, и не мог пошевелить ни одной из конечностей. Порой ему казалось, что его руки наконец стали ему подчиняться, и он пытался переместить их на свою грудь. И они, точно привязанные к чему-то, еле-еле двигались, будто чужие, и сам себя юноша ощущал сорванным полевым цветком, брошенным рядом со своими мертвыми корнями. Темный силуэт смотрел на него, и все же перед глазами не было ничего, кроме этой мрачной комнаты без окон и дверей. Он бы закричал, заплакал или начал умолять прекратить все это, но его собственный ночной кошмар сжал его язык между своих пальцев и замер так. Постепенно все горло залилось тьмой его рук, и она побежала дальше по телу. Чонгуку хотелось сделать хоть что-то, чтобы усмирить собственный страх, но тот продолжал цвести под кожей, и на каждый ее сантиметр добавлял по новому бутону боли. В какой-то момент сердце просто перестало биться. Раньше его стук в груди не позволял окунуться в этот омут с головой, и в ту же секунду, когда наступила абсолютная тишина, по венам ядом пробежалось безразличие. Доселе чужак пытался заставить себя освободиться от зловещих пут своего же безумия, и теперь ему вдруг стало наплевать. — Тебя бросили, ты ведь и сам все знаешь. Ты просто очень хочешь забыть о том, что с тобой сделали, так зачем врешь себе и гонишься за правдой? — шептали ему на ухо. — Ты боялся просыпаться, ты сам умолял оставить себя в покое. Почему ты не хочешь вспоминать об этом? Не хочешь вспоминать обо мне? Медленно, но верно Чон начал снова погружаться в сон, не задумываясь об этих словах, а темный силуэт, точно заметив чужое безразличие, начал трясти его за плечи, пытаться резать чужую кожу когтями, звал за собой, точно умалишенный, и все же перед глазами юноши расплылась темнота, наконец подарившая покой. Длился он, правда, мучительно недолго, и вскоре пришлось открыть глаза в реальном мире, где его голос снова имел звучание, а не обращался в тишину сразу же по вылете из горла, и где у его рук была сила, использовать которую он не решался — такой жалкий. — Ну ты и фрик, — не постеснялся сказать мальчишка. — Бормочешь себе во сне что-то, дергаешься, капец просто. Ты, может, бешеный? — Замолчи, — вздохнул он, смахивая толстые капли пота со своего лба. — Где мы вообще? — Ну, — он неловко посмеялся. — Ха-ха, так вышло, что… В общем… Ай! Знаешь, я и не должен оправдываться перед тобой! Понял? Да, я тебя использовал, чтобы получить тут работу, вот и все. Стыдно ли мне? Ни капли! Вероятно, он ожидал какой-то бурной реакции со стороны старшего, однако тот лишь тяжело вздохнул и кое-как оттянул свое ватное тело к стенке. Запекшаяся на лице кровь неприятно чесалась, и опухшие глаза то и дело давали о себе знать, начиная с резкой болью плавится всякий раз, когда Чонгук решался разомкнуть свои веки. Его непрекращающаяся мигрень только усилилась, и теперь, когда весь организм стонал и изнывал от боли, думать о чьем-то и так ожидаемом предательстве сил не осталось совершенно. — Что, от удивления дар речь потерял, да? — похихикал Чимин. — Ты уже второй день валяешься без сознания, между прочим. — Значит, ты столько же позорно сидишь тут взаперти, а не работаешь, как того и хотел? — А… Отстань от меня, понял?! — Не я начал этот диалог. Чувствуя свою собственную глупость, подросток тут же закатил глаза и отвернулся. Разбираться в его чувствах не стал бы даже последний идиот, вот и Чонгук решил не заморачиваться слишком сильно, а, напротив, подумать о самом себе. На самом деле он даже не помнил своего собственного лица. Как оно выглядело? Он мог ощутить его и примерно понимал, цвет своих волос и глаз в силу национальности, однако не мог сложить воедино ни один из этих пазлов. Зеркал под куполом не было, и в грязных стеклах было сложно хоть что-то разглядеть, так что чужак с ужасом пришел к выводу: он действительно забыл все о себе. Даже самые маленькие детали. И, что еще хуже, он даже не помнил, что ему шептал тот странный голос во время кошмара, он не мог запомнить ничего, что касалось его прошлого или личности. Или он просто не хотел помнить? — Как я выгляжу? — вдруг спросил он, переводя взгляд на мальчишку. — Как дурак, — ответил тот и насупился. В комнате было темно, и все же некоторые лучи света местами прорезали это одинокое пространство. Чон осмотрелся и, схватив юного предателя за шиворот, развернул лицом к себе. Чимин явно не ожидал чего-то подобного, так что начал сразу же сопротивляться и ругаться, вновь разбрасываясь извинениями, точно они ничего не значили. Подросток закрыл глаза и весь сжался в ожидании тяжелого удара, однако ни боли, ни обиды — ничего из этого не последовало за действиями старшего. Наоборот, последний негрубо взялся за чужое лицо и тихим, немного хриплым голосом сказал: — Открой глаза, пожалуйста. Этот наглец сопротивлялся, но после решил не противиться и исполнил чужую просьбу, оказываясь в какой-то почти интимной близости к чужому лицу. Но юноша смотрел вовсе не на своего неудавшегося компаньона, а на свое отражение в чужих зрачках. Видно было по-прежнему плохо, размытый силуэт с мертвым блеском в глазах. С такого угла он напоминал себе брошенную на помойке куколку. Впрочем, он мало отличался от нее. Чимин вдруг толкнул его в грудь и отвернулся, успев в эти короткие мгновения раз пять назвать чужака извращенцем. На удивление, в ответ на свои оскорбления подросток действительно получил извинения, только чужой голос выдавал в каждой произнесенной букве все новые слои чужого отчаяния. Во всяком случае старший наконец понял, кому принадлежал этот страшный силуэт из его кошмаров — ему самому. Все это время ему шептал осколки правды он сам, и это было куда страшнее. Расколотое «Я» Чона стремилась к совершенно разным целям, и если одна его часть хотела узнать о себе все, то вторая, обладающая этими знаниями, хотела спрятать их как можно надежнее от всего мира. — Эй, — подал голос младший, выводя знакомого из его мыслей. — Ты что, даже не злишься на меня? Я ведь буквально тебя продал этим бандитам. Или до тебя еще не дошло, в чем состоял мой план? — Нет, я все понял, — кивнул сам себе он. — Учитывая твое поведение до этого, я ожидал чего-то подобного. Они все равно единственные, у кого я бы смог узнать правду, верно? Тогда неважно, что ты сделал. — Ты такой странный, — вздохнул он. Наступило молчание. Там, под куполом, не бывает такой тишины. Людские вздохи и стоны, механический шум, детский сиротливый плач, разрывающие землю ветра где-то вдали и страдающее от собственного жара солнце — все это смешалось в один маленький этюд агонии, забивалось песками в уши каждого находящегося в этом месте, а здесь было так безутешно тихо, что хотелось запереть это мгновение у себя в сердце. Казалось, мальчишка замолчал только для того, чтобы и самому впервые насладиться этим молчаливым местом. Он был здесь, как сам проговорился, семь раз, однако, очевидно, даже ему не приходилось так долго пребывать в изолированной от любых звуков комнате. — Раз мы тут оба заперты, тебе не удалось уговорить взять себя на работу, да? — спросил старший, снова отползая в угол. — А какое тебе вообще до этого дело, а? — процедил он и скрестил руки на груди. — Перед тем, как потерять сознание, я услышал, как ты разговаривал с одним из них. Было трудно расслышать вас, так что я так и не смог понять, как ты смог его остановить. — А, так ты хочешь это знать? — он улыбнулся. — Для того, чтобы повторить этот трюк? Ладно, раз уж я тебя обманул, и ты скорее всего скоро умрешь из-за этого, я раскрою свой секрет. Он сделал долгую паузу, словно настраиваясь на нечто очень серьезное, даже его лицо впервые сменило это нахальное выражение. Сосредоточенный взгляд темных, как сажа, глаз устремился прямо на чужака, и тот даже придвинулся, ожидая услышать нечто важное для себя, однако стоило этому наглецу снова открыть рот, как все надежды снова рухнули. — Я просто понадеялся на свою удачу, и мне повезло, — засмеялся он. — Где-то в третий раз, когда я сюда попал, я случайно забрел в их главную комнату, и там спал этот ученый, он говорил во сне всякие имена, ну я и запомнил их, даже записал тогда, чтобы не забыть. И решил просто ляпнуть одно из них. Этот придурок плакал во сне, так что я решил, что, может, это какой-нибудь важный человек. И, представляешь, оказалось, что так и есть! Я не очень-то понял, что так подкосило их в этом имени, но зато я хотя бы смог задержать их на время. Хоть и окончился мой эксперимент тем, что я уже второй день заперт с каким-то шизом в этой комнате. — Ясно. Не такого которого ответа ожидал Чимин, на его лице так и вырисовалось какой-то неясный оттенок разочарования то ли от того, что его поступок не оценили должным образом, то ли еще из-за каких тараканов в его голове. Обидевшись по не озвученным причинам, он отвернулся к стенке и снова по-детски надулся. Однако им не пришлось слишком долго сидеть в одиночестве, и вскоре дверь комнаты открылась, а за ней, в тусклом свете коридора появился Намджун. Тот сначала осмотрел обоих, и вдруг улыбнулся: — А я думал, что тебя хотя бы побьют за предательство, — усмехнулся он, глядя на мальчишку. — Но новых синяков не наблюдаю, даже как-то неинтересно. — А, так вы специально меня с ним заперли, чтобы он отомстил, да? — все еще обиженно пробормотал младший. — Как жестоко! А если бы я умер? — Почему ты думаешь, что мне не все равно? Ты же сам опрометчиво уничтожил свой единственный козырь в рукаве. Теперь подросток залился краской, стыдливо опуская глаза вниз. Чон сначала не смог сообразить, о чем они говорят, но после вспомнил о раздавленной камере инспектора, и даже тихонько похихикал, хоть и не в его ситуации было высмеивать чужие ошибки. Сам-то он не просто позволил себя одурачить единожды, но и никак не сопротивлялся, когда его заковали в цепи — одним словом, лучше таким жалким людям, как он, не злорадствовать над другими. У Чимина было в сотню раз больше поводов насмехаться над ним, наивным дурачком без памяти. — Мы доверим тебе одно дело, но если умрешь, то этот твоя вина, — улыбнулся ученый. — Доверия к тебе у нас нет никакого, нет гарантий, что и нас не предашь ради наживы. Есть существа, что намного сильнее нас, и есть те, у кого больше власти и возможностей, и такие, как ты, негодник, всегда могут за ними последовать. Так что мы единогласно решили устроить тебе настоящую проверку. — Да я в деле! — уверенно произнес он. — Мне нужно кого-то убить?! — Тебе нужно не позволить своему другу помереть. На этом объяснение он решил закончить, и вместо собственных слов кинул в юного новобранца небольшой механизм. Конечно, подросток не сразу же понял, как его открыть, но спросить уже было не у кого: дверь за мужчиной захлопнулась. Видимо, ожидая, что сообразительность наглеца окажется на более высоком уровне, коллеги решили просто отдать ему документ. Текст появился только тогда, когда беглец наконец понял, что ему нужно было развернуть две панели устройства, как свиток, однако написанное его совсем не порадовало. — Ну что же ты мне на голову-то свалился?! — театрально захныкал он. — Как тебя там… Чонгук! Я тебя ударю, честное слово! Ты ходячее несчастье! Ну почему все так складывается… Ой-ёй-ёй… Чон незаинтересованно смотрел на чужие страдания; если честно, у него не было сил даже обдумывать чужие слова. Они ранили его, резали ему сердце и заставляли просыпаться давно забытое чувство стыда за собственное существование. Что-то во всех этих наигранных жестах напоминало ему о прошлом, юноша был не в силах на самом деле пробудить эти воспоминания, однако эта боль была ему до ужаса понятна, и все эти колкие фразочки никогда бы не пошатнули его раздавленную душу, если бы не звучали так знакомо. — Ты хоть понимаешь, что с нами будет, а? — навязчиво громко спросил младший. — Они хотят использовать тебя как приманку, а меня заставить задержать того парня в костюме! Как я, блин, это сделаю? Да я же сам просто помру и тебя утащу в могилу, а им нужно, чтобы я еще и тебя не позволил грохнуть. — Жестоко, — грустно улыбнулся он. — И это все, что ты можешь сказать?! Подросток даже не мог совладать с собственным недовольством, его руки тряслись от злости на всю эту ситуацию, и, дабы выместить свой гнев хоть на кого-то, он начал целый перфоманс, рассказывая обо всех возможных вариантах их разделенной между собой гибели. Чужак опять же просто сбежал в печальный замок собственных тяжких мыслей, никак не реагируя на происходящее. Боль пожирала его тело, точно огонь бумагу, превращала в ничто даже эти осколки самосознания. Старший невольно прижал руку к своей груди и кое-как попытался усмирить эту агонию. — Нам конец, — с надрывом произнес Чимин и схватился за голову. — И все это по твоей вине, — усмехнулся Чон и тут же опустил глаза, понимая вся безысходность их ситуации.

***

— Тебе, кажется, только в радость их мучить, — немного пьяно усмехнулся Ким. — Даже отсюда слышу, как этот мелкий жалуется. Что за невыносимый ребенок. — Да, и правда, — кивнул ученый. — Но он не должен быть слабым физически, раз перенес полет сюда и как-то выживал в наших трущобах. — Тебя тоже это настораживает? — Еще бы. Они оба думали об одном и том же: если этот мальчишка по его собственным словам был безработным бездельником, бросившим школу, то он должен был застать конец света хотя бы в возрасте шестнадцати лет, учитывая время полета и пять лет существования колонии, ему должно было быть за двадцать, однако выглядел он и вел себя явно не на этот возраст. У него были слишком молодые черты лица, и даже его взгляд не был обременен каким-то особым жизненным опытом, разве что грузом увиденного отчаяния остатков человечества — не более того. Детям, что так отчаянно хотят казаться старше своего возраста и выдумывают о своем прошлом слишком много, никогда не стоит доверять — это товарищи решили для себя, даже не переговариваясь. Не то чтобы с их стороны было правильным просить у кого-то выложить все о себе, однако, учитывая произошедшее на их глазах предательство, хотелось бы услышать хоть немного правды от и так потерявшегося в своей лжи наглеца. Недолго обсуждая это, они перешли к более важному вопросу — Чон Чонгуку. Два дня назад они решили передать данные о самом его существовании, подтверждая догадки своего начальства о нем. Конечно, они не могли сразу же открыть им свой козырь и выдать местонахождение юноши, тем самым лишив самих себя открывшихся возможностей, поэтому передали только ту информацию, что не могла навредить им самим. Они решили пойти на радикальные меры и выставить несчастного как приманку для этого неуловимого «Косы», охотившегося за всем, что было связано с дезертиром Хосоком. Раз так, он обязательно должен был выследить и найти его объявившегося брата, и когда он сделает первый шаг, по плану старших, Чимин должен был заманить его в ловушку. Выставлять против умелого бойца ловкого, но совсем не умеющего обращаться с оружием ребенка было весьма рискованно, и все же пока что это был единственный план их действий. Впрочем, у них не было другого выбора, а если и был, они не смогли его разглядеть. — Присмотри за ними, а я продолжу свой эксперимент, — вздохнул в конце ученый и протянул свои так названный ДНК-компас. — Я ввел туда их данные, так что ты сразу же поймешь, если кто-то попробует сбежать. — Без проблем. Он сказал это, но на самом деле вовсе не собирался следить ни за кем из них. Они бы попросту не смогли выбраться из той комнаты, а то, что там происходит между предателем и его жертвой, интересовало мужчину меньше всего на свете, так что, дождавшись, когда дверь за коллегой закроется, пилот тут же лег на диван. Он уничтожал свою память по ночам все эти два дня, и раз время снова близилось ко сну, то он решил не отказывать себе в удовольствии снова забыться. Ему напомнили о том, что он хотел забыть больше всего, и потому теперь он исправлял чужую ошибку, разливал паленый самогон по вновь открывшимся ранам. Сейчас он собирался заглушить в себе ревущее по этому печальному прошлому сердце, закрыть ему рот своим бессознательным состоянием и проснуться через пару часов, когда он снова ничего уже не сможет чувствовать. Это было намного легче, чем размышлять и по сотне раз давать оценку тем своим действиям. Он любил вспоминать о неудавшихся поездках на отдых с родителями, а о том, как грелся в теплых руках после заваленного экзамена или как с каким-то особым трепетом держал зонтик над головой одного единственного, так отчаянно пытался забыть. Он даже сам себе казался жалким, но, благо, все это поправимо. Как же хорошо, что человек научился сбегать от собственного сознания. Закрывшись руками, пилот тяжело вздохнул и отложил бутылку в сторону. Ему не хотелось слушать любимую песню, хотелось просто выдохнуть эту боль и снова забыться обо всем. Из этого состояния его вывел мигающий экран монитора и поступивший на часы сигнал. Отвлекаясь на все это, еще не слишком пьяный Сокджин поднял голову вверх и бросил уставший взгляд сначала на свое запястье и уже после на пришедшее системное сообщение. Он не очень-то разбирался во всем этом, а Намджун не потрудился объяснить ему, что делать в таких ситуациях, так что он решил просто нажать на понятный для него значок. Что-то странное, какие-то графики и таблицы с показателями и неясными для киллера обозначениями. Он даже не собирался пролистывать сообщение до конца, и все же сделал это скорее из желания убедиться, что ничего интересного он для себя там точно не найдет. Дверь за его спиной снова отворилась, и ученый тяжело вздохнул, сообщая о своем неудавшемся эксперименте и проходя дальше к компьютеру. Его резким движением схватили за воротник халата и прижали к стене. — Что это такое? — Сокджин говорил с какой-то особой жестокостью, выплевывая каждое слово. — Что это за сообщение? Ты специально ушел, чтобы я его увидел, ублюдок? Как ты узнал об этом? — Да о чем ты говоришь вообще? — отталкивая его от себя, спросил старший. Его коллега явно не мог от злости и какого-то странного отчаяния и слова внятного связать, поэтому Намджун, окончательно вырвавшись из чужой хватки, сам прочитал сообщение, отходя назад и даже с каким-то страхом оборачиваясь на своего товарища. Его кулаки чесались, желая пуститься в ожесточенную драку, но Ким сдержался и выдохнул в попытке успокоить себя. — Так Мин Юнги жив? — спросил он и поднял серьезный взгляд на ученого. — Я… Я не знал… И… — теперь пришла его очередь теряться в своих словах. — Но это почти невозможно… — Он был членом сопротивления, так? Тогда… — Нет, — перебил его старший. — Вернее, он был, но он остался на Земле, так что… Я не знаю, но его данные были тогда украдены, так что о нем точно знали… Его должны были убить, как и всех остальных. — Что же ты тогда жив? Какой ответ от него ожидали услышать? Что он жалкий и трусливый человек, бросивший всех, когда стало слишком страшно? Тот, кто испугался узнать нечто большее, чем знал до этого? Что от него хотели услышать? Мужчине было несложно сознаться во всем перечисленном, но, очевидно, киллер вовсе не хотел знать ответ, а лишь желал вонзить новую иглу в чужое сердце. — Ты знал этого человека? — не отрывая взгляда от пола, почти прошептал старший. — Да, — отрезал он и тут же ударил сам себя, чтобы успокоиться. — Он… Если вы были знакомы… Может он рассказал, как выжил? Кто-то ведь еще остался на Земле, верно? Он же не может быть там совершенно один. — Я не знаю, — увернулся от ответа ученый. — Мы не говорили по душам, знаешь ли, у нас были другие цели. — Ясно. Он не стал говорить ничего больше, просто прошел мимо и направился в неизвестном направлении. Через пару минут старший смог услышать, как со станции вылетает один из кораблей, самый быстрый из них, хоть и совершенно невооруженный. Если бы Намджун мог описать свои чувства, а не прятался и закрывался от них, он бы точно сказал, что испытывал стыд, жар от которого заставлял все его тело развалиться по кусочкам. Если бы он тогда, в самый важный момент, не сбежал, сейчас не пришлось бы жадно глотать воздух, пытаясь найти в себе силы просто отпустить эту ситуацию. Его никто ни в чем не обвинял и не было кого-то, перед кем ему стоило так краснеть и сдерживать обиду на свою же трусость под ребрами, и все же он не мог освободиться от этих чувств. Он сам себя запер в клетке собственного предательства.

***

Чимин рассчитывал, что ему хотя бы дадут оружие, однако вместо этого ему лишь в еще более грубой форме, чем обычно это делали, напомнили о том, кто в этой ситуации точно не должен умереть. О его собственной безопасности никто и не волновался, кроме него самого, но мальчик, кажется, ожидал такого положения вещей — так подумалось Чону, еле плетущемуся сзади. На него надели специальный костюм, спрятав его под одеждой, так что сейчас ему было немного спокойнее. Во всяком случае, его не смогли бы ранить смертельно, чего нельзя было сказать о его юном спутнике. — Если он покажется, беги по вот этому коридору, ты понял меня? — сказал младший, указывая рукой в нужную сторону. — Там ты найдешь складское помещение. Сейчас там ночуют в основном брошенные дети. Спрячься среди них. — А если он пойдет за мной? Они же могут пострадать. — Нет, наоборот, — вздохнул он. — Вряд ли он станет убивать тебя на их глазах. — Откуда ты знаешь? Ты не похож на проницательного человека. — Потому что все здесь знают, кто главные шестерки, — подросток пожал плечами. — Эти дети за еду передают всю информацию инспекторам, понимаешь? Поэтому за тобой и не пойдут, а если и пойдут, то максимум выкрадут, но хотя бы не убьют. Юноша не стал спорить и просто кивнул. В его ситуации было правильнее не сотрудничать с ними, однако безопаснее была обратная ситуация. Пока что те, кто был ему нужен, были заинтересованы в его жизни, и ему показалось, что он все же сможет узнать хоть немного, если получит доступ к компьютеру старшего. По крайней мере, сейчас ему очень хотелось верить в это, ведь без веры он не смог бы даже дойти до центра площади. — Волнуешься? — спросил Чон, глядя на чужие дрожащие плечи. — Не волнуюсь я! Вообще не капли! Удивительно, как тот, кто так хорошо врал, порой совсем не умел этого делать. Его ложь была настолько явной и очевидной, что старший невольно посмеялся и оглянулся по сторонам. Улицы все также были переполнены отчаянными лицами, кто-то доедал остатки странной каши, и ее неприятный запах заполнил все темные туннели. Кто-то шумно кашлял, и шаги сверху здесь эхом отцветали под потолком. Угнетающая картина конца. Чонгук все никак не мог привыкнуть видеть столь явные, выставленные без кожи и костей страдания, потому периодически нервно хватался за капюшон, натягивая его посильнее на свое лицо. В отличие от своего спутника, в какой-то момент чужак действительно расслабился. Они оба понятия не имели, сколько времени должны провести в полной готовности перед тем, как встретиться с противником лицом к лицу. День? Два? Может, целый месяц? Мысли об этом моментально вернули юношу к своим собственным проблемам, и оттого он даже стал идти медленнее, еле-еле переставляя ватные ноги для шага. В наказание за его неосторожность, этот самый роковой момент наступил достаточно быстро, не прошло и двух часов, как они услышали раскат грома сзади себя. Здесь, на Марсе, иногда сверкали молнии при сильных пылевых бурях, однако купол убаюкивал человечество от них, всегда скрывая этот страшный пейзаж за своей имитацией земного неба. Однако не узнать такой знакомый, наполненный прошлым звук, было достаточно сложно. Поэтому спутники по несчастью сразу же обернулись, замечая в темноте собирающийся на чужих пальцах разряд. — Действуем по плану! — крикнул мальчишка. — Беги! Чон почти сорвался со своего места прямо под грохот чужих слов, однако остановился, все его существо сжалось от небывалого ужаса, когда он вдруг снова услышал шепот в своих ушах, такой жестокий и холодный, точно кто-то внутри него решил превратить его сознание в игольницу, вдевая заостренную боль в пелену разума. В это время, пока он никак не мог контролировать свое тело, появившийся «Коса» решил быстро закончить свое дело и тут же направил руку в сторону чужого сердца. Чимин не владел никакими навыками боя, и это было очевидно с самого начала, так что он мог только привычным для себя способом остановить недруга. Разогнавшись, он кое-как успел столкнуть незнакомца с ног. Делая это, он рассчитывал, что у него получится хотя бы на пару секунд задержать преступника, и поэтому он, не стесняясь своей ничтожности в этой ситуации, попытался прокусить чужую ногу, однако костюм не позволил ему это сделать, а тяжелый удар разрядом тока по позвоночнику заставил его вскрикнуть от боли. — Да беги уже, твою мать! — заорал он. Этот сплетенный с болью крик, наконец вывел старшего из своего скованного состояния, и он будто бы в тумане просто побежал вперед. Ни одной мысли в его голове так и не прозвучало, он даже не думал обо всей этой ситуации, и только следовал продуманной раньше схеме. Этот безумный шепот лопался в его ушах, разливаясь кровавым гноем — самое неприятное из того, что он испытывал со времени своего пробуждения. Юноша даже не оборачивался, только изредка почти падал, спотыкаясь о спящих бездомных и каждый раз ощущая себя запертым в клетку зверем. За ним все еще не вели преследование, и это достаточно сильно пугало. У подростка не было никаких шансов против такого противника, и последний явно совсем не был настроен на переговоры, так что Чон в этот раз не позволял себе даже подумать о чем-то хорошем, только летел к тому самому складу со всех ног. И все же добежать ему не позволили. Он чудом смог уклониться от чужой атаки, делая шаг назад и, как назло падая прямо под ноги бандиту. Удивительно, но руки последнего оказались действительно прокусаны, причем настолько сильно, что кровь толстыми каплями падала вниз, прямо на потрескавшийся асфальт. Чимин, видимо, и правда отчаянно использовал свое единственное оружие — зубы. Подняться и продолжить бег не было возможности: к горлу чужака сразу же приставили лезвие зияющей алым косы. Это устройство выглядело настолько пугающе, что в первую секунду Чонгук сразу же задрожал от страха, но после вдруг поднял глаза на преступника и, тяжело дыша, сказал: — Может, хотя бы вы расскажете мне о брате?.. Хотя бы перед смертью… Вы точно его знали, так ведь?! Почему вы преследуете меня? Что Хосок сделал такого, чтобы все вокруг объявили за мной охоту? Я не понимаю! — Так вот оно что, — вздохнул незнакомец, его голос звучал на удивление спокойно и ласково. — Ты совсем ничего не помнишь? — А что я должен помнить? Почему никто не хочет мне ничего объяснять? Все что-то знают, но на меня смотрят как на врага. — Потому что ты и есть враг. После этой фразы юноша замер, а преступник приблизился к его лицу и прошептал нечто, что Чон так и не смог разобрать. Зато его сердце, кажется, впитало в себя каждое слово и разболелось с новой силой. Вскоре лезвие исчезло, и, точно выжидая чего-то, «Коса» спрятал свое оружие и чуть отошел назад. В этот же момент на него набросился буквально посиневший от ударов мальчишка, сваливая с ног и начиная ликовать. Праздновать свою победу ему пришлось недолго. По всем коридорам и всем улицам, под куполом и на самом дне Марсе — везде, казалось, зазвучал этот крик. Юноша пытался совладать с собой, но нечто большее поглощало все его тело, с рвением сумасшедшего сжирало все его мысли и обращало само его существование в сущий ад. Он отчаянно хватался то за свои руки, то за грудь, царапал свою кожу, но ему некуда было бежать от этого ужасающего, не имеющего название чувства. Правильнее всего было бы назвать это безумием, но и оно не могло причинять так много боли, как то, что происходило сейчас с ним. Он свалился на землю, начал кататься из стороны в сторону, точно умалишенный. Было ощущение, что все кости в его теле ломались, и в какой-то момент он окончательно потерял над собой контроль. И пока он был погружен в бессознательное, Чимин наблюдал, как на его собственных глазах вырастает монстр. Из-под рубашки Чонгука вырвались уродливые алые отростки, чем-то напоминающие корни замерзшего до смерти дерева. — Черт, — выругался бандит, грубо отшвыривая мальчишку к стене. — Не думал, что все настолько плохо. И он исчез с характерным звуком раската грома, оставляя подростка один на один с чем-то, что было сложно даже вообразить. Эти алые отростки впились в бетон и начали проникать сквозь него, заполняя все пространство вокруг и блокируя любые пути к отступлению. Из туннеля больше нельзя было выбраться, и младший понял это сразу же, как на него начала валиться побелка. Переведя взгляд на открывшийся перед ним кошмар, он тут же столкнулся с адом чужих глаз — налитых кровью агатов.