wishing on a star

Черной плесенью по разуму бежало настоящее, и прошлое вытекало гноем из глаз. Сейчас юноша совсем ничего не чувствовал, и только холодный, будто бы предсмертный шепот цвел герпесом на устах. Что с ним произошло? Он задавал себе тысячи вопросов, но не мог удержаться ни на одном. Его сознание крошилось фракталами, не собиралось в единую мозаику, как бы чужак ни старался. Перед глазами словно не было ничего и было все одновременно. Он видел, как собственными руками душит мальчишку, как в плечи и лицо того впиваются странные алые ветки. Чон даже мог услышать, как быстро бьется чужое сердце в груди, и все же эти образы пролетали стаей птиц где-то рядом, он словно не был настоящим наблюдателем этих событий. — И ты все еще хочешь вспомнить? — снова раздался шепот позади, теперь он звучал намного отчетливее. — Для чего? — Я настолько опасен? Чонгук смотрел на самого себя. Его двойник стоял прямо перед ним, в самом центре этой бури. Безумие резало тело на кусочки, и от этой агонии хотелось кричать и царапать собственную спину, но он держался изо всех сил, пока осколок его собственного Я с презрением наблюдал за этими муками. Он не отвечал на вопрос до тех пор, пока перед ним не оказались на коленях, обессиленные и жалкие. — Разве ты и сам не понимаешь? — надменно усмехнулся он. — Ты не просто опасен, ты — настоящая угроза для человечества. Так что будет лучше не вспоминать о себе ничего. Сейчас ты нравишься мне намного больше прежнего себя. — Поэтому меня оставили, верно? Потому что со мной не могли справиться? Т-так ведь? Он смотрел, как его руки начинают исчезать. И сам он превращался в липкую алую жидкость, отчаянно пытаясь схватиться за остатки самосознания. Казалось, от этой боли не убежать, и она без страха готова была последовать за ним даже в ад, в зияющую бездну. Все в момент закончилось, когда двойник также опустился на колени и взял его лицо в свои ледяные руки. В его глазах совсем не было жалости или сочувствия, однако именно он попытался прижать к своей груди отцветающее сумасшествие, начал гладить по голове и что-то напевать, говоря напоследок: — Не ищи причины своего одиночества, — он прикрыл глаза несчастного и добавил чуть позже: — Ведь у того, кто виновен в этом, нет оправдания. А дальше — тишина. Молчание разрушенного здания и обваливающегося потолка. Звуков не существовало, а если они и были, то юноша не мог зацепиться ни за один из них. Его насильно тащили дальше по туннелю, пока тот разваливался на части, одаривая и без того дрожащее от боли тело новыми ударами от несущихся вниз кусков побелки и бетона. И только Чонгук ничего не слышал и не чувствовал, только безучастно смотрел на открытые раны. На какое-то время он снова потерял сознание, вот только перед глазами больше не возникал образ самого себя, напротив, одна только темнота — и ничего больше. Он очнулся через несколько минут, когда наконец оказался на площади. Люди собрались вокруг разрушенного туннеля и стали ругаться, кто-то даже плакал, и во всех их словах обитал страх. Здесь, под куполом, ты никогда не чувствуешь себя в безопасности, и теперь все их сомнения и волнения стократно возросли, разомкнув цепи всеобщей ярости. Чон только через пару секунд понял, что его пытаются спрятать. Чимин кутал его в какие-то тряпки, пока толпа не настигла их. Они прятались за какими-то коробками позади каких-то настроек. — Я… — кое-как прошептал старший, но не смог закончить. — Просто молчи, — спокойно ответил мальчишка. Последний и сам завернулся в разбросанный всюду мусор и прижался замерзшим воробушком к чужаку. Когда возбужденная толпа прошла мимо них, наглец и вовсе начал театрально кашлять, с хрипами и слюной, чтобы остальные даже не подумали подходить к ним в страхе подхватить какую заразу. К счастью, в этот раз его перфоманс оказался удачным, и их не тронули, уносясь дальше по площади в поисках виновников всего этого шума. Поднявшаяся от обрушенного туннеля пыль неприятно била в нос и сжигала и без того воспаленные глаза. К этому времени юноша наконец окончательно пришел в себя. — Это все сделал я?.. — Забей. Чонгук обернулся к своему спутнику и тут же заметил его истерзанную шею, стекающую с губ кровь, множество неглубоких колотых ран на плечах. За его спиной разрастался целый алый пожар, и бетонная стенка начинала напоминать уродливый кривой цветок мака. Мальчишка был настолько серьезно ранен, что ему хватило сил только на то, чтобы ударить кулаком в чужое плечо, и после все его тело резко ослабло; он свалился вниз, вдобавок ко всему еще и стукаясь боком головы о тротуар. Дрожащими руками старший потянулся к этой упавшей куколке, пытаясь растормошить его и привести обратно в чувства. Он замер, когда наконец увидел, насколько ужасающая сила притаилась внутри него. Что это было? Он даже не мог вспомнить образ алых веток, вырвавшихся из его спины, только помнил дикую боль от разрывающейся кожи. И все же та боль не могла сравниться с той, что испытал Чимин. На нем едва ли было живое место. Синее от побоев лицо, шея со следами от когтей — описывать все, что было ниже груди, не поворачивался язык. И это месиво, все это отчаяние и агония — вина одного чужака. Чон возненавидел день, когда очнулся в этой капсуле. Сейчас ему захотелось убить себя, просто уничтожить, и, находясь все в том же вакууме собственных размышлений, он попытался задушить себя. Глупо, ведь человек не в силах это сделать, однако мысли об этом не посетили больную голову, и он хотел хоть как-то наказать себя. — Хватит, почему ты вечно повторяешь за своим братом? Тут нет твоей вины, — снова прошептал его двойник. — Лучше бросай все и убегай как можно скорее. На секунду от этих слов стало легче, и юноша опустил свои окровавленные руки, сделал глубокий вздох и поднялся на ватные ноги, сначала отшатываясь к стенке и только через какое-то время начиная шагать вперед. Должен ли он был забрать своего предателя вместе с собой? Сначала ему искренне не захотелось этого делать, и все же именно этот человек не позволил ему умереть под обломками туннеля. Мальчишка оказался на удивление легким, его бледное изувеченное лицо даже сейчас выглядело нагло — старший пытался хвататься за эти образы и мысли, чтобы снова не потеряться в своем запутанном клубке сознания. И все же в следующее мгновение он очнулся в той самой комнате на станции. По венам тут же током пробежался животный страх. Его руки и ноги были скованы, и к телу подключен некий аппарат. Что произошло? Сколько прошло времени? Никого вокруг не было, и он не мог задать эти вопросы в пустоту. Чонгук начал немного истерично дышать в попытке соединить свой последний всплывающий в памяти эпизод с моментом пробуждения. Вместо этого ему показалось, что он вспомнил что-то очень важное о себе. Да, это точно не могла быть его фантазия. Перед глазами замер такой кроткий образ, где его успокаивающе гладят по голове. Нежные руки его матери, и просьба простить ее — все это сразу же побежало тяжелыми слезами по щекам. — Да уж, не повезло тебе. Юноша обернулся на вдруг открывшуюся дверь, замечая вошедшего мальчишку. Его руки, шея и даже ноги — все, что можно было увидеть из-под одежды, было перевязано. Его лицо выглядело все также болезненно, гематомы даже сильнее покраснели, однако он лишь закатил глаза на изучающий его взгляд и протянул ложку со странной жидкостью в ней. — Надеюсь, ты оценишь, какой я хороший, раз принес тебе поесть. — Что произошло?.. — А я откуда знаю? Из тебя вылезло что-то неприятное, ты свалился в обморок. Что ты еще хочешь услышать от меня? — он тяжело вздохнул и буквально всунул неприятный обед в чужой рот. — Ешь лучше давай, а то помрешь еще — меня ж уволят. В этот раз он не был настроен на разговоры, так что старший решил больше не пытаться вести диалог. Его, точно ребенка малого, кормили этим раствором, и этот мерзкий вкус заставлял то и дело кривить губы и откашливаться. Чимину, казалось, доставляло большое удовольствие наблюдать за этим, и он издевательски посвящал каждую новую ложку кому-то, еще и умудрялся посмеиваться с чужого отвращения. — Лично тебя оштрафую, если выплюнешь! — сказал он и почти задрожал от смеха. — Что, настолько плохо? Вкусно же, ха-ха! С пылу с жару! — Ужасно, — ответил чужак. — Что это вообще… — Насколько я знаю, какая-то дешевая смесь трав с одного из спутников. Мы не можем выращивать здесь что-то сами, поэтому еду нам поставляют как колонии беженцев. За пять лет все уже привыкли, представляешь, даже этот унылый ученый это ест. А я-то думал, что он может себе позволить нормальные продукты. — Зачем мне тратить на это деньги? Младший подпрыгнул на месте и с какой-то наигранно вежливой улыбкой повернулся к двери. Намджун зашел настолько тихо, что никто из разговаривающих не услышал и шороха. Мужчина выглядел то ли озадаченным, то ли опечаленным — удивительно, но его эмоции в этот раз оставались непонятны для Чона. Их неловкое молчание прервал только неожиданный смешок со стороны юного хулигана. Из-за этого, казалось, изобретатель тоже отвлекся от своих размышлений и подошел к чужаку, осматривая его руки и после заглядывая в чужие глаза. — Ты помнишь, что произошло? — спокойно спросил он. — Помню, но… — Не можешь это объяснить, да? — он вздохнул. — Ожидаемо. Ученый неодобрительно посмотрел на тарелку в руках младшего, из-за чего тот снова подпрыгнул на месте и спрятал ее за своей спиной, отворачиваясь и играя из себя совершенно непричастного к чужому недовольству. От этого поведения иногда хотелось ударить его, но старший делать этого, разумеется, не стал, только закатил глаза и подошел к подключенному к телу юноши аппарату. Последний чем-то напоминал капельницу, однако в то же время его экран был черным и ничего не показывал. — Ладно, я сдаюсь, я тоже ничего не понимаю, — Намджун вдруг пожал плечами. — Я исследовал твое состояние организма и понял, что ты слишком здоров для того, что с тобой произошло. И я решил впустить в тебя яд. — Яд? — Чон произнес это на выдохе, отчего его голос прозвучал слишком хрипло и рвано. — Ага, — кивнул мужчина, — но даже сейчас с тобой все в порядке. Может, поэтому ты и смог проснуться после стольких лет в капсуле. Юноша совершенно не понимал, что ему пытаются объяснить, и от того мокрые от недавних слез щеки вдруг покраснели. Он начал бегать глазами от бандита к мальчишке, надеясь, что хотя бы тот что-то попытается пояснить в рассказе изобретателя, однако тот даже после того, как заметил пристальный растерянный взгляд на себе, так ничего и не понял, только зачем-то показал большой палец, разочаровывая в своих способностях понимать чужие чувства сильнее прежнего. Только когда сам ученый наконец осознал, что его совсем не понимают, он нехотя попытался разъяснить, что жидкость, в которой они перемещались до Марса, имеет свойство портиться, и поэтому считается, что те, кто не пробудился в нужное время, не сделают это никогда. Сама капсула, как он сказал, имеет ряд существенных недостатков, однако механизм поддержания жизнеспособности человека в экстренных ситуациях работает в ней на удивление безупречно. Так что, фактически, не очнувшиеся по прилете вынуждены существовать в вечной коме до своей биологической смерти.  — Что еще удивительнее, ты смог сразу же пойти, — он задумчиво осмотрел чужие ноги. — Это буквально невозможно. Пять лет ты был обездвижен и после смог бежать? Все равно что поверить в вылеченное молитвами ДЦП. — Ну и сравнение, — похихикал мальчишка. — Я ничего не понял. — А я и не с тобой говорю. Мужчина пригрозил младшему кулаком, и тот сразу же сделал пару шагов назад. Конечно, страха перед этим человеком у него совсем в глазах не читалось, только какая-то кошачья вредность, и все же он не стал больше прерывать рассуждения Намджуна и даже закрыл рукой рот, дабы не раздражать больше никого своим неконтролируемым хорошим настроением. И тогда Чонгуку объяснили еще одну интересную деталь: в его организме обнаружен посторонний объект, некий механизм в груди. Он никак не вредит здоровью, и в целом ученый не смог найти способ применения. Он не врач и не может без вреда просто достать интересующую его деталь, так что юноше повезло, и он не очнулся на столе в лаборатории с выпотрошенным телом. — В общем, ты мне не понятен, а я не люблю все, что не понимаю, — подытожил старший. — И что вы будете теперь делать со мной?.. — И правда… Ах, если бы только он и сам знал ответ на этот вопрос. Перед ним была огромная проблема, и эта проблема была кровным родственником того, кто создал еще большие проблемы чуть ли не для всей Галактики. Масштаб критичности этой ситуации стоило измерять в световых годах, и честную оценку тому, в какой заднице они все оказались, бандит давать не решался. Во всяком случае, была и еще одна щепетильная ситуация — Сокджин улетел в неизвестном направлении и не выходил на связь. Они были напарниками, и принимать какие-либо решения без него казалось проигрышным вариантом с самого начала. — Сходишь в город и попытаешься разузнать как можно больше о «Косе», понял? — сказал ученый мальчишке и вышел, так и не ответив на вопрос чужака. — Поговорим после этого. — Есть, сэр! — он игриво отдал честь мужчине и снова подсунул ко рту несчастного ложку с этой жидкостью. — Он такой зануда. Дал мне работу, но заставил убираться везде сначала, а потом промывать тебе раны. Ну и скукота, я хотел научиться стрелять вообще-то! — Ты говоришь это, чтобы я не боялся, что меня убьют здесь? — Нет, я просто жалуюсь. Его ответ был искренним, да и, учитывая его неспособность читать чужие эмоции, было глупо со стороны Чонгука поверить в его добрые намерения. Нельзя было забывать, что перед ним стоит предатель, из-за которого он сейчас был закован в цепи. Все эти мысли заставили его вспомнить о наказе двойника из своей головы. Может, ему и правда не стоило пытаться узнать о своем прошлом? Никто не собирался ему помогать, а сам он был не в силах сделать что-то стоящее. Более того, он был по-настоящему опасен для себя и окружающих. И результат потери контроля над собой стоял прямо перед ним — перебинтованный, истерзанный подросток. — Опять в облаках витаешь, — недовольно пробурчал мальчишка и насильно запихнул еще одну порцию раствора. — Перед тем, как делать какие-то выводы, лучше бы отдохнул и пришел в себя. И так дурак полнейший, так еще и вечно пытаешься разобраться в себе, когда делать этого не стоит. — Ты что, беспокоишься обо мне? — юноша вдруг слегка усмехнулся. — Ага, разбежался, — он закатил глаза. — Просто не хочу, чтобы из тебя снова стало лезть что-то неприятное. Боюсь, во второй раз я точно помру, если начнешь так душить меня. У меня тогда и так уже вся жизнь перед глазами пронеслась. Точно. Ведь и правда: он что-то вспомнил о себе, и потому преследовавшая его боль смогла завладеть его телом полностью и без остатка. Чувство, что он испытал, когда чужой шепот проник в его уши, нельзя было бы описать ни одним из существующих слов. Ему казалось, что тогда в нем в цельный уродливый клубок сплелись разочарование, надежда, сквозное ранение в грудь, животный страх перед кем-то сильнее себя и самый жуткий на свете стыд. Из этого нельзя было слепить ни одну эмоцию, но и никакой комплекс из них тоже не складывался, оттого понимание всей ситуации лишь разожгло новый поток боли в сердце. Благо из этого состояния его достаточно быстро вытянула вставленная между губ ложка с этой белой гадостью. Чимин, очевидно, не собирался терпеть чужую растерянность, так что быстро вернул старшего из мира размышлений в мир реальный. — Что мне тогда прошептали?.. Ты ведь должен был слышать, верно? — спросил Чон с набитым ртом. — Слышал, тебе сказали, что ты бесполезный мусор и никогда не был нужен приемной семье, — он пожал плечами. — Приемной?.. Так… Они взяли меня, чтобы поставить на мне эксперимент?.. Если это так… — То что? — он усмехнулся. — Ты уже ничего не сделаешь, да и правды ты тоже не знаешь. А если это правда, то какая разница? Или тебе так сильно хотелось быть нужным тем, кого ты даже не помнишь? — Ты иногда говоришь такие жестокие вещи. Кажется, эти слова и правда застали мальчишку врасплох. Неужели он и сам не замечал, насколько удручающим звучало его мнение, когда он решался его высказать? Судя по его удивленным глазам, он никогда не наблюдал за собой привычку мириться с любой подкинутой судьбой болью. Это даже заставило его замолчать на пару секунд, однако он не стал задумываться об этом слишком долго, уже вскоре его лицо снова обрело привычное наглое выражение. — Пусть так, но разве я не прав? Тебе просто хочется знать, что есть причина, по которой ты стал тем, кем ты являешься сейчас. Ты хочешь узнать о брате, чтобы узнать о прошлом. Но я, как и говорил раньше, не понимаю, зачем тебе все это нужно. — Разве не все люди хотят быть нужными кому-то? — спросил старший и посмотрел в чужие глаза. — Не знаю, я никогда никому не был нужен. Он говорил это с широкой улыбкой, и это пугало в нем даже больше, чем его явный нигилизм. Чонгук мог только неловко отвернуться: этот подросток не был способен понять его. Да и он сам себя не понимал, поэтому и не винил младшего, так что диалог этот продолжать было бессмысленно. Удивительно, но даже Чимин догадался об этом, поэтому, скормив остатки жидкости чужаку, молча скрылся за дверью. И теперь компанию Чону составляла только эта безмятежно-тревожная тишина.

***

Полеты на Землю были запрещены, и Сокджин прекрасно это знал. Если в космосе что-то запрещено, то кто-то уже нашел способ обойти этот запрет — этакая закономерность Галактики. Мужчина никогда не интересовался лазейками и секретными ходами через искусственные червоточины, однако ему повезло, и он знал того, кто во всем этом разбирался. Ему пришлось потратить целых два земных дня, чтобы выбить из этого существа, отказавшегося сотрудничать по-хорошему, нужную информацию. Ким словно все это время находился в тумане, он даже не заметил, как начал с остервенением избивать несчастного информатора собственными кулаками, точно какой-то пьянчужка в плохом настроении. Даже сейчас запекшаяся кровь от порвавшейся во время ударов кожи чесалась на костяшках, и испачканная в жидкостях инопланетного создания одежда выдавало в нем неожиданно для себя обезумевшего человека. Он надавил на руль и остановил собственный корабль, переводя дух. Он не мог позволить себе действовать безрассудно. Куда он так спешит? Зачем он сорвался и через все возможные запреты бросился к тому, кого давно уже похоронил в своей памяти? Что он почувствует, если все это — ошибка, если это не тот Мин Юнги, которому он так и не успел когда-то признаться в любви? Но по-настоящему мучило вовсе не это. Намного большие страдания приносила даже одна мысль о том, что все это правда, что он сможет увидеть этого человека. И что последний тоже увидит его, трусливо сбежавшего на Марс, бросившего своего друга под обломками здания. — Нет… Нет, он всегда был слишком добрым… — вдруг прошептал киллер. Верно. Он помнил его чересчур милым и нежным даже к тем, кто не заслужил этого. Помнил его кем-то, кто продолжал улыбаться, когда ему в лицо высказывали самые мерзкие вещи. И от понимания того, что они могут встретиться, а Юнги так и не сможет разозлиться на него, начать проклинать за все годы своего одиночества, ломало кости изнутри. С такими людьми всегда невыносимо, ведь от их ласковых слов тебе вечно становится лишь более стыдно за свои поступки. Сокджину искренне не хотелось, чтобы его прощали, он был бы рад увидеть ненависть на этом почти забытом лице. — Хватит, мне не стоит надеяться, — прервал свой бесконечный поток сожалений мужчина и снова начал свой путь. — Лучше уж с самого начала думать только о плохом. На самом деле он прекрасно знал, что так вовсе не лучше, так просто было проще. Поэтому, отбросив любые мечты о долгожданной встрече, он ускорился и пролетел через искусственно сделанную кротовую нору — ту самую лазейку, о местонахождении которой знали только связанные с криминалом. Как пилот понял, многих интересует увядающая планета, и от нее все время что-то отбирают. Если честно, Сокджин не видел Землю достаточно близко уже много лет, и теперь, оказавшись прямо около силового барьера, он остановился. Укрытая снежным покрывалом, его родина дремала в муках, и ее одинокий покой казался чем-то настолько печальным, что к горлу подступил ком слез. Теперь уже сложно было поверить, что некогда этот серый комок скорби был самым красочным явлением этой солнечной системы. Когда-то давно, когда Ким совершил свой первый полет в космос, ему подумалось, что все же нет ничего красивее его собственного дома, ни одна звезда, ни одна планета — ничего во всей Вселенной не привлекало его больше этого зелено-синего шарика позади. Теперь он видел ее уже погибшей, истерзанной метелями и ледяными дождями, и все же он не поменял свое мнение. Ему хотелось наслаждаться даже этими печальными видами, вот только времени на ностальгию не было. Еще с секунду постояв на месте, он тут же нанес удар по защитному полю. Хорошо еще, что Земля оказалась настолько не нужной для межгалактического правительства, что те не удосужились установить над ней настоящую защиту — такую, против которой человек ничего бы уже не смог предпринять. Сокджин стремглав полетел вниз, преодолевая атмосферное давление и наконец оказываясь чуть выше линии полетов самолета. Отсюда уже можно было разглядеть очертания погребенных городов, развалившихся трасс для автомобилей. Где-то даже можно было увидеть старые рекламные билборды. Теперь все это было брошено и не нужно, ни один созданный человечеством бренд больше не имел ценности. Однако мужчина пытался сосредоточиться на своей прямой цели — Мин Юнги. Он знал, что если тот и спрятался где-то, то только в бункере их научного института — здесь не могло быть сомнений. И не могло, так как уйти юноша в другое здание попросту бы не успел. Когда Земля стонала в агонии, людям нигде не было места, и самые отчаянные просто спрятались в своих домах, замерзая насмерть. Пилот помнил эти страшные картины, помнил и то, как погибла его семья. Пенсионеров не решились эвакуировать, никто бы из них не перенес полет, да и пользы на новом месте от них никакой не было. И киллер сам сообщил им эту новость, а после прибежал домой перед собственным отлетом. Он с ужасом открыл дверь в зал, замечая стеклянные фигуры самых близких ему людей. Застрелив друг друга, они так и застыли около камина в вечном промерзлом сне, как два брошенных зяблика. Было до ужаса, до дрожи страшно увидеть нечто похожее по прилете в институт. Эта мысль оказалась настолько ядовитой, что у Кима действительно стали трястись руки. Он надел свой специальный костюм и скафандр, дабы суметь добраться в сам бункер. Раны давали о себе знать, однако он запретил себе думать о какой-либо боли и, выбив ногой окно, пробрался в здание. Как давно он здесь не был? Казалось, прошла целая вечность с тех пор, как он ходил здесь в последний раз. Пальцы сами невольно коснулись стенок, те дрожали от надвигающейся бури и трещали холодным безразличием. Этот мир теперь был чужд даже для тех, кто беспрекословно любил его все эти долгие пять лет. Сокджину снова пришлось брать волю в кулак и идти дальше. Главное — ничего не вспоминать и не надеяться ни на что. Он говорил себе это, но все равно невольно перебирал в своей памяти кроткие моменты встреч со своим другом, их неловкие прикосновения и взгляды — все, что заставляло душу выворачиваться наизнанку и резаться об острые углы тела. Вход в бункер был закрыт, однако поискав немного, он смог найти еще одну лазейку и кое-как забраться по вентиляции к некой лестнице. Оказавшись на ней, мужчина снял скафандр и поместил его в свой рюкзак. Свет почти нигде не горел, и ни звука не было слышно. Только порой что-то падало и билось о железные перила, еще иногда над головой ветерком пробегался какой-то механический шум. Ничего здесь не говорило о присутствии человека. Тем не менее, киллер не мог остановиться. Он даже сам себя убедил, что совсем ничего не чувствует, и все же это было не так. Именно его по-детски наивная вера во что-то хорошее тянула его дальше. Пилот не знал, насколько глубоко вниз уходит это строение, однако решил исследовать все этажи постепенно. Первые три ничего ему не дали, более того, лишь заставили начать верить в свой грандиозный провал. Но он шел дальше. Спустившись еще на два этажа вниз, он практически инстинктивно почувствовал угрозу и спрятался за колонну, в которую практически сразу же после этого прилетело несколько путь. Ким не заметил вспышку, так что сделал вывод, что это не может быть человеческим оружием. Он решил не разбираться с этой проблемой, поэтому ловко перепрыгнул на нижний этаж через лестничный пролет и направился по освещенным алым светом коридорам. Тогда же в него прилетела новая порция пуль. Он успел спрятаться снова и тогда уже решил ответить, чтобы задержать недруга. Он выстрелил один раз и, воспользовавшись ослепляющим эффектом от выброса этой самой энергии, скрылся в одной из комнат. Кажется, это было что-то вроде кладовки. Решив подождать, пока преследующее его существо пройдет дальше, мужчина выжидающе прижался к стенке. Он включил фонарик только когда за ней вновь воцарилась тишина, и тогда перед ним открылся целый склад законсервированных банок. А ведь пилот уже и забыл о том, что когда-то они питались чем-то подобным. Он даже улыбнулся, взял одну из них в руки и случайно уронил некий набор конфет. Если бы эта железная коробочка свалилась, его бы точно обнаружили, но он успел перехватить ее до того, как та соприкоснулась с полом. Из нее вывалились какие-то безделушки и странная фотография. В таком плохом свете сложно было разглядеть изображение, так что он на всякий случай спрятал его в рюкзак, после чего продолжил двигаться дальше по коридору. Это молчаливое напряжение не вызывало ничего, кроме тревоги, и Сокджин шел с особой осторожностью, пытаясь уловить каждое, даже самое мимолетное движение, из-за чего его глаза то и дело бегали из стороны в сторону. Ему пришлось спуститься еще ниже, и тогда его тело резко было сорвано с места и сдавлено так, что стало сложно дышать. От столь резкого рывка киллер не сразу же смог собраться с мыслями, и уже только через мгновение смог понять, что именно его схватило. Он уже встречался с этими существами на задании, и они доставили ему даже слишком много хлопот. Эти создания повторяют и гиперболизируют образ жителей планеты, на которой решают паразитировать, и сейчас это нечто выглядело похожим на человека образом, только руки его были в сотни раз длиннее, и гигантские пальцы пытались сломать ребра. Мужчина тут же перерубил их своим ножом и свалился прямо на лестницу, отчего по позвоночнику прошлась волна боли. Отвлекаться было нельзя, и пилот тут же достал пистолет. До полного заряда нужно было выиграть время, поэтому он решил запутать своего врага. Эти существа классифицировались как частично разумные, следовательно, они могли достаточно просто купиться на подобные манипуляции, что и позволило подойти чуть ближе и выстрелить сразу же в чужое сердце. То взорвалось, заставляя Кима отлететь к соседней стенке и больно приземлиться на копчик. — Нет, вы так просто не подыхаете, — выдохнул он и снова поднялся на ноги. В прошлую встречу с этими паразитами, они показали способности к регенерации четыре раза, и погибли только на пятый, так что мужчина тут же чуть отбежал, пытаясь понять, откуда их тело начинает формироваться после взрыва, и тогда он снова услышал за спиной звук заряженного выстрела. Он обернулся и в темноте смог лишь разглядеть очертания пистолета, крайне похожего на его собственный. Вот только целились не в монстра, а в самого Сокджина, отчего тот решил как можно быстрее разобраться с чужеземцем, и уже после с новым соперником. Он смог кое-как попасть в болевую точку существа и тут же отскочил в сторону. Кажется, конкретно эта особь не была достаточно сильной и начала терять контроль уже на второе свое возрождение. Ее мерзкий вопль оглушил стоящего слишком близко к ней киллера, и оттого тот решил действовать четко, нанося еще один удар в голову и тут же получая выстрел в плечо. От боли и наличия старых ран, он нехотя свалился на колени и упал прямо в растекающееся тело паразита. Ким пытался заставить себя подняться и продожить сражение, однако вышло у него это плохо: пуля парализовала его. Он не знал, что за оружие использовал его соперник, но оно обладало явно крайне уникальными свойствами. В следующее мгновение он увидел дуло чужого пистолета прямо перед своими глазами и вдруг улыбнулся. Из-за темноты было сложно разглядеть хоть что-то, однако сама мысль о том, что он мог бы сейчас погибнуть здесь, где и начал свой путь, была весьма занимательной  — настолько, что он даже посмеялся и сказал: — Ну так стреляй уже, — он прикрыл глаза, готовясь получить пулю в голову. — … Джин?.. — еле слышно прошептал соперник и вдруг тоже свалился на колени. Голос звучал знакомо, и все же из-за хрипоты и пульсирующей боли в теле сразу же до пилота не дошло. Осознание пришло лишь в тот момент, когда вечно теплые руки схватили его за лицо. В эту секунду ему даже показалось, что он никогда не забывал жар чужого тела, и стало как-то по-детски стыдно за собственные попытки забыться и залить горе алкоголем. К нему прижались лбом, и он снова прикрыл глаза, не зная теперь, как ему прекратить кривить эту болезненную улыбку, когда хотелось рыдать навзрыд. — Я схожу с ума, да? Ты ведь не можешь быть им, верно? — все также тихо говорил он. — Надеюсь, что это правда, и мы оба не сошли с ума, — ответил старший и осторожно протянул здоровую руку к чужой щеке. — Так ведь, Юнги?