***
Рожденный наблюдателем не сможет прыгнуть выше своей головы, а если и сделает это, то быстро вернется в привычное для себя положение, примет стойку и убежит от всего, что его связывало с чем-то выдающимся. Глядя на записи Юнги, Намджун в полной мере осознавал, насколько глупым и жалким человеком он является, и его поражала не глубина чужой мысли, а скорее чужая смелость, по показателям явно равная его собственной трусости. И раз эти значения оказались идентичными, ученый окончательно понял: ему не стоит впутываться в это. Сокджин не разбирался в науке, и если бы ему просто сказали, что не смогли понять написанное, тот принял бы это за веру — иного варианта и быть не могло. И пусть старший кривил бы душой и стыдился себя еще сильнее за этот поступок, так было намного проще. Легче просто убежать от ответственности, как он всегда и делал, не желая чувствовать горечи проигрыша. Мужчина оглянулся по сторонам, дабы убедиться, что в комнате никого не было, и после спрятал ключевой из предоставленных ему для анализа документов. — Лучше забыть об этом, — прошептал он себе под нос. — Все в прошлом. И правда! Ведь его ничего не связывало больше ни с людьми под куполом, ни с Землей, ни с Джином, так отчего ему стыдиться своей трусости и нерешительности? Ничего из перечисленного не стоило его главного жизненного принципа: убегай, когда становится слишком сложно. Сейчас была именно такая ситуация, так что, выдохнув собственную тревогу, он поднялся из-за стола и прошел к двери, чтобы закрыть ее на замок и уничтожить то, что способно было начать очередной хаос. Однако стоило его руке коснуться панели в кодом и нажать на первую цифру, как в проеме перед ним предстало это наглое личико мальчишки. Они виделись не так давно, по земным меркам — чуть больше ночи, так что ученый сразу же нахмурился и попытался молча выгнать младшего прочь из своей лаборатории. Чимин лишь увернулся и прошел вперед, нарочито быстро подходя к столу и хватая грязными от засохшей крови пальцами какие-то бумаги. — Знаете, у меня нюх на такие вещи, — он посмеялся, пробегаясь глазами по написанному. — Я видел, как вы с вашим напарником переговаривались и пообещали все это разгадать, и я пришел вам помочь. — Мне не нужна помощь, — настороженно повернув голову, ответил ему мужчина. — Как же, — посмеялся он. — Разве не вы хотели сделать сейчас что-то плохое? Уж чего-чего, а решимости мне, в отличие от вас, точно не занимать. Спорить с этим было бы глупо, однако Намджуну не требовалась никакая помощь, чтобы скрыть собственную нерешительность. Он не стал выдавать себя и терять лицо перед каким-то подростком, так что, усевшись в кресло, скрестил руки на груди и начал выжидающе таращиться на незваного гостя. Все равно этот ребенок не смог бы понять сложные формулы, так что ему нужно было только дождаться его ухода, а может и лучше — сделать что-нибудь, дабы перевесить груз ответственности за уничтожение важных бумаг на шею этому новобранцу. Так он смог бы избавиться сразу от двух зайцев, и он даже начал всерьез задумываться об этом, пока на его плечи не свалились чужие чугунные слова: — Так вот оно что, — улыбнулся младший. — Значит, при правильном расчете можно было бы расщепить время и попросту вырезать из него один момент, верно? И тогда можно было бы нарушить уже существующую хронологию событий. Я прав? — Что? Ученый никогда бы не поверил, что не умеющий формулировать внятно собственные мысли и живущий ради наживы хулиган просто так смог бы догадаться до чего-то столь теоретически сложного, потратив пару минут на разглядывание формул и описание опыта. Тут же выхватив пистолет из ящика, он наставил дуло на мальчишку, его глаза почернели от непонимания и злости, вот только Чимин даже не дернулся, только тяжело вздохнул и развернулся всем телом к старшему. Удивительно, каким же пугающим иногда может казаться на вид безобидный человек. Вся эта уверенность вселяла в Намджуна настоящий ужас, и он невольно быстро притоптывал ногой, все сильнее и сильнее вдавливая палец в курок. — И что это за реакция такая?! — по-детски возмутился новобранец. — Эй! Ну зачем вы сразу подстрелить меня решили?! Просто я знал человека, который работал над этим. Он небрежно смял тетрадь Юнги и развернул ее обложкой так, чтобы старший смог разглядеть список имен. Палец мальчишки остановился на одном из них, явно корейском, мужчине с фамилией «Пак» и уже слишком размытым для чтения именем. Такого ученого сам изобретатель не знал, однако и случайностью это было бы назвать глупо. — Это мой отец, и я часто слушал, что он там делает, — добавил младший, теперь уже совсем недовольно глядя на наставленное на него дуло пистолета. — У него была дурацкая привычка все говорить вслух, вот я и знаю, что там была за идея. Да и в его кабинете была доска с такими же формулами. Вот и все! Так что хватит пытаться меня, блин, убить! Или это уже вошло у всех в привычку? — В твоем рассказе о себе слишком много дыр, — вздохнул мужчина и все же отступился. — А твой дружок Чонгук сказал, что ты не помнишь свое прошлое. — А зачем мне всем вокруг рассказывать о нем? — он нахмурился. — Мое прошлое все равно уже не имеет никакого значения. Их мысли по этому поводу были схожи, так что на минуту повисло напряженное молчание. Ее отчаянная тишина током била обоих говорящих, прерывающихся разве что на недоверчивые взгляды друг на друга. Мальчишка совсем не желал пояснять сказанное им, а его новый коллега не очень-то хотел что-то еще спрашивать. Насущным оставался только один вопрос: чего они оба хотели? — Мне помочь вам уничтожить все это? — в конце концов спросил юный хулиган и выжидающе скрестил руки на груди. — Вы ведь этого хотели, так ведь? Не обижайтесь, но я наблюдал за вами через щель, так что видел, как нервно вы прятали документы. — Уничтожить?.. — переспросил он и как-то натянуто, грустно улыбнулся. — Ты прав, я хотел именно этого. — Вот только никто ничего не уничтожит, — прозвучал хриплый голос сзади. Последняя фраза заставила обернуться назад и встретиться с горящими от злости глазами Сокджина. И если Намджуну хотя бы стало по-детски стыдно за всю эту неловкую ситуацию, Чимин в свою очередь только закатил глаза и громко, как-то даже надменно цокнул языком. Его лисий взгляд и странный пугающий блеск зрачков говорил о его отношении к этой встрече громче всяких слов. Киллер был серьезно ранен, он держался за руку и не представлял никакой угрозы, и все же что-то в нем прибивало гвоздями к полу — верно, это была его решительность. Пилот сделал несколько уверенных шагов к столу ученого и уже открыл рот, чтобы что-то сказать, как Намджун попросту отвернулся. И почему он вообще должен был оправдываться за свои поступки? Почему он должен был извиняться за нарушенные обещания? Он всегда врал и недоговаривал, никогда не называл себя хорошим, и все это было известно его коллеге с самого начала, так что же тот теперь так злился? Да и преимущество было на стороне старшего — в его руках все еще лежал заряженный пистолет. — Я знал, что так случится, — вздохнул Ким, кое-как усмиряя свой гнев. — Таким, как ты, нельзя доверять. Может, поэтому ты и неожиданно сдружился с этим ребенком? Вам обоим легче предать кого-то ради собственной выгоды. Он говорил все это с таким ядом. Удивительно, и как человек может измениться за такой короткий срок? Неужели на него настолько повлияла та минутная встреча с тем, кого он пять лет хоронил в своей памяти? От свежевырытых могил обычно не пахнет гнилью, так с чего бы последней сочиться из каждой новой фразы? Это даже в какой-то степени забавно, и ученый чувствовал себя так же, как и некогда в детстве, когда приемные родители садись по обе стороны от него и начинали протягивать через его уши острое лезвие собственного разочарования. — А вам, кажется, легче срываться на ком-то и тратить время на крики, чем что-то делать, да? — прерывая этот монолог и надменно задирая нос, сказал подросток и сделал шаг навстречу Джину. — С чего вы решили, что имеете право поучать его или меня? Смешно слышать от какого-то алкоголика о доверии и предательстве. А вы что, действуете не ради своей выгоды? Вас просили себя спасать? Вам сказали, что вы нужны? Бьюсь об заклад, когда вы прилетели к своему другу, он послал вас самыми жестокими словами! — Заткнись, — остановил его ученый. Если внутри пилота зияла бездна гнева, то в глазах подростка разворачивалась целая буря, и привычный ореховый цвет глаз окрашивался в деготь, грязный и с телами утонувший в нем птиц — настолько безумным выглядел чужой монолог, приправленный безумной улыбкой и широкими размахами рук. Ах, это теперь Намджун вспомнил: он знал того, кто вел себя схожим образом, просто никогда не интересовался его именем и жизнью. Неужели у такого жестокого человека действительно был сын? Если так, то поведение мальчишки теперь казалось понятным: он копировал того, кто его воспитал, и потому не ощущал гнили собственных слов. И все же он был прав. И осознание этого факта ранило Сокджина еще сильнее. Его и правда никто не просил следовать за собой, не просили сломя голову нестись на помощь. Юнги изменился, и может он сам не заметил этого в себе, но было ли рядом с таким человеком место такому, как Ким? Жалкому, духовно слабому и глупому мужчине, не способному разрубить свои узы с первой и единственной любовью в его жизни. — Знаете, этот эксперимент должен был исправить одну крупную ошибку человечества, и раз так, может, план вашего врага заключается в том, чтобы вернуть Землю к жизни? — уже чуть спокойнее, но и язвительнее заметил Чимин. — Что если им известна причина апокалипсиса, и потому они захотели исправить все это? — Да заткнись ты! — почти закричал ученый, подрываясь со своего места. — Какой цели вообще придерживается ваш друг, а? Что если он хочет того же, чего и похитившие его люди? И тогда получается, что вы в очередной раз просто причините ему боль своим появлением в его жизни. Не задумывались об этом? Может, вы ему совсем не нужны? Да и кто вообще в этом мире кому-то нужен, а? После этого старшие совершенно точно поняли: слова этого подростка были жестокими, но не имели никакой ценности. Потому что он говорил все это из-за отсутствия какого-либо понимания о любви, в его глазах все было таким простым и непостоянным, и потому он видел только негативное и страшное — это оказалось очевидным для двух взрослых людей. И потому теперь он выглядел посмешищем, клоуном, рассказывающим во время празднования о повсеместной смерти от голода — неприятно, но и воспринимать всерьез никто бы не стал. Сделавшись маленьким для пространства вокруг него, мальчишка прикусил собственный язык и вышел, по-детски притоптывая ногой. И его новым коллегам стоило бы рассмеяться, если бы не вся серьезность ситуации между ними. — Извини, я не… — начал ученый. — Неважно, я сделаю все сам, — ответил пилот и с силой вырвал документы из чужих рук. — Но если встанешь на моем пути, то, клянусь, я убью тебя. Я все еще считаю тебя своим другом, однако- — Однако ты хочешь тянуться за сильными и смелыми людьми, да? — грустно усмехнулся старший, не позволив коллеге договорить. — Потому что Юнги именно такой. Верно? А так ли это было на самом деле? Нерешительный, застенчивый, теряющийся в словах всякий раз, когда ему приходилось говорить с незнакомыми людьми, краснеющий от страха перед обществом — таким Мин жил в памяти киллера, и пусть конец света перевернул все с ног на голову, окутав мир ледяными шелками, что-то в людях должно было оставаться неизменным. И разве мог тот, кто боялся сделать лишний шаг в общественном транспорте, превратиться в нечто совершенно иное? Неважно, каким сильным и гениальным был этот человек, в воспоминаниях Сокджина он все еще был другом со своими недостатками и глупыми привычками — и мужчина любил в нем все это. Хоть ему и никогда не хватало слов, чтобы сказать об этом прямо. — Над чем работало сопротивление? — выбросив из головы все эти мысли, спросил пилот. — Отвечай честно, если не хочешь получить кулаком в лицо. — Над тем же, — вздохнул старший. — Над возможностью изменения хронологии событий, однако, даже если мы и поняли, как нам это сделать, никто из нас не знал, что именно послужило причиной катастрофы, и без этого не было бы толку реализовывать нашу идею. — Тогда почему вас пытались уничтожить? — Потому что любая манипуляция со временем запрещена и опасна, — теперь он отвечал намного неохотнее, даже его голос стал тише. — Настолько опасна, что, вырежи мы один фрагмент из него, естественно, мы бы пришли к созданию парадокса. Ты знаешь, насколько это опасно? Парадокс может не принести за собой ничего, а может стать новой катастрофой, масштабы которой потенциально могли бы затронуть интересы Галактики. Мужчина произносил каждое новое слово с таким страхом, словно ему назначали десятилетия тюрьмы за суммарное количество слов, он даже замедлялся, точно не желая еще подробнее вдаваться в эту тему. Неужели именно поэтому он и сбежал? Из-за гипотетической угрозы? Сам бы он не ответил на этот вопрос, а Ким и так понимал, что спрашивать бесполезно, так что только подумал о ничтожности его мотивации, ведь ученый — тот, кто должен идти на риски и осознавать их, и за все время их знакомства Намджун создал множество вещей, способных нести только разрушения, однако совесть его при этом совсем не мучила, да и на людей ему было плевать — даже больше, чем абсолютному в своих взглядах на жизнь нигилисту Чимину. — Ясно, — только и сказал Джин. — В таком случае я больше не стану просить у тебя помощи, раз ты просто говоря об этом дрожишь. И он ушел, оставляя после себя новый виток истязания: неужели ему и правда было легче прожить крысой в канализации? Даже если так, старший не сделал ничего, дабы пойти за своим «другом» и разорвать цепь собственной трусости, лишь улыбнулся и посмеялся себе под нос, в полной мере осознавая, что его выдающийся ум должен был с самого начала принадлежать кому-то другому, а не какому-то брошенному сыночку проститутки.***
— Все еще болит? Голос Тэхена всегда был таким бесчувственным, и даже если он искренне переживал, ни в словах его, ни во взгляде нельзя было прочесть ни одной настоящей эмоции. С какой-то стороны эта ледяная маска безжалостно манила к себе, с другой — все еще заставляла дрожать от страха. Бледно-карамельная кожа, огромные океаны глаз и черные кудри — все это так завораживало в нем, что Хосок искренне терял дар речи, когда на него смотрели, он замирал и хотел наслаждаться этими кроткими моментами до конца своих дней. Но судьбой ему явно было уготовано терять эти прекрасные секунды и после давиться болью в груди. Он так и не понял свое место в отношениях с этим человеком, однако, когда тот подходил сзади, и они оба могли видеть растянувшийся тигровой лилией через всю спину бывшего ученого шрам, Чону думалось, что их история всегда была исключительно интимной и романтичной, как в каком-нибудь фильме о двух предателях. — Кажется, эта рана и правда сложно заживает, раз и через два года она кровоточит, — добавил юноша и сделал шаг вперед. — Да, вероятно, тот яд имел особые свойства, — кивнул старший и слегка вздрогнул, почувствовав чужие прикосновение на своих плечах. — Мне следует еще раз извиниться за это? — Нет, не стоит. Ким мог тысячи раз сказать это бессмысленное «прости», однако утопающему в любви к нему мужчине для прощения не нужно было и одной случайно вылетевшей фразы. Он жаждал внимания и горел чужими идеями, и пока все было так, то происшествие двухлетней давности не имело для него никакого значения. Кажется, когда его вытолкнули прямо в пасть алой бездне, он и вовсе не почувствовал обиды или боли, глядя на удаляющийся от него, на всей скорости летящий вниз, силуэт возлюбленного. Вот только если его любовь была безоговорочной и всеобъемлющей, ничего подобного нельзя было сказать о предмете его воздыхания, и Тэхен даже сейчас, получив исчерпывающий ответ на свой вопрос, попросту ушел, не оставив после себя ничего, кроме холода. Но старшему, казалось, хватало и этих крупиц заботы о нем, он даже не требовал ответа на свои чувства, притворяясь чужим ручным псом. И все это было бы прекрасно, он снова получил бы искренне удовольствие от возможности быть с кем-то слабым и ничтожным, если бы не горящий от ненависти взгляд его бывшего товарища. Юнги был связан, но даже так все мышцы в его теле были напряжены, на его шее вздулись вены. Ах, как же ненавистно им было смотреть друг на друга! Один смущался себя и своего эгоизма, а второго сжигала изнутри обида и ярость. Ощутив тяжесть чужого взгляда на себе, Хосок отвернулся и начал застегивать пуговицы на своем халате — казалось, прошла вечность с последнего момента, как он его надевал. — Когда ты успел так измениться? — выплюнул Мин. — Я смотрю на тебя, но вижу совершенно другого человека. Разве ты был таким же жалким? Разве тот ты был способен просто слепо идти за кем-то?! — Конечно же да, — вдруг достаточно резко ответил ему старший. — А ты разве этого не понимал? Если нет, то ты, замечу, плохо разбираешься в людях. Я всегда был именно таким, и я всегда просто следовал за кем-то. Тебе не хочется признавать этого, ведь раньше я был приверженцем идеалов своей матери, а теперь стал- — Рабом манипуляций, — закончил за него пленник. — Но в этом есть разница! — Довольно, — прервал их диалог Ким. Понимая, что лучше сейчас заткнуться, юноша кое-как сдержал свой поток ярости и сжал губы так крепко, как только это было возможно. Тогда же его молча подорвали с места и заставили идти за собой, тянули за наручники, как какого-то зверя — так унизительно, что хотелось прямо сейчас разорвать свое тело на куски. Чон послушно шел рядом, его руки были свободны, однако сердце и душа самыми прочными цепями натянулись между ним и каменным сердцем Косы. Последний лишь безучастно шагал по коридору. Было слишком темно, чтобы Юнги мог оглядеться, и, так как до этого он находился в светлой комнате, ему было физически тяжело пытаться запомнить хотя бы примерное расположение вещей. Изначально ему казалось, что этот хлипкий домик черт пойми где находится в изолированном месте, однако они явно достаточно долго шли по ровной поверхности, уже после начиная спускаться вниз. Это строение было похоже на созданное человеком здание, это уже чуть больше радовало — во всяком случае, была надежда не столкнуться с различными инопланетными существами, хотя исключать эту возможность было бы глупо. — Полагаю, после моего визита ты уже достаточно изучил шестую секцию, — спокойно сказал Ким. — Но, думаю, ты смог понять, что это лишь составная часть для чего-то большего, верно? Юнги отказывался говорить с ними, и они, видимо, оказались достаточно милосердными, чтобы не требовать от него настоящих ответов — все и так было ясно по взгляду. Тэхену хватило лишь единожды заглянуть в эти лисьи глазки, чтобы точно удостовериться в своей правоте, и потому на его лице разлилась удивительно нежная, но все же какая-то безжизненная улыбка. — Раз так, то ты, возможно, понял и первоначальную идею исследования. Он действительно понял, и потому отвернулся в глупой попытке собрать все свои силы воедино и придумать хоть какой-то план для побега. Его руки были связаны, он был здесь совершенно один, и у него отняли оружие, а его соперниками выступали бесхребетный предатель, уже два раза за эти сутки попытавшийся его придушить, несмотря на их прежнюю дружбу, и умелый боец — ситуация была хуже некуда. И что самое ужасное: у него не осталось сил от частых потерь сознания и, очевидно, перелета без соответствующей экипировки, ведь его же как-то доставили сюда с Земли. И в этот же момент пришло осознание, что все важные вещи, так или иначе последнее, что ему оставалось от той мирной жизни до конца света, остались в бункере, куда он, возможно, уже никогда и не вернется. И от этого безутешная боль разлилась по венам и фейерверками зажглась в легких. Юноша пять лет бережно хранил их, и теперь не было никакой гарантии, что он снова сможет прикоснуться к тому, что так долго не позволяло ему сходить с ума. А Тэхен, не обращая внимания на чужой потухший взгляд, все также размеренно шагал вниз по лестнице, ведя за собой пленника и собственного раба. Забавно, как тот, чьи руки были свободны, послушно шел следом и чуть ли не вилял хвостиком, а второй еле-еле переставлял ноги, и иногда то ли нарочно, то ли от бессилия, застывал на одном месте, отчего железо больно натирало запястья. Казалось, они прошли так уже несколько сотен метров, и все еще их не окружало ничего, кроме темноты. Молчание одиноко звенело в ушах. — Я и сам до конца не знаю, что же произошло, — вдруг сказал Ким, наконец останавливаясь около некой двери. — Однако осталось не так много времени до прихода нашего лидера, и когда он явится, ты сможешь спросить у него все, что захочешь. Он человек болтливый и крайне эгоистичный, так что опишет все в подробностях. Мин судорожно пытался придумать хоть что-то, в какой-то момент он даже дернулся, однако его тут же схватили руки Хосока, последний сжал его плечи с такой силой, что те ненароком хрустнули, и неприятное эхо разошлось по всему коридору. Ученый нервно выдохнул и попытался отстраниться от бывшего товарища, отпихнув его своим боком, вот только мужчина, очевидно, больше не собирался давать ему никакой свободы в действиях. Даже Тэхен удивился такому раскладу событий и, решив пока что не разбираться в этой внезапной вспышке чужого гнева, просто притянул пленника поближе к себе, дабы держать того на расстоянии не меньше метра от себя — в лучших традициях пионерских лагерей, как говорится. Свет от скрывающегося за дверью вида с особой жестокостью врезался в уже привыкшие к темноте глаза, заставив Юнги прищуриться и снова дернуться, уже не из желания сбежать, а от неожиданности — предатель не простил ему и этого, приставляя к горлу странный кинжал, все с тем же характерным для изобретений Чона механизмом. Мин унизительно проскулил от коснувшегося кожи лезвия, однако тут же набрал в себя как можно больше воздуха, дабы откинуть любые тревожные мысли и действовать в тот же момент, как у него появится возможность сбежать. И когда он смог перевести взгляд от стекающей на зачем-то надетую на него белую рубашку кровь, все в нем затряслось от ужаса. Прямо перед ним в своем безразличии росло удивительно уродливое алое дерево — такое, что один его вид мог заставить сердце остановиться. Безлистное, точно вырванное из зимней тоски, растение упиралось острыми ветками в вырытую бездну. Его покрытая странной жижей крона напоминала вспоротые белки глаз, теперь растекающиеся по полу. Вокруг стояло такое зловоние, что все начали кривиться от отвращения. Этот запах даже не был похож на что-то, а скорее ощущался так, словно тебе в рот вылили чужую рвоту — настолько он был отвратителен. Из-за того, что все это время Юнги шел босиком, вся эта сочащаяся из алых веток грязь стала липнуть к его ногам, отчего каждый новый шаг давался с трудом, ученый понимал: у него специально отняли обувь, ведь так он даже при наилучшем раскладе не смог бы выбраться отсюда. Хосоку приходилось буквально вырывать его из этого липкого ужаса, и при каждом таком действии образовывались новые раны, и так снова и снова. Мин терялся в этой боли, и поэтому не сразу же смог сообразить, что ему пытаются показать, только через минуту фокусируя взгляд на кроне этого странного дерева. Человеческое лицо без глаз, носа и губ росло прямо из него, и черными волосами сползало вниз, в самые корни. Оно слегка шевелилось, подрагивало, иногда вытягивало шею и даже иногда пугающе стонало, отчего сердце ученого начало разбиваться о грудную клетку. От этого молчания со стороны похитителей становилось только страшнее, но юноша снова силой попытался вернуть в свое тело силы. А Тэхен, впервые искренне улыбаясь, вдруг развернулся к нему, взял его лицо в свои ледяные руки и прошептал: — Все шесть экспериментов провалились, — сказал он на выдохе. — Но я верю, что ты сможешь помочь нам в осуществлении нашего замысла. Ты ведь такой же, да? Тебе ведь тоже было больно, когда весь мир отвернулся от тебя, так ведь? Когда родители не поверили тебе? Юнги хотел бы понять хоть одно его слово, но как бы ни старался, у него не выходило это сделать, и пока он вникал в чужой монолог, его взгляд переместился на своего бывшего друга. А последний, чуть ли не раскрыв от восторга рот, кивал каждой новой фразе, слетевшей с уст преступника. Вот только ученый не собирался поддакивать и поэтому, не зная, как ему еще опротестовать чужие слова, просто плюнул в лицо своему похитителю, заставляя того заткнуться раз и навсегда. — Что вы оба вообще несете? Какой, к черту, мир? У нас у всех больше нет прошлого, а вы так отчаянно пытаетесь перенести свои комплексы на настоящее время?! — закричал юноша, решительно делая шаг вперед и тут же получая удар разрядом тока прямо по лицу, но добавляя сразу же после этого: — Вы ведете себя по-детски! Вы оба! Я ни за что не стану участвовать ни в чем, что пришло в ваши больные головы! — Нет, новый мир будет создан, и ты обязательно поможешь нам. После этих слов голова зазвенела, и все вокруг рассыпалось на отзвуки и оттенки. Кажется, разряд от чужих когтей попал Мину прямо в глаза, заставляя закричать от боли и потерять равновесие. Чон все это время только молчал и порой до синяков сжимал чужие плечи, теперь же и вовсе прижал пленника лицом прямо в эти гниющие корни. Юнги сопротивлялся так, как только мог, он царапал чужие руки, даже кричал, пусть и знал, что это бесполезная затея, однако все закончилось тем, что он оказался абсолютно неподвижен. Все его тело утопало в грязи, и Тэхен, стряхнув его слюну со своей щеки, опустился перед ним на корточки, прошептав на ухо: — Ничего, у тебя есть время подумать, — он вздохнул. — Я знаю, что ты должен нас понять, смелый мальчик. Ведь ты ничем от нас не отличаешься.