wishing on a star

Как отпустить эти милые теплые руки? И о чем теперь думать? Куда идти и к чему стремиться? Сокджин не знал ответа ни на один из этих вопросов, пытаясь собрать свое разбитое сердце воедино и еще раз набраться смелости взглянуть на такое родное лицо. Мужчине казалось настоящим преступлением быть сейчас рядом с тем, кого он бессовестно бросил. Конечно, Юнги не злился, и это было страшнее всего, ведь тогда прощение, что так и норовило вырваться из горла, должно было остаться в нем, и теперь невысказанная правда сжигала проглоченным острым перцем изнутри — от этого жара было некуда деться. Ученый лежал рядышком и, казалось, действительно наслаждался этим моментом тишины. Все были слишком уставшими, чтобы решать насущные проблемы, оттого, разойдясь по смежным помещениям, все решили немного отдохнуть, более того — Мин был просто не в состоянии делать хоть что-то и боялся, что из-за пережитого не сможет ясно мыслить дальше. Отчего-то все сразу же стали надеяться только на его светлую голову, и раз так, то ему пришлось заставить себя немного поспать. И сон даже пришел к нему, подкрался со спины и кошмаром вставил нож в печень, заставляя тут же открыть свои воспаленные от стресса глаза и впиться тяжелым взглядом в потолок. Ким тоже не смог сомкнуть вежд, его дыхание было рваным, периодически он зачем-то шевелил рукой, дабы придвинуться чуть ближе к чужой ладони, и тут же одергивал себя, точно неумелый воришка в сувенирном магазине. Хотя такое сравнение и пришло обоим на ум, ни одному из них оно не понравилось: ведь между ними было нечто большее, чем страх за свои мелкие злодеяния. Между ними в расстояние из одного метра уместились пять лет тотального одиночества каждого из них, неизгладимые изменения, возраст и то прошлое, что каждый из них одновременно боялся потерять и жаждал отпустить. И оттого страх снова коснуться чужой ладони превращался в мучительное желание упасть к чужим коленям и рыдать во весь голос, а боязнь получить долгожданное прикосновение обращалось в сжигающее изнутри чувство неотвратимости расставания. Поэтому Юнги намеренно отвернулся и подогнул руки под лицо, дабы больше не истязать их сердца. Тогда, в первые мгновения их встречи, они уже достаточно обнажили души друг перед другом, и теперь, вкусив неспелую вишню желанных объятий, в них не осталось ничего, кроме сомнения. Это было глупо, верно? Пилот и сам прекрасно осознавал: в тот момент, когда он поверил в чужую смерть, пусть и не оставил обиды внутри ученого, но позволил первой трещине этой бездны разрастись между ними. Лежащий перед киллером больше не был тем заикой, краснеющим и нервно стирающим пот с лица и шеи всякий раз, когда ему приходилось совершать какие-то социальные действия. А сам он никогда уже не станет опорой и поддержкой для того, кто пережил эти муки изоляции. Они повзрослели и отчаялись, но их отчаяние было разным: у Сокджина оно лезвием ползло по тоненькой ленточке совести, у Мина — въедалось гноем в ширящуюся пустоту. — Извини, — вдруг прошептал юноша и сжал кулаки, из его груди вырвался тяжелый вздох. — Уверен, ты скучал по мне точно также, как и я по тебе, и все же… — Нет, — он тут отвернулся в другую сторону и после небольшой паузы выдавил из себя: — Я пытался забыть тебя, чтобы мне было легче. Когда на тебя обрушилось то здание, я подумал, что ты не мог выжить, и я даже не постарался окликнуть тебя. Не сделал абсолютно ничего. А после, оказавшись в космосе, я начал убивать. Ведь я солдат, и что я могу еще? Это не оправдание, конечно, но я и не ищу его, я всего лишь объясняю, что я действительно не тот, на кого ты можешь сейчас положиться. Я даже не тот, кто имеет право быть с тобой рядом. — А разве для того, чтобы быть со мной рядом, нужно быть кем-то особенным? Вопрос застал старшего врасплох, и он замолчал, не зная, как объяснить свою точку зрения. И все же, к счастью, ученому это было ни к чему: он прекрасно понимал, зачем мужчина хулит себя и нагнетает, пытается достать все свои грехи наружу, по крупицам собирая образ нового себя — того, кем он является именно сейчас и кем останется навсегда, если они смогут выжить в этом умирающем, не принимающем людей мире. — Я тоже не тот, кого тебе стоит любить, — прошептал младший и наконец повернулся лицом к старому другу. — И не тот, за кем нужно гнаться, спасать и следовать. Понимаешь? Я без понятия, что происходит, ты тоже не знаешь ответов на эти вопросы, и, следовательно, то, с чем мы оба столкнулись, намного больше нас… Так что… — Хочешь сказать, что мы оба должны отказаться от наших чувств, чтобы в момент смерти было легче? — он тоже повернулся и начал смотреть точно в такие знакомые карие глаза. — Не только, — он вздохнул. — Ведь смерть — далеко не единственный вариант развития событий, верно? Что, если нас разбросает по разным уголкам галактики вновь? Если погибнет только один из нас? Если другой или мы оба лишимся чего-то очень ценного для нас? — В таком случае, ты хочешь, чтобы ни я, ни ты не искали спасения друг в друге, да? — Да. Это было жестоко, настолько жестоко, что Сокджину было сложно подбирать слова, чтобы сформулировать еще хоть одну мысль. Юнги поступал эгоистично, ведь только ему было бы легче от этого, только он смог бы абстрагироваться от всех своих чувств и нести свою ношу живого дальше. А Ким не умел поступать так. Он был слишком обычным, чтобы соглашаться на подобные авантюры, не умел играться со свой душой и не желал понимать всю обреченность этой просьбы. И все же, даже осознавая все это, он ответил: — Хорошо. Эта еле различимая в темноте улыбка на чужом лице не стоила этого обещания, однако мужчина не смог отказать себе в этом удовольствии и наслаждался ей столько, сколько она цвела на потрескавшихся губах — слишком мало, чтобы запомнить ее навеки. Так хотелось прикоснуться еще раз, так отчаянно хотелось сделать хоть что-то, что они оба не решались делать до конца света, и теперь он обязан был запретить себе даже думать об этом. — Спасибо, — ответил младший и отвернулся, роняя горячие слезы. Их жар и тяжесть почувствовать киллер не смог, даже не услышал, с каким мучительным грохотом они падали на этот холодный пол. Юнги обнял себя руками и пообещал себе больше никогда не позволять чувствам взять над собой вверх, ведь иначе те остатки разума, что он так усердно хранил все эти долгие пять лет, тоже сгорят в пламени его безумия. Он уже достаточно истерзал свое сердце, когда позволил обнять себя целых два раза. Несложно было догадаться — им обоим принесло это намного больше боли, и, если бы они привыкли к этому потерянному теплу, теперь они бы точно не пережили расставание. — Что бы ни случилось, пожалуйста, живи, — напоследок прошептал ученый. — Клянусь. И взамен на это, Юнги пообещал всегда оставаться собой. Наверное, будь Сокджин чуть больше эгоистом, он бы попросил их прощальный и единственный поцелуй, но делать этого не стал, только поднялся и отодвинулся подальше к стене, накрывая уставшее тело возлюбленного стареньким покрывалом. Как верный пес, он решил охранять чужой сон — единственное, что он мог подарить тому, кого так безмерно любил, дабы тот не чувствовал себя обремененным его чувствами. И это причиняло ему неистовую боль.

***

— Что ты делаешь… Намджун замер, видя перед собой настоящего монстра с той же злобной улыбкой, пугающим блеском в глазах и смертельной хваткой, как и в его далеким воспоминаниях. Чимин стоял над еле дышащим пленником, сжимая его шею с такой силой, что чужое лицо обрело цвет раздавленной сливы, а все вены вздулись. Мальчишка усмехнулся и сделал шаг в сторону, поднимая руки вверх и вдруг начиная медленно идти к старшему, прошептав ему на ухо, когда оказался даже слишком близко, чем того требовалось: — А что, напоминаю вам кого-то? У всех были свои травмы, и этот наглец так ловко игрался со всем, что случайно узнавал, не понимал чужих чувств и все же легко ими манипулировал — да, он определенно напоминал всех, кого ученый боялся в своей жизни. И теперь, когда его и без того стыдило присутствие в их компании Юнги и полное непонимание происходящего, все его страхи возвысились над ним и превратили его из жалкого человека в не способного сказать хоть что-то ребенка. — Почему бы вам не остановить меня? Немой и глухой ко всему травмирующему, обездвиженный своими же воспоминаниями, Намджун, как полный идиот, стоял и позволял какому-то ребенку играться с собственными чувствами, шептать что-то с этим пугающе темным взглядом и заглядывать дальше в свою, стоит отметить, крайне пустую душу. Тяжело вздохнув и сжав кулаки, старший наконец смог собраться с мыслями и оттолкнуть этого оборванца от себя, подходя к еще на удивление не потерявшему сознание Тэхену; тот держался из последних сил в бессмысленной попытке не закрыть глаза. И ученому вдруг так захотелось, чтобы они посмотрели друг на друга, хотелось ощутить чужую беспомощность, но, получив желанное, он осознал: бандит не испытывал ничего, кроме ненависти. — Такая забавная штучка, — улыбнулся мальчишка и начал крутить в своих пальцах ключик с заключенным в нем оружием. — Эй, а вы сможете взломать его? Старший пожал плечами и выхватил механизм из чужих рук, начиная рассматривать устройство и тяжело вздыхая. Коса явно не слишком хотел, чтобы нечто подобное произошло, так что отчаянно начал тянуться и пытаться что-то говорить, выплевывая скопившуюся во рту кровь. Но Чимин не позволил ему договорить, тут же надавливая ногой на чужую голову и буквально вжимая чужое лицо в ледяной пол. Мужчине не нравилось все это беспричинное насилие, и в то же время ему совсем немного хотелось стать таким же, избавиться от своих комплексов и вести себя также свободно. — Не могу понять… — начал он и тут же почувствовал, как этот ключ начинает обжигать его ладони. Секунда — и оружие само появилось в его руках. Чимин тут же удивленно вскрикнул и даже открыл рот, театрально натягивая улыбку на свое израненное больное лицо. Ученый, казалось, и сам был в шоке, даже пленник непонимающе смотрел на то, что всегда принадлежало только ему, тут же поднимая взгляд на недавнего мучителя и пытаясь найти в этом ребенке ответы на свое беспомощное непонимание. — Эй, кажется, теперь вы такой же сильный, — звонко сказал он и придвинулся еще ближе. — Ну же, ударьте здесь что-нибудь, может… — Что ты пытаешься сделать? — вдруг сказал Намджун и серьезно посмотрел на новобранца. — Зачем ты пытаешься манипулировать мной? — А? — он удивленно повернул голову набок. — Слушай, — вздохнул старший, — я наблюдаю за тобой достаточно давно, чтобы понять, что ты далеко не такой простодушный, каким хочешь казаться. — А какой же я? Мужчина бы ответил ему: «Проблемный». И все же своим ответом он бы позволил мальчишке снова почувствовать контроль над ним, так что он решил промолчать. Такой реакции этот наглец явно не ожидал, так что заметно разозлился. Когда гнев заполнял его сердце, его уста всегда складывались в крайне неприятной улыбке — ученый давно уже заметил это. И так раздражало этого ребенка исключительно чужое недоверие к нему, и это притом, что сам он здесь явно никому не доверял — вот ведь лицемер! С другой стороны, эта двуличная, фальшивая до самого основания натура Чимина и была самой понятной частью его личности для старшего. Последний тоже не отличался искренностью, и вечно врал даже сам себе, боялся раскрыть свое слишком слабое и беспомощное Я даже перед зеркалом в полном одиночестве. — Господин Пак с тобой что-то сделал? — прямо спросил он, приставляя лезвие косы к горлу мальчишки. — Я давно уже хотел узнать, и раз оружие теперь в моих руках, а ты и так ранен, так что извини, но пришло время тебе хоть немного рассказать о себе правды. — Ах, так вы только притворялись со мной дружелюбным, — усмехнулся младший. — Да, я в этом мастер, знаешь ли, — он тоже улыбнулся. Еще с пару секунд они просидели в пугающем безмолвии, отчего Намджуну пришлось надавить на чужую шею и еще настойчивее повторить свое требование. Подростка ведь не просили обнажить всю свою душу, так что мужчина не хотел ждать, пока этот негодник соберется с мыслями и выдаст хоть что-то. — Нет, он был нормальным отцом, — ответил он. — Только жил с вечными суицидальными мыслями. — Что? — удивился он и тут же нахмурился. — Удивлены, да? — он улыбнулся еще шире. — Вы ведь о нем слышали, правда? Наверное, понятия не имели, что каждое воскресенье он пытался наглотаться таблеток. Если вы думаете, что я неприятный человек, в нем, то ошибаетесь. Мне все равно, что он там делал с собой, в последний день на Земле он прострелил себе голову и даже не попрощался. Знаете, что он написал в предсмертной записке? Он написал извинения перед всем миром, а обо мне даже не вспомнил. Там было так много имен, целый роман, но ни слова, посвященного мне. Чем больше он говорил, тем более обиженным казалось его лицо, глаза, точно замерзшие рябиновые ягодки, наполнялись холодом. Намджун слушал внимательно, пытаясь подмечать любые детали, дабы различить ложь и правду. Но все, что было произнесено, казалось исключительно искренним, настоящим. Словно Чимин вдруг выплюнул свою злость на безучастного родителя на руки другому взрослому, даже отвернулся лицом к стенке, явно не желая продолжать разговор. — Так ты такой чудной, потому что папочка не обращал внимания? — усмехнулся вошедший в комнату Чон. — А я надеялся, что ты просто сумасшедший. А ты, как оказалось, просто привлекаешь к себе внимание, потому что тебе одиноко? — Ой-ёй, меня раскрыли, я больше не загадочный придурок, который мог бы заинтересовать вас, да? Что ж, я никогда не хотел им быть в любом случае. Если уж быть совсем откровенным, то так и было. Ученый отвел лезвие косы от его горла и теперь смотрел на него даже с какой-то ненужной никому в этой комнате жалостью. От этого родительского взгляда было так неприятно, что подросток весь скривился и отошел в сторону. А Чонгук смотрел на все это с каким-то неподдельным удовольствием: впервые объектом безразличного сопереживания стал не он, а некто, кто все это время умело обходил свое прошлое стороной. Если бы у юноши остались силы на смех, он бы точно сейчас в голос и крайне злорадно рассмеялся, но одного тяжелого обиженного взгляда младшего хватило, чтобы сбить этот настрой. Все же, ни он, ни ученый не имели права так просто высмеивать чужие чувства. Осознав это, им обоим даже стало немного стыдно за свое поведение, но, как и любой почувствовавший силу над кем-то человек, они не смогли отказать себе в удовольствии еще немного позлорадствовать. — Может, он не упомянул тебя в предсмертной записке, потому что ты и был причиной его самоубийства, не задумывался? — чтобы отомстить за все те жестокие слова в свою сторону, сказал Чон. — Может, ему было все равно, потому что именно из-за тебя ему жизнь и не была мила? — Так и есть, — спокойно ответил подросток. — Ха, думал, я расстроюсь из-за этого? Извини, но у тебя не выйдет огорчить меня подобным лепетом. Конечно же это было из-за того, что я на свет появился, вот только моей вины в этом нет, не находишь? Я не просил создавать меня. Не просил быть мне отцом. Так что у меня нет повода злиться на себя, только на него, как на виновника моего прихода в этот мир. Или ты совсем идиот и не понимаешь очевидных вещей? Ему хотелось сейчас ответить так жестоко, как только можно было, чтобы втоптать эту самоуверенную ухмылку в грязь, но все их планы нарушил вдруг вырвавшийся из цепи Тэхен. В этом диалоге все остальные и позабыли о нем, вот только сам юноша не терял бдительности ни на секунду, потому, наконец почувствовав нужный момент, освободил себя и первым же делом нанес удар по коленям старшего, выхватывая из его рук свое оружие и пытаясь убежать дальше по коридору. Некоторые пальцы на его ногах явно были сломаны, отчего бег превращался в самую невыносимую пытку, все тело горело, от его рук в буквальном смысле сходил пар. Чтобы выбраться, ему пришлось нанести удар током не только по сдерживающему его механизму, но и по самому себе, прямо по открытым ранам. Сказать, что с каждым новым шагом он все больше и больше ощущал себя мертвым — не сказать ничего. Но выбора не было, и юноша отчаянно бежал дальше. Чимин и с места не сдвинулся, когда все это произошло, только обиженно отвернулся и скрестил руки на груди, за что получил болезненный удар протезом в живот: лежащий Намджун пытался хоть как-то достучаться до него. Чонгук, не сразу сообразивший, что происходит, наконец решил взять все в свои руки, схватил мальчишку без разбора прямо за больное запястье и потащил за собой в погоню. Но подросток кое-как увернулся и отказался идти дальше, заявляя: — Неинтересно. — Что?! — закричал старший. — Ты хоть понимаешь, что- — А что я не понимаю? Ему некуда здесь бежать, — он вздохнул. — И он слишком сильно ранен, чтобы оказать сопротивление. По словам этого Юнги, температура за пределами бункера ниже трехсот градусов, выйдет — помрет, а в пределах этого помещения преимущество на нашей стороне. Так чего я не понимаю, идиот? Кажется, мальчишку и правда задели все эти высмеивания, так как сейчас он общался максимально агрессивно и неприветливо, не смотрел со своим змеиным взглядом, и в голосе его ничего, кроме безразличия и не было. Он говорил разумные вещи, но юноша слушать его не стал и побежал за пленником по кровавому следу, периодически оборачиваясь на еле плетущегося за собой Чимина, и останавливаясь только тогда, когда рядом с ним одним мощным ударом прорезало стену. Чонгук прикрыл лицо руками, пыль тут же въелась в глаза, и когда рядом прошлась еще одна силовая волна, настолько мощная, что сдвинула его на пару метров назад, он наконец смог разглядеть среди поднявшегося дыма отчаянно держащегося за стену Тэхена. Последний настолько тяжело дышал, что у самого Чона удушье закралось в груди. Бандит прислонился головой к стенке и кое-как держал открытым один глаз, и этот измученный взгляд сразу же въелся в память — настолько затравленным выглядел некогда сильный и неуязвимый солдат. — Эй, — вдруг подал голос Чимин, наконец соизволивший дойти до этого места. — Слушай, а ведь этой твой шанс, придурок. Этот человек явно знает о твоем прошлом, вероятно, даже знает об этой херне внутри тебя, и он слишком серьезно ранен, чтобы сопротивляться. Ты бы мог помочь ему в обмен на информацию о Чон Хосоке. — И зачем кому-то нужна информация обо мне? Незнакомый, хриплый голос раздался как гром среди ясного неба. Секунда — и к виску подростка оказался приставлен пистолет такого насыщенного нефритового цвета, что мальчишка невольно загляделся на нечто столь красивое и яркое. Появившийся из ниоткуда незнакомец болезненно вдавил дуло в кожу. Удивительно, но обычно холодное оружие оказалось горячим — настолько, что младший почувствовал, как его плоть начинает плавиться. Вероятно, поэтому нарушитель был в схожих с пленником перчатках. Но пока юный хулиган думал об этом, сам Чонгук, как самый последний идиот, просто стоял и смотрел на такое знакомое и родное лицо, смотрел, но не видел в нем ничего, что стоило искать. Перед ним был взрослый измученный брат с впалыми щеками, отчасти безумным взглядом, огромными темно-синими мешками под глазами и отросшими волосами — такими сальными, что отсюда напоминали сползающих по плечам змей. Безобразный, уставший и грязный — тот, кто должен был пролить свет на все, что волновало Чонгука, а также тот, кто, только увидев младшего брата, выстрелил ему в плечо без каких-либо эмоций и извинений. Все произошло так быстро, что юноша даже не успел понять, как пустая тишина и оцепенение сменились на эту звенящую боль и собственный вопль. Он не чувствовал самого себя, и по его венам грозовыми раскатами лился страх. До тех пор, пока еще одна пуля не прилетела ему куда-то в живот. — Будешь дергаться — и тебя застрелю, — сказал он и тут же посмотрел в бесстрашные глаза мальчишки. — Ну попробуй. И раздался третий выстрел, вот только подросток достаточно ловко увернулся и выпутался из чужих рук, становясь напротив упавшего на колени чужака и тяжело вздыхая. Сзади разрасталась кровавая пустота в лице все еще чудом не потерявшего сознания Тэхена, впереди — вооруженный гений с потухшими глазами. Все был очевидно. — Мы сдаемся, — пожал плечами младший. — Хотя не знаю, насколько тебя волнует это, учитывая то, что ты уже несколько раз выстрелил в своего же брата. — Брата? — мужчина повернул голову набок и вдруг сделал несколько шагов вперед. Ему не составило большого труда пробраться поближе, схватить родственника за лицо и посмотреть ему в глаза — горький взгляд лукового. Мужчина тяжело вздохнул и просто отвернулся, подходя к раненому напарнику и позволяя схватиться за себя. Если честно, ученый не подозревал, что все пройдет так гладко, даже слишком плавно, и это могло означать лишь то, что ему не стоит доверять даже мольбе о пощаде. Он сделал лишь один шаг вперед, как Тэхен наконец позволил себе потерять сознание, вот только появилась небольшая проблема — в следующее мгновение Хосок вновь потерялся в своей трезвой реальности. Он был уже в другом конце коридора, и двое мальчишек смотрели ему вслед, а самых младший из них почему-то смеялся, да так звонко и переливисто, что ему бы точно позавидовали бы поющие этому мертвому солнцу жаворонки. Чону старшему хватило и пяти секунд, чтобы осознать свое реальное положение. Ах, и правда, с чего он подумал, что все будет так легко? Тем более сейчас, когда он не был под действием наркотиков. Все могло пройти по его плану только с этим несчастным Чонгуком, все еще с каким-то неверием смотрящим на свои окровавленные руки и на глазах заживающие раны, точно и не знал, что все произойдет именно так. Вот только в отличие от своего родственника мужчина был обычным человеком, и наставленное на него оружие выглядело весьма пугающим. Конечно, против его собственного изобретения не было спасения. Сокджин сжимал пистолет Юнги с такой силой, что рукоятка начала скрипеть, и в сердце пилота не было в данный момент ничего, кроме ярости. А за его плечами, упираясь в перила, стоял тот самый беглец все с тем же озадаченным тяжелым взглядом. Хосок решил, что это его последний шанс осмотреться, так что на одно мгновение отвлекся, дабы изучить окружающую территорию. Очевидно, киллеру это поведение по вкусу не пришлось, и рядом с ногами нежданного гостя появилась достаточно глубокая дыра от этого сгустка энергии. И тогда некогда гений усмехнулся, после — рассмеялся в голос, истерически кашляя всякий раз, когда в легких не оставалось кислорода. — Эй, объект номер 4, разве не твоя очередь показать себя? — оборачиваясь к брату, сказал он. — По-моему, ты забыл, зачем был создан. — Закрой уши, — прошептал двойник. Чужак окончательно потерялся в этой бесконечной веренице событий. И сколько еще это будет продолжаться? Когда ему кажется, что он приближается хоть к каким-то ответам, ему на голову сваливаются еще тысячи вопросов. Он ясно видел эту бессовестную жестокость в глазах родственника, и отчего-то ему даже не было обидно, словно он ожидал, что их встреча будет именно такой — глупой, безжалостной и наполненной только безразличием. Вот только представлял он себе совсем иное, и объяснить эту пустоту внутри себя сейчас был не в силах. Юноша мог только безучастно смотреть на свои руки и капающую с них темную кровь. — Кажется, теперь моя очередь смеяться с тебя. Чонгук пробудился от дремы собственных мыслей только тогда, когда эти холодные руки подростка накрыли его уши, не позволяя услышать нечто, что его брат произнес с таким упоением и какими-то нотками зависти в глазах. Старший поднял свой как всегда растерянный и теперь можно даже сказать глуповатый взгляд на Чимина, а тот, теряя любые признаки этой наглой улыбки на своем лице, лишь тяжело вздохнул. Он знал: Сокджин не станет ждать и секунды. И потому в следующее мгновение рядом с Хосоком со всей мощи пролетел уже полностью заряженный снаряд. Все вокруг бывшего ученого наполнилось дымом, и в темноте коридоров все силуэты вдруг потеряли свои очертания, не было видно ничего, кроме темноты и поднявшейся пыли. Только когда та слегка осела, стало очевидно: эта битва только началась. Коса Тэхена, неожиданно проснувшегося, отразила удар, все вокруг неожиданно наполнилось этим рубинно-алым оттенком и тяжелым дыханием раненого. Мальчишка хотел уже сделать шаг вперед, как и его, и чужака утащили в другую комнату. Намджун оказался достаточно сильным, чтобы сделать это одним рывком. Видимо, он давно уже разобрался со своими протезами, раз теперь не только стоял на ногах, но еще и имел при себе оружие, которого в комнате до этого явно не было. — А чего вы раньше не помогли? — вдруг спросил младший и серьезно посмотрел в чужие глаза. — А я-то думал вы там беспомощным валяетесь на полу и ползете к нам. — А я вам ничего не должен, — ответил ученый и осторожно выглянул наружу. — Побоялись показываться на глаза бывшим товарищам? Будь у них хоть день спокойной жизни, вероятно, он бы уже однажды избил этого наглеца — так он думал всякий раз, когда хулиган озвучивал неудобную правду. Вот только сейчас ему не было смысла оправдываться и, закрыв дверь поплотнее, он решил довериться своему напарнику. Во всяком случае, никто из них не помог бы пилоту ни своей физической силой, ни навыками боя. А Тэхен тем временем даже смог самостоятельно встать на ноги. Юнги сразу же насторожило это, потому он прищурился и слегка отошел в сторону, замечая странный шприц на шее бандита. Видимо, Хосок вколол ему нечто, что смогло пробудить в нем остатки сил — иного объяснения юноша для себя не видел. Переглянувшись с возлюбленным, он кивнул ему и отдал последние патроны в пистолет, после чего отошел в сторону и сжал в своей ладони нож — он должен был защитить себя даже в том случае, если Сокджин проиграет. Последний, говоря совсем уж откровенно, на победу и правда не надеялся, однако и выбора у него не осталось. Оттолкнув старшего Чона от себя, Коса тут же отпрыгнул в сторону вместе с этим пугающим звуком раската молнии и грома, однако из-за усталости он не смог убежать достаточно далеко для первой атаки. Киллер встречался с ним уже не в первый раз, поэтому смог предугадать ход его действий и первый удар нанес именно он, почти сталкивая противника с ног и хватая его за шею. Доминирование, правда, продолжалось недолго, и уже через мгновение ему пришлось отскочить назад из-за пролетавшего рядом с его лицом разряда тока. С каждым новым тяжелым вздохом преступника звук собирающихся на пальцах разрядов становился все отчетливее. Мужчина снова решил нанести удар первым, уклоняясь от заряженной атаки, и тут же пробивая кулаком чужую челюсть, отчего Тэхен сначала слегка подлетел в воздух, однако сумел перегруппироваться и заблокировал новый удар, присел и нанес следующий по ногам пилота. Однако тот кое-как устоял на месте, после чего смог воспользоваться ситуацией и буквально на секунду коснуться дулом пистолета чужого лба. Вот только не успел вовремя надавить на курок, отчего соперник успел предупредить выстрел и смог направить его в потолок, тут же отлетая в сторону и наконец забирая теперь сияющую пуще прежнего косу из рук Хосока. Последний тоже не стал просто стоять на месте в ожидании чего-то, так что, решив не терять время, направился вверх по лестнице прямо за Мином — важной частью их плана, упустить которую в этот раз они точно не могли. Джин отвлекся на осознание этого, и потому не сразу же понял, отчего отлетел в противоположный край коридора, влетая на скорости в стену, отчего по позвоночнику прошелся разряд боли. Прокрутив в руках свое оружие, Тэхен вдруг начал двигаться увереннее и быстрее, уже через считанные мгновения оказываясь рядом с недругом и нанося второй удар. Благо мужчина успел присесть и снова отбежать на безопасное расстояние, он выстрелил, пожертвовав одним из семи патронов, дабы отвлечь юношу. Тот в целях защиты естественно закрыл себя огромным лезвием, в силу чего и загнал себя на это время в слепую зону. Это позволило старшему сделать и второй выстрел — прямо в голень. Однако в этом он явно ошибся: костюм не позволил разряду полностью пробить себя, и в итоге Коса лишь получил небольшую рану, отчего его обычно безучастный взгляд и кукольное безэмоциональное лицо наполнилось какой-то небывалой яростью. Секунда — и киллер получил разряд тока прямо по щеке, отчего он невольно согнулся и открылся для удара коленом по животу, после — еще один по шее, да такой мощный, что из груди вырвался стыдливый крик и тяжелый вздох. Он отлетел в сторону, откатившись на пару метров вправо, но тут же через боль поднялся и устремил свой взор к этому сияющему в темноте коридора полумесяцу косы. Она возвышалась над бледным лицом этой марионетки, и по одному только взгляду юноши можно было понять: эта битва только началась.