***
— Опа! — воскликнула Женя и схватила Юджина за руку, а потом потянула его на себя и дунула в лицо, от чего чёрная чёлка разлетелась в стороны. — Подстричься не хочешь? О, хы, на нашу Венджи похож. Женя прибежала к ребятам домой под предлогом помощи с чем-нибудь, но, узнав, что особо ничего делать и не надо, не расстроилась. В конце концов, хотелось просто так поболтать, а то от вчерашней математики с самым строгим из тех преподавателей, что ей нанимал отец, уже трещала голова. Юджин поморщился и помотал головой. — Не думал пока что, — ответил он и заправил чёлку за уши. Чёрные прядки снова рассыпались на лоб. Женя не помнила, чтобы он вообще хоть когда-то состригал волосы, и они уже отросли ему по плечи. — Ну ладно. А я хочу. Вот так. — Женя ухватилась указательным и большим пальцем за косичку почти у затылка. — У тебя есть нож? — Ты это прямо сейчас решила? — осведомилась Агата, разглядывая прохудившийся рукав коричневого свитера. — Да. Ну что мне ждать? — Да действительно… Знаешь, ножницами лучше получится, — пояснила Агата. Жене показалось, что она спрятала улыбку. — Хм, может, ты и права. Ладно, стрижка откладывается. А я… Хлопнула дверь. На звук обернулись все трое. На пороге появился господин Грайс — низкий мужчина с широкими морщинами и тёмными пятнами на лице. В руках он держал стеклянную бутылку с какой-то мутной жидкостью, не похожей даже на вино. Женя видела родителей Юджина и Агаты очень редко. Чаще всего их отца попросту не было дома, а мать подолгу не выходила из комнаты. Как-то раз Женя пыталась заговорить с Грайсом, но тот только молча выслушал её, хмыкнул и продолжать разговор не стал. А мать ребят, немолодая женщина со всегда убранными под платок волосами и затравленным взглядом, если и заговаривала с Женей, то всё сводилось к её жалобам на здоровье. Выглядела она и правда больной, часто куталась в шерстяной платок и хваталась за сердце. Когда Женя поинтересовалась, может ли она попросить папу оплатить врача, Грайс наотрез отказался, сказав, что им не нужны ничьи подачки. Агата, стоило ей увидеть отца, уставилась на него, словно чего-то ожидала. Юджин опустил глаза и спрятал руки за спину. Шатаясь, мужчина зашагал к ним. Он часто морщился и моргал, будто только проснулся. — А-а, ты опять, — пьяно протянул Грайс, одарив Женю равнодушным взглядом, и со стуком поставил бутылку на стол. — Шастаешь тут каждый день, аж тошно. — Папа, — с упрёком в голосе сказала Агата и мельком взглянула на Женю, — не надо. — Что «папа»? — вдруг рявкнул Грайс. Женя, не ожидавшая такого, отшатнулась. — Вечно она тут. Рады ей больше, чем собственному отцу. Я для вас всё! А она что? Женя не очень понимала, чем провинилась перед ним, вроде всегда старалась улыбаться и быть вежливой. Она насупилась и недоумённо взглянула на Юджина, но тот едва заметно мотнул головой и стыдливо отвёл взгляд. — Не дети, а неблагодарные твари, — процедил Грайс и почесал голову. — Стивен! — раздался женский голос. Мать Агаты и Юджина, улыбаясь явно через силу, протягивала руки к Грайсу и шла к нему навстречу. — И ты ещё, — брезгливо сказал он, но всё же забрал бутылку с сомнительным напитком и шагнул к ней. — Как же всё зае… — Бывает, — перебив его, согласилась женщина. — Пойдём в комнату. Она бросила через плечо взгляд на ребят и, пытаясь успокоить мужа, повела его прочь из кухни. Женя молчала, боясь сказать что-то не то. Такое было ей слишком уж непривычно. Почему Грайс только что кричал на своих же детей и, кажется, был вовсе не рад жене? — Прости, — проронила Агата. — В последнее время так всё чаще. — А что случилось? — поинтересовалась Женя, всё ещё не понимая, от чего Грайс пребывает в таком состоянии. — Он играет, — с каким-то отвращением ответила Агата. — А… А во что? А почему он не весёлый? Играть это ну… Весело. Должно быть. А он какой-то не слишком радостный. — Играет на деньги, — объяснила Агата, не меняясь в лице. — И проигрывает. Потом пьёт и, когда деньги и выпивка заканчиваются, приходит домой. Может даже ночью заявиться. — Я думала, он просто так долго работает, — пробормотала Женя, пытаясь собрать картину воедино. — Если бы, — невесело усмехнулась Агата и отвела взгляд. — Как-то это неправильно, — неуверенно произнесла Женя сжимая край кофты в ладонях. — Может, вам поговорить с ним и попросить больше так не делать? А то, ну… Вы все грустные будете. Агата фыркнула, а Юджин вздохнул. — Тебе повезло с отцом, — тихо сказал он, всё ещё блуждая взглядом по полу. — А тут… Прости, что он именно сейчас пришёл. Мы не думали… — Всё прямо совсем плохо? — спросила Женя, уже догадываясь, какой будет ответ. Юджин и Агата кивнули. — Может, тебе домой пойти? — спросила Агата. — Мама пока его успокоила, но скоро он может снова прийти. — Вы не обидитесь? — уточнила Женя на всякий случай. — С чего бы? Просто тебе правда лучше не видеть его… Когда он такой. А лучшее вообще. — Ладно, — без энтузиазма согласилась Женя. Внезапно ей захотелось уговорить ребят пойти с ней, чтобы они сами не попали под раздачу. Но она так и не предложила им этого. Натянув сапоги, Женя накинула куртку и посмотрела на ребят. — Тогда до завтра? — Давай, — улыбнулась Агата. — Только вы это, не расстраивайтесь сильно, может, он перестанет быть таким. Когда Женя вышла на улицу, было уже темно. Она зашагала в сторону дома по обледеневшей тропинке, думая о своём отце. Он не пил, разве что только по праздникам. И уж тем более он никогда не кричал на неё. Начиная понимать, что она не слишком-то и ценила столько хорошее обращение к себе, Женя поморщилась. Покрывшийся твёрдой коркой снег хрустел под ногами. Окна дома мягко светились изнутри. Отворив дверь, Женя ощутила тепло. Поспешив снять куртку, чтобы не спариться, она бросилась на поиски отца. — О, вернулась! — воскликнул Эван, появившись у неё на пути. — Мы тебя уже к ужину ждём. Женя, недолго думая, обхватила плечи Эвана ладонями, прижала его к себе, а потом ткнулась носом в щёку. — Ты чего? — притихнув, удивился он. — Так надо, — шепнула Женя, но почти сразу отпустила его. — Всё, я к папе. Зайдя за лестницу, она толкнула дверь, ведущую в комнату отца. — Папа! Женя влетела в комнату и, забыв закрыть за собой дверь, бросилась к отцу, разбиравшему какие-то бумаги. Он удивлённо хмыкнул, уставившись на неё. Серьёзно глядя на отца, Женя ткнула в него пальцем. — Папа, я тебя люблю, — заявила она. Отец улыбнулся и даже усмехнулся, сгребая Женю одной рукой к себе. — Я тебя тоже, — тихо сказал он. — Очень-очень? — уточнила Женя, бормоча отцу в плечо. — Очень-очень и даже сильнее, — заверили её. — Маму ты так же любил? — И сейчас люблю, — кивнул отец и погладил Женю по спине. — Вас обеих я люблю больше всего на свете. — Это хорошо, — пролепетала Женя и довольно улыбнулась. Укладываясь спать, она решила, что неплохо бы завтра сказать нечто в этом духе и друзьям. Женя хоть и чувствовала, что они ей дороги, но за столько лет ни разу так и не говорила ничего подобного ни Агате, ни Юджину. А они, наверное, тоже обрадуются.***
Толчки в бок разбудили её. Следом она услышала взволнованный голос отца. Недовольно заскулив, Женя заворочалась. — Женя! Сейчас же встань! — почти что крикнул отец, чем весьма озадачил её. Женя почувствовала жар с левого боку от стены. Зачем-то отведя туда руку, она ощутила что-то очень горячее и жгучее. Вскрикнув, Женя отдёрнула руку. Сон быстро улетучился. Отец стащил её с кровати. Обычно холодный пол оказался тёплым. Не успев сообразить, что к чему, Женя уставилась на пламя, объявшее её комнату. Огонь перебирался со стен на постель и на потолок, настежь распахнутая дверь уже полыхала. — Папа… — хрипло пролепетала Женя. Внезапно её осыпало градом осколков. Женя испуганно запищала. Отец пригнулся, заставив её сделать тоже самое. Краем глаза Женя заметила, что стекла в окне больше не было, осталась только одна догорающая рама. — Не бойся, — почти без дрожи в голосе предупредил отец и потащил её прочь из комнаты. Споткнувшись о собственные ноги, она чуть не упала, но отец рывком вернул её в вертикальное положение. Послышался треск. Женю ударило по голове что-то объёмное. В следующую секунду всё тело обдало жаром. Ночная рубашка загорелась. Женя завизжала. Ей до этого никогда не было так больно. Кожу щипало, она словно загорелась изнутри, глаза слезились, раскалившиеся серёжки прожигали мочки ушей словно угли. Женя уже была готова променять свою семью и друзей на то, чтобы это прекратилось. Казалось, её тело сгорало изнутри, искрясь в ночной темноте. Уже не понимая, плачет она или просто кричит, Женя почувствовала что-то мягкое и почти неощущаемое на фоне пламени. Её грубо похлопали по спине и голове, сбивая пламя. — Что это? — громко всхлипнула она, тщетно пытаясь раскрыть глаза. Даже идти было больно, каждый шаг отдавался странным гулом в стопах. Из-за дыма, заполонившего всё вокруг, дышать становилось всё труднее и не получалось полностью открыть глаза. — Просто балка упала, — пробормотал отец, таща её вниз по лестнице. Уже даже не задумываясь, почему всё вдруг загорелось, Женя бежала за ним, пропуская ступени, и старалась больше не кричать. Стопы жгло, она постоянно скулила и едва касалась пола, вися на отцовской руке. Левой ладонью она сжимала на груди ту ткань, что накинул на неё отец, и жмурилась от боли. Кожа горела. Жене казалось, что её окунули в кипящую реку. Слёзы стекали по ресницам, щекам и катились с подбородка за шиворот, но почти сразу же высыхали из-за невероятного жара. Дышать было горько и мучительно. Почему-то клонило в сон. Женя боялась заснуть прямо посреди объятого пламенем дома и старалась сосредоточиться на одной мысли: дойти до выхода. Едкий дым щипал глаза и горло. А потом она вдруг начала кашлять. Сознание всё норовило покинуть её, и Женя отчаянно пыталась его сохранить. — Папа, я не хочу умирать! — взвыла она. И не по своей воле опять заплакала. — Не умрёшь, — послышался хриплый голос, который Женя почти не узнала. Отец сильнее сжал её ладонь. Женя на него почти не смотрела, не могла даже просто повернуть голову и чуть её поднять, каждое движение отдавалось болезненным жжением. Отец подтолкнул её на улицу, дверь уже была кем-то открыта. Не отдавая себе отчёта о происходящем, Женя выбежала из дома. На дворе стояла ночь, и тело сразу объяла прохлада. Под ногами хрустел ещё не стаявший снег. — Подальше отойди, — сипло выдавил отец, и Женя, подталкивая им, едва сделала несколько шагов на дрожащих ногах. Мыслей в голове совсем не осталось. Даже боль притупилась. Она уже едва что-то чувствовала, тело словно отмерло. Женя хрипло откашлялась и упала на колени. На небе яркими точками мерцали звёзды. — Папа… — позвала она, чувствуя, как закрываются глаза. Горло драло изнутри. — Всё хорошо, всё хорошо, — тихо заговорил он, и Женя почувствовала, что отец опустился рядом с ней. — С тобой всё в порядке. Захотелось спросить: «А с тобой?», но Женя не смогла отрыть рта. Было жгуче больно. Она ощутила сухие губы, прикоснувшиеся к её лбу. Редкие солёные слёзы, не выжженные огнём, катились по щекам и смачивали растрескавшиеся губы. Вдалеке маячили чьи-то фигуры, откуда-то сбоку донеслось лошадиное ржание. Жене уже не хотелось ни плакать, ни кричать. Ничего не хотелось. Где-то на задворках сознания мелькнула мысль об Эване. Пальцы холодил снег, Женя сжала его в ладони. Она выдохнула, чувствуя, что не может больше бороться с ускользающим сознанием. А звёзды так и светили, снег был по-прежнему холодным. Женя закрыла глаза.