***
Разочарование в кадетской жизни не заставило себя ждать. У Жени это произошло особенно быстро. Нет, она не думала ни о чём совсем уж невероятном, не рассчитывала, что будет легко, да и особых надежд не питала, всë-таки кадетское — далеко не уютный отчий дом в родном Джеффери, но… Желание биться головой об стену появилось уже на следующей же неделе. В первый день всё было чудесно. После ужина объявили отбой, Катарина ещё раз пробежалась по спискам кадетов (она выглядела крайне серьёзной и сосредоточенной, даже хвостик собранных на затылке светлых волос качался угрожающе). Засыпать в новом месте было странно, это был даже не дом Кэт, к которому Женя привыкла ещё задолго до пожара. Как-то беспокойно и непривычно так высоко от пола, но за день Женя умаялась и уснула быстро. В полудрёме она смотрела в маленькое окно и с тоской понимала, что плохо различает звёзды. А раньше она видела их хорошо. В комнате жили ещё семь (целых семь!) девочек помимо Жени, и только потому, что комната была крайней, до конца не заполнилась. Она и так была небольшая, а тут ещё и делить скромное пространство с Агатой и незнакомками. Против Агаты Женя ничего не имела, но с остальными пока осторожничала. Даже с Софией, которая казалась робкой, нерешительной и вряд ли могла обидеть. Хотелось как раньше, целую комнату себе. Но, видно, придётся привыкнуть или возвращаться обратно. Но в целом, Женя считала день хорошим и ребята показались ей приятными. А вот на завтра всё изменилось. Сначала Женя ощутила крайне болезненные толчки в бок. Она даже не успела сообразить, где находится, как услышала взволнованный голос Агаты. — Женя, ну! Вставай уже! Ещё один толчок, особо сильный, был весомым аргументом для подъёма. Полседьмого. Есть ли совесть у человека, придумавшего, что вставать нужно в полседьмого утра? К чести Жени, собралась она быстро. Выражение лица Агаты, сообщившей, что Катарину Женя попросту не услышала, потому её и пришлось будить таким образом, мигом дало понять, что ничего хорошего её не ждёт. К счастью, на волосы время тратить не пришлось. Но Жене не понравилось, что для того, чтобы умыться, пришлось волочиться по коридорам до другого корпуса, слеповато щурясь после сна. Ей не нравилось ходить неумытой, будто с ног до головы грязная. В толкучке она еле пробилась к умывальнику, сполоснула лицо на скорую руку и попыталась размотать повязку, чтобы хоть как-то помыть ладони, но на неё прикрикнули и велели дать место другим. Женя нахохлилась, как воробей, сердито протолкалась к выходу и вернулась в комнату одеваться. Пальцы путались в мелких пуговицах и никак не могли их застегнуть, ворот тёр шею, рубашка стесняла движения и словно нарочно царапала спину. Женя поняла, что рубашки она не любит, и расстроилась уже с утра. А ещё старые повязки на руках стали грязные. Женя не знала, как сменить их без Кэт, пришлось оставить это до вечера. — Да что такое! — гневно воскликнула Хильда, борясь со своими кудряшками с самого момента пробуждения Жени. Она шумно сопела и пыталась расчесать волосы, но, судя по возмущённым крикам, получалось это плохо. — Дай помогу, — откликнулась Агата. Она справилась с расчёсыванием и разделила кудряшки Хильды на две части, её ловкие пальцы быстро сплели светлые пряди в крепкие косички, бегущие ото лба Хильды к затылку. Женя вслепую нашарила сапоги и сунула в них ноги, отчаянно зевая. — Жень, — жалобно окликнула её Агата, — а эт мои. Твои правее. Пришлось спешно переобуваться. Между делом Женя посмотрела на Агатины ноги и поняла, что она босая стоит на холодном полу. Построение — грубый голос инструктора, вокруг все ещë сонные и недовольные, по-утреннему свежий воздух неприятно холодит кожу. Плечи зябко передëргиваются, дрожь проходит по всему телу, а ещë всë время тянет зевать. — Третья шеренга, заткнулись! — рявкнул инструктор откуда-то издалека. Женя вытянула шею и попыталась углядеть его, но за чужими спинами ничего не увидела. Такой страшный дядька, высокий, бородатый и сердитый. Жене он не нравился. Но в армии, пожалуй, все такие. Было трудно представить добрых, улыбчивых солдат. На то они и солдаты. Жене казалось, что это слово — солдат — сделано из стали, всё потемнело от времени и гнёта и перетянуто грубыми ремнями. И всё в выщербинах и вмятинах. Рейд такой же, в нём просто не умещается солдатство и что-то человеческое. Наверное, он просто не умел быть не злым. Женя рассеянно глазела на чужую спину перед собой, приоткрыв рот, и зевнула. А она что, тоже станет такой? Женя пришла в смятение и нахмурилась. Она ведь станет солдатом. Но становиться вместе с тем такой же, как Рейд, как-то не хотелось… Она ведь хорошая и совсем не злая. Да ведь? Но она же всё равно будет солдатом, а все солдаты такие. И как тогда? Такие сложные размышления её запутали. Женя насупилась, легонько выпинывая носком землю из небольшой ямки. Стало скучно, сколько ещё стоять… — Не дрыхнуть на построении, кадет, — прорычали ей в ухо. Женя пискнула и дёрнулась, прячась за стоявшего рядом Эвана. Тот обалдело открыл рот. А инструктор, кажется, разозлился. — Ты совсем опух? — поинтересовался он, невозмутимо раздвинув кадетов рядом, и вплотную подступил к Эвану и Жене. Ей захотелось пролепетать в своё оправдание: «Извините, а это не я» или что-нибудь подобное, но язык прилип к нёбу. Во рту некстати пересохло, и Женя лишь беспомощно глотала воздух, вылупив от испуга глаза, кожу с засохшей коркой больно рвануло. Инструктор навис над ними, и Жене казалось, что сердце сейчас пробьёт рёбра. Рейд склонил голову и заглянул ей в лицо. Женя зажмурилась, когда он заслонил от неё солнце. И тут её схватили за шкирку и оттащили в сторону. Ноги подкосились, и Женя едва не повалилась на землю. Она открыла глаза и опасливо оглянулась. Рейда рядом не было — ушёл уже к другим рядам муштровать. — Жень… — выдохнул Эван, неестественно вытянувшись по струнке. Он сглотнул и сдавленно прошептал: — Пожалуйста, не надо так. Вот сейчас было очень страшно. Она виновато покивала. Хотя что она-то? Это всё Рейд, злой дядька, который единственный и виноват. На такое грубое обращение очень хотелось обидеться. Но как-то… Нельзя. Женя не могла смириться с тем, что не может делать то, что хочется. Даже наоборот, в кадетском, похоже, предстояло делать исключительно ненавистные вещи. Рано вставать, есть какую-то ерунду, жить в маленькой комнате с чужими, выполнять трудные указания… Вообще полная ерунда. Ну а с началом тренировок Женя окончательно перестала понимать, что она тут забыла. Нужно было бегать, много бегать, отжиматься (выглядело довольно легко, но как же трудно было сделать самой), пытаться подтягиваться, после стараться не показывать усталость на перерыве, пока инструктор орёт прямо на ухо, а затем перерыв на обед, снова бег вокруг казарм, потное, ватное тело, теоретические занятия и снова упражнения. И так каждый день. Обучаться на солдата нужно три года. А Женя устала уже через неделю. Все мысли насчёт Королевской полиции были раздавлены в мелкую крошку, запал, который сначала какой никакой, но был, пропал окончательно. По словам Рейда Женя в их наборе была одной из тех кадетов, что не подают надежд ни в начале обучения, ни в конце. Может, если она хоть немного напряжётся и перестанет пропускать мимо ушей всё, что он говорит, что-то и выйдет, но пока Женя представляла из себя лишь бесполезный кусок мяса. Это было обидно, но, что ещё больше удручало, правдиво. Хотелось спрятаться в казарме и запереться ото всех в комнате. Но даже там, в душноте и пыль с примешанным запахом пота, находиться порой было невозможно. Желание отдохнуть на чистом воздухе только росло, но этот дух измождённых тел витал везде: и в столовой, и в казармах, и в конюшнях, и даже на плацу. А ещё ребята её шугались. Сначала, когда все пытались перезнакомиться, к ней тоже подходили. Правда, принимали за мальчика, но это ещё ничего. А как только ребята видели оплывший, как восковая свеча, глаз, буроватую кожу и искривлённый ожогом рот, их лица менялись. Они испуганно вздрагивали, округляли глаза и извинялись. А потом предсказуемо спешили ретироваться. Смотрели на Женю с жалостью и каким-то отвращением, поглядывали порой, словно хотели удостовериться, что она так же щербата, как и прежде. Причём не только остальные, она сама тоже. Уродство и бесформенная мерзость притягивали взгляд ровно так же, как и отталкивали.***
— Да как вы это делаете… — выдохнула Женя и честно попыталась разогнуть локти. Руки непослушно разъехались в стороны, и она уткнулась лицом в землю. Не больно, но всё-таки стыдно перед другими, что Женя не смогла сделать и десятка отжиманий. Она много раз падала, иногда специально, чтобы дать телу хоть немного передохнуть, а иногда это правда выходило случайно. — Лучше встань, — предупредил Эван. — Не могу, — страдальчески простонала Женя. Ему-то легко говорить. Эван оказался сильным. Даже не физическом плане, хотя и тут его сложно было назвать слабым. Эван даже если уставал, не показывал этого. Ни разу Женя не слышала, чтобы он хоть что-то сказал по поводу отдыха. Среди кадетов было мало тех, кто за тренировку не проклинал инструктора, тренировки, свою бренную жизнь и вообще всё на свете. А Эван ничего такого не говорил. Может, он так и думал, но никогда не жаловался. — А… Ну, Рейд тебе сейчас поможет, — вздохнул Эван. Он махнул рукой и с видом человека, сделавшего всё, что было в его силах, отвёл взгляд. Женя увидела перед собой пару сапог, заляпанных грязью. — Йеста! — Я слышу, — пробурчала она в землю. — Я не знаю, насколько нужно быть безмозглыми, чтобы не понять с десятого раза: отдыхать вы здесь не будете. Встать! Женя вздрогнула и спешно вскочила на ноги, попутно пытаясь отряхнуть форму. — Десять отжиманий, живо, — голос инструктора отчеканил каждое слово. Женя еле слышно вздохнула. — Пятнадцать. Пришлось подавить желание взвыть и упереться в землю уставшими руками. За ужином хотелось заснуть прямо в столовой. Но есть тоже хотелось, так что приходилось выбирать. Женя всегда выбирала еду. Впрочем, спать хотелось за любым приёмом пищи. За завтраком после расставания с кроватью, резко становившейся самым любимым местом, за обедом после тренировки с мыслями, что после тебя ждёт такая же, и за ужином, потому что сил не оставалось никаких. А ещë люди вокруг всë одно — незнакомцы. Чужие лица мелькали перед глазами, сливаясь во что-то невнятное и неразличимое. Запомнить Женя успела только девочек, с которыми жила, а полностью доверяла только друзьям. — Агат… Помоги, а, — позвала Женя, недовольно сопя. Дрожащие пальцы совсем её не слушались, даже узелок завязать не могли. Агата свесилась с верхней постели. Женя протянула к ней руки с растрёпанными, сбившимися повязками и жалобно протянула: — Они лохматятся. И падают уже. Кэт как-то делала, я не помню… Поможешь? Агата кивнула и спустилась. Она вышла и вернулась уже с чистой тканью, быстро сообразила, что делать, и перебинтовала Жене руки. Ничем не промывала, правда, как Кэт, и травянистого запаха, уже привычного Жене, не было. Но она всё равно была счастлива чувствовать на руках свежие повязки, а не грязные, пропахшие потом и измазанные в земле. — Спасибо. Я… Я приду, — пробормотала Женя, накидывая обгоревший плащ. — Скоро, просто тут жарко как-то. Снаружи было на удивление спокойно. Из приоткрытых окон было слышно чужие голоса, масляные лампы ярко горели. Прислонившись к деревянной стене, Женя съехала на землю и стала тупо глазеть на темнеющее небо. Мышцы ныли. Каждый раз казалось, что ещё тренировка, и они разорвутся. Спина болела не меньше и словно рассыпалась при каждом движении. Инструкторы были настоящими извергами, поднимали ранним утром, нещадно гоняли, ругали за оплошности. Хотя так ведь оно в кадетском быть и должно. Но Жене всё равно не нравилось. Она даже подумывала, а не бросить ли всё и вернуться к Кэт. Вон, несколько человек — где-то пара-тройка десятков — уже покинули кадетское. Но потом Женя пугалась своих мыслей и отмахивалась от них. У Кэт и так полно забот, наверное, она на самом деле была лишь рада, когда Женя ушла, а тут даже кормят сносно. Ну, уже один раз им приготовили суп со скромным количеством мяса, может, и на следующей неделе повезёт. — Стоять. Куда? К сестре? — послышался хриплый голос Рейда за углом. — Нет, к сестре нельзя. Марш отсюда, ваши казармы левее. Второй голос, взволнованный и тихий, Женя узнала не сразу, а как поняла, что это Юджин, осторожно выглянула из-за угла и увидела Рейда, махнувшего рукой в сторону. — Давай-давай, шагай. К девицам всё равно не пущу, — бескомпромиссно заявил Рейд и легонько толкнул Юджина по направлению к мужским казармам. Женя тихо вздохнула. Взмокшая и уставшая, она чувствовала себя отвратительно. Хотелось хорошенько выстирать форму, влажную от пота, но как выяснилось, одежду здесь в кадетском в определённые дни. И он пока не настал. Приходилось мириться и обмахиваться ладонями, ловя каждый порыв ветра. Вечером, слава Стенам, хоть немного становилось прохладнее. Наверное, лучше было не звать Юджина в их комнату, а то мало ли Катарина увидит, потом ещё ругаться будет. Женя так и решила и подумала, что это правильно. Но тоскливое чувство расползлось на душе тёмной кляксой. Она слишком привыкла быть ребёнком безо всяких обязательств, и брать на себя даже малую ответственность было мучительно сложно. В горле запершило, Женя опять закашляла, согнувшись пополам. Сейчас было терпимо, но порой ей казалось, что с кашлем она когда-нибудь выплюнет все внутренности.***
Настоящим глотком воздуха для кадетов стало начало обучения навыкам маневрирования. Сперва их просто проверяли. Сказали, что тем, кто не сможет удержаться на страховочных ремнях, дальнейший путь в кадеткорпус заказан, и кратко объяснили, что нужно сделать. Многие из кадетов, несмотря на строгие взгляды Рейда и Катарины, плохо скрывали восторг. Теперь их начнут учить чему-то действительно важному. Ведь солдаты славились в первую очередь тем, что умело справлялись с УПМ и именно благодаря ему могли справляться с титанами. Проверяющие кивали, глядя на кадетов, без проблем балансирующих в воздухе, подсказывали и советовали расслабить ноги тем, у кого получалось не очень, и с сожалением глядели на совсем уж безнадёжных. Не пройдёшь это испытание — отправишься вспахивать землю, как раз сезон подошёл. Рабочих рук не хватало, как и хлеба, поэтому власти цеплялись за каждого потенциального пахаря. Если кадет не удержит равновесие сейчас — с УПМ и вовсе не справится, а это уже стопроцентный труп. Трупом Жене быть не хотелось. Огромные конструкции с железными столпами, упиравшимися в землю, немного пугали её. Она с опаской глазела вокруг, думая, что вот-вот они повалятся вниз, прямо на неё. Женя шепнула об этом Агате, но та лишь потрепала её по плечу и сказала: «Ну ладно тебе, паникёрша, не повалятся. Рейда они ж первым угробят». Это успокоило Женю. — Вот, прекрасно, — бросил один из проверяющих и одобрительно кивнул Хильде, раскачивающейся на страховке с такой улыбкой, словно это был счастливейший момент её жизни. Женя метнула в сторону Хильды завистливый взгляд, но встретилась с её радостными глазами и улыбкой от уха до уха, подумала и решила не завидовать. Младшая из девочек сто пятого, вертлявая, маленькая и шустрая, словно мышка. Хильда была болтливой, забавной и при этом ещё довольно способной девчушкой. У неё всё получалось на удивление хорошо (и Женя всё-таки завидовала ей). Сначала Рейд не воспринимал Хильду, как и остальных, всерьёз, присматривался, решая, кто чего стоит, и косился на всех, и Хильду в том числе так, будто ждал, когда она соберёт вещи и отправится домой, не справившись с нагрузками. Но спустя пару недель своё отношение к Хильде он несколько переменил, даже запомнил её. Да и яростное: «Бергер, за болтовню ещё пять кругов!» стало звучать не так грубо. Жене она, сказать честно, нравилась. Во-первых, Хильда перестала бояться её почти сразу и даже относилась к Жене неплохо, вроде даже пыталась подружиться, а во-вторых, с ней было просто нескучно. После тренировок Хильда приползала в комнату на пару с Женей, еле волоча ноги, и часто подбадривала её. Глупо и слишком радостно, в духе неунывающих трудяг, но это немного работало. Женя даже начала думать, а вдруг они станут друзьями? Хотя вряд ли Хильда вела себя так из-за того, что Женя тоже понравилась ей, — она попросту пыталась подружиться со всеми ребятами. Она успела познакомиться уже с половиной южного кадетского. Ей было без разницы, с кем болтать и про что, наверное, не было бы Жени, Хильда легко нашла бы кого-нибудь другого. Неподалёку Юджин со страдающим видом встегнулся в страховку. На его лице застыло выражение крайнего отчаяния. Он весьма бестолково заболтался на ремнях, раскинув руки в стороны. Узнать, чем всё кончилось, Женя не смогла. — Йеста, — окликнул Рейд, и она выкинула руку в воздух. Он скрестил руки на груди и кивнул на конструкцию для проверки. — Следующая. Колеблясь, Женя прицепила подрагивающими пальцами карабин к страховочному тросу. Ну всё, всё должно получиться. Это не сложно, её поднимут, и нужно всего-то повиснуть в воздухе. Она, правда, не знала, каково это именно — висеть в воздухе, но предполагала, что не шибко сложно. — Давай, — дал команду проверяющий. Железный трос задвигался, натяжно скрипя. Раз, два… Пояс потянуло вверх, спина сама собой напряглась. Ноги оторвались от земли, Женя бестолково дрыгнула ими. В голове заметались непонятные мысли. Вдруг захотелось ругаться. Но она не умела, и изо рта вырвалось невнятное мычание. Тело начало кренить назад, потом влево, а в голове пронеслось беспомощное: «куда?..», захотелось за что-то схватиться. Руки ухватились за страховочные тросы, но тут же Женю хлестнул окрик: «Отставить!», пришлось беспомощно вскинуть ладони вверх. Женя напряглась и дёрнулась обратно. И замерла вертикально. Так, почти. Главное ещё несколько секунд продержаться, и всё будет хорошо. Ещё немного… — Сойдёт, — сказал один из проверяющих. Рейд вроде даже качнул головой, что означало высшую похвалу с его стороны. Ощущая что-то непонятное, но очень приятное, Женя выдохнула и попробовала поболтать ногами. Невероятно. Она висела в воздухе. Почти как настоящие солдаты. Сбоку послышались неприятный лязг и взрыв хохота. — Идиоты, — прорычал Рейд как всегда весьма лаконично. Он устало вздохнул и, направившись в ту сторону, рявкнул: — Бласкес! Фред, умудрившийся каким-то образом запутать ремешки, с покорным видом глядел на приближающегося инструктора снизу вверх, болтаясь на ремнях параллельно земле. Равель, уже не пытаясь это скрыть, бесцеремонно ржал над ним. Фред Бласкес и Равель Юта представляли из себя самых натуральных придурков, но придурков весьма забавных. Они были похожи даже внешне — оба высокие, худые и рыжие. Хотя Фред не признавал этого и говорил: «Волосы у меня как золото, а вы завидуйте». Равель же был настолько рыжим, что отнекиваться не смог бы при всём желании. Кажется, у него даже веснушки были. По большей части Равель и Фред таскались вместе. Женя сначала даже думала, что они давно дружат, но оказалось, что познакомились они на второй день, когда Равель случайно заехал Фреду локтём по виску, а потом, когда Фред завис на несколько секунд, испугался, как бы тот не помер, и вызвался сопроводить его до доктора. Фред, видимо, в отместку во сне пихнул Равеля коленом (и эта история разлетелась почти на весь кадетский), да так, что тот потом не мог долгое время нормально вдохнуть. В общем, сдружились они странно, но быстро, и теперь представляли из себя личную головную боль инструкторов. — Бласкес, ты нахер так сделал? — прорычал инструктор и скрутил Фреду ухо, от чего тот скривился. — Я как вам сказал? Я знал, что вы идиоты, но не настолько. — Мы ещё не так можем, — фыркнул Равель, за что схлопотал подзатыльник. — Сейчас в стену полетишь. — Всё нормально, Фил, дай ему распутаться, пусть попробует ещё раз, — вмешался кто-то из проверяющих. Женя поспешила принять непринуждённый вид, когда инструктор просквозил её взглядом. Следом за ней была София, у неё тоже получалось неплохо. Её короткие волосы затрепыхались, София плотно поджала губы, сосредоточенно глядя на носки своих сапог. Солнце игралось светом на еë круглом лице, большом носу и оттопыренных ушах. Ремни тихо поскрипывали, туго стянувшись на полном теле. Лицо Софии выражало полную концентрацию, брови сошлись у переносицы. Рубашка плотно облегала пухлые руки, а на плечах белая ткани натянулась. София уж точно походила на откормленную городскую девочку и пока совсем мало на кадета. Еë дразнили, называя толстым поросëнком, говорили даже, что нос у Софии точь-в-точь поросячий. А она потом плакала в комнате, утешаемая Эвой. Стало неприятно, Женя поморщилась. — Молодец, — проверяющий покивал, — подходит. Освободившись от страховки, София поспешила отойти в сторону. — Я думала, не получится, — на одном дыхании выпалила она. — Да ты молодец, — обрадовалась Женя и стукнула Софию сжатым кулаком в плечо. — Даже лучше, чем я. — Спасибо, — пробормотала София, застенчиво улыбнулась и коснулась пальцами волос, заправляя их за ухо. Прелесть. Женя выловила из толпы кадетов Эвана, Агату и Юджина. — Я и Софа сдали! — заявила она. И тут же помотала Агату за рукав и нетерпеливо спросила: — А вам что сказали? — Хорошо, — ответила та. — На грани, но пойдёт, — вздохнул Юджин. — Я чуть не свалился. Но вроде нормально. — Прекрасно, — похвастался Эван и улыбнулся. Женя почувствовала укол зависти и промычала: — Прям так и сказали? — Только это и сказали. Ты не веришь что ли? — осведомился Эван, скрестив руки, и в его голосе засквозила обида. — А почему мне не сказали, что прекрасно? — насупилась Женя и помотала головой. — Сойдёт… Но я ведь не «сойдёт», я ого-го какая! Да-а? Да. У-у, чего они такие… Она сдвинула брови, состроила недовольное лицо и высунула язык, а потом сердито забормотала, топая ногой: — Дураки-дураки-дураки. А-а… Замахав руками, Женя поболталась из стороны в сторону, но Агата поймала её и похлопала по плечу. — Тихо-тихо. Давай, чтобы про дураков никто не слышал, Хорошо? Тебя ведь допустили дальше, — примирительно сказала он, — так тоже хорошо. И ты молодец. Она коснулась Жениной макушки и погладила, успокаивая. Тонкие пальцы прошлись по поредевшим волосам, спалённым и немного жёстким. Женя выдохнула и пробормотала: «Ладно», решив, что можно и не обижаться. Юджин уныло покосился на проверяющих и обхватил себя руками. Агата прижала его к себе и пробормотала ему в чернявую макушку: — А ты вообще умница. Юджин немного повеселел и потупил взгляд.