For the Heart

В поезде было душно, временами мигал свет и отвратительно воняло чем-то затхлым. Им нужен был ближайший. Времени не было совсем и выбирать не приходилось. В «ближайшем» оказалось всего восемь пассажирских плацкартных вагонов, пять из которых были заняты солдатами, отплывающими из одного с ними порта на фронт, и ни одного купе. Простыни здесь совершенно не внушали доверия. Вместо подушки Лили скрутила в валик и положила под шею своё осеннее пальто. Спальный мешок она пожертвовала брату, то и дело вздрагивающему от громкого солдатского смеха. Макгрегор спал в эту ночь беспокойно. Ворочался, дышал то поверхностно, то прерывисто, комкал свою, подозрительно желтоватого вида, простыню и бормотал что-то себе под нос. Лили не спала вовсе. Она дважды ходила в вагоны солдат — в первый раз, чтобы попросить быть потише, и во второй — чтобы попросить выпить. Солдаты, с презрением сначала косившиеся на девушку в брюках, после второго шота залпом приняли ее как свою. Лили травила байки о научном сообществе и своей работе. Солдатам, кажется, было смешно. Они смеялись громко, во весь голос, разговаривали почти выкрикивая слова, выпускали дружное одобрительное: «О-оо!», когда Лили глотала очередную порцию алкоголя, и веселились-веселились-веселились… Уже завтра они должны будут встать в строй. Эта мысль внезапно будто ударила Лили по голове. Все эти молодые парни вокруг скоро обязаны будут положить свои жизни на благо родины. «Они пытаются надышаться перед смертью, — подумалось тогда ей. — У них не получается». Утром Макгрегор не обнаружил на верхней полке Лили и, видит бог, жутко перепугался. Вскочил из своего мешка, натянул на себя первую попавшуюся под руку рубашку, вышел на середину вагона, и… Понял, что не знает куда идти дальше. К солдатам соваться ему было нельзя. Кроме обвинения в гомосексуализме припомнили бы и дезертирство. В конце концов, Лили могла просто отлучиться в уборную, верно? Он сделал глубокий вдох, потянулся руками к потолку, выдохнул, потёр лоб и прошёл обратно к своей полке. В спальном мешке было ещё жарче, желания возвращаться в постель не было. Макгрегор достал из сумки томик Уальда — сил ни на что, кроме чтения, решительно не хватало. Его все ещё знатно потряхивало от мыслей о будущем - в Штатах он не был ни разу за жизнь и желанием особо не блистал. А ведь там придётся искать кров, работу, и, первое время, даже еду, совершенно не зная страны и местного менталитета. Руки дрожали, слова упрямо отказывались обретать смысл, и он в раздражении отложил книгу. Сон больше не казался такой плохой идеей. Он сел, прижавшись к стене, подтянул к себе колени и уложил голову на руки. Лили вернулась совсем незаметно — просто села на полку и привалилась к перегородке. Макгрегор вздрогнул, поднял глаза на нее — его руки все ещё тряслись, он не мог провалиться даже хотя бы в глубокую дрему. — Вот, держи, — она протянула брату свёрток плотной бумаги, — Там пара кукурузных булочек и овсяное печенье. Скудно, знаю, но ничего больше я не нашла. Он недоверчиво уставился на конверт в своих руках. Бумага была приятно теплой — булочки, казалось, совсем недавно вытащили из печи. Он хотел было развернуть упаковку, но, подумав пару секунд, решительно вернул ее обратно сестре. — Знаешь, я… Совсем не голоден, дорогая, я, пожалуй, откажусь, — Макгрегор отводил глаза вниз и теребил руками пуговицу рубашки. Он приобрёл вдруг совсем белый цвет лица, сделал пару глубоких вдохов и опустил голову. — Да, я… Позавтракаю позже. — Уже около половины первого, дружище. Мы прибываем через двадцать минут. — Лили, уже полностью одетая, и скидавшая всё то небольшое количество вещей, что понадобились ей за ночь, в сумки, недоуменно уставилась на брата, вдруг решившего распахнуть шторы на маленьком заплёванном окне. — Нет, закрой обратно! — она вдруг зажмурилась и прикрыла глаза рукой, — Закрой обратно, сейчас же закрой обратно, — она совсем тихо мученически простонала в кулак, — Когда же меня отпустит головная боль, наконец? Лили ещё что-то недовольно пробормотала, и поднялась на ноги. — Я… Прогуляюсь, дружище, собирайся. Макгрегор согласно закивал головой и принялся рыться в своём чемодане. — Не надевай ничего слишком яркого, слишком вычурного или… Слишком, ну… Чистенького, понимаешь? Мы выходим не из вагона первого класса, ладно? Было принято решение идти к порту пешком. На мостовых и тротуарах суетились дети, молодые девушки и старики. Матросы, раньше шумно гулявшие по всему городу, сидели на немногочисленных скамейках и что-то тихо обсуждали. На их лицах не было написано ничего, кроме скорби, отчаяния и злости. Сегодня многие из них должны будут отправиться в стратегически важные рейсы. Макгрегор приметил двоих, стоящих немного поодаль от остальной компании. Они стояли чуть ближе, чем нужно и заглядывали в глаза чуть более откровенно, чем можно было. Они едва касались мизинцами рук друг друга, тихо переговаривались, над чем-то смеялись и , казалось, не отрывались один от другого ни на минуту. Мимо них прошла женщина с мальчиком лет шести. Она окинула их презрительным взглядом и демонстративно отвернулась. Перевела сына на другую сторону от себя, отгораживая, и достаточно громко, чтобы двое матросов и, случайно, Макгрегор могли ее услышать, и достаточно тихо, чтобы на улице не поднялся шум, прошипела: «Вы будете гореть в аду, мерзкие… Педики». Макгрегор вздрогнул. Вот он кто, оказывается. Мерзкий, отвратительный, и единственное заслуженное им место — личный котёл. Матросы, тем временем, испуганно озирались по сторонам — проверяли, не услышал ли кто ещё. Макгрегор, заметив это, грустно улыбнулся уголками губ. — Долго нам ещё идти? — он пытался звучать не слишком отчаянно и скрыть звон в голосе. — Нет, дружище, осталось только… Повернуть налево, пройти семь метров вперёд, повернуть налево ещё раз, и… Да, тогда мы будем прямо у парадного входа. Парадного входа там не оказалось. Больше этого, отсюда даже не было видно мачт, да и море шумело совсем в другой стороне. Лили простонала сквозь зубы и почти притопнула ногой. Они заблудились. До отбытия их лайнера оставалось около получаса. Лили судорожно вертела в руках карту. По ней все было верно — два поворота налево и ровно семь метров между ними. Порт должен был быть прямо здесь. Он, казалось, просто испарился. Зато у стены одного дома сидел мальчик, совсем маленький, какой-то слишком щуплый для своего возраста, руки его были перемазаны в грязи. Он тихо сопел, играя монеткой в его руке. Лили сразу подбежала к нему, порываясь начать расспросы, но тут же поняла — мальчик просил милостыню. — Хей? Хей, дружище? Давай, посмотри на меня, как… Как тебя зовут? — мальчик поднял голову и прищурил свои странно выделявшиеся на бледном тонком лице огромные глаза. Он нахмурил аккуратные брови, сжал губы и отвернулся. — Послушай меня, пожалуйста, — Лили не оставляла попыток получить хоть какую-нибудь информацию. — У меня есть… Пара кукурузных булочек, ты знаешь, и овсяное печенье, ты хочешь есть? Хей? Мальчик вдруг рвано вдохнул. Монетка выпала из его пальцев. — У меня есть… У меня есть деньги, да, у меня есть деньги и у меня есть еда, и я непременно поделюсь, если ты нам поможешь, хорошо? Как тебя зовут, дружище? Мальчик, наконец, повернулся обратно к Лили, снова нахмурился, закрыл глаза, выдохнул, и выдал своим совсем слабым, высоким голосом: — Пол. Теперь Лили могла разглядеть его подробнее. Мальчик действительно был строен, даже слишком строен, бледен, хрупок и неуловимо походил на девчонку. — Хорошо, Пол, мы… Можем договориться, ладно? Ты можешь проводить нас к порту, хорошо? Тогда я отдам тебе кукурузную булочку, все мои овсяные печенья, и… И десять тысяч фунтов, договорились? У мальчика загорелись глаза. Десять тысяч казались ему огромными деньгами, наверное, судя по его простой, слишком простой, явно поношенной одежде и тонким летним башмачкам. — Ты можешь сказать, где твои родители? Может, было бы лучше, если бы они нам помогли? — Нет! — мальчик вдруг воскликнул громко, звонко, и распахнул ещё шире свои и так огромные глазища. — Нет, так не получится, папа на фронте, мама на работе, а я… Я им помогаю, я большой, я знаю где порт, я могу помочь, правда-правда! — он казался очень уверенным в своих силах, и Лили не могла отказать ему больше. Пол действительно довёл их до главного входа в порт. Лили вручила ему сверток с едой и пачку купюр, наказав спрятать получше и отдать только маме, потрепала по волосам и помахала рукой вслед. — Готов, дружище? Америка совсем рядом, знаешь. — Мы будем плыть около недели, бесконечными зигзагами, Лили, до Америки нам ровно столько же, сколько до нашей собственной смерти! — Макгрегор все ещё был до жути напуган перспективой переправы через океан. — Не драматизируй. Лучше попроси вон того милого молодого человека помочь нам с багажом. Мне нужно успеть оформить билеты. На лайнере было свежо, даже прохладно. Матросы сновали туда и обратно, проверяя готовность судна. Макгрегор и Лили стояли на палубе, глядя в сторону порта, считая дам в синих шляпках. Дамы в синих шляпках, к сожалению, закончились ещё около семи минут назад, и дальнейшие поиски результатов не давали. Было принято решение спуститься в каюту. Она находилась на втором уровне, прямо рядом с рестораном, потому Макгрегор, не завтракавший и не обедавший, только завидев указатель, бросился в его сторону. Однако, как оказалось, ужин планировался ровно на пять часов вечера, а это значило, что еды он не увидел бы как минимум в ближайшие полтора часа. Макгрегор, злой и расстроенный, вернулся обратно. Улёгся на кровати лицом к стене и раздраженно засопел. Путешествие начиналось не очень приятно.