Восстань из пепла

Открыв тяжёлые после тревожного сна веки, Яновский всё ещё в сонном состоянии поплёлся на кухню и наспех сделал себе кофе. Парень взглянул на часы. 3 часа дня. Подойдя к матрасу шатена и убедившись, что тот ещё спит, парень направился на кухню. Голова раскалывалась: столько всего навалилось… Выпив обезболивающее, парень заварил себе доширак и в полном одиночестве начал трапезу — безмолвие нарушало лишь назойливое тиканье часов и шум улицы за окнами. Он сокрушённо облокотился на спинку стула, не в силах избавиться от мрачных мыслей: «И что мне теперь с ним делать? Что вообще вчера произошло? Если он убьётся, я себе это не прощу. Странно, конечно, что я так к нему привязался всего за один день. Может, потому, что за ним интересно наблюдать. Думаю, если я постараюсь, он сможет «ожить». Да и мне тоже надоело вечное одиночество…» Его мысли прервал Родион, волшебным образом оказавшийся за спиной Яновского. — Ты чего так пугаешь? Совсем с ума сошёл? — Доминик выпучил глаза от неожиданности. — Больше не буду, — по своему обыкновению тихо ответил Рубцов. — Я хочу есть. У тебя есть голуби? У окончательно сбитого с толку Доминика отвисла челюсть: — Нет… — Ну тогда я сам могу пойти на улицу и поймать. Тебе белых или серых? — с самым невозмутимым видом продолжал шатен. Всё ещё пребывая в полном шоке, Доминик с напряжённым смешком сказал: — Н… Ну… У меня есть дошик; голубей я не особо ем. Есть еда и повкуснее. Хочешь? — Доширак? Это та лапша быстрого приготовления, которой закидываются студенты, а потом жалуются, что мир прогнил, хотя прогнили их органы? Да, хочу. — …чего?.. — Блондин был обескуражен. «Я не могу предугадать ни единое его действие, до чего же он непредсказуем…» — Забудь, — буркнул Родион. — Тогда приготовлю доширак, а потом мне надо будет кое-куда уйти примерно на полчаса. Сможешь побыть один? — Да… — В глазах шатена загорелся странный огонёк. — Вот и отлично.

***

Когда Рубцов закончил трапезу, входная дверь за Яновским захлопнулась. Оставшись в квартире абсолютно один, Родион резко вскочил и стал метаться по квартире, дрожащими руками открывая и закрывая шкафы, заглядывая под мебель, за шторы… Наконец-то, в одном из кухонных шкафчиков он нашёл то, что усердно искал. Это был нож. «Да, я думаю об одном и том же, но у меня не остаётся выбора. Этот… Ублюдок вышвырнет меня на улицу, как только представится возможность. Хотя… Нет, я, пожалуй, ещё немного подожду, а ради безопасности положу нож под подушку…» Медленное тиканье часов будто ещё больше замедлилось. Рубцов бесцельно шлялся по квартире, не зная, чем заняться, и просто накручивал себя. Тут послышался звон ключей, и дверь открылась. Доминик пришёл с какой-то странной женщиной, держащей игральные карты. — Родион, это Надежда. Надежда, это Родион, - неуверенно сказал Доминик. Надежда смерила его придирчивым взглядом с головы до ног. Это была довольно старая, сгорбившаяся под давлением лет особа, одетая в тёплую шаль, — несмотря на жаркое время года, — а вязаная панама прикрывала седые редкие волосы, еле достающие до плеч. — Надежда, можно мы отойдём минуты на две, а вы пока подождите тут, хорошо? — Даю вам ровно две минуты. — Женщина взглянула на них, словно на врагов народа. — Хорошо, спасибо. — Тут Доминик потащил Родиона на кухню и закрыл дверь. Его лицо резко изменилось, и он быстро сбивчиво прошептал: — Слушай, если я проиграю, она тебя изобьёт в лучшем случае, не смотри на то, что она старуха. Я не могу ей отказать… По неким… причинам, понимаешь? Так что прошу, подмешай карты, только незаметно, хорошо? И ещё, помн… — Время вышло. — Женщина бесцеремонно вошла на кухню. — Слышь, сопляк. — Она обратилась к Рубцову, швырнув ему упаковку обшарпанных карт. — Тасуй и не смей подмешивать. Шатен начал медленно тасовать карты, но вдруг к нему подошла Надежда и прыснула перцовкой в глаза, достав её из старой, местами порванной сумки. Тут же Рубцова пронзила резкая боль. Ужасное жжение в глазах повалило его на пол, заставив беспомощно корчиться от боли. Он пытался протереть глаза, но стало только хуже. — Что ты сделала?! Зачем?! — Яновский в панике заорал на всю квартиру, подбежав к шатену. — Зато не будет подмешивать. Успокойся, с ним всё в порядке. Сядь. — Да ты с ума сошла? Зачем ты это сделала, дура!.. — Истеричный ор Доминика был прерван спокойным тоном Надежды: — Я делаю то, что считаю нужным. Не нарывайся, сядь. Яновский успокоился, поняв, что это лучший вариант, и, не сводя глаз с Рубцова, начал мешать карты. — Что ты на него все смотришь, с ним всё нормально. Он просто симулирует. — Женщина подошла к Рубцову, свернувшемуся на полу и издающему нечленораздельные звуки, и со всей силы пнула заострённым носком туфли прямо в солнечное сплетение, выбив весь воздух из лёгких Родион был абсолютно дезориентирован и вообще не понимал, что происходит. Боль не давала мыслить, заполняя каждую клеточку организма. Словно издалека до шатена доносились обрывки слов играющих. — …сколько карт?.. — …бита… — …уверена?.. — …игра закончена… — …я не даю второй шанс… Тут к Рубцову кто-то подошёл и начал ожесточённо избивать тем же носком туфли. «Видимо, он проиграл», — пронеслось в голове у шатена. Глаза ужасно болели, и он не мог их открыть. Хоть его пинала старуха, удары были очень сильные. Тело покрыла мелкая дрожь, мысли вконец спутались. — Знаешь, я не люблю животных, — процедила бабка, очередной раз пнув шатена. Доминик не мог ничего поделать, лишь вздрагивал с каждым ударом, не в силах смотреть на это. Темнота. Невыносимое жжение в глазах. Удар. Сбитое дыхание… Всё словно в тумане. Боль… Шатен беспомощно кряхтел и хватал ртом воздух. Всё, что он сейчас хотел, — чтобы это закончилось. Так целых 5 минут. Боль и жжение в глазах поутихли, но лишь потому что их затмила агония, расползающаяся по телу. — Ну ты и ничтожество привёл к себе. Завёл бы питомца получше. Ладно, пока. — Надежда презрительно фыркнула и ушла, хлопнув дверью. Доминик тут же подбежал к Рубцову: — Ты как? Сильно больно? Говорить можешь?.. Увидев, что шатен его не слышит и трёт глаза, шипя от боли, Яновский начал трясти его; затем метнулся в ванную и вернулся с тазом с холодной водой. После он окунул туда голову шатена и начал промывать ему глаза. Спустя пару минут Рубцов хоть как-то смог открыть ужасно красные, слезящиеся глаза и сквозь огромные усилия посмотреть на Доминика. — Ну слава богу. Ты как? — Блондин взял за руку Родиона. — Прости меня, я не мог ей сопротивляться… Шатен не ответил. Он расплывчато видел Доминика, изо всех сил пытаясь сконцентрироваться на чём-то, кроме боли. Тело было в конвульсиях, а дыхание всё ещё было неровным. — Пойдём, ляжешь на кровать, там хоть отоспишься. — Кое-как подняв Рубцова, Доминик с большими усилиями потащил его к матрасу. Всё было словно в тумане, а каждый шаг приносил неимоверную боль. Шатен до сих пор не мог понять, что к чему и зачем той бабке понадобилось брызнуть ему в глаза перцовкой и избить. Как только его голова коснулась подушки, он спросил: — Зачем?..