My broken memories

Мариям не в лучшем расположении духа. Бумаги выскальзывают из ее ладоней и с тихим шелестом оседают на стол; бывшие некогда ровной стопкой, теперь они бессовестно разлетелись по столу, перемешались друг с другом. Девушка со свистом выдыхает и раздосадовано опускает кулак. Слышится несильный стук, и Сакурай вопросительно поднимает голову. Губы босса семьи Спайд поджаты так, что представляют собой тонкую бледно-розовую полосочку. Да, она явно чем-то раздосадована и недовольна, и Сакурай решается спросить ее об этом. Она бы не станет утаивать что-то от него, тем более, что то однозначно касается дел текущих. — У нас небольшие проблемы, — вздыхает Мариям, переводя взгляд на окно. Сейчас — да ровно и как всегда — оно сокрыто серыми жалюзи так, что едва ли солнечный свет пробивается сквозь те узкие щели между пластинами. В ее рабочем кабинете всегда стоит подобный полумрак, а в темное время она отдает предпочтение настольной лампе. Те редкие личности, кому счастливилось хотя бы раз побывать здесь, отмечают такую поразительную схожесть главы семейства со своим насекомым-символом. — Насколько? — ничем не выдавая волнение, интересуется Сакурай — впрочем, они слишком хорошо знают друг друга; и то, насколько большое место мафиозный клан занимает в сердце молодого мужчины. — Настолько, что твоего внимания не требуют. — Мариям привстает с места и начинает собирать разлетевшуюся документацию. Пальцы с необыкновенной ловкостью переходят от одного листка к другому, и вскоре вся пачка вновь аккуратной стопкой покоится у нее в руках. Девушка откладывает их в сторону от прочих бумаг и ищет папку. — Однако, требуют меня. Фрицы не идут на сотрудничество, а этот контракт нам ой как нужен. И причем довольно срочно. В пределах одного-двух месяцев. Словом, сам понимаешь. Мариям быстро укладывает папку с документами в сумку и выходит из-за стола. Сакурай поднимается вслед за ней. — Дело срочное, однако… — тут девушка корчится и выдерживает паузу, — очень вовремя нам его подкинули, конечно. Мне придется уехать. На месяц. — Довольно долго. Но почему так? Босс семьи Спайд довольно улыбается. — Ты не слышал? Старый немец вновь женился и в данный момент готовится провести свой медовый месяц в трехнедельном плавании по Атлантическому океану. А откопать билеты на нечто подобное за неделю до отправления — сам понимаешь — дело довольно серьезное; тем паче, что персоны там будут довольно высокие. Мариям подходит чуть ближе к своему заместителю. — Закажи мне билет до Лондона. Отправка сегодня. На месте у меня будет еще куча дел. Сакурай хмурится, но кивает. — Еще распоряжения будут? — Да. Начинайте испытывать пламя. Да, и тренировки. Можете поручить ему пару дел — но пока не сильно сложных; наш гость должен оправдаться, что за пять лет комы все еще может представлять весьма мощное оружие. Отчитаешься мне, а дальше уже решим в ходе дела. И девушка стремительно покидает кабинет, прихватив сумку. *** — Опыты над пламенем? Звучит немного… странно. Сакурай вздыхает. — Простите, должно быть, я не так выразился. Мариям-сан поручила мне протестировать вас и возобновить тренировки. Она очень печется о вашем самочувствии, а потому настояла на всестороннем обследовании. Те два года комы и без того стали для нее ударом, и она не хочет, чтобы это дало какие-то осложнения. Тсунаеши думает, что это очень любезно со стороны Мариям, но тут же осекается: она ведь его жена, а потому и должна волноваться о нем. Не так ли поступают те, кто действительно любит, да же? Сакурай между тем продолжает: — С вашим телом все в норме, но мы еще не проверяли пламя. К тому же, вам бы не помешали тренировки — раз вы теперь в строю, то можете продолжить свою работу. Мы начнем с малого — все-таки два года застоя — срок серьезный. Вам придется вновь привыкать к тому ритму жизни. Тсуна вздыхает и как-то печально улыбается. Отросшие волосы он убирать не стал — просто так, словно знал, что нынешнее их состояние — норма. Пока, конечно, не совсем привычно, но ведь то — дело поправимое, не так ли? — Два года… Даже не верится. Заместитель босса семьи Спайд вскидывает голову. — Что вы хотите этим сказать? Тсуна не знает, как правильно будет выразить его нынешнее состояние. Так ему и сказали — неудачная миссия, как результат — два года комы с крохотным шансом на поправку. Да даже и пусть так! Ну не чувствует он себя на восемнадцать, нет! Он словно спал. Спал очень долго, и даже не каких-то там два года. Как если бы куда дольше. Он не чувствует, чтобы что-то связывало и связывает его с семейством Спайд. Даже это наименование не вызывает никаких даже крохотных намеков на чувства — тогда, в день своего пробуждения он словно впервые в жизни услышал его. Он не чувствует себя женатым человеком — нет ни чего-то особенного по отношению к Мариям, ни ощущения ответственности перед ней. Лишь странная пустота. В конце концов, он и полноценным человеком-то себя едва ли осознает — громадная черная пропасть там, где должно быть прошлое, пугает и отталкивает его своею холодностью и неизвестностью. Это все выглядит так сложно, как если бы головоломка из миллиардов узелков, а ваша миссия — найти одну-единственную свободную нить. Почти невозможно. Не в этой жизни, как скажут многие. Все это давит на юношу, заставляя путаться в себе, не зная, кто он есть и откуда. — Понимаете, Сакурай-сан… Я… я могу довериться вам? — последнее Тсуна произносит на порядок тише и косится на дверь, словно за нею есть кто-то, чьи любопытные уши жаждут услышать секрет более высокого по званию и положению в клане. Мужчина долго и пристально смотрит в глаза юноше, отчего тому становится не по себе, но потом осторожно кивает. — Мне вы можете верить так же, как и себе, Тсунаеши-сама. Парень передергивает плечами — к столь официальному обращению он не привык, но на просьбу не говорить так не хватает сил. — Это странно, — наконец собирается с мыслями он. — Я… я как будто не знаю очень много, и от этого возникает слишком много вопросов, на которые я ответить мне могу. Словно от этого зависит моя жизнь. И я не знаю, вернутся ли когда-нибудь мои воспоминания, или же мне до конца дней придется мириться с… этим. Сакурай молчит слишком долго, и Тсуна думает, что сказал слишком много. В конце концов, дело это только его, и юноша уже пожалел, что впутал в этом мужчину. Все-таки выносить сор из избы… скажем, немного нелицеприятно. — Эти вопросы, о которых вы говорили — почему бы вам просто не оставить их? Никто не может вам сказать, вернется память или нет — пятьдесят на пятьдесят. И раз это так, то почему бы просто не оставить все в том состоянии, как оно есть сейчас? Проще жить настоящим и будущим, строя для себя новое прошлое, чем пытаться узнать то, чему, судя по всему, так и придется остаться забытым. В конце концов, в том нет ничего плохого или зазорного. Тсуна не говорит ни слова, опустив голову. Конечно, и сам он уже не раз приходил к этому выводу, но раз за разом отговаривал себя от отступа. Ведь смириться — все равно, что сдаться. Но, с другой стороны, разве в его власти что-либо сделать? Очевидно. По крайней мере сейчас. — Да, похоже, что это единственный выход, — тихо произносит юноша, не видя, как губ мужчины касается едва заметная улыбка. — Есть ли еще что-то, что тревожит вас? — учтиво интересуется Сакурай. Тсунаеши тут же мотает головой. Конечно, но разве может он поведать ему о таинственном человеке с яркими глазами? Нет уж. Внезапно это кажется настолько личным, что все, что он только что поведал становится полной ерундой. Тот человек… слишком особенный, слишком не такой, как образ той же Мариям. А ведь нет никаких гарантий, что он — не плод воображения. Юноша прикусывает нижнюю губу. Нет, нет, нет, он не должен думать об этом. Просто не должен. Сакурай слабо треплет его по плечу. — Ну вот и отлично. Мы можем приступить к исследованиям? Тсуна согласно кивает — что ж, пусть пока это займет его мысли, чем нечто более горькое и обидное.