Связанные кровью

Джени не любила Илону и Дороту с самой первой встречи: они вели себя так, будто были не просто служанками, а фрейлинами при королеве, имели привычку ставить себя выше всей остальной прислуги и раздавать команды младшим. В сочетании со стервозным характером обеих этого более чем хватало для неприязни. — Хороша парочка — баран и ярочка, — фыркнула однажды Джени, глядя им вслед. — Эмма, я все тебя спросить хочу: почему они вместе-то ходят постоянно? Нет ли чего между Илькой и Доркой? Может, у них любовь? Эмма расхохоталась: — Да ну, какая любовь? Просто они друг друга стараются из виду не выпускать, чтобы одна другой каких-нибудь гадостей тайком не наделала. Сама же неразлучная парочка впервые обратила внимание на Джени после неудачного побега — до этого она была для них одной из множества детей и подростков, работавших в замке, определенно не заслуживавшей того, чтобы особы, приближенные к графине, запоминали ее в лицо или по имени. — Что, беглянка-неудачница? — с издевкой поинтересовалась Илона, встретив Джени во дворе. — Всыпали? — Да уж по головке не погладили, — буркнула в ответ Джени, не настроенная на обсуждение таких вещей, тем более — с ними. — Ну, зато теперь все как положено, — таким же насмешливым тоном добавила Дорота. — А то как-то неправильно: служишь у графини Батори, и ни разу битой не была. Но вскоре желание ехидничать у них пропало. Когда они заметили, что графиня приближает Джени к себе, пожалуй, даже ближе, чем Эмму, девушка увидела в их глазах что-то похожее на злость и ревность. Кто знает, во что бы все это вылилось дальше, стали бы они строить Джени какие-то козни, или побоялись бы гнева Этери — вскоре жизнь хозяйки Чахтицкого замка и всех его обитателей круто перевернулась, оставив этот вопрос без ответа. Но в тот день, когда Джени в последний раз видела Илону и Дороту, отношения между ними были очень далеки от приятельских. Тем удивительнее то, что сейчас, встретив Джени на рыночной площади Бреслау, Илона с улыбкой распахивает ей объятия: — Джени! Это правда ты? Вот так встреча! Здравствуй. — Здравствуй, Илона, — Джени приобнимает ее в ответ и они расцеловывают воздух возле ушей друг друга; ни дать ни взять — благородные дамы на светском приеме. — Ты прямо совсем красавицей стала, — Илона, отойдя на шаг, внимательно оглядывает Джени. — Ну рассказывай, как ты жила все это время, и как тебя в Силезию-то занесло вообще? «Ага, так я тебе все и выложила», — усмехается про себя Джени. Она знает, что кто-то из людей, служивших Батори, согласился подтвердить для суда рассказы про сотни замученных девушек, кровавые ванны и прочие ужасы. Не знает, были ли среди этих согласившихся Илона и Дорота, но доверять им Джени не склонна в любом случае. По той же причине, по которой Этери всячески избегает людей, знакомых не с доктором Этери Дьёрдьи, а с графиней Этери Батори — мало ли, какие сюрпризы они могут преподнести. — Я? — Джени постаралась, чтобы голос ее звучал как можно непринужденнее и беспечнее. — Путешествовала сначала по Венгрии, потом по Моравии, потом нанялась в услужение к одной даме, и вот сейчас с ней здесь, в Бреслау. А ты как? Ты красавицей и не переставала быть. И где ты Дорку потеряла? — Спасибо, — смеется Илона. — Да я почти так же. Только не даме служу, а господину. Не жалуюсь, всем довольна, все хорошо. Приехала с ним в Бреслау по делам. А с Доркой мы расстались сразу после того, как из Чахтице уехали. Понятия не имею, где она теперь. Она оглядывается по сторонам и понижает голос, перестав улыбаться. — Скажи, а ты про нашу хозяйку слышала что-нибудь? Ну, про графиню Батори? — Нет, — мотает головой Джени, чувствуя, как по спине ползет неприятный холодок. — Только то, что она пропала. Ну и всякие басни, которые на постоялых дворах рассказывают, про то, как она в крови купалась. — Да это и я слышала, — кивает Илона. — Мой тебе совет: помалкивай, что ты вообще имела к ней какое-то отношение. Жить спокойнее будет. — Спасибо, я догадалась, — тут Джени не смогла удержаться от усмешки, а потом взгляд ее падает на корзину с покупками. — Извини, мне надо бежать обед готовить, а то госпожа рассердится. — Да, конечно, — Илона снова обнимает ее. — Рада была тебя видеть. Счастливо. — И я тебя, — забрав корзину, Джени спешит в сторону дома. Сердце колотилось как бешеное. «На самом деле, я не рада тебя видеть, Илона. Ой, как не рада. И magistra, думаю, будет не рада узнать о нашей встрече». Илона внимательно смотрит ей вслед, запоминая, на какую улицу свернет Джени. *** «Сказать? — весь день до самого вечера вертится в голове у Илоны. — Или не говорить?» Вроде бы, все хорошо: путь от замка Тота до Бреслау они преодолели благополучно. Пообщались с родственниками усопшего дяди Сильвестра, никак не ожидавшими, что племянник вдруг явится издалека за весьма скромной долей наследства. Правда, родственники дали понять, что содержать и кормить неожиданных гостей даже несколько дней у себя они не намерены — ну да ничего, Имре и Илона устроились на неплохом постоялом дворе. Имре забрал то, что полагалось ему по завещанию: дядя действительно оставил ему любимую трубку и стопку каких-то толстенных книг, среди которых, возможно, был и трактат о разведении кроликов. Трубку Тот сохранил, книги полистал и отнес книготорговцу — они его нисколько не заинтересовали. Илона была довольна: сменить обстановку удалось, за все время их путешествия Имре ни разу не вспоминал графиню Батори, его ни разу не посещали приступы ярости, и вообще был невиданно бодрым и веселым. И тут вдруг ее встреча с Джени на рынке. Илона, как и Тот, не верила в смерть своей бывшей госпожи. Батори была слишком умна, чтобы так просто сгинуть в когтях диких зверей, стать жертвой разбойников или позволить себе умереть от голода и холода где-нибудь в лесах. Батори была слишком сильно личностью, чтобы наложить на себя руки. Батори, несомненно, затаилась где-то подальше от Чахтице и подальше от людей, могущих ее узнать. Здесь Илона была согласна с графом Турзо и благородными венгерскими господами: исчезла — и замечательно, всем без нее хорошо живется, а Илону, кроме того, не мучает совесть за свое малодушие и клевету на хозяйку — ну да, она сказала в суде то, что ей велели, она предала графиню, но ведь графиню не поймали? Значит, предательство — оно как бы и не очень предательство. Да и не одна Илона показания давала, Батори и без нее бы осудили. Но что если графиня скрывается именно здесь, в Бреслау? Джени, конечно, что-то знает о ней: она изо всех сил старалась казаться невозмутимой, только Илону не проведешь, Илона видела, как Джени нервничает и видела, как она поспешила уйти, едва разговор зашел об Этери. Может, дама, к которой Джени нанялась в услужение — это хорошо знакомая им обеим дама? И этой даме очень мешают люди, знающие ее настоящее имя. А если вдобавок эта дама знает, что Илона свидетельствовала против нее в суде… Сейчас Джени расскажет обо всем Батори, Батори наймет человека или сама возьмет кинжал, подкараулит ближайшим же вечером свою бывшую служанку — и заставит ее замолчать навсегда. От этой мысли у Илоны возникает мерзкое чувство, будто ее уже ткнули ножом под ребро. Надо поймать Джени. Поймать и вытрясти из нее, что она на самом деле знает о судьбе Батори. Если Этери убралась к туркам, в Италию, в Испанию — куда угодно, но подальше от этих мест — прекрасно, можно не переживать. Илона сумеет убедить Имре, что не стоит мчаться за тридевять земель, преследуя графиню. Если Этери здесь — тогда надо ее схватить. Приговор суда утвержден императором Рудольфом, а Силезия — тоже владение императора Рудольфа. Простите, Ваше Сиятельство, Илона Йо ценит свою жизнь дороже вашей. «Сказать. Все-таки сказать». — Илуш, да что с тобой такое? Полдня ходишь в какие-то мысли погруженная. Что случилось? — Понимаешь, Имре… Ты помнишь Джени? Служанку моей бывшей хозяйки? *** Этери не находит себе места. С того самого момента, когда Джени прибежала с рынка, и рассказала ей о том, что встретила Илону, тысячи противоречивых мыслей и чувств раздирают графиню. Обед так и остался неприготовленным — есть обеим расхотелось. А после обеда, когда к ним потянулись пациенты, Этери, задумавшись, едва не вытащила одному лавочнику здоровый зуб вместо больного. Хорошо хоть Джени ее вовремя остановила. С тех пор, как они покинули Чахтицкий замок, Этери старается не встречаться с людьми из своего прошлого, а они упорно попадаются на ее пути — поистине, ирония судьбы! Но, если кузен Сигизмунд или Диана, ее дочь — это не те, от кого могла исходить опасность (и все равно, повстречав их, женщина стремилась быстрее убраться как можно дальше от места встречи), то Илона — с точностью до наоборот. Батори не знает, что происходило с ней после того, как она отпустила ее и Дороту. Может быть, они благополучно скрылись так же, как Этери и Джени. А может быть, их схватили: «Хотите жить — выкладывайте все про злодейства вашей госпожи». Может быть, она теперь ездит с людьми, отправленными на ее поиски, как человек, способный опознать графиню. Может быть, сама пытается ее найти и о чем-то предупредить, а за ей следят. Илона сказала Джени про своего нового хозяина — кто ее новый хозяин? Зачем они приехали в Бреслау? Но в одном Батори уверена точно: за Илоной следуют проблемы. За окном давно стемнело, а Этери все ходит из угла в угол их комнаты, думает-думает-думает, и ничего не может придумать, кроме одного: прямо завтра собираться и уезжать из города. Постаравшись при этом не наткнуться на свою бывшую служанку. У Джени, притулившейся сейчас на уголке кровати, несчастный-разнесчастный вид — она не привыкла видеть свою наставницу растерянной, и, что самое обидное, помочь ничем не может. Ну разве что отправиться за Илоной, притащить ее сюда и учинить ей допрос, да вот только стоит ли искать Илону? Как бы вместе с ней большущие неприятности себе не найти. — Джени, я на улицу выйду ненадолго, — Этери чувствует, что стены начинают давить на нее, а от постоянного хождения становится невыносимо душно. — Не могу, надо воздуха глотнуть. Подумав пару секунд, прежде чем выйти, графиня прячет в рукав платья нож. На всякий случай, с ним спокойнее. Улицы уже опустели: только изредка пробегают куда-то последние прохожие, еще спешащие по своим поздним делам или возвращающиеся домой. Этери, зайдя в подворотню между их домом и соседним, с наслаждением вдыхает прохладный вечерний воздух, прислоняется разгоряченной спиной к стене и прикрывает глаза. Так, еще раз и по порядку. Илона появилась в Бреслау совсем недавно, иначе бы они с Джени встретили ее раньше… — Здравствуйте, дорогая графиня Батори. Этот голос, полный насмешки, Этери узнала бы из тысяч других. Она открывает глаза, еще какие-то доли секунды надеясь, что все же ослышалась. Нет, не ослышалась: перед ней стоит Имре Тот, а прямо на женщину глядит черный зрачок пистолета в его руке. — Шел ловить одну рыбку, а поймал другую, — ухмыляется Имре. — Такую, о которой мог только мечтать. Этери не так-то легко было испугать, она вообще считала себя храбрым человеком, и небезосновательно, и все равно сейчас ее пронизывает страх. Не столько от того, что злейший враг сейчас угрожает ей оружием, сколько от невозможности что-либо предпринять. Нож в рукаве, но до Имре шага три, одним махом не дотянуться. Можно было бы закричать что-то в духе «помогите, грабят!», но на улице, как назло, ни души. Только бы отвлечь его чем-то на секунду… Чем?! — Не дергайся, ведьма! — Имре как будто слышит ее мысли. — С трех шагов я не промахнусь, будь уверена! Лицо его из насмешливого становится злобным, как тогда, у нее в замке, когда он пытался взять ее силой. — Чего ты хочешь, Имре? — наконец нарушает молчание Этери. — Я тебе нужна? Так вот она я, без оружия и без охранников. Убери пистолет. — Еще чего, — скалится Тот. — Знаю я тебя, не успею оглянуться, как ты что-нибудь выкинешь. Нет, сейчас мы пойдем ко мне, и пистолет я уберу не раньше, чем у тебя будут связаны руки. «Говори с ним, говори, — стучит у нее в голове. — Чем дольше разговариваете, тем больше шансов, что он потеряет бдительность или что кто-нибудь мимо пройдет». — Хорошо, — кивает Этери. — Пойдем к тебе. Дальше что? Хочешь, чтобы я тебе отдалась? Так зачем ходить куда-то? Давай прямо здесь, все равно на улице никого нет. «Только подойди ко мне поближе». — Мне нравится ход твоих мыслей, — Имре ухмыляется. — Но отдашься ты мне потом, когда мы вернемся в Чахтице. А до Чахтице я тебя отсюда на веревке поволоку, и в каждой деревне по пути тебе будут в лицо плевать, как убийце и истязательнице. Я ведь обещал, что весь мир узнает про графиню Батори и ее злодейства. Так вот, теперь весь мир знает… Он не успевает закончить свою речь, потому что на спину ему прыгает какая-то ворвавшаяся в подворотню черная тень, которая с яростным шипением пытается вцепиться Тоту в лицо. Имре сбрасывает ее с себя и ударом отшвыривает к стене, но для этого ему приходится на несколько секунд отвлечься от Этери. Этих нескольких секунд для Батори достаточно. — Дядя Иштван, научи меня сражаться! — Ну зачем это тебе, Этери? — улыбается, глядя сверху вниз на маленькую племянницу Иштван Батори, будущий король Речи Посполитой. — Ты благородная дама, а не воин. — Благородные дамы тоже должны уметь постоять за себя. А вдруг воина рядом не будет? Благородная дама умеет постоять за себя. Нож пронзает горло Имре Тота легко, словно входит в масло. Имре успевает понять, что умирает, и пытается что-то сказать, но кровь заливает ему рот, он падает, издав лишь какой-то жуткий булькающий звук, пару раз содрогается в агонии и затихает. Бесполезный теперь пистолет по-прежнему остается у него в руке. Черная тень, оказавшаяся Джени в темном дорожном плаще с капюшоном, встает и трогает разбитую губу. На пальцах остается кровь. И вокруг тела Имре расплывается кровавая лужа. И лицо Этери забрызгано чужой кровью. Кровь повсюду. Слишком много крови. — Magistra, вы в порядке? — Джени подбегает к ней. — Все хорошо, — кивает Этери, обнимая девушку. — А ты? Сильно ударилась? — Ничего, ерунда, — Джени с опаской смотрит на убитого. — И что нам теперь делать? — Избавиться от него, — теперь к Батори вернулась ее всегдашняя уверенность в себе. — И я знаю, кто нам в этом поможет.