Связанные кровью

Когда начальник городской стражи говорил госпоже доктору: «Если вам вдруг понадобится моя помощь — приходите в любое время дня и ночи», то вряд ли он думал, что госпожа доктор придет буквально ближайшей же ночью. Поэтому вид у Ренна, которого позвал слуга и который вышел к нежданным гостьям в плаще поверх ночной рубахи, крайне изумленный. — Я к вашим услугам, госпожа Дьёрдьи. Что стряслось? — Очень неприятная история. Господин Ренн, мы можем поговорить наедине? — Этери выразительно смотрит на слугу, широкоплечего увальня с тяжелой нижней челюстью и покатым лбом. Лишние уши им совершенно ни к чему. — При Мартине можно смело говорить, — успокаивает ее Ренн. — Он не болтает лишнего. — Хорошо, — соглашается графиня, и сразу, без предисловий, переходит к сути проблемы. — В подворотне возле нашего дома прямо сейчас лежит труп. Вы обещали свою помощь, и сейчас она нам в высшей степени необходима для того, чтобы избавиться от этого трупа. — Однако, — Ренн, лицо которого стало еще более изумленным, задумывается. Этери внешне совершенно спокойна, а вот Джени нервничает и едва может устоять на месте, переминаясь с ноги на ногу — они очень сильно рискуют, а ну как magistra ошиблась в своем решении обратиться за помощью, и сейчас начальник стражи велит их схватить? Но нет, Батори не ошиблась. — Что ж, пойдемте посмотрим на этот неудобный труп, — отвечает Густав после нескольких минут раздумий. — Решу, что с ним делать. Мартин, следуй за мной. Идти недалеко, и по счастью за это время никто не успел обнаружить убитого Имре Тота — лежит, где лежал, по-прежнему сжимая пистолет в застывших пальцах. — Однако, — снова повторяет Ренн, увидев мертвеца, и присвистывает. Для него сегодня просто какая-то ночь удивлений. — Вы его знаете? Что хотел? — Меня, — коротко отвечает Этери. — Вернее, нас с Джени. Это мой давний недруг. — Судя по наряду и по тому, что я его не знаю, он нездешний. Какая-то важная птица? Искать будут? — Да, нездешний. Скажем так, не голодранец, но и война из-за него не начнется, — графиня выражается максимально осторожно, обходясь без конкретных имен и названий. — Искать возможно будут. — Что ж, — произносит Ренн, — люди, спасшие меня от смерти, имеют право на мою помощь. Он исчезнет, но и вам лучше покинуть город, пока сюда не явились еще какие-нибудь ваши недруги. Новые неудобные трупы на улицах Бреслау мне совершенно ни к чему. — Это само собой разумеется, господин Ренн, — Этери кивает. — Мы уедем нынче же днем. И спасибо вам за помощь. — Не за что. Теперь мы с вами квиты. Густав указывает слуге на тело Тота: — Мартин, займись им. *** Они возвращаются домой, когда часы на городской ратуше уже пробили два пополуночи, а над телом Имре Тота, которое Мартин обернул в рогожу и привязал к нему камень, сомкнулись темные воды Одера. Едва переступают порог своей комнаты, как Джени заключает Этери в объятия так сильно, будто сейчас явится вернувшийся с того света Тот, или еще кто-нибудь из врагов Батори, и попытается, отняв у нее наставницу, увести женщину в темницу. — Никому вас не отдам, magistra. Пускай хоть с целой армией приходят. Никому. — Ну-ну-ну, Джени, — графиня даже обескуражена ее порывом, но все равно обнимает девушку в ответ. — Уже все позади, меня уже никто не хватает. А ты — мой герой, ты опять меня спасла. Спасибо тебе. Ты как на улице-то оказалась? — Предчувствие нехорошее возникло, — Джени на секунду поднимает голову, чтобы взглянуть на Этери, и снова прячет лицо, утыкаясь носом куда-то между женских ключиц. — Решила выйти посмотреть, как вы там, ну и увидела этого… Джени вдруг выпускает Батори из объятий. На лице у нее тревога. — Magistra, а как же Илька? Это она, дрянь такая, его сюда привела, голову на отсечение даю. И она до сих пор в городе. — Илька… — Этери, отойдя от дверей, в задумчивости присаживается на свою кровать. Джени устраивается рядом. — Тот сказал мне, что шел ловить одну рыбку, а поймал другую, о которой мог только мечтать. Я вижу картину примерно так: Илона выложила ему, что видела тебя, и выложила, где именно. Не знаю уж, из каких соображений, но выложила. Имре по-прежнему хотел меня найти и схватить, поэтому отправился за тобой — поймать тебя и заставить выложить все, что ты знаешь о моем местонахождении. Ну а вместо этого наткнулся на меня, и дальнейшее ты знаешь. Сама по себе, без него, Илона не опасна. В одиночку ловить нас она явно не будет. — А если в магистрат пойдет? — Джени предполагает худший вариант развития событий. — Не пойдет, — убежденно отвечает Этери. — Ее там просто слушать не станут, и она об этом знает. Является служанка господина из Венгрии, никому в Бреслау не знакомого, который впридачу невесть куда подевался, и начинает рассказывать, что у них в городе инкогнито проживает графиня Батори, осужденная за убийство шести с лишним сотен человек. Имре еще мог бы заставить их что-то делать, но Имре дворянин. Илона для здешних властей никто, звать ее никак, а графиня Батори — что-то далекое, какая-то героиня страшных историй, где одна десятая правды и девять десятых вымысла. Так что заканчиваем завтра свои дела и спокойно едем дальше. — Обнадежили, magistra, — вздыхает девушка. — Я надеюсь, больше нас некому будет разыскивать. — Я тоже на это надеюсь. Давно пора спать, но разве уснешь так просто после всего, что произошло минувшим вечером? Поэтому Этери берет ладонь ученицы в свою, и они сидят рядом в молчании, держась за руки, пока сон все же не одолевает их обеих. *** За всеми событиями, последовавшими после встречи с Илоной, Джени совершенно забыла про двух господ, которые подходили к ней на рыночной площади в поисках почтенного доктора Филиберта Ланге, и ничего не рассказала Этери. Поэтому стук в двери, раздающийся, когда они, уже успев позавтракать, обсуждают, куда им надо сходить в последний день и с кем попрощаться, звучит для них как гром среди ясного неба. — Госпожа Дьёрдьи, вы дома? Голос незнакомый. И графиня, и Джени успевают не то, чтобы испугаться, но изрядно напрячься — Батори тут же находит нож. Хорошо, что Джени вспоминает, где она этот голос слышала. — Это на прием, magistra. Им хороший врач нужен, они ко мне вчера подходили, но потом я встретила Илону, и совсем про них забыла. — Уф-ф-ф, — облегченно выдыхает Этери. — Хорошо хоть сейчас вспомнила, пока мы от них отбиваться не начали. Если на прием — тогда впускай, конечно. Вчерашние незнакомцы сегодня тоже пришли вдвоем. Впрочем, незнакомцами они остаются недолго, первым делом называя свои имена: рыжего и коренастого зовут Себастианом, темноволосого щеголя — Дамианом. Говорит в основном он, и первым делом раздает кучу комплиментов и графине, и Джени. «Болтун, но настроение после событий минувшей ночи поднял», — улыбается про себя Этери. — Мы приехали из Бранденбурга, — рассказывает Дамиан. — Барон фон Мернер отправил нас за доктором для своей дочери: из всех, кого к ней уже приглашали, никто не смог помочь, и он надеялся, что хотя бы такое светило, как Филиберт Ланге, справится. — Но Филиберт Ланге, к сожалению, уже в лучшем мире, — отвечает Этери. — И что с дочерью барона? — Никто не может понять, — Себастиан разводит руками. — Ничего не болит, ничего не беспокоит, а угасает день ото дня, как будто из нее жизнь кто-то выпивает по капле. Этери хмурится и качает головой. Очень расплывчатое описание, за которым может скрываться все, что угодно. Но им с Джени все равно надо куда-то ехать после Бреслау — почему бы и не в замок барона фон Мернера? Вдруг у них получится справиться с загадочной болезнью? — Ладно, — говорит она. — Мы, конечно, не светила, равные покойному Ланге, но попробуем. Готовы отправиться с вами прямо сегодня. *** Имре не возвращается до полуночи. Не возвращается он в течение ночи. Утром его тоже нет, и Илона понимает две вещи: во-первых, с Этери Батори по-прежнему так просто не совладать, во-вторых, похоже, она собственноручно отправила своего нового господина туда, где его прикончили. Обе вещи ее нисколько не радуют. «Н-да… Если бы я ему ничего не сказала, мы бы спокойно уехали сегодня обратно в Венгрию. Перестраховалась, черт меня дери!». Впрочем, все может быть не так, как она думает. Может быть, нет в Бреслау никакой Батори, Джени в самом деле служит совершенно посторонней даме, а Имре устроил драку с людьми этой дамы, пытаясь схватить ее служанку, и теперь сидит где-нибудь в камере, ожидая, пока его к судье отведут для разбирательства. — Да чего толку сидеть, надо идти выяснять, — решает она. За пару часов Илона обходит рыночную площадь: то к одному торговцу, то к другому, делает вид, будто выбирает что-то, и как бы невзначай спрашивает, не слыхали ли они о какой-нибудь драке в этом районе вчера вечером? Никакого благородного господина городская стража не забирала? Нет, никто ничего не слышал. И благородного господина, которого описывает Илона, сегодня с утра здесь не видели. Илона уже думает, стоит ли расширить круг поисков, когда замечает возле собора Святой Елизаветы четырех человек, двух мужчин, женщину и девушку, одетых по-дорожному и идущих с лошадями в поводу. Мужчины незнакомые, а вот женщину и девушку Илона узнает без труда, и сердце ее ухает куда-то в пятки. «Черт. Черт. Черт!». Она судорожно отворачивается и изображает, что ей ужасно интересна глиняная посуда на ближайшем лотке. «Меня здесь нет. Проходите мимо, Ваше Сиятельство. Здесь нет никакой Илоны». Минут десять Илона старательно рассматривает кувшины, горшки и тарелки, потом очень осторожно, боковым зрением глядит туда, где видела Этери и Джени. Облегченно вздыхает — ушли, не обратив на нее внимания. Теперь скорее на постоялый двор. Илона не намерена оставаться в Бреслау дольше, чем ей понадобится для того, чтобы собрать вещи. «Прощай, Имре. С тобой, конечно, было хорошо, но на тебе свет клином не сошелся. Найду себе кого-нибудь, кто не будет одержим моей бывшей госпожой». Илона надеется, что на этот раз ей все-таки удастся убраться куда-нибудь подальше, где нет ни графини Батори, ни ее врагов. С нее довольно. «А ведь я добилась своего, — внезапно приходит к ней в голову мысль. — Я хотела, чтобы Имре перестал болеть графиней — он перестал болеть графиней. Правда, для этого ему пришлось умереть, ну что ж поделаешь». Илона усмехается собственному отражению в окне лавки, мимо которой проходит. Потом вспоминает виденных недавно Батори и Джени, и на какие-то мгновения ей становится грустно: в глубине души Илона хотела бы сейчас оказаться на месте этой вздорной девчонки, которую графиня непонятно за какие заслуги так приблизила к себе. «Брось, — одергивает она себя. — Этого, конечно, никогда не будет. После всего, что я натворила, меня графиня либо ненавидит, либо презирает. Так что проку грустить о невозможном? Вперед, в новую жизнь!». И все-таки жаль, что это невозможно. Она видела их секунду, не дольше, но успела заметить, каким взглядом Батори смотрит на Джени. Ей и Дорке таких взглядов никогда не доставалось. Особенная она какая-то, эта Джени, что ли?