Дверной звонок раздаётся ласкающей слух трелью — сигнал не изменился за столько времени, и это приятно. Кто-то из жильцов дома даже узнал меня и поздоровался в подъезде — это уже совсем волшебство. Я нервозно тереблю колечко на пальце и вслушиваюсь в шорохи за дверью и окружающий шум: где-то дребезжит лифт и хлопают двери, из квартиры доносится шарканье тапочек.
— Рен? — Кузнецова приоткрывает дверь и делает шаг на лестничную клетку.
У меня в груди всё ухает и опускается. Девушка осматривает меня с интересом и недоверием. Волосы красиво лежат на плечах, вокруг чувствуется плотный шлейф какого-то вечернего пудрового парфюма, а на запястье красуется изысканный браслет. Видимо, Ира собирается на мероприятие или свидание с Антоном. Я любуюсь и не нахожу сил ответить: даже по Кузнецовой я соскучилась, пусть мы никогда не были подругами.
Ира не изменилась от слова «совсем» вопреки всем моим ожиданиям, разве что расцвела ещё больше, стала чуть улыбчивее. В каждом жесте легко узнать ту Кузнецову, которую я видела тысячу лет назад. Улыбается по-прежнему тепло, во взгляде нет и капли обиды, которую я ожидала бы увидеть: прекратили общение мы всё же не на самой приятной ноте. Несмотря ни на что, девушка стоит напротив меня в домашних мягких тапочках, по-совиному склонив голову набок, и смотрит на меня в ожидании хоть какого-нибудь ответа. Я немного нервозно поправляю чёлку и переминаюсь с ноги на ногу.
— Я. Привет, Ир, — наконец с мягкой улыбкой произношу я и жду ответной реакции, боясь быть выставленной прочь. Однако, девушка тянет вперёд раскрытые для объятий руки и прижимается по-настоящему крепко, искренне. Сказать, что я удивлена — не сказать ничего, но это приятное удивление.
— Я безумно рада тебя видеть! Сколько лет, сколько зим? — тепло произносит Кузнецова и отстраняется, внимательным взглядом тёмных глаз изучая моё лицо и изменившуюся стрижку. Из-за двери доносится требовательный «мяв», Ира хихикает и открывает дверь, жестом приглашая проследовать за ней в квартиру. — Раз пришла, пойдём чай пить. Или сразу чего покрепче?
— Я ненадолго заскочила, у меня для вас с Тошей подарок небольшой. Хотела сделать сюрприз и просто увидеть тебя, — я протягиваю подарочный пакет девушке и наблюдаю, как та покрывается трогательным румянцем. Вытаскивает спрей и внимательно изучает этикетку, а затем уверенно распыляет, втягивая аромат носом. — Нравится?
— Да, прекрасно! Очень подходит этой квартире, как бы странно это ни звучало. Спасибо, Регина. Я обожаю такие штуки, — Кузнецова кратко чмокает меня в щёку, это всё как-то ужасно неловко, мне на пару секунд хочется сбежать. — Может, всё-таки зайдёшь? Антон вернётся через час со съёмок, посидим, выпьем. Расскажешь про Чехию, я так по ней соскучилась… Мы последний раз были там несколько лет назад на новогодних праздниках. Сказочная страна.
— Я же вижу, что ты куда-то собиралась. Не хочу нарушать планы на вечер, могу заехать завтра, когда вы оба будете ко мне готовы, — спокойно говорю я, ничуть не настаивая на собственном присутствии, поскольку действительно планировала заскочить на несколько минут. Кузнецова очень старательно закатывает глаза и обречённо вздыхает.
— Собиралась пить вино с подружками. Если мы сейчас пройдёмся до магазина, попью вина с тобой. Они даже не заметят, что я не пришла, честное слово, — хихикает девушка и обувает ботинки. О мои ноги с мурлыканьем трётся Люк, я присаживаюсь на корточки, чтоб погладить того за ушком. — Не соблазняй его ласкаться, он сейчас тебя никуда не отпустит и будет жалобно мяучить, — со смехом произносит девушка и накидывает пальто, прихватив ключи и небольшую сумочку. Сопротивляться уже точно не получится, поэтому я покорно следую за Ирой.
— Антону только не пиши, что я тут. Может, обрадуется сюрпризу, — говорю я, увидев, что Ира печатает что-то в своём смартфоне по пути в супермаркет.
Кузнецову приходится держать под локоть, чтоб та не попала под велосипед или ещё что-нибудь такое, да и угождать в лужи в таких наверняка дорогих и просто очень красивых ботинках — настоящее преступление.
— Даже не собиралась, — отвечает Ира, не поднимая взгляда от экрана.
Я по-прежнему не чувствую себя слишком уж комфортно в обществе Кузнецовой, поскольку наша дружба всегда была скорее вынужденная, чем подкреплённая искренним желанием. Однако, девушка настроена по отношению ко мне весьма дружелюбно, поэтому предпочитаю не беспокоиться зря и предвкушаю долгие разговоры до самой темноты с Антоном и его избранницей.
За двадцать минут в тележке оказывается настоящая гора продуктов, среди которых нет никакой «нормальной», как сказал бы мой отец, еды: сплошные закуски, фрукты и овощи. Кузнецова обещает заказать основную еду в каком-нибудь заведении, чтоб сильно не заморачиваться. Я люблю не заморачиваться и с радостью соглашаюсь.
В алкогольном отделе мы проводим полчаса, долго споря, какое вино брать — белое или розовое. Не найдя никакого компромисса, берём обе бутылки и вермут в придачу. На кассе разворачивается нешуточная перепалка, кто будет оплачивать: каждая тянет инициативу на себя и пытается умудриться первой приложить карточку к терминалу. В итоге договариваемся, что в супермаркете расплачивается Кузнецова, а заказ еды на мне. Кассирша выдыхает с явным облегчением и очень саркастично просит приходить к ним ещё. Мы с Ирой смеёмся и покидаем магазин, держа в руках пакеты.
— Тошка будет минут через тридцать, стоит в пробке неподалёку. Написал только что, — произносит девушка, разбирая один из пакетов на кухне. Такая домашняя и милая она мне нравится куда больше, чем на мероприятиях, где Ира зачем-то выдерживает образ слегка надменной девицы — видимо, жёсткая волна хейта со стороны фандома сделала своё дело.
— Отлично, успеем всё разложить и выбрать еду! — Кричу я из ванной и вытираю мокрые руки. Из зеркала на меня смотрит Рен, не Реджина, а именно Рен, которую я так давно не видела: счастливая, с искренней широкой улыбкой, и, Господи, спокойная — очевидное и невероятное.
Я невольно залипаю и всеми силами стараюсь запомнить это мгновение, это ощущение себя, чтоб возвращаться в него, когда кажется, что всё совсем пиздец.
Ира включает колонку, из которой начинает литься спокойная фоновая музыка. Я в почти медитативном состоянии раскладываю нарезанный сыр по красивой сервировочной бамбуковой доске ровно до момента, как раздаётся звонок в дверь. Отчего-то накрывает волнением, ведь Шастуна в последний раз я видела ещё в Чехии пару месяцев назад. Ира удивлённо приподнимает бровь, одними губами шепчет: «Всё в порядке?» и отправляется открывать входную дверь, увидев кивок, пока я нервно пытаюсь понять, куда пристроиться.
Спрятаться за занавеской? Блять, мне что, семь? Просто встать в коридоре и ждать реакции? Надо, чтоб Шаст хотя бы разулся, а то как-то неловко. В итоге я остаюсь за кухонным столом и бесцельно переставляю с места на место тарелки и пока ещё пустые бокалы. Закидываю в рот виноградинку и морщусь — кисло.
— Фу, как же я устал, сейчас бы выпить чего-нибудь вкусного и пожрать, — слышно, как бурчит Антон, Ира отвечает игривым хихиканьем.
— Ты даже не представляешь, я задумала как раз тебя вкусно накормить и напоить. Только вот не одна, — я прямо слышу в голосе Кузнецовой довольную улыбку и невольно растягиваю губы тоже.
— Кто-то из друзей придёт? — С неподдельным интересом вопрошает Шастун даже в ладоши от радости прихлопывает. Ира многозначительно молчит.
Шаст шмыгает в ванную комнату, где недолго шумит водой, и идёт оттуда прямиком на кухню. Глаза его цвета зелёного агата, изумруда и прочих драгоценных, самых дорогих на планете, камней подсвечиваются изнутри настоящим солнцем, когда парень видит меня.
Губы растягиваются в широкой улыбке, обнажая зубы, я не могу не улыбаться в ответ. Едва я делаю шаг вперёд, как оказываюсь в крепких и таких важных объятиях Антона — несмотря на то, что в семье я единственный ребёнок, у меня точно есть брат в лице Шаста. В руках его хочется прятаться вечно от окружающего мира, слишком жёсткого и лживого по сравнению с прямолинейным, но тёплым и добрым Шастуном. Парень крепко сжимает меня в объятиях, из кольца рук невозможно выпутаться, но я и не хочу — вожу руками по выступающим позвонкам и глубоко дышу: наконец-то полной грудью. Антон тёплый, несмотря на холод за окном, дышит ровно и спокойно, только стук заходящегося сердца выдаёт радость и волнение от встречи.
— Вот когда ты рядом, мне больше вообще ничего не надо, — вдруг озвучиваю мысль вслух я. Ира рядом немного наигранно кашляет. Я с ухмылкой смотрю на девушку и приподнимаю бровь.
— Регина, Антон, мне следует начинать волноваться? — Кузнецова не умеет напускать на себя эту деланную серьёзность, сыпется и заливается смехом почти сразу. Антон хмыкает и оставляет на моей макушке поцелуй, чмокает звонко и с чувством. Я сдавленно хихикаю и выпутываюсь наконец из рук друга, напоследок проведя по плечам пальцами.
— Мне тоже, — шёпотом заключает Шаст так, чтоб этого не услышала Ира, и подмигивает мне, отходя к столу и сразу откупоривая бутылку розового полусухого вина. Я с радостью принимаю из рук Антона бокал и делаю первый глоток — с вином мы точно не ошиблись, вкус фруктово-ягодный и мягкий. На телефон приходит уведомление о скорой доставке заказанной еды. Вечер обещает быть прекрасным.
*
— Так, ребята, я, увы, вынуждена вас покинуть, — заявляет Ира, вернувшаяся из кухни после непродолжительного телефонного разговора. — У подружки че пэ, истерика, слёзы и дальше по списку. Мне нужно её поддержать, — девушка немного виновато пожимает плечами и начинает переодеваться из домашней одежды в уличную. Я заторможено киваю.
— Я бы предложил тебя подвезти, но как-то… — Антон поднимает бокал с вермутом и немного расплёскивает на футболку. — Ты и сама видишь, короче, — друг смеётся, прикрыв ладонью лицо, я хихикаю тоже. Кузнецова вместо ответа лишь чмокает Шаста в нос, порывисто обнимает меня, чешет за ушком спящего у меня на коленях Люка и уходит, захлопнув за собой входную дверь.
— Кстати, совсем забыла! Бля, и Ирка ушла… Ладно. Спрей для дома ты уже оценил, но на этом подарки не заканчиваются, — я отправляюсь в сторону коридора, где оставила сумку, нетвёрдой походкой и вытаскиваю пакет с одеколоном и диффузором.
— Ёбанный ты почеши, это же куча денег, Рен, — Антон недолго хмурится, но затем с неподдельным интересом и детским восторгом принимается слушать ароматы. По лицу вижу — нравится. Парень сразу наносит на запястья «Амстердам». — Ну-ка зацени, подходит мне?
Я с видом диванного эксперта сажусь поудобнее, сложив ноги по-турецки — из-за этого Люк недовольно фырчит и запрыгивает на диван, — и втягиваю носом воздух. Пахнет травянисто-сладко, но с хара́ктерными нотками. Аромат скорее нежный и мягкий, будто бы разогретый солнцем, и для солнечного Антона это настоящая находка. Чувствуются лёгкие отголоски дождя и, безусловно, свободы, ведь запах свежего, а не иссушенного и дымного каннабиса ассоциируется с безбашенностью и свободой.
— Ты живой, солнечный и свободный, поэтому тебе подходит на одиннадцать из десяти, — строго заключаю я и вновь оказываюсь в объятиях друга.
Здорово, что Шастун по-прежнему такой тактильный и искренний, я по такому страшно соскучилась и теперь удовлетворённо утыкаюсь носом Антону куда-то между рёбер. Тот дёргается из-за щекотки, но не отстраняется, лишь ёрзает немного и кладёт щёку на мою макушку.
— Вот умеешь ты говорить, Рен. А что самое смешное, когда надо — не умеешь, — пьяно хихикает Шастун и делает внушительный глоток из стакана.
Я повторяю это действие и только затем начинаю размышлять над сказанным. Из-за количества выпитого мысли будто замедляются, цепляются друг за друга и путаются, я никак не могу нащупать суть произнесённого и глупо хмурюсь, разглядывая собственное отражение на дне стакана — оно искажённое и забавное, но мне не до «хи-хи».
— А когда надо? — озадаченно выдаю я и почёсываю шею. — Я же разгребла вашу беду с Арсением, извинилась перед ним в очередной раз, это первое. С тобой тоже мы побеседовали словами через рот уже не один раз, это второе… И что за претензии, Антон Андреич? Объяснись, я ничего не поняла.
Антон смотрит на меня с одновременно доброй и снисходительной улыбкой. Подобное выражение лица друга меня раздражает, возникает прочное ощущение, что я просто туповата, а тот позволяет быть такой. «Ну ты ешь-ешь песок, доча, ничего страшного не случится». Я грозно хмурюсь и резко скрещиваю руки на груди, едва не завалившись набок, Шаст начинает заливаться хохотом и притягивает меня к себе вновь, заставляя покорно уложить голову на грудь другу. Я отстраняюсь, недовольно фыркнув, Шастун закатывает в ответ глаза, но попытки утихомирить меня объятиями оставляет.
— Да блять, Рен, такая ты глупая девица. Не семнадцать же лет уже. Арс по тебе не то, что скулит, прям воет, а ты ему: «Ой, да какие мы друзья», ну не алло вообще! Он же старается, чего ты изображаешь Снежную Королеву? — я медленно и осторожно поворачиваю голову к другу и поднимаю брови, приоткрыв в изумлении рот. Боюсь спугнуть внезапную откровенность, но вопрос рвётся изо рта сам собой.
— А с каких это пор вы настолько близки, что Попов сплетничает с тобой про меня? — и сложно сказать, злит меня этот факт или нет. Хотя скорее злит, конечно — чего бы со мной не поговорить?
— Не сплетничает, а просит совета! А я хули могу сказать, если сам уже ничего в твоей голове не понимаю? Ты с Арсением можешь посоревноваться, у кого херни и опилок в черепушке больше, — Шастун беззлобно хмыкает и берёт мою ладонь в свои руки, принимается мягко и успокаивающе гладить по пальцам, и я вздыхаю от этого жеста — обезоруживает. — Ты сама чего хочешь? В Прагу вернуться или… остаться здесь, может? Про Арсения спрашивать не буду, ты сто процентов сама ещё не понимаешь.
— Всё я понимаю! Хорошо в России, Прага была отличной подзарядкой, но я чувствую, что готова вернуться и не умирать без Арса каждый ёбанный день. Мне нужно будет отработать трудовой контракт, перевезти кучу вещей, но я думаю об этом всё чаще, пока я здесь. Вчера по Москве гуляла и аж захлёбывалась счастьем и любовью, про Питер вообще молчу, я там однозначно дома, с этим ничего не поделать.
— Рад слышать, что у меня, возможно, появится возможность видеть тебя чаще, и не только по видео, — искренне заявляет Шастун и крепче сжимает мою ладонь. Под натиском чувств сдаюсь и почти сворачиваюсь в клубочек на коленях в Антона: с учётом тридцатисантиметровой разницы в росте это выглядит даже не слишком нелепо.
Шаст хихикает и залпом допивает вермут из своего стакана, включая телевизор и запуская на нём подборку клипов. Мне уютно и спокойно бесконечно, до щемящего сердца. Кажется, дом — это место, где ты ощущаешь себя вот так.
*
— Ты что, действительно намереваешься остаться в России? — папа смотрит в камеру с едва скрываемыми слезами, скопившимися в уголках глаз. Я киваю и подмигиваю, широко улыбаясь — иначе тоже захныкаю, глаза уже и так щиплет. — Здорово, что ты приняла это решение. Антон поспособствовал?
— Конечно, куда же я без Антона, — спокойно произношу я и слышу, как папа хмыкает — изображение немного отстаёт. — Он передавал тебе привет, кстати. Очень соскучился и хочет в гости!
— Я всегда ему рад, ты же знаешь. Лучше оба приезжайте, да поскорее, я его любимой картошки нажарю, — отвечает отец и вскоре заканчивает вызов, когда в его гримёрку кто-то заходит и говорит, что такси уже прибыло.
Я ещё несколько минут смотрю в экран и прихожу в себя. После всей беготни я окончательно возвращаюсь домой, Боже. И совершенно наплевать, что там будет в Чехии, каким матом станут меня крыть, как сложно будет вновь искать работу, теперь уже в России — я страшно соскучилась по дому, и ни о чём не жалею. Кажется, впервые за всё время. Кажется, стоило потерять всё, чтобы найти себя и понять, чего я хочу на самом деле.
С Шастом в итоге беседа затянулась на несколько часов: друг искренне помогал мне разобраться в себе и осознать, что я действительно хотела бы остаться, и на этот раз насовсем. Ещё в процессе диалога я назначила сеанс с психотерапевтом, чтоб окончательно проработать желание убегать.
Дело за малым — вернуться в Прагу после устранения всех последствий пожара, отработать положенный срок и отправиться в Россию без обратного билета. На радостях Антон сделал какие-то невероятно-алкогольные коктейли и радостно напевал себе под нос весь оставшийся вечер. Стать причиной подобного счастья для меня тоже стало настоящим счастьем.
Теперь я сижу и вновь пытаюсь осознать произошедшее. Отчего-то хочется поделиться радостью со всеми сразу, кричать на всю Москву, но я ограничиваюсь лишь подобием победного танца с зубной щёткой во рту перед сном. Чувствую, что всё будет хорошо.
