Вечер в родительском доме немного выматывает изобилием вопросов и немного неловких историй — Антон был здесь уже не меньше десятка раз, но по-прежнему с неподдельным интересом рассматривает мои детские фотографии, хихикает и тыкает пальцем в самую красивую фотокарточку, где я широко улыбаюсь без двух верхних передних зубов под нарядной ёлкой. Папа с Шастом заходятся в хохоте, а я старательно краснею и лью в себя вино, чтоб снизить градус неловкости. Какая ирония: чтобы понизить градус, нужно его сначала повысить.
Шастун уже давно сидит в «домашней» одежде — в этой квартире вещей друга в изобилии. Чует моё сердце, что через каких-то полгода совместной работы Антон будет предпочитать эту квартиру гостиницам. И будет, безусловно, прав: папа всегда очень рад видеть смешливого и непосредственного пацанёнка, который то и дело неуместно шутит, вызывая у отца тёплую улыбку. Антон давно стал частью нашей семьи, и это радует, но неловкость моя всё ещё не исчезает.
Сигнал уведомления кажется спасительным, я тихо извиняюсь и ускользаю на балкон, плотно прикрыв за собой дверь. Сладкая парочка даже взглядов не поднимает, и это сейчас полезно — мне бы спрятаться в виртуальном мире и отвлечься хотя бы ненадолго от слишком громких разговоров, от слишком сильных эмоций. Надежда на какую-нибудь дежурную рабочую переписку быстро гаснет, как только я вижу сообщение от Арсения: после произошедшего в коридоре дворца культуры инцидента мы с Антоном бегом отправились к заждавшемуся таксисту и не попрощались ни с кем, а Шастун даже забыл взять свои подарки, из-за чего звонил Стасу и слёзно умолял не бросать на произвол судьбы яркие, с любовью выбранные подарочные пакеты и их содержимое.
Арс, (01:10): Ты, конечно, отлично научилась затыкать меня и вовремя вспомнила про этот способ, но тема с Антоном меня по-прежнему немного задевает и расстраивает.
Рен, (01:10): Арсений Сергеевич, я не стану знакомить Вас с отцом, пока мы не сходим на свидание. Приводить незнакомца в семейное гнёздышко — моветон.
Остаётся надеяться лишь на то, что Арс подхватит игру в незнакомцев, не станет задавать лишних вопросов в духе: «Ты что, обкуренная?», а заодно поймёт, что предложение о том, чтоб начать заново, всё же принято — если это было непонятно после поцелуя. Ответа нет подозрительно долго, и я успеваю расстроиться и нервно закурить сигарету. В стекло стучат, я вижу, что Шаст тоже хочет выйти на балкон и перекурить, но я лишь показываю другу язык и скрещиваю руки на груди, давая понять, что мне необходимо одиночество. Папа громко советует Антону выйти на общую лоджию, и такое положение вещей меня полностью устраивает. Сам отец задёргивает тюль и лезет на шкаф за очередным раритетом, который необходимо показать Шастуну.
Арс, (01:16): О, вот оно что. Прошу простить, это недопустимый промах. Позвольте пригласить Вас на свидание в понедельник? Сочту за честь, если Вы согласитесь, Регина Александровна. Искренне Ваш, Граф.
Я радостно посмеиваюсь, чувствуя, как сердце сжимается: Арсений всё понял. Ловко выкрутился, воспользовался собственным образом чопорного графа и наконец применил тот словарный запас, в котором сплошь высокопарные словечки и заковыристые обороты. Конечно, я знаю, что Попов громко и совсем не по-питерски ругается матом, ударившись мизинцем об угол тумбочки, а не вызывает ту на дуэль броском перчатки, но сейчас эта игра мне необходима, чтоб полностью погрузиться в историю — мы с Арсением не переживали весь тот пиздец, что у нас за плечами, мы действительно идём на первое свидание, и всё обязательно будет хорошо.
Рен, (01:18): Мне необходимо получить одобрение у папеньки. Он весьма строг ко всем моим поклонникам, поэтому не могу заранее Вас обнадёжить, Граф. Но моё сердце желает этой встречи.
Смеюсь уже в голос, смахивая слёзы с ресниц — образы и правда нелепые, но я это начала, и я буду держаться до последнего хотя бы в переписке. Надеюсь походить в сообщениях на трепетную девицу, хоть отдалённо смахивать на тургеневскую барышню, — в сознании всплывает Ася, которую я всегда представляла неизменно грациозной, изящной и кроткой, — но выходит наверняка плохо. Арс ведь тоже, я уверена, помнит, что я громко хохочу над особо удачными шутками и кусаюсь в порыве дурачества вместо того, чтоб прятать щиколотки под длинными платьями и краснеть. И не стесняюсь вступать в конфликты в отличие от классической героини литературы — те сплошь хлопаются в обмороки и тихо плачут в отутюженные и надушенные платки.
Над сообщениями приходится думать по несколько минут, менять формулировки и периодически стирать «Так всё я ща умру от смеха». Я всё-таки женщина, а значит я — актриса.
Выйдя с балкона, на самом деле присаживаюсь рядом с папой, представляя, как вообще можно завести такую абсурдную тему: мне тридцать один год, с каких пор отец может отпустить или не отпустить меня на свидание? Тем не менее, формальность соблюсти необходимо, раз уж я сама заварила эту кашу. Папа ласково смотрит на меня и старается незаметно подложить салат в мою тарелку. Нет, всё-таки несмотря на возраст, я маленькая папина дочка. Смешок вырывается сам собой, когда порция картошки тоже начинает увеличиваться стремительно. На этом папа останавливается и откладывает ложку с улыбкой. Шастун уже вернулся с общего балкона и внимательно наблюдает за происходящим, уютно устроившись в кресле и надев капюшон огромной зефирно-розовой толстовки.
— Папа, меня пригласил на свидание мужчина, мне нужно твоё разрешение, — стараюсь говорить медленно и вдумчиво, давать время осознать каждое слово, но всё равно дыхание посреди фразы заканчивается от того, что я всё-таки тараторю.
Папа поднимает седые кустистые брови и смотрит поражённо. Периферическим зрением замечаю, как карикатурно взлетают брови и распахивается рот Антона, но стараюсь игнорировать закипающий в горле смех.
— И давно тебе нужно разрешение, девочка моя? — папа целует меня в висок, слегка царапнув щетиной, и я хмыкаю, утыкаюсь ему в плечо, и почти перехожу на смех, как отец на полном серьёзе набирает в грудь побольше воздуха. — Если этот мужчина действительно тебя достоин, ты можешь идти на свидание. За благословением пусть сам приходит, своими ножками!
Папа — замечательный актёр, на несколько секунд я действительно ему верю и поднимаю удивлённый взгляд, но отец сдаётся первым и заливается смехом. Я пихаю того кулаком в плечо и обиженно надуваю губы: я с самого детства поразительно легко ведусь на всё, что говорит папа серьёзным тоном, и тот постоянно таким образом шутит. Он мягко приобнимает меня за плечи и шепчет на ухо: «Набивай свои шишки сама, дочка». Антон в кресле уже вовсю смеётся в голос и топает ногами по полу от переизбытка эмоций.
— Надеюсь, это всё-таки будет не горьким, но полезным опытом, а счастьем, — на выдохе произношу я.
— А моё мнение тебя совсем не интересует? — Антон тоже включается в спектакль и изображает изумление. — Если ты хочешь знать, я против твоих свиданий с кем угодно, если его имя не начинается на «Ар» и не кончается на «синий», — в довершение фразы Шаст поднимает вверх указательный палец, не хватает только «Ауф».
— Такой ты дурак, конечно, Шастунишка, — парень смешно куксится и сдувается, как лопнувший воздушный шарик, — а я тебя всё равно люблю, — друг глядит в моё улыбающееся лицо и ничего не спрашивает, но хорошим настроением заражается и даже приподнимает меня, чтоб покружить. На удивление, даже не ударив меня чем-нибудь об угол. Я смеюсь и убегаю на кухню за следующей бутылкой вина, едва почувствовав пол под ногами. Шаст шлёт вслед воздушный поцелуй под папин одобрительный хохот.
*
Арс, (18:15): Душенька, позвольте уточнить. Вы по-прежнему неблагосклонны к лилиям?
Я отвлекаюсь от рассматривания вешалок с вещами и смотрю в экран, на автомате выпрямляю спину, будто пытаясь соответствовать образу, хоть Арсений меня и не видит. Тихонько усмехаюсь и пытаюсь сформулировать что-то интереснее, чем сухое «Да». Мужчина из онлайна не пропадает, даже начинает вновь что-то печатать и мгновенно перестаёт, стирает всё подчистую и молчит. Складывается впечатление, будто я заставляю самого Графа ждать, и быстро печатаю ответ.
Рен, (18:16): Я до глубины души тронута тем, что Вы помните. P.S. Искренне надеюсь, что на свидание нет нужды одеваться в стиле 18 века!
Арс, (18:16): Как я мог забыть хоть что-то, связанное с Вами? Сгораю от нетерпения в предвкушении встречи! Прибуду за Вами ровно в семь. P.S. Я в джинсах, всё норм)
Я расслабленно улыбаюсь и достаю из шкафа простое платье — недостаточно длинное и без кринолина, не слишком броское для свидания, но весьма очаровательное, чтобы продемонстрировать то, что ради «первого» свидания с «незнакомцем» не стоит слишком выделываться. Сверившись с прогнозом, понимаю, что ни к чему брать что-то потеплее на случай ветра, но в глубине души надеюсь на внезапную прохладу и куртку Арсения — в лучших традициях романтических мелодрам.
Меня почти потряхивает от нетерпения и предвкушения, я нервно покусываю губы и кручу на пальце прядь. Время до выхода занимаю методичной чисткой белых кроссовок от пыли, которой там за время гастролей скопилось предостаточно. От телефонного звонка с приятным ёканьем в груди замираю.
— Привет. Не готов держать образ Графа не в переписке, так что извини. Я внизу, — Арсений кратко усмехается, я заметно успокаиваюсь и выравниваю дыхание, поняв, что наши намерения и мысли в очередной раз совпали. Засовываю ноги в кроссовки и завязываю шнурки, прижав телефон к уху плечом.
— О, кайф, я тоже не планировала. Спущусь через две минуты, — напоследок я ещё раз смотрю в зеркало, наношу парфюм на шею, между ключицами и на запястья, а затем покидаю квартиру и бегу вниз по ступенькам, не дожидаясь лифта.
У подъезда стоит Арсений, жмурится от слишком яркого и тёплого солнца, и нервно сжимает в руках букет пионов. Где он только достал их в июле, волшебник?
— Привет, — ещё раз мягко говорит Арсений и протягивает цветы, — это тебе. Надеюсь, ты любишь пионы.
— Спасибо, они чудесные, — голос вдруг становится тоньше и выше на несколько тонов, а затем я и вовсе с глупой улыбкой утыкаюсь носом в цветы и поражаюсь сама себе: каких я сериалов насмотрелась, что веду себя, как героиня мелодрамы под идиотским названием «Любовная любовь очень сильно несчастной Марии-5»? Я фыркаю и трясу волосами в попытке отогнать наваждение, но Арсений выглядит абсолютно точно как персонаж той же мелодрамы. Отводит взгляд и смущённо мнётся. Явно нормальных свиданий ни у меня, ни у него не было уже миллиард лет. — Подождёшь меня ещё несколько минут? Жаль ходить по жаре с такими красивыми цветами, они могут и не пережить.
— Вот я никогда не понимал, зачем дарить цветы в начале свидания и потом над ними издеваться и передавать друг другу эстафетной палочкой. Иди, конечно, — Арс усмехается и присаживается на лавочку, всем видом демонстрируя готовность прождать сколько потребуется. Затем подскакивает на ноги и торопливо подбегает к подъездной двери, чтоб придержать ту для меня. Это окончательно заставляет покраснеть и устремиться бегом на третий этаж.
— Ты не голодна? — Попов открывает передо мной дверцу машины и аккуратно захлопывает, а затем уже более расслабленно плюхается на своё водительское. Какая прелесть — ради того, чтоб произвести впечатление, тот решил потерпеть руль. Не секрет, что Арсений не слишком любит водить машину, предпочитает скорее быть пассажиром.
— Может быть. Какие у тебя на меня планы? — стараюсь звучать шутливо, но Арсений смотрит на меня так серьёзно, что внутри всё сжимается. Хочется отвести взгляд, чтоб в очередной раз не захлебнуться синей водой, но тело упорно отказывается реагировать на сигналы мозга и жадно ловит каждую чёрточку на радужке.
— Далеко идущие, — абсолютно серьёзно заявляет Арс, и я съёживаюсь. — Так, расслабься, девочка, сегодня я собираюсь тебя вкусно накормить, напоить вином и встретить рассвет. И всё, никаких посягательств на твоё личное пространство и свободу. Пока что, — и ухмыляется. У меня тянет за рёбрами.
— Ну, немножко посягнуть можно, сегодня разрешаю, — со смешком говорю я и отворачиваюсь к окну, в зеркале заднего вида отражаются мои покрасневшие щёки. Арсений тихо хмыкает и даже не открывает навигатор, ориентируясь по улицам и проспектам на память.
В ресторане тихо, звучит спокойная фоновая музыка, и приветливая улыбчивая девушка провожает нас к самому дальнему столику у панорамного окна с видом на Невский проспект. Июль плавит мозги и тела, прохлада от работающего в заведении кондиционера кажется благотворной и спасительной. Арсений галантно приставляет для меня стул и жестом просит два меню, незаметно кивнув официанту в кипенно-белой рубашке. Тот отвечает таким же коротким кивком.
Я бы спросила, в каком сговоре Попов с персоналом ресторана, но заботит другое — в подобной обстановке я чувствую себя ужасно некомфортно, будто все сейчас разоблачат меня и выгонят с позором, крикнув в спину: «Кого ты обманываешь? Ты любишь шаверму и Биг-Мак!». Но Арс смотрит успокаивающе нежно, и я постепенно отпускаю себя. Перед глазами оказывается меню, на первый взгляд всё в порядке, но при близком рассмотрении становится ясно, что цены на блюда заклеены непрозрачной клейкой лентой.
— Это что за шутки юмора такие? — недовольно бурчу я себе под нос, ковыряя уголок скотча ногтём и хмурясь.
— Ну-ка оставь! Выбирай что хочешь без оглядки на цены, — мягко произносит мужчина и дёргает из моих рук меню, чтоб я упустила с таким трудом подцепленный уголочек. Моей кожи, видимо, намеренно не касается, и мне уже хочется послать к чёрту затею с первым свиданием, уютно устроиться на коленях Арса и замурлыкать ласковой кошкой. Но я начала — и я первой не сдамся.
Так приятно, что даже тараканов в моей голове Попов помнит практически по именам, даже позаботился о самом главном и ужасающем Таракане Неуместной Экономии.
Листаю меню и выбираю несколько блюд, а затем откладываю всё и внимательно рассматриваю Арсения. Тот выглядит поистине чудесно: отросшая чёлка красиво падает на ярко сверкающие счастьем и удовольствием глаза, футболка наверняка прекрасно подчёркивает выделяющиеся мышцы на руках, но на плечи пока накинут пиджак. До меня доносится аромат Шанель, и я глубоко вдыхаю этот запах, смешанный с запахом кожи Арсения. У каждого человека есть уникальный запах, и самый сладкий и манящий принадлежит определённо Попову. Мужчина очевидно чувствует пристальный взгляд: поднимает глаза и вопросительно изламывает бровь. Я наклоняю голову и подпираю подбородок ладонью.
— Ты такая красивая, — выдыхает Арсений поправляет прядь своих волос, упавших на глаза. Я мысленно выдыхаю, потому что очень хотелось сделать это самостоятельно, но первой прикасаться к мужчине на первом свидании не принято. Я оставляю право выбрать подходящий момент Арсу.
— И ты, — беззастенчиво отвечаю я, и Арс опускает взгляд в меню, скулы покрываются едва заметным румянцем. Возможность так искренне принимать комплименты и смущаться им, несмотря на огромное количество поклонниц и лестных комментариев в социальных сетях, трогает до глубины души.
Ужин проходит непринуждённо благодаря бокалу белого и прекрасному чувству юмора Попова — тот смешит меня безостановочно и явно наслаждается ответным смехом, даже жмурится сытым котом периодически и… по-прежнему совсем не касается. Я старательно раскладываю руки на столе, подползаю ближе, но Арсений, хитро улыбаясь, отодвигается дальше. Принимаю правила игры и прячу ладони под стол, не желая давать повода посмеяться над своей слабостью и желанием чувствовать-чувствовать-чувствовать-чувствовать.
Я слабая женщина, у меня мало воли, будь человеком, Попов!
Вечер продолжается по плану на набережной, Арсений уезжает почти к окраинам, чтоб оказаться в наиболее безлюдном месте — прятаться за кепкой и солнечными очками тому очевидно не хочется, чтоб провести вечер со мной не звездой, а просто ухажёром. Машину мужчина паркует в каком-то дворе и провожает к набережной, с которой видно мост и Смольный собор. Я восхищённо вздыхаю.
В каждом движении Арса можно увидеть и почувствовать, что впервые за столько попыток и лет это всё настолько осознанно. Не под действием порыва или чего бы то ни было ещё, а просто по зову сердца, мы сближаемся будто впервые. Не прыгаем с обрыва вниз головой: для этого разбег продолжительностью почти в два года длинноват. Не страсть и желание, не влюблённость и безрассудство, а уважение, поддержка и взаимопомощь. Это так важно и приятно осознавать.
— Арсений, пожалуйста, перестань так тревожно озираться, мне уже тоже стало страшно, — прошу я мужчину, когда тот нервно оборачивается и прячет взгляд, боясь быть узнанным стайкой юных девушек: те сидят на ступеньках у воды и громко смеются. — Если хочешь, мы не будем гулять по набережной. Тебе так будет наверняка спокойнее.
— Нет, — уверенно заявляет Попов, — в конце концов, я же сам пытался выставить взаимодействия с тобой напоказ. Жаль, я тогда не предполагал, что вскоре мне так сильно захочется тебя уберечь от всех взглядов.
Я ухмыляюсь одним уголком губ и останавливаюсь рядом с притормозившим Арсом. Тот пристально смотрит на виднеющуюся на горизонте вывеску заправки. Я слежу за взглядом и тоже смотрю на переливающиеся в темноте огоньки. Голову на отсечение даю, у нас в голове зреет один и тот же план — взять мороженого, потому что на десерт в помпезном ресторане сил не хватило, мы и без того привлекали слишком много внимания взрывами смеха и громкой болтовнёй. Мы с Арсением переглядываемся, и тот начинает быстро идти по направлению к заправке, почти переходя на бег. Я подстраиваюсь под темп.
/flashback:
— Опять накупил кучу сладостей? Арс, можно было и до дома потерпеть, — Арсений залезает в машину, вываливая на сидение пакетики с леденцами, упаковки жвачек и какой-то пряник на палочке.
— Я люблю покупать сладкое на заправках, это мой тайный фетиш, — ухмыляется Попов и вскрывает упаковку мятных леденцов, сразу закидывая два в рот. Я пожимаю плечами и беру новогодний пряник: у каждого свои приколы.
flashback/
— Какой план? — сегодня хочется полностью передать контроль над ситуацией Арсению, а не быть администратором, мамочкой и надзирателем. Мужчина принимает подобное отношение с удовольствием, даже плечи гордо расправляет. Неспроста Антон так искренне просил меня стать слабее — Арсу важно быть главным, быть победителем. Лицо мужчины спокойно, но в глазах пляшут бесы, и я заражаюсь азартом.
— Бежим и грабим всё, что движется! Что не движется — сами двигаем и тоже забираем с собой! На мне холодильники с мороженым, с тебя мятные леденцы и мармеладные червячки, — неожиданно озорно произносит мужчина и всё же переходит на быстрый бег.
Я бегу следом, поражаясь тому, насколько можно быть непосредственной и свободной рядом с ним. Вообще ничего не страшно.
В магазинчике у заправки удивительно пусто, — не в помещении, а на полках — и мы быстро сдуваемся. Я действительно была решительно настроена наесться сладостей, а в ассортименте только лакричные палочки и конфеты без сахара. Арсений громко и показательно вздыхает.
— Слушайте, мы хотели вас ограбить на всё возможное мороженое мира, а у вас только вафельные стаканчики! — Попов обращается к продавщице, но та и бровью не ведёт — наверняка привыкла к экстравагантным посетителям летними ночами. Арс ещё раз вздыхает и идёт на кассу, чтоб оплатить чёрт знает где найденный мармелад и единственное оставшееся в магазине мороженое с орехами. — Это твоё!
— Спасибо, — хихикаю я, принимая холодную упаковку из рук мужчины.
Мы возвращаемся к набережной и находим спуск к воде, не занятый туристами и просто гуляющими людьми. Из рюкзака Арс достаёт пластиковые бокалы (точно граф) и бутылку вина, раскладывает упаковки с мармеладом и мороженое на каменных ступенях и осматривает имущество.
— Ну, как говорится, мы хотя бы попытались, — смеётся Арсений и пытается составить из провианта красивую композицию, чтоб сделать фотографию: не для социальных сетей, просто на память. — А что? В целом неплохо. Ты же любишь вот этих мишек дурацких со вкусом Колы?
— Люблю, — киваю головой я, — всё очень здорово, Арсений, — ни грамма лукавства, каждое слово — искреннее. С Арсом просто здорово сидеть у Невы, глядеть, как расходящиеся от яхт волны лижут гранит ступеней и просто дышать. Мне так спокойно и хорошо, что вдруг хочется плакать или петь.
Мы пьём и уничтожаем запасы еды молча, изредка переглядываясь — и каждый взгляд сопровождается улыбками. Я вижу и чувствую каждой клеточкой, что Арсению хорошо настолько же, насколько и мне. Поднявшийся ветер заставляет мужчину наконец снять пиджак и набросить на мои плечи, и я радостно улыбаюсь: надо мечтать о таких простых вещах, и они точно будут сбываться, как все мои мечты сегодня. Арс пытается сфотографировать меня, но я упорно отворачиваюсь от камеры.
— Жёлтый свет фонарей красиво играет в волосах, — немного грозно говорит нахмурившийся Арсений, и приходится сдаться: улыбнуться фотографу, а не в камеру, и выдержать несколько щелчков. — Очень сильно красиво, — довольно заключает мужчина, быстро просмотрев результаты собственных трудов.
— Очень сильно спасибо, — со смешком отвечаю я и протягиваю пустой бокал Попову, который понимает всё без слов и наливает нам обоим ещё вина.
— Я ещё не утомил тебя? — вдруг спрашивает Арс, и я давлюсь воздухом. Тот выглядит абсолютно искренним, это поражает и даже немного оскорбляет.
— А? Мне послышалось, или ты сказал «Ударь меня»? — Арсений закатывает глаза и мягко, мелодично смеётся. — Почему-то каждый раз, когда ты говоришь такую ерунду, я слышу «Ударь меня», а это всего лишь подтекст, вот незадача, — Арс фыркает и опрокидывает в себя вино, решив никак сказанное не комментировать.
Мы разговариваем долго, и чем дальше — тем откровеннее. Арсений рассказывает о том, как прошли последние почти что уже два года, почти не упоминает, как его мотыляло, рассказывает, как признавался в любви и страхе в письме, которое сам же у меня отобрал — легко и с улыбкой, но я всё равно болезненно жмурюсь, как от головной боли, потому что понимаю, каким трудом даётся этот беззаботный тон.
Для Арса выражение моего лица является каким-то молчаливым сигналом о том, что что-то не так, и мужчина на автомате протягивает ладонь и нежно касается моей щеки. Я улыбаюсь даже слишком широко для человека, который несколько секунд назад был готов провалиться под землю от стыда и боли.
— Так вот, что нужно было сделать, чтобы ты улыбнулась, — мягко и ласково произносит Попов, поглаживая кожу большим пальцем, я не удерживаюсь и начинаю ластиться, оставляю крохотный поцелуй на ладони и прикрываю веки. — Я ни о чём не жалею, девочка. Ты снова здесь, совсем рядом, я чувствую, — тот аккуратно проводит по скуле и берёт меня за руку, переплетая пальцы, — и этого достаточно. Ты — чудо, не просто потому что с тобой светло. С тобой даже света не надо.
Эти изящные пальцы будто бы сшивают для меня новое сердце — нетронутое болью, но до краёв наполненное любовью и нежностью. Это поразительно, это как-то противоестественно, но так хорошо и важно, это так необходимо. Хочется верить, что Арсений чувствует то же самое, хотя бы отдалённо похожее, потому что внутри меня будто открывают кран с теплом и счастьем, меня заполняет этим до отказа.
Кажется, при любом раскладе этой моей любви хватит нам двоим с головой. Легенда о Фениксе больше не кажется такой нереалистичной: мне действительно потребовалось погибнуть, сгореть дотла, чтоб воскреснуть и вздохнуть с новыми силами.
До рассвета мы молчим, немного уставшие от количества пережитых эмоций и впечатлений, я позволяю себе устроить голову на плече Арсения. Тот не протестует, наоборот притягивает меня к себе и жмётся теснее, наверняка потихоньку замерзая. Я хочу забеспокоиться и вернуть пиджак, как вдруг из рюкзака Арс достаёт сложенный клетчатый плед и накидывает на нас. Хочется слишком уж неприлично воскликнуть: «Чё?», но моя мимика говорит за меня, даже рот открывать не приходится.
— Да, у меня всё это время был плед, но я просто хотел дать тебе свой пиджак, потому что должно было быть мило и романтично, — Арсений даже не дожидается череды вопросов и отвечает на все даже с запасом. Я смеюсь, положив подбородок на плечо мужчине, и по коже его шеи бегут мурашки — и это тоже меня радует. Одно дело, когда реагирует только сердце и душа, но тело ведь тоже не обманешь.
— Всё и так было очень мило и романтично, — искренне заверяю я и прижимаюсь ещё теснее, глядя, как медленно поднимается из-за горизонта сонное солнце. Вода отражает нежные цвета рассвета, будто умножая всё на два: два солнца, два особенно тёплых облака персикового цвета, две сотни ярких мазков на стремительно светлеющем небе.
Арсений заказывает себе и мне такси, бросив машину в чужом дворе, потому что вести после вина опасно. Машина для меня обещает ехать дольше, и Попов заставляет своего водителя ждать почти десять минут, чтоб открыть передо мной дверцу и замереть ненадолго, не зная, что сказать.
— А пиджак оставь пока себе. Тебе очень идёт, — произносит на прощание Арс и целует меня в нос. — И, Рен, ничего не говори, просто… обними меня? — земля из-под ног уходит, когда Арсений так искренне и тихо произносит это: будто действительно допускает мысль, что я могу отказать. Мне до щемящего сердца приятно осознавать, что для Попова всё происходящее настолько же важно и волнительно, ему точно так же, как и мне, хочется тепла и просто быть рядом.
Я обнимаю трепетно, не сжимая до хруста рёбер, но жмусь так доверчиво, что Арс громко облегчённо выдыхает и кладёт подбородок мне на макушку, легко целуя. Оба такси синхронно сигналят, и Арс со смехом уходит к мигающему аварийкой Рено, махнув рукой на прощание. В салоне авто играет слишком подходящая вечеру и ночи песня, я прикрываю веки и с улыбкой вслушиваюсь в текст.
чувствуй, что во мне только эта любовь, ничего больше не может быть. у меня больше нет ничего, ничего больше этой любви. моя любовь больше всего, а что больше вообще может быть? а моя любовь верит и ждёт, а моя любовь всё победит, а моя любовь выдержит всё, ничего нет сильнее любви*
