*
— Попов, блять! Что с тобой такое? — Стас после концертов редко устраивает разбор полётов, по крайней мере чаще всего терпит до следующего утра, чтоб дать парням отдышаться. Но Арсений сегодня мыслями был максимально не на сцене и впервые за долгое время позорно вылетел из заключительного рэп-баттла, тупо промолчав весь бит. Арс злобно пыхтит и швыряет снятую сценическую футболку в сумку, сжав зубы. Я боюсь при всех подходить к Арсению и включать режим заботливой влюблённой девицы, так что стою в сторонке и нервно наблюдаю за происходящим. Атмосфера накаляется до того, что я бы не удивилась завязавшейся драке. Неясно, срывается Шем из-за провала Арсения или дело в том, что в целом гастроли идут по пизде, но факт остаётся фактом — назревает конфликт. — Шем, слушай, ты вообще оскорбил гостью в формате «смешной», — Попов изображает кавычки пальцами, — шутки и постоянно заговаривался, так что не доёбывайся! — Арс, видимо, решает, что лучшая защита — это нападение. Я поднимаю бровь, не ожидавшая от него подобного. Стас выглядит так, будто вот-вот и правда налетит на Попова с кулаками, и становится по-настоящему волнительно. Серёжа и Дима с интересом юных натуралистов наблюдают за происходящим, одного Антона перехватили особо настырные поклонницы где-то в коридоре и фотографируются. — Арс, я правда не знаю, что у тебя происходит в жизни, но вспомни, пожалуйста, что ты профессионал, и люди деньги платят за качественное шоу, а не за хуйню, которую ты сегодня устроил, — тихо и с угрозой произносит Шеминов, и Арсений поднимает на него такой испепеляющий взгляд, что удивительно, как Стас вообще живым остаётся после такого. — Стас, не перегибай палку, у всех бывают хуёвые дни, — вклинивается Дима, когда напряжённая пауза слишком уж затягивается. Шеминов отмахивается и выходит из гримёрки, громко хлопнув дверью. Дима цокает и меланхолично достаёт из заднего кармана телефон, чтоб заняться по-настоящему важными вещами: например, посмотреть счёт прошедшего во время концерта матча. Я, оставаясь в удивлённом ступоре, перевожу взгляд на Арсения — тот так и стоит, замерев, с обнажённым торсом и растрёпанными волосами. Встретившись со мной взглядом, мужчина хмурится и возвращается к переодеванию. Спустя несколько минут гнетущей тишины в гримёрку наконец вваливается запыхавшийся Антон и на ходу стягивает с себя футболку, стараясь отдышаться — видимо, реально пришлось убегать. — Пацаны, а чё с вами? Поругались? — Шастун почти всегда тот самый человек, который пропускает шутку, а потом спрашивает у ржущей компании: «Что? Чё он сказал? Расскажите». Сейчас ситуация почти такая же. Я накидываю на плечо лямку собранного рюкзака и собираюсь выйти из помещения, чтоб покурить: с Арсом беседовать сейчас бессмысленно. — Регин, подожди, я с тобой курить выйду. — Тошка, давай быстрее, я больше не могу, — бурчу я и чувствую, как по позвоночнику катится маленькая капелька пота. — Какая же духота, пиздец, — ворчу я в никуда, и слышу согласное «угу» Серёжи. Тот старается минимально отсвечивать в связи с недавним косяком, но я спокойно улыбаюсь ему и подмигиваю. Пиздец, неужели сложно установить кондиционеры в гримёрке? Остаётся надеяться лишь на то, что хотя бы в коридорах прохладнее. Мне кажется, что Арсений шипит что-то в духе: «Ну охуеть», но когда я поднимаю на мужчину взгляд, тот выглядит так, будто ничего не говорил и вообще очень сосредоточен на расправлении складочек на футболке. Пожав плечами, я выхожу из помещения и слышу топот ног Антона следом. Арсений сегодня пиздец загадочная цаца, и я боюсь, что не разберусь с его настроением без ста грамм. А пить не хочется, завтра рано вставать. — Ну, что стряслось? — Шаст спрашивает это почти шёпотом, нервно озираясь, поскольку в любой момент из зала могут выйти остальные парни. Я беспомощно пожимаю плечами. Курить на лестнице, как сказали организаторы, нежелательно, но выходить на улицу сейчас равно самоубийству, потому что там наверняка собралась толпа около машин, на которых мы поедем до отеля. — Стас наорал на Арса за непрофессионализм, а в чём на самом деле причина, я не знаю, — Антон задумчиво жуёт нижнюю губу и барабанит пальцами по собственному подбородку. — А у вас как с Арсением вообще? — вдруг интересуется Шастун, не придя ни к каким выводам по поводу ситуации со Стасом. Наверное, видит в этом разгадку всех тайн. Я чувствую, как сердце кратко ёкает, и поражаюсь сама себе — взрослая уже девочка, а по-прежнему краснею от подобных вопросов; одновременно хочу кричать на весь мир о своём счастье и упрятать его подальше. Но Антон, как всегда, особенный, ему знать можно и даже нужно. — Я не рассказывала? Познакомилась с Кьярой, сходила с Арсением на одно свидание… Вроде, решили попробовать начать сначала, — я бубню себе под нос, Антон наклоняется, чтоб лучше меня слышать, но голос повысить не требует, потому что наверняка понимает, что о таких вещах кричать не стоит — ни в прямом, ни в переносном смысле. — Хуя! И молчала! — Шаст приближается ко мне и сгребает обеими руками в охапку. — Вы такие молодцы, Рен, я так рад, это пиздец! В конце концов, несмотря на больное колено, Антон поднимает меня в воздух и кружит. Возможно, даже слишком долго, потому что меня укачивает. Я с хохотом умоляю пощадить меня и поставить на землю, но Шаст не слушает и продолжает радостно хихикать и тащит меня в сторону от двери, которая со скрипом открывается. В проёме оказывается голова Позова, и тот вопросительно поднимает бровь. Шастун ставит меня на ноги и поправляет задравшуюся футболку с серьёзным видом. — Что-то случилось, Поз? — Антон притворяется, будто только что ничего не было, и меня пробивает на смех. Дима с улыбкой мотает головой и поджигает сигарету, привалившись спиной к перилам. — Как там Попов? — Он же к вам ходил, ты сам не видел? — Дима оборачивается на Антона и хмурится, а моё сердце пропускает удар. — Вы опять посрались? — со вздохом Позов обращается уже ко мне, я коротко мотаю головой и ухожу обратно к гримёркам, чтоб выяснить: может, всё-таки поругались, а я не в курсе. Арс сидит на диване, вытянув ноги, и листает ленту в Инстаграме с максимально безмятежным видом, но периодически подёргивает плечом, значит, нервничает. — Арсений Сергеевич, можно Вас на минутку? — Серёжа фыркает, услышав мой голос, отвлекается от разглядывания подарков и с понимающим видом выходит, прихватив банку колы. В помещении никого, кроме нас двоих, не остаётся, и Попов будто сбрасывает маску — нервно прикусывает нижнюю губу и устало трёт глаза ладонью. Выдыхает шумно и обречённо. Я присаживаюсь рядом, пока не зная, могу ли я приблизиться теснее. — Если я ещё раз увижу тебя в объятиях Шаста, я умом тронусь, — тихим и хриплым голосом сообщает Арсений, обняв меня одной рукой и притянув ближе. Целует в макушку и неосознанно перебирает пальцами волосы. — Почему ты выбираешь его, чтоб выговориться и обняться? Почему он, а не я? — Арс горько хмыкает, наверняка припомнив старый мем, а я тяжело вздыхаю и пытаюсь собрать разбегающиеся мысли. Такой красивый и дорогой сердцу Арсений на самом деле страдает такой кучей комплексов, что страшно становится. Дурила. — Арс, прости за вопрос, но ты серьёзно что ли, м? Ты искренне ревнуешь меня к Шастуну? Он мой лучший друг, — я пожимаю плечами и пытаюсь придумать какой-нибудь достойный аргумент, но не выходит. Я абсолютно искренне поражена, потому что ревновать к Антону — всё равно, что ревновать к брату. — Да, я серьёзно, и это никакие не шутки. Я выхожу, чтоб посадить тебя на такси, а Антон гладит тебя по спине и что-то шепчет, я запарываю из-за этого концерт, а потом иду поговорить с тобой и вижу, что Шаст тебя, блять, кружит, подхватив, а ты смеёшься. Это же пиздец, тебе так не кажется? Ты с ним ближе, чем со мной, ты ему доверяешь больше, чем мне. Это какой-то неадекват, наверное, у всех могут быть друзья, но я боюсь однажды понять, что был лохом всё это время и пропустил ваше… слишком сильное сближение. Арс заводится, нервно всплёскивает руками всю тираду, и я на автомате отшатываюсь, но мужчина тянет меня обратно, жмётся тесно. В голосе у Арсения истинная, неподдельная боль, даже не ревность. Ему просто горько и обидно, и осознание этого колет. Прежде мне даже в голову не могло прийти, как со стороны выглядит моя нежная дружба с Шастуном — Ира всегда относилась к этому с юмором, прекрасно осознавая, что если я пересплю с Антоном, это будет практически инцест. А вот Арс знает об этом мало, не видит всего, вот надумывает себе всякого от неуверенности. В себе, во мне, в Антоне. Я вновь вздыхаю и беру Попова за руку, принимаясь бездумно крутить его печатку. — Эх ты, Арс. Ты меня ревнуешь, психуешь на ровном месте, так и не поняв, что мне и тысяча не заменит тебя одного, — Арсений высвобождает ладонь, чтоб погладить меня по пальцам, и качает головой. — Я серьёзно. Просто я привыкла бежать к Антону чуть что, он столько раз мне сопли утирал и помогал, что это происходит уже на автомате. — У вас с ним было что-то? — Попов долго молчит, прежде чем задать этот вопрос, и я кривлюсь, словно надкусила лимон. — Фу, с ума сошёл? Он мне как брат, это отвратительно. Фу! Боже, кошмар, — Арс хихикает и крепко держит меня, пока я дёргаюсь и морщусь, отгоняя картинки, как Шастун тянется меня поцеловать. Жуть какая. — Ещё раз «фу». Я не могу обещать, что стану общаться с ним меньше, но теперь в случае чего буду собирать вас вместе и ныть вам обоим, устроит? Я живо представляю себе картинку, как за столом собираются Арсений и Антон с карточками для голосований, в очках и деловых костюмах — этакие переговоры на тему «Как Регину всё заебало. Июльский саммит». Выслушав меня, они выносят вердикты, дают советы и пожимают руки, называя друг друга коллегами и поздравляя с успешным мероприятием. Стараюсь не фыркнуть от смеха в голос и отвлекаюсь вновь на Арсения, который выглядит уже чуть менее напряжённым и мягко гладит меня по лопаткам. — Да не надо, я просто… Рен, я боюсь, что ты снова исчезнешь, поэтому цепляюсь за любую мелочь и нагоняю панику, — Арсений жмётся ближе и утыкается носом мне в висок, шумно втягивая воздух. Я обхватываю его обеими руками и долго глажу по спине, надеясь утешить. — Теперь пока ты сам не попросишь, я никуда не денусь, — шёпотом произношу я и чувствую, как кольцо из рук мужчины сжимается крепче. Сердце Попова бьётся в унисон с моим — быстро, взволнованно, громко. Я кладу ладонь между нами, на грудь Арсения, и считаю удары. На десятом от количества переполняющих меня чувств, от распирающей грудную клетку нежности сбиваюсь и начинаю заново, и так чёрт знает сколько раз. Присутствие мужчины одновременно выбивает из равновесия и успокаивает, никаким законам физики, химии и логики происходящее не поддаётся, но я уже не хочу никаких объяснений, мне и так хорошо. Сидя на продавленном диване в жаркой гримёрке после изматывающего рабочего дня. Просто рядом с Арсом. — Я так пиздецки боюсь, Рен, — произносит снова Арсений, и я жмурюсь: своим побегом я невероятно сильно наломала дров и теперь придётся разгребать последствия. Из мыслей о том, как мне хорошо, за волосы сама себя выдёргиваю и напоминаю: пока ещё плохо, раз Попов сомневается и беспокоится. — Арсений Сергеевич, посмотри на меня, — я отстраняюсь и держусь на достаточной дистанции, чтоб заглянуть в глаза, — мне тоже страшно и непонятно, но я тебе верю всецело и готова отпустить себя. Думаю, оно того стоит, и не зря мы с тобой через столько прошли. Ты сам мне веришь? Арс изучает меня взглядом, действительно думает над ответом и зарывается куда-то глубоко в собственные мысли и сомнения. Бродит там по запутанным длинным улочкам, нервно озирается по сторонами пытается понять, есть ли из всего этого выход. Мне так хочется протянуть руку и дать поверить в то, что всё не напрасно, и всё получится. Вместо этого я совсем не метафорично переплетаю пальцы с Арсением, и тот отмирает, кивнув, шёпотом произносит: «Конечно, верю. Иначе зачем это всё?». — Как закончатся эти гастроли, у нас будет следующее свидание, кстати, — заявляет Арс после долгого молчания, которое мы проводим, глядя друг на друга. — Мы ещё не встречаемся, я не могу себе позволить даже поцеловать тебя, так что не смотри на меня так, если не собираешься нарушать правила. Давай лучше собираться. — А мне тебя можно? — Попов мотает головой и вздыхает с лёгкой полуулыбкой. Я не люблю, когда мне что-то запрещают, и во мне включается какой-то ебанутый настрой раззадорить, подразнить. Изгибаю бровь в немом вопросе и ехидно улыбаюсь, придвигаясь ближе. Арсений беспомощно отползает от меня, пока не упирается в подлокотник дивана. Сопротивляется, но вяло — упирается ладонями мне в плечи и старается отпихнуть, но мне достаточно лишь строго глянуть, чтоб руки Арса безвольно опустились, а глаза нервно забегали по моему лицу, в основном от глаз к губам. Я наклоняюсь к нему и мучительно медленно провожу кончиком языка по шее от самого ворота футболки, чувствуя бьющийся в венке пульс и слегка солоноватый привкус кожи, поднимаюсь к мочке уха и несильно прикусываю. Такие мягкие укусы — слабое место Попова, поэтому он несдержанно выдыхает и стискивает челюсти. Пальцами одной руки перебираю волосы Арса на макушке и продолжаю водить языком и влажными губами по шее и ключицам, иногда прикусывая и чуть оттягивая футболку второй, свободной рукой. Арсений мычит и пальцами впивается мне в талию, чтоб притянуть ближе и вжаться всем корпусом, в этот момент я упираюсь и остаюсь на расстоянии. Не прекращая терзать шею, запускаю пальцы под футболку, — чёрт бы её побрал, — и быстро провожу пальцами по животу к рёбрам, оглаживаю бока и чувствую, как моё дыхание заметно учащается. Арс беспомощно стонет и вновь предпринимает попытку приблизиться, но я беру его за запястья и смотрю поплывшим взглядом в глаза, пряча руки Арсения ему же за спину. Тот безвольно повинуется и смотрит пьяно. Я перекидываю через Попова ногу, сажусь ему на колени и вновь припадаю губами к шее, лаская каждый миллиметр. Арсений просяще стонет и толкается бёдрами, заставляя почувствовать, как он взведён, после чего я сразу отстраняюсь — главное, не заиграться. — Не стони, если не занят сексом. Ты же не собираешься нарушать правила? — хмыкаю и отстраняюсь, убрав упавшую на лицо прядку за ухо. Изображать безразличие, когда низ живота тянет терпким возбуждением, очень тяжело. Арс рычит сквозь зубы и смотрит на меня помутневшим взглядом, будто стекло запотело от пара, и, кто знает, может, исходящий изнутри жар так действует. Не знаю, довольна ли я произведённым эффектом, потому что сама ничего не соображаю от слова совсем. Я поднимаюсь на ноги и быстрым шагом покидаю помещение, не желая объясняться и боясь продолжать. Антон, стоявший до этого недалеко от двери с телефоном в руке, подскакивает от неожиданности и отшатывается. Из гримёрки доносятся ругательства и проклятья, а ещё обещания отомстить — я бы гнусно похихикала, может, даже залилась бы злорадным хохотом, но неизвестно, кому я сделала хуже. — О, неужели в самом деле! Сколько можно вас ждать? Там уже все фанаты разбежались, наверное, — бурчит он и осекается, взглянув на меня. — Ой, батюшки, а чего это мы такие румяные? Слава Богу, я не стал заходить, — Антон начинает глупо хихикать, в голосе откуда-то появляются язвительные и издевательские нотки. — Шастун, иди к чёрту, — бросаю я на ходу и выбегаю на улицу покурить, встречаемая оглушительным визгом, который быстро стихает — парни ещё не вышли, а я фурора не произвожу. Все фокусируются на двери позади меня и гипнотизируют её, призывая ребят. Голова поразительно пустая, даже забавно немного: стою и перекатываюсь с пятки на носок, подставляя разгорячённые щеки тёплому ветру. Вместо того, чтоб сесть в машину, заткнуть уши наушниками и задремать до самого отеля, я с тупым упорством пялюсь на дверь, откуда должны выйти ребята. Со всех сторон то и дело доносятся восторженные охи-вздохи по поводу того, какие импровизаторы прекрасные и восхитительные. Мне бы задрать повыше нос с гордостью, но ребята по сути своей настолько обычные люди, такие же, как и любые другие, что загордиться даже искусственно не получается. Арсений выходит на улицу первый: по-прежнему немного разрумяненный, ещё и с явным следом укуса на шее. Остаётся надеяться лишь на то, что все силы поклонников уйдут в голоса, и глаза понимающе выйдут из строя или хотя бы включат блюр. Попов, наплевав на толпу, грубым рывком дёргает меня за локоть в машину и умудряется усадить так, что я даже ни обо что не бьюсь своей бедовой головой. Я глупо моргаю, пытаясь понять, что за перемены в настроении, но Арсений без лишних слов тянет вниз ворот футболки и показывает последствия моих издевательств — не прям засосы, но весьма заметные метки. Сойдут через пару часов, но пока весьма нахально привлекают к себе внимание. Я не сдерживаюсь от смешка, и Арс едва не зеленеет от злости. — Нравится? Довольна? — Попов надувает ноздри и пыхтит, потирая шею и ключицы, лишь усугубляя и без того плачевную ситуацию. — Мало того, что довела меня до ручки, блять, так теперь ещё и напоминания об этом у меня в буквальном смысле под носом! Я искренне стараюсь не смеяться, но ничего не выходит. По плану в одном такси Арс должен был ехать с Серёжей, но водитель тронулся сразу, как мы плюхнулись на сиденья: надеюсь, остальные сами там разберутся, с кем куда ехать. Арсений наконец не выдерживает и тоже ухмыляется. Я откидываю голову назад и устало прикрываю веки. — Если ты ещё раз наденешь эту футболку, я и не такое устрою, — выдаю я в середине пути, пока Арс копается в телефоне. Мужчина поворачивается ко мне и недоумённо приподнимает одну бровь. — А что с футболкой не так?.. А, ты про это, — наконец соображает Попов и гордо расправляет надпись «go vegan eat pussy». Я закатываю глаза и отворачиваюсь к окну, скрестив руки на груди. Арсений подползает ближе, по-прежнему уткнувшись в телефон, и нахально закидывает на мои колени ногу, светя голой коленкой через дыру в джинсах. Невозможный человек, Господи.*
— Привет. Сегодня на свидании будь в этих своих узких чёрных джинсах и каком-нибудь бадлоне с горлом, а ещё волосы собери. Всё, не могу больше говорить, пока, — выпаливает Арс и отключается. Я лежу в кровати и думаю, что мне это всё снится. Приходится проморгаться, чтоб убедиться — входящий от Арсения и правда был вот только что. Интересно, куда его несёт в десять утра выходного? Во сколько свидание? Какого чёрта именно в этих джинсах? Очень много вопросов и так мало ответов. Арс, (10:12): Заеду за тобой в час! О, целым одним вопросом меньше. До двух с лишним ночи я разговаривала по видеосвязи, поэтому теперь соскрести себя с кровати не получается, как бы я ни старалась. Завожу будильник, чтоб точно успеть встать и собраться, и снова заваливаюсь спать, но заснуть так и не получается. Срываю с себя одеяло и злобно топаю в ванную умываться, себе под нос бормоча проклятия в адрес Попова. Время до момента встречи пролетает практически незаметно: я пытаюсь откопать среди груды вещей те самые чёрные джинсы, затем долго и придирчиво выбираю водолазку (по петербургски — бадлон) с высоким горлом. Хотя длинный рукав — абсурдный абсурд, за окном больше двадцати градусов. Может, Арсений удумал свозить меня в ледяную пещеру или выставку скульптур из снега? Кто знает, чем нынче в Петербурге развлекают людей в самый разгар туристического сезона. За десять минут до время встречи телефон звонит, и я надеюсь, что Арс не решил отменить всё в последний момент — я слишком долго рисовала одинаковые стрелки, чтоб никому не продемонстрировать результаты стараний. Он должен мною гордиться. — Рен, я поднимусь сначала, впустишь? — С каких пор тебе необходимо разрешение? — С тех самых, как ты отказалась знакомить меня со своим отцом, — нервно отзывается Арсений и, не услышав возражений, в ту же секунду звонит в дверь. — Ты сказал, что сначала поднимешься, и был уже здесь? У меня не было варианта отказать? — Арс смеётся и обнимает меня крепко, обдав ярким запахом парфюма. На нём тоже удивительно тёплая одежда, и я до сих пор не имею представления, зачем. Арсений отстраняется и пристально осматривает меня с ног до головы. — Выглядишь прекрасно, Рен, — тепло улыбается мужчина, я возвращаю улыбку, — но надень, пожалуйста, высокие носки, я забыл тебя предупредить по телефону. — А это ещё зачем? Арс, я и без того посреди августа надела длинный рукав! — чтоб убедить Попова, я трясу перед его носом рукой, упакованной в чёрную ткань водолазки. Тот перехватывает пальцами запястье и коротко целует в татуировку, скрытую под тканью — по-прежнему помнит, где она, и это до подкашивающихся коленей трогательно. — Отморозишь щиколотки. Всё, я писить, а то сейчас лопну, — бубнит мужчина и уходит в туалет, не давая возможности задать ещё десяток вопросов. А желание сделать это растёт с каждой минутой в геометрической прогрессии. Я с тяжким вздохом направляюсь к шкафу и ищу высокие носки. Нахожу свои любимые, с картиной «Звёздная ночь» Ван Гога, изображение которой у меня буквально везде, где возможно: на стикере на ноутбуке, на обложке ежедневника, на циферблате часов на кухне, на носках и на шоппере. Поставив ногу на стул и наклонившись, понимаю, что такие узкие джинсы закатать невозможно, и приходится стягивать ещё и их. Арс позади меня стоит в дверном проёме и давится воздухом, когда я снимаю джинсы и сажусь на стул, чтоб надеть наконец чёртовы носки и отправиться на свидание. — Эй, ты что, подглядываешь? Арсений, это ужасно, — говорю я, но не прикрываюсь и не убегаю, а Арсений не уходит и даже не отводит взгляд. Смотрит хищно, довольно и отчасти сыто. — Хочу проверить, прыгаешь ли ты, когда надеваешь джинсы. Я столько раз тебя раздевал, — на этом слове голос становится будто бы ниже на несколько тонов, — но не видел толком, как ты одеваешься. В итоге я выталкиваю Попова за дверь и усмехаюсь, когда скачу и натягиваю джинсы. Арс, как кот, скребётся в дверь и хнычет.*
Мы выходим из подъезда под тёплые лучи солнца и медленно бредём по двору, лениво переговариваясь о мелочах. Я замечаю стоящий возле забора мотоцикл и невольно засматриваюсь — хромированные детали поблёскивают на солнце, в чёрных глянцевых поверхностях отражаемся мы с Арсением. Пока мы идём, я заглядываюсь на мотоцикл так, что едва не падаю, вывернув голову почти на 180 градусов. Арс ловит меня, ухватив за локоть, и ухмыляется. — Нравится? Хочешь прокатиться? — Попов вытаскивает из кармана позвякивающие ключи и подмигивает. Я ошарашено распахиваю рот и глаза, Арс радостно посмеивается и целует меня в висок. — Хочу, — наконец выдаю я после долгого разглядывания Ямахи. Арсений довольно потирает руки и подходит к мотоциклу, открыв кофры и вытащив экипировку на двоих. На узкие джинсы отлично садятся защитные наколенники, благодаря бадлону с горлом шею не продует на скорости, ну, и щиколотки я не отморожу — Арс действительно обо всём позаботился. Мото-куртка мне великовата, но это скорее хорошо, чем нет. Арсений сам быстро надевает экипировку и заводит мотоцикл, чтоб прогреть: по двору разносится стройное рычание мотора. Я, как заворожённая, наблюдаю за всем этим с плохо скрываемым восторгом. Взрослая девочка же, господи. — Каталась когда-нибудь? — спрашивает Попов, плюхнувшись на сидение. Я мотаю головой. — Тогда слушай и запоминай. Видишь, где боковой упор у мотоцикла? Вот с этой стороны ты встаёшь на подножку, а, блять, секундочку, — Арс наклоняется и отгибает подножки, — и перекидываешь свою роскошную ногу на другую сторону. Там тоже есть подножка. Всю дорогу ноги держи на них, только на трубу не ставь — оплавишь подошву и испачкаешь трубу, она реально охренительно горячая. Попу не плюхай, садись нормально, а то завалимся и заебёмся поднимать потом. По пути сильно в стороны не наклоняйся — потеряем баланс и упадём, но немножко, конечно, отклоняться можно, всё-таки мот весит сто пятьдесят кило. Облокачиваться можешь на спинку — она высокая, опору даёт, да и спину расслабить можно. Открывать шлем на ходу нельзя, потому что буду ехать быстро, поднимать визор можно. Держаться за меня, только сильно, пожалуйста, не сжимай — я всё ещё боюсь щекотки. — Держаться за тебя прям как в кино? Обхватить за талию и прижаться щекой к твоей спине? — я немного мечтательно вздыхаю, сразу смущаясь. — Это уже как хочешь, — тепло улыбается Арс, представив описанную картину. — Можешь положить руки мне на плечи, можешь держаться за своё же седло. В целом держаться не очень важно, главное — не нарушать баланс. Можешь себе же на коленки руки положить, если станешь слишком уж смелая, — хмыкает мужчина, явно понимая, что я такого не выкину — по крайней мере, не в первую поездку. — Давай лапку, — нежно произносит Арс, закончив инструктаж, и я вытягиваю ладони вперёд. Мужчина надевает на меня защитные перчатки и с помощью ремешков регулирует плотность прилегания. Пальцы оказываются открытыми, и Арс касается губами каждой подушечки, а затем быстро облачается в такие же сам и перекидывает ногу, взявшись за руль. Я долго и с сомнением осматриваю подножки и спинку, за которую есть риск зацепиться. Мнусь и кручу в руках пока не надетый шлем, а потом делаю глубокий вдох и сажусь на мотоцикл, неловко перекинув ногу. Арсений оборачивается и показывает мне большой палец. — Теперь шлем. Умеешь надевать? — на этот раз я киваю, быстро натягиваю чёрный матовый шлем и щёлкаю застежкой. Арс довольно кивает и поправляет ворот бадлона так, чтоб застёжка была поверх, и отворачивается, надевая свой шлем. Открывает так называемую «челюсть» и ставит на держатель телефон, открывая навигатор. Я слегка дрожу от нетерпения и волнения. После закрытия шлема, который сопровождается хлопком, мы трогаемся. Выезд из двора проходит без приключений, я устраиваю руки на талии Арса и несколько минут жмурюсь и почти не шевелюсь, чтоб не нарушить баланс, но как только мы выезжаем на проезжую часть и встаём на светофоре, звонко чихаю и тут же на автомате пытаюсь выставить руки, чтоб упереться в асфальт при падении мотоцикла. — Рен, на этом мотасе стоят защитные дуги, и они защитят при падении, так что руками не маши — это раз, — довольно строго вещает обернувшийся Попов, — во-вторых, ты можешь сколько угодно чихать, мы не настолько неустойчивы. В-третьих, будь здорова, душа моя, — смягчается мужчина. — Спасибо, — бормочу я смущённо и кивком указываю на светофор, сигнал которого сменился на разрешающий. Арсений выезжает на проспект и заметно разгоняется. Сердце заходится в груди от восторга и ужаса одновременно. Застёжка на рукаве куртки шлёпает по предплечью на скорости, ветер жутко грохочет в ушах, а проезжающие мимо машины кажутся слишком медленными. Мы пиздец мчим. Мотоцикл быстро выезжает за черту города, на КАД, где Арсений совсем уж разгоняется и позволяет себе повилять мотоциклом — от таких манёвров воздух застревает в горле. На поворотах мот немного наклоняется, я инстинктивно жмурюсь и прижимаюсь крепче к спине Арса — тот лишь смеётся, чего не слышно, но ясно по движению плеч. Спустя какое-то время я всё же немного расслабляюсь и позволяю себе вертеть головой — мимо носятся сплошь деревья, но дорога ощущается настолько иначе, что и их рассматривать интересно. В отличие от машины складывается впечатление, что ты выскочил на проезжую часть и слишком сильно разбежался, до свиста в ушах. Чувствовать воздух на неприкрытых участках кожи и видеть водителей в машинах, укрытых прочным металлом, кажется чем-то невообразимым. Я обнимаю Арса крепче, сводя руки, и чувствую вибрацию — будто мужчина говорит что-то или поёт. Стараюсь прислушаться, но кроме ветра, рокота мотора и шума машин ничего не могу разобрать. Арсений кажется ужасно воодушевлённым, когда мне удаётся поймать его взгляд в зеркале заднего вида. Как бы там ни было, для него важно быть хозяином положения, быть главным; сейчас, когда я нахожусь за его спиной и полностью доверяю собственную жизнь, это ощущается особенно остро. Впервые за всю жизнь я по-настоящему чувствую себя «как за каменной стеной», потому что знаю: Арс никогда не позволит нам свернуть с дороги и вылететь в кювет. В прямом и переносном смысле. Мотоцикл съезжает на какую-то неприметную дорогу, Арс сбавляет скорость, периодически озираясь, будто ищет что-то. Навигатор показывает, что до точки назначения всего несколько сотен метров. Мне в целом и итогового пункта не нужно, одно ощущение дороги, наверное, затмит все возможные впечатления. В конце концов Арсений тормозит на обочине и глушит мотор, тут же снимает шлем и вешает на руль, поправляя примявшуюся густую чёлку. Я стараюсь выровнять дыхание и даже не шевелюсь, хотя конечности заметно затекли. Жмусь к спине Арсения ещё пару минут и наконец отстраняюсь, расстёгивая шлем. Моей чёлке наверняка пиздец, но что поделать? Арсений выставляет подножку и аккуратно наклоняет мотоцикл, держа меня за колено. Позволяет мне первой слезть с мотоцикла и только затем встаёт сам. Забирает из моих рук шлем и лишь после смотрит в моё лицо с любопытством. Даёт возможность высказаться первой, ни о чём не спрашивает, лишь внимательно наблюдает за выражением моего лица. Я долго собираю мысли в слова. — Охуеть, — выдаю в итоге я, и Арсений от души хохочет. Берёт мою ладонь в свою и рывком притягивает к себе, чтоб крепко обнять. Сердце по-прежнему колотится в невозможном ритме от выброса адреналина, но от Арсения пахнет счастьем, как и всегда: я быстро успокаиваюсь и доверчиво прижимаюсь щекой к плечу. Такой тёплый. — Не замёрзла? — заботливо интересуется Арс вполголоса, водя пальцами по моему позвоночнику под курткой, которую сам же и расстегнул. Я коротко мотаю головой и прикрываю веки, чувствуя разбегающиеся из-под пальцев Арса мурашки. — Готова пройтись? Экипировку можешь снять. — Пойдём, — легко соглашаюсь и сбрасываю куртку, а Арс опускается на корточки и избавляет меня от наколенников, периодически с тёплой улыбкой поглядывая на меня снизу вверх, а в качестве заключительного жеста чмокает в коленку. Я хихикаю. Держась за руки, мы бредём через негустой лесок по опавшим шишкам и иголкам, Арс стоит на ногах уверенно, а меня немного пошатывает после мотоцикла. В конце концов за деревьями видится светлый песок, и мы подходим к пляжу. Финский залив спокойный, солнце ласковое, а Попов рядом — такой важный и нежный, что у меня щемит сердце. Я широко улыбаюсь и озираюсь, видя вдалеке маяк, к которому точно нужно подойти — и это не обсуждается. — Не помню, чтоб видел хоть что-то прекраснее твоей улыбки, — произносит Арс шёпотом мне на ухо и спускается вниз, к песку, тут же утопая в нём кроссовками. Подаёт мне руку и глубоко вдыхает свежий воздух, который совсем немного колючий и солёный, будто бы морской. По пляжу гуляет достаточно много людей, но Арсений всех обходит и уверенно направляется к маяку. Я покорно плетусь следом, то и дело отвлекаясь на чаек и красивые камушки под ногами. Вода шуршит так успокаивающе, что я несколько раз замираю, чтоб наслушаться и надышаться, но не выходит — мне постоянно будет мало. Я думаю о том, что для максимально курортного настроения не хватает только свежих фруктов. Из рюкзака, заброшенного на спину, Арс достаёт нектарин и протягивает мне, будто заранее знал, чего я хочу, прочёл мысли. Я с улыбкой принимаю его. Сам мужчина берёт бутылку воды и делает несколько жадных глотков.*
У маяка мы сидим до самого заката, провожая солнце в тишине. Разговоров сегодня не хочется и будто бы не нужно, я стараюсь впитать в себя ощущение этого удивительного покоя и счастья. Арсений смотрит не на садящееся в воду солнце, а на меня — пристально, изучающе, то и дело ухмыляется собственным мыслям и иногда касается так трепетно, что сердце пропускает удары. После захода солнца воздух заметно холодает, с воды несётся неприятный колючий ветер, и мужчина обнимает меня за плечи. Его руки горячие и крепкие, я расслабляюсь и опускаю голову на плечо Арсу со вздохом. Чувствую крошки-поцелуи на макушке и за ухом, немного посмеиваюсь от щекотки и не отрываю взгляда от низкого неба. И вода с небом по цвету и глубине ни разу не могут сравниться с глазами Попова. — Поехали? Потом холодно будет, — хриплым и низким голосом от долгого молчания говорит мужчина, я вздрагиваю, но киваю. У мотоцикла Арсений вновь присаживается, чтоб надеть на меня защиту. Достаёт из рюкзака свитер и вручает мне, я с довольной улыбкой влезаю в него и глубоко вдыхаю родной запах, пряча нос в вороте. Зябко веду плечами, и Арс посмеивается: — Такой ты воробушек. Путь обратно не вызывает уже такого страха, оставляет после себя лишь истинное неподдельное восхищение: фонари сливаются в одну рыжую реку, мимо мелькают всё те же высокие сосны, а над головой небо такое чистое, что наверняка видно звёзды. Арсений едет уже не так быстро из-за уплотнившегося потока, поэтому практически весь путь держит на моём колене ладонь и поглаживает большим пальцем. Я кладу руку сверху и улыбаюсь так долго и старательно, что сводит скулы. — Чаю? — предлагаю я, когда Арсений останавливает мотоцикл в моём дворе. Мужчина кивает и подрагивает — свитер-то на мне. Закатив глаза, я цепляю Попова за руку и бегом направляюсь к подъезду, не сняв экипировку. Дома заставляю Арса сходить в горячий душ и долго размешиваю сахар в чае, мечтательно улыбаясь собственным мыслям. На кухне слышно лишь плеск воды из ванной и тиканье часов, и мне больше всего на свете хочется остаться в этом покое и счастье.