Открытие первое.
Клодетт отправляет стирать его шмотки в ледяной воде. Отжимать, полоскать, тереть обрубком мыла, снова полоскать, отжимать, тереть… Крайне увлекательное занятие. И ведь даже со всей харизмой Джонсона дураков заменить его – нет. Возможно, он, знающий привычки тела каждого из этих людей, их манеру мышления и черты характера, как ни парадоксально это звучит, знает их не настолько хорошо. И не погружен в их общий уклад жизни, который они моделируют согласно своему прошлому опыту, в достаточной степени, чтобы считаться своим. Какая интересная и насыщенная жизнь вне игр у этих выживших – кисло думает Дэнни. Пальцы гнет ощущением предстоящего артрита от ледяной воды. И даже возможность переговорить с кем-то из них не может заставить Дэнни Джонсона вернуться к костру. Там Клодетт. Которая может придумать еще что-то. Что угодно – ой, Джед, как хорошо, что ты свободен, не мог бы ты помочь мне… А Джед Олсен предпочитает сейчас некоторое время тишины наедине с сигаретным дымом. Подумать. Настолько ли Аманда была неправа, когда предлагала уйти отсюда. Но сейчас на Дэнни только невнятная серая тряпка, из-под которой выглядывают голые и тощие, как у цапли, ноги. В таком виде далеко не уйдешь, даже до припрятанного рюкзака с вещами - Джонсон, шваркая носом, жадно тянет поганую сигарету.Открытие второе.
- Сукин ты сын! - Пх-халег-че, - едва выдавливает из себя Дэнни, когда рослый Кинг впечатывает его спиной в дерево, выбивая воздух из легких. Этот ублюдок и до этого был немаленьким, но раньше у Дэнни в руках был нож, и сколько бы паллет не опрокидывал выродок ему на лицо, так, что под маской расцветали багровые синяки, ничего больше этот самый Дэвид сделать-то и не мог. А тут как будто и впрямь – возьмет и убьет. За что, спрашивается, они, вроде как, на одной стороне. «Если он так же пиздит Дуайта, неудивительно, почему бедняга чинит генераторы с таким рвением,» - думает Дэнни. Дэвид ослабляет хватку. - Что такое здоровяк? В чем твоя проблема? - Проблема у тебя, с-сука! Яростный взгляд Кинга малоинформативен. Джонсону становится смешно, настолько, что он не может это скрыть – издевательский смешок пополам с ухмылкой рвутся из-под подчеркнуто непонимающего взгляда. Кинг стискивает тряпку в кулаках с прежней силой и еще разок прикладывает Джонсона спиной в шершавый ствол. - Если ты не скажешь, я не смогу тебе помочь, - скалится Дэнни. Кишки бы тебе, сука выпустить, и оставить подыхать. - Дэвид! Кинг, мать твою, ты что творишь?!. Только Неи тут не хватало – думает Джонсон, вслух же говорит, демонстративно поднимая обе ладони вверх: - Да всё в норме, милая, Дэвид как раз собирался в подробностях рассказать, что у него произошло. От фамильярного и приторного «милая» на острые скулы Неи падает легкая краснота. Кинг продолжает сверлить его взглядом в переносицу. Словно сожрать собирается. - Дэйв, перестань, ну?! У Джонсона язык чешется поддразнить Кинга, доведя градус кипения до максимального, но он сдерживает с себя. Не только потому, что не хочет получать по роже, но и потому, что выбранная им позиция беззащитной жертвы перед разъяренным бывшим коллектором вполне удобна сейчас. - Кто ты, сука, такой? Откуда взялся? Ты другой. Что ты, блять, такое?! Можно считать Кинга безмозглым, но в чем ему не откажешь, так это в поистине феноменальном, зверином чутье. - Он такой же, как и мы! Дэйв, перестань. Хватит! Хватка Кинга от этих слов только крепчает - до треска ветхой тряпки – становится удушающей. - Нихера он не такой! Давай – одними губами беззвучно произносит Джонсон – ты же всё знаешь, Дэйви, давай… И Кинг дает. Удар кажется сокрушающим, словно ебанули кувалдой по лицу. Нея наконец отрывает Кинга от Джонсона или, вернее, сам Кинг почему-то отступает назад. Дэнни ошалело щупает кончиком языка онемевшую губу и пытается дышать разбитым носом. Крови как-то многовато. Выживальщики препираются между собой. Джонсон поднимается, наваливаясь предплечьем на дерево. Памятное уже, если подумать.Открытие третье.
- …больно? - и тут же шипит раздраженно, - Чертов придурок! Не совсем понятно, на чей счет. Она оказывается ласковее, чем кажется снаружи. И ей почему-то действительно не плевать на Джонсона. Возится, убирая кровь. Мало, что не охает и не всплёскивает руками. Что ж, по крайней мере не Клодетт – Дэнни никогда не питал симпатии к шоколадкам. - Запрокинь голову. - Тегпимо, - гнусаво отзывается Крик, разглядывая перевитое голыми черными ветками небо, шипя и морщась от перекиси, пузырящейся розовым на крови. Нея оказывается ласковее, чем… Она приходит ночью. Признаться, Дэнни ждал ее. В одной из комнат полуразрушенного здания – в своей комнате, где желтый от времени матрац лежит прямо на полу. Дэнни не удивляется. Они протягивают друг к другу ладони, словно договаривались об этой встрече. В свете бледной луны сквозь черные решетки, с лихорадочно блестящими глазами. Нея стонет так, что приходится зажимать ей рот – не для того, чтобы не услышали, а потому что через ладонь, к которой липнут сухие губы, звуки, которые она издает, кажется еще похотливее и слаще. Джонсон утыкается ей куда-то в ключицу, шумно втягивает запах немытого тела – её собственный, чистый и не прикрытый ничем запах. Ему впервые за последние несколько дней, которые кажутся месяцами, хорошо настолько, что он щедро делится этим удовольствием с Неей. Оттягивает момент разрядки и слушает её голос, тонущий в ладони, чтобы понять, как и где приятнее этой суке. Потом Нея забирает инициативу и Дэнни позволяет ей оказаться сверху. Он наслаждается видом небольших грудей, дергающихся вверх и вниз на каждом движении. Плоская, как доска… И тощая, как палка. Голодная, как кошка – не до ласки, до жаркого, животного секса, после которого синяки по всему телу. После они лежат, плотно прижавшись друг к другу, и Дэнни, обнимая Нею со спины, лениво лижет призывно открытую шею влажными и долгими поцелуями. Он сам не замечает, как его член снова крепнет. Гладит ладонью по молочно-белым ягодицам, неожиданно мягким и чувствительным. Средний палец обводит тугой сфинктер – Нея ощутимо напрягается, и Джонсон не считает нужным сейчас брать силой то, что ему не отдают добровольно. Этот, второй раз, пропитан мягкостью и ленью. Они не трахаются, а словно бы раскачиваются на волнах. Размеренно, неторопливо. Не хватает только нежной фразы – я люблю тебя – но никто из них ничего подобного не произносит. Стоны Неи совсем тихие, беспомощные и усталые. Нет необходимости снова зажимает её рот ладонью – вместо этого Джонсон сдавливает беззащитную шею в грубоватой ласке. Ему давно не было так… хорошо. Без явного насилия и жесткого доминирования. Нея и без того отдается сама – вся, без остатка. - Дэ-э-эйви не заревнует? – тянет Джонсон вместе с сизым сигаретным дымом уже после того, как они оба спрятались под одним одеялом от гуляющих сквозняков. Нея только фыркает, перебирая пальцами по чужому плечу, и решительно забирает сигарету себе: - Он редкостный мудак. - Я думал, девчонки без ума от таких. От реально-плохих-парней. …и заботливо подтягивает одеяло выше, крепче прижимая к себе такую непривычно-мягкую хулиганку. Некоторое время они оба молчат, вытягивая одну сигарету на двоих опухшими от поцелуев губами. - А ты, Джед? Чем ты занимался там? - М-м, там?.. А, журналистика. Я был журналистом. - Так ты тот самый Джед Олсен? - Это какой? - Тот, который писал о Призрачном лице. Серийном убийце. Ну конечно, это ты! Сюда никто не попадает просто так. Дэнни задумчиво мнет дотлевающую сигарету в пальцах. Ерзает, меняя положение, тушит окурок рядом с матрацем и кидает в пустую консервную банку, приспособленную под пепельницу. - Писал. Ты читала? И что именно ты читала. - Нам попадаются обрывки из того, настоящего мира. Твои статьи. Газетные вырезки… Гоустфейс пойман на камеру, да? - Ве-е-е-ерно, - тянет Дэнни, переворачиваясь и оказываясь сверху Неи. Их голые пятки, торчащие из-под ветхого одеяла, щекочет приятной прохладой, - Так ты решила переспать со мной, потому что ты моя фанатка?.. Хочешь, распишусь на груди. Нея хохочет, запрокинув голову, когда отросшая щетина щекочет нежную кожу у соска и ниже, к животу, еще ниже, пока захлебывающийся смех не перерастает в жаркие стоны. Позже она спрашивает как-то по-детски доверчиво: - И ты знаешь, кто он? Ты знаешь о нем всё, поэтому ты пришел, чтобы победить его?.. У Неи сильный акцент и некоторые слова английского языка она использует не совсем верно – как и многие из выживших, явно пришедших из разных стран и эпох. Дэнни становится смешно, хотя он примерно понял суть вопроса швейцарки. Победить как, убить? Хочется спросить ему. Такое вообще возможно?.. - Что значит пришел? - Как тот парень, Феликс. - Тот молчаливый немец, который вечно пялится в свой блокнот? - Да, он пришел сам. В общем… И Нея, рассказывает. Слишком многое, но после хорошего секса она явно расслаблена и готова болтать обо всем. Обычная привычка обычного человека, в равной степени свойственная как бабам, так и мужикам. Дэнни слушает внимательно, чем наверняка завоевывает дополнительные баллы, кроме «невинно пострадавшего от тяжелого характера и кулака Кинга». Слушает, спрашивает и запоминает. Теперь в списке его интересов на первом месте не тот задохлик в очках, один из первых, а Феликс и тайна его блокнота. Потому что Феликс знает, как ходить по миру паучьей суки, словно тот – не более чем собственное жилье, где ты можешь легко открыть дверь в любую комнату. Оказалось, что Сущность можно наебать. И она просчиталась. В тот самый момент, когда отпустила Джонсона погулять и позволила ему узнать о занимательных секретиках маленьких беспомощных выживальщиков.