***
— Я не могу поверить, что мне придётся уехать на целую неделю, чтобы тренироваться с эро-саннином, — причитал Наруто, падая на стол перед ним. — Это будет похоже на вечность. — Это действительно так, — невозмутимо сказал Ирука. — Ты будешь таким старым, когда вернёшься. На другом конце комнаты Какаши полностью спрятался за своей книгой, что, как был уверен Ирука, означало, что он старался не показывать своего веселья. — Правда? Мне будет почти столько же лет, сколько вон тому извращенцу, — сказал Наруто, указывая на Какаши. Какаши опустил книгу достаточно низко, но Наруто не впечатлился. — Но подумай о том, насколько сильным ты станешь после стольких тренировок. Возможно, ты сможешь овладеть ещё одной дюжиной боевых искусств. — Двумя дюжинами, — сказал Наруто. — Определённо, — согласился Ирука. — Я, наверное, тебя не узнаю — ты будешь таким сильным. Успокоившись, Наруто наконец-то занялся своей работой. Ирука всё ещё был удивлён, что Какаши позволил Наруто покинуть дворец, даже если это было всего на несколько дней. Кем бы ни был этот эро-саннин, он должен быть кем-то, кому Какаши доверял больше, чем кому-либо в этом мире. Не то чтобы Ирука был рад, что Наруто ушёл, но это могло дать ему шанс поговорить с Какаши, наконец-то попытаться посеять в его сознании семя сомнений, что могло бы убедить его отпустить Котецу и Изумо, и это казалось идеальной возможностью.***
Какаши всё ещё не понимал, почему каждый из его советников так настаивал на том, чтобы Джирайя вывел Наруто за пределы дворца на неделю. Они говорили, что Наруто нужно увидеть реальный мир, но Какаши думал, что он всё ещё слишком юн. В конце концов, не имело значения, как сильно он протестовал, совет полностью проигнорировал его, спланировав поездку. Возможно, он и не был бы рад этому, но во всём был один положительный момент — это означало, что у Ируки будет больше времени, чтобы рассказать свои истории. Незадолго до того, как Наруто уехал, Ирука закончил историю об охотниках за головами, преступниках-зомби и начал новую. Следующая история была о двух мальчишках из соперничающих кланов, которые выросли во времена непрерывных войн и убийств, но всё же стали друзьями, медленно придвигаясь к тому, чтобы стать чем-то большим. В этих персонажах было что-то такое, что щекотало Какаши в глубине души. Их архетипы были знакомы, хотя ему и потребовалось некоторое время, чтобы определить их. Вот почему в первый вечер, когда Наруто отсутствовал, Какаши развалился на подушках, без особого энтузиазма просматривая экземпляр «Проклятие ненависти», и ожидал прибытия Ируки. Когда Ируку привели в обычно бывшее до занятий с Наруто время, тот бросил один взгляд на книгу и фыркнул, а затем принялся накрывать на стол. Какаши вскинул бровь, глядя на него. Ему начинало нравиться полное пренебрежение Ируки к его авторитетному положению больше, чем следовало бы, но это не означало, что он должен был это показывать. — Какие-то проблемы? — спросил Какаши более чем угрожающим тоном. Ирука проигнорировал любой намёк на опасность, продолжая свою работу. — Может, я просто удивлён, что ты читаешь что-то кроме непристойных книг. Но через мгновение он прекратил свои действия, будто больше не мог сдерживаться. Он махнул рукой в сторону книги в руке Какаши. — Учиха Мадара? В самом деле? Философия Ооцуцуки Индры сама по себе достаточно плоха, но её толкование Мадарой совершенно неоправданно, — его голос был раздражённым, а тело напряглось. — Многие считают Мадару одним из величайших философов в нашей истории. Что не так с его учением? Ирука фыркнул, бормоча что-то себе под нос и швыряя остальные тарелки на стол. — «Что не так с его учением», говорит он. Что не так? «Величайший философ нашего времени». Угх. Закончив, он скрестил руки на груди и уставился на Какаши. — Что плохого в его учении? — спросил Ирука, громкость голоса которого возрастала вместе с румянцем на щеках. — Прежде всего, вся концепция принятия «Проклятия ненависти». А затем пустился в одну из самых впечатляющих тирад, свидетелем которой Какаши когда-либо имел честь быть. Какаши зачарованно наблюдал, как Ирука одну за другой перебирал все философии Мадары. Он позволил ему говорить, сохраняя нейтральное выражение лица, когда подошёл к столу и принялся есть. Ирука, казалось, не собирался останавливаться в ближайшее время, но Какаши не мог удержаться от того, чтобы уколоть его. — … что делает его идею полного разрыва с любой формой привязанности поистине бессмысленной. Какаши перебил его, прежде чем Ирука смог бы продолжить. — Отречение от привязанностей позволяет обрести ясность ума и способность реализовывать необходимые средства изменения. — Ничего подобного, — возразил Ирука, покраснев от гнева. — Это просто какой-то надуманный предлог, чтобы оправдать чушь Мадары относительно «цель оправдывает средства». Единственное, что его когда-либо беспокоило, — манипуляции другими, чтобы достичь своих собственных целей и удовлетворить свои потребности. — Его целью был мир во всём мире, — категорично сказал Какаши так, будто ему было наплевать на дебаты, которые пытался завязать Ирука. — Мир во всём мире, — усмехнулся Ирука. — От того, кто был широко известен своей любовью к сражениям, превышающей всё остальное, от того, кто не испытывал угрызений совести, не стесняясь играть грязно, кто унижал любого, кто был слабее его самого? Мир во всём мире не означает безжалостное подчинение всех своей воле. — Когда человечество и мир в целом не способны изменить свои собственные коррумпированные методы, иногда необходимы решительные действия на благо людей. — Если кто-то настолько ценит власть — он не заботится о людях. Они продолжали гораздо дольше, чем мог предположить Какаши. Посредством полемики против неприязни Мадары тратить силы и время на то, что он считал недостойными причинами, и анализа того, как Ирука считал приемлемым умереть за дело, но не умереть во имя мести. Одно было актом любви, другое — актом ненависти, и Ирука не стеснялся в выражениях относительно своих чувств к людям, которые были готовы сделать последнее. Некоторые блюда остыли прежде, чем Какаши успел их доесть, но он не возражал. Гораздо интереснее было наблюдать, как он заводит Ируку. Какаши не мог не злить его каждый раз, просто чтобы посмотреть, как он отреагирует. Ему нравилось его отношение к разным моментам больше, чем он хотел показать. Ирука был умён и явно начитан, его аргументы были здравыми и логичными, не то, что Какаши ожидал бы услышать от вора. И он должен был признать, что ему было приятно наблюдать за таким Ирукой, чьи щёки покраснели, а глаза ярко пылали от страсти. Наконец, Ирука, казалось, выдохся, остановившись, чтобы посмотреть на Какаши, когда поток слов иссяк. Какаши встал и потянулся. — Я не говорил, что согласен с ним. Просто важно знать, что думают твои враги. Он был вознаграждён выражением полного шока на лице Ируки, когда до него дошло, что Какаши всё это время играл в адвоката дьявола. Какаши повернулся и пошёл к двери, оставив Ируку смотреть себе вслед. Они направлялись в купальни немногим позже, чем обычно, что означало, что времени на рассказ будет значительно меньше, но Какаши понял, что не возражает. Конечно, он хотел бы услышать больше историй Ируки, но так тоже было неплохо. В конце концов, видеть такое лицо Ируки было довольно приятно. Через мгновение Какаши услышал, как Ирука спешит за ним, и ему пришлось подавить желание ухмыльнуться, задаваясь вопросом, что ещё он мог бы заставить сделать его, чтобы завести спор. Наруто потребовал его обещания, что Ирука всё ещё будет на месте, когда он вернётся с тренировок, но это не означало, что Какаши не может повеселиться с Ирукой, пока его не будет. Когда Ирука раздевал Какаши, он явно боролся с самим собой, как будто хотел сказать больше. Эмоции играли на его лице. Он был таким открытым, таким непохожим ни на кого, к кому Какаши привык. Быть рядом с кем-то новым, у кого не было слоя за слоем скрытых планов, было освежающе. Ирука хотел остаться в живых, он хотел, чтобы его друзья оставались в живых, и всё. Он не скрывал этого и не лгал, пытаясь добиться этого, даже когда это означало сказать что-то, что могло разозлить человека, который решал его судьбу. Как только он начал мыть Какаши, то снова стал подавленным. Его прежний румянец возмущения исчез, сменившись тем самым, что всегда появлялся у него, когда он делал это. Как всегда, он остановился подальше от любых более интимных мест, оставив их Какаши, чтобы тот мог помыться самостоятельно. И как всегда Какаши не стал его заставлять, а просто омылся, пока Ирука отводил взгляд. Он позволил Ируке ополоснуть себя, а затем подошёл к ванне и опустился в неё. — Продолжай свою историю, пожалуйста, — сказал Какаши, даже не заметив отсутствия сарказма в последнем слове. Ирука так и сделал, и два мальчика в его рассказе постепенно приближались к тому, несомненно, впечатляющему апогею, который он для них запланировал.***
Ирука не был уверен, что найдёт, когда на следующий день вернётся в покои Какаши, но это определённо не был король, читающий другую книгу по философии, которая сильно отличалась от предыдущей. «Воля огня» Сенджу Хаширамы была книгой, которую Ирука мог отстаивать. Он читал «Расширенные учения Ооцуцуки Асуры» от Хаширамы, когда был молод, и всё ещё пытался придерживаться философии, которой он учил в своей повседневной жизни. — Наивно, не так ли? — спросил Какаши, как только Ирука начал расставлять тарелки. Ирука вскинул глаза, и Какаши помахал книгой перед ним. — Трудно поверить, что кто-то может быть таким по-глупому оптимистичным. Ирука дёрнулся и поставил на стол ещё одно блюдо. Он знал, что делает Какаши. После вчерашних дебатов у него не оставалось никаких сомнений. Поэтому вместо того, чтобы проглотить наживку, он продолжал работу. — Подумать только, он так охотно отдал бы свою жизнь за безнадёжное дело. Ирука снова дёрнулся. Какаши подначивал его. Вчера Ирука зашёл слишком далеко и не хотел рисковать снова. Все его уроки с Наруто заставили его забыть о ситуации, в которой он находился. Он должен был помнить, кто такой Какаши. Крики на него за то, что он идиот, не добавляли тёплых эмоций по отношению к Ируке и его друзьям. — Глава государства не должен так легко опускать голову и ставить благополучие всех остальных выше своего собственного. Решимость Ируки разлетелась на тысячи мелких осколков. — Конечно должен. Любой хороший лидер должен защищать всех тех, кто последовал за ним, — он не мог не взглянуть на Какаши, когда говорил это. Если он не ошибался, в глазах Какаши промелькнул почти радостный блеск. Ирука подумал, стоит ли ему беспокоиться, но он не собирался отступать. Не в чём-то столь важном для него. С тех пор обстановка становилась всё более накалённой. Какаши умел настаивать на своих убеждениях, заставляя Ируку защищаться по пунктам, в которых ему раньше не приходилось этого делать. Ирука уже давно ни с кем так не спорил. Это заставляло его думать, находиться в напряжении. Но самое странное было то, что чем дольше они спорили, тем больше он убеждался, что их убеждения схожи и гораздо больше, чем Какаши показывал. Он словно тыкал в Ируку пальцем, наблюдая, как он отреагирует, когда ему бросят вызов. У него была своя манера искажать аргументы и подходить к вопросам с совершенно новых точек зрения, что заставляло Ируку изо всех сил стараться не отставать, но всё равно наслаждаться этим. Какаши не хотел отпускать его так легко, и это просто заставляло Ируку упираться пятками, удивляясь тому, что он чувствует себя почти так же радостно, как Какаши, провоцирующий его. Дискуссия закончилась, когда стало ясно, что ни одному из них больше нечего сказать, и Ирука последовал за Какаши, по дороге в купальни всё ещё обдумывая некоторые из тонкостей, о которых говорил Какаши. Он чувствовал, что привык раздевать Какаши, по крайней мере, пока не добирался до фундоши. Вымыть его было совсем другим делом. Как бы он на это ни смотрел, это было слишком интимным. Чтобы отвлечься, он сосредоточился на одном из аргументов Какаши со времён их дебатов, довольно жаркой части о том, ради чего стоило пожертвовать собой. Какаши утверждал, что ничего такого не было, но когда Ирука мыл его спину, то видел все шрамы, которые испещряли его кожу, но не мог заставить себя думать, что Какаши на самом деле верил в то, что говорил. Некоторые из его шрамов были глубокими, некоторые, должно быть, были опасны для жизни. Люди не просто так получали такие шрамы. Размышляя о том, как Какаши настаивал, что даже друзья не настолько важны, чтобы за них умирать, Ирука провёл большим пальцем по одному из более глубоких шрамов. Какаши почти незаметно вздрогнул от прикосновения, и разум Ируки вернулся к реальности. Он пробормотал извинения, и Какаши издал уклончивый звук в ответ. Они продолжили как ни в чём не бывало, хотя Ирука был более осторожен со своими руками. Даже тогда он не мог не заметить едва заметные движения мышц Какаши под пальцами, мгновенно напрягшихся, и задержанное дыхание, когда Ирука подобрался к частям, которые, вероятно, были более чувствительными, чем другие. Жесты казались машинальными, и Какаши поймал себя на мысли, что не слишком сильно себя выдаёт, но уже был близок к этому. Озорная часть Ируки хотела провести руками по коже Какаши немного медленнее, мягче, просто чтобы посмотреть, как тот отреагирует, но он не позволил этой своей стороне взять верх. Нечто подобное вполне могло привести к его собственной казни, как и его друзей. Но если его пальцы скользнули немного выше по бёдрам Какаши, чем обычно, просто чтобы увидеть, как у того слегка перехватит дыхание, Ирука не думал, что кто-то может его винить. Всегда было трудно вспомнить, где именно следует остановиться.***
Их дебаты продолжались всю неделю, пока отсутствовал Наруто. Каждый вечер у Какаши находилась новая книга по философии, которая могла взволновать Ируку. Казалось, ему нравилось провоцировать его. В некоторые ночи Ируке удавалось сдерживаться подольше, чем в другие. Он продержался целых десять минут до того, как искажённые идеалы Нагато вынудили его выступить против «Рассвета мира», и у него никогда не было особенно сильных чувств по поводу «Дальней стези», пока Какаши не настоял на том, что это единственный путь к истинной силе и просветлению. Но когда Какаши назвал «Путь листа» банальным, никакая сила на земле, даже намёк на ликование в выражении лица Какаши, не смогла бы помешать Ируке сказать ему, что он об этом думает. Если Какаши нравилось находить способы проникать под кожу Ируки, то сам Ирука обнаружил, что ему нравится позволять ему это. Независимо от того, как часто Ирука напоминал себе, что ему нужно держать себя в руках, что он должен помнить о том, кто такой Какаши и что он имеет власть над будущим Ируки, и что более важно — власть над будущим его друзей. Какаши всегда находил правильные рычаги, чтобы заставить Ируку забыть об этом. Это не приходило ему в голову до тех пор, пока он не осознал этот факт в выдавшиеся несколько мгновений, чтобы остыть, прежде чем благоухающий воздух купален снова нагреет его уже по-другому. Но Какаши никогда не призывал к этому. Ирука задавался вопросом, было ли это просто потому, что Какаши нравилась новизна, или же он потакал Ируке из удовольствия от игры. Он сомневался, что у Какаши было много людей, которые бросали бы ему вызов или которым было бы всё равно, кто он такой. Ирука был более чем готов сделать и то, и другое, особенно если это делало его достаточно интересным в глазах Какаши настолько, чтобы оставаться рядом.***
Какаши не был уверен, чего он ждал больше: распалить Ируку спором, или чтобы Ирука распалил его своими историями. С одной стороны, Какаши нравилось провоцировать дебаты, но ещё он обнаружил, что ему нравятся мысли Ируки о некоторых вещах. Были моменты, когда Какаши был уверен, что Ирука забыл, где он и с кем спорит. То, как он загорался каждый раз, когда заставлял Какаши признать свою правоту, заставляло Какаши чувствовать приятное тепло до такой степени, что он обнаружил, что совсем не против того, чтобы время от времени признавать, что был неправ. Но с другой стороны, Ирука всё ещё рассказывал ему одну откровенную историю за другой, всё ещё заканчивая на месте, которое Какаши хотел услышать больше всего. И снова он задался вопросом, как долго Ирука сможет продолжать в том же духе, закончит ли он когда-нибудь или сможет продолжать вечно. Он не позволял себе задумываться, какой вариант предпочёл бы больше. С отъездом Наруто Какаши думал, что у него будет дополнительное время для историй. Но их дебаты означали, что последняя история Ируки продолжалась ещё дольше, растягиваясь на неделю, когда мальчишки из соперничающих кланов выросли, влюбились и продолжали ещё усерднее, а некоторые из сражений оставляли шрамы на самой земле. И каждый вечер на кухне по-прежнему выдавали два комплекта посуды, хотя Какаши несколько раз говорил им не делать этого, и они должны были заметить, что один из них так и оставался нетронутым. Учитывая то, как вели себя его советники и командиры, возможно, ему не следовало удивляться тому, как слуги с кухни продолжали строить догадки касательно природы отношений Какаши и Ируки. Блюда, которые они готовили, тоже изменились. С тех пор, как уехал Наруто, на подносе было больше еды, которую можно есть руками, блюд, которыми можно кормить любовника, и всегда было по крайней мере одно блюдо, обладающее свойствами афродизиака. Если Ирука и заметил, то ничего не сказал. Но посылать еду на двоих казалось пустой тратой времени, учитывая, что Ирука не мог есть во время их дебатов. Какаши сомневался, что тот позволил бы еде замедлить себя, когда ему необходимо было что-то сказать, к тому же оставалось время и на истории после. — Ты тоже можешь поесть, — предложил Какаши на пятую ночь отсутствия Наруто, но Ирука лишь покачал головой. — Я ем то, что и мои друзья. Какаши пристально смотрел на него в течение нескольких долгих секунд, прежде чем кивнуть и продолжить есть. Он заботился о том, чтобы заключённые были хорошо накормлены, даже худшие из них всё ещё заслуживали еды, хотя никогда и не получали ничего похожего на то, что ел он. Большинство людей ухватились бы за возможность вкусно поесть. Но он не мог сказать, что удивлён тем, что Ирука этого не сделал. Он должен был уважать преданность, которую Ирука проявлял по отношению к своим друзьям. Пять недель назад Ирука был для него ни кем иным, как преступником. Теперь Какаши не был уверен, что всё так просто.***
Вторую ночь подряд Какаши предлагал Ируке еду, и тот почувствовал раздражение от намёка на веселье в его глазах. Он задавался вопросом, будет ли так продолжаться, если Какаши продолжит предлагать ему то, что, как он знал, Ирука не примет. Он думал, что прошлой ночью во взгляде Какаши мелькнуло уважение, но, должно быть, он ошибся. Только когда Ирука вернулся в свою камеру, он понял, отчего тот веселился. Его друзьям принесли ту же еду, что и Какаши. По этому случаю в камеру даже принесли низкий столик со стоящим на нём множеством блюд, которые каждый вечер подавали королю. — Вот засранец, — выругался Ирука, когда дверь за ним закрылась. Он не хотел, чтобы стражники слышали его, но судя по тому, как стражник с оральной фиксацией хихикнул, уходя, Ирука был слишком громким. — Хэй, — сказал Изумо, поднимая бокал с чем-то подозрительно похожим на вино, чтобы поприветствовать Ируку в явно пьяном восторге. — Думаю, мы едим в последний раз. Оставили тебе немного. — Это не ваш последний ужин, — проворчал Ирука, присаживаясь у стола и придвигая ближе несколько тарелок. — Просто король полный придурок. Котецу фыркнул, тоже более чем навеселе. — Мы и так это знали. — Но, эй, — сказал Изумо. — По крайней мере, он хорошо обращается со своими пленниками. Ну, знаешь, когда не убивает их за мелкие преступления. — Или сажает в тюрьму на месяц за то, что они стояли возле его дворца, — добавил Котецу. Ируке пришлось признать, что всё это было правдой. И всё же это выводило его из себя. Какаши мог бы сказать, что еду, как у него, принесли друзьям Ируки вместо того, чтобы сидеть там с самодовольным видом, ужиная, и не объясняя Ируке, почему. — Он так раздражает, — проворчал Ирука. — Ему нравится быть занозой в заднице. Он будет приводить ужасные аргументы, с которыми даже не согласен, просто чтобы доказать, что может это сделать. Кто так делает? И он цитирует Мадару наизусть, но утверждает, что тот ему не нравится. Тогда зачем вообще утруждать себя заучиванием этих цитат? И даже не говоря о… Его друзья моргали, глядя на него, а затем переглянулись и кивнули в молчаливом согласии. — Что? — спросил Ирука. — Я не знаю, должен ли говорить это, — начал Изумо. — Но… — Ты говоришь так, словно влюблён, — закончил Котецу. — Вовсе нет, — прошипел Ирука, оглядываясь на дверь камеры, будто там мог стоять стражник и подслушивать. — Ну да, конечно, — произнёс Котецу в то время, как Изумо кивнул в знак согласия. — Всё точно так же, как в тот раз, когда ты был влюблён в Хаясе и всё, что он делал, раздражало тебя, пока вы двое, наконец, не переспали. — «Боже, он такой надоедливый. Вы видели, как на днях он был одет в свой хантен? С завязанным спереди шнурком? Кто вообще так делает?» — насмешливым тоном отозвался Изумо. — Я так не говорил! Или влюблялся в него по уши! И Хаясе был раздражающим, но Какаши в десять раз хуже. Они оба уставились на него. — … Какаши? — спросил Изумо. — Это… я… это не… — забормотал Ирука. До этого он не называл короля по имени в присутствии своих друзей, в основном, потому что знал, что у них возникнут вопросы. — Он просто сказал, что я должен… — и, чёрт возьми, он покраснел, что совершенно не помогало делу. Судя по взглядам, которые они бросили на него, у них было гораздо больше, чем просто вопросы. — ВСЁ НЕ ТАК. Они оба пожали плечами, явно не веря ему и слишком пьяные, чтобы в самом деле беспокоиться. Изумо пододвинул блюдо к Ируке. — Как скажешь. Но что более важно, ты должен попробовать эту сайру. Ирука так и сделал. Он перепробовал всё, что было на столе, и вынужден был неохотно признать, что всё это было восхитительно. И отчасти потому, что был рад смене темы. Но в ту ночь, когда он лежал на своей койке, уставившись в потолок, эта мысль не давала ему покоя. Может быть, он находил Какаши интересным и умным. И Ирука, возможно, немного заинтересован им, потому что тот оказался не таким, как он ожидал. И, ладно, у него было прекрасное тело, на которое невозможно было не обратить внимание, особенно, когда он мыл его каждую ночь. И его член был… — Это просто член, — твёрдо сказал себе Ирука, останавливая эту мысль, пока та не зашла дальше. Ему не нужно было придумывать ему эпитеты. Но всё это не означало, что он был влюблён в этого парня. Он больше не был подростком. Какаши король, а Ирука его пленник. И даже если иногда ему не хотелось, он всё рвано рассказывал непристойные истории, чтобы убедиться, что он и его друзья будут в безопасности. Было бы глупо с его стороны влюбиться в подобной ситуации, более глупо, чем пари, которое привело его сюда. Впечатляющий, подсказало шепотком его сознание. Соблазнительный. Заманчивый. Ирука сдержал стон, изо всех сил пытаясь отключить свой мозг, прежде чем смог бы придумать ещё какие-нибудь эпитеты.***
Если Какаши не убьёт его друзей, Ирука всерьёз подумывал сделать это сам. Раньше он был в полном порядке, но теперь всё, о чём он мог думать, так это о том, что он определённо был влюблён. Конечно, он всегда питал слабость к парням, которые могли бросить ему вызов, и Какаши был более чем способен на это. Но это абсолютно ничего не значило. Какаши снова предложил ему поесть следующим вечером, последним перед возвращением Наруто, и на этот раз Ирука согласился. Всё ещё стоя на коленях рядом со столом, он потянулся за одним из блюд. — Что ты делаешь? — спросил Какаши. Ирука застыл. — Ты предложил мне поесть. — Но не оттуда. Здесь, — сказал Какаши, указывая туда, где Ирука стоял на коленях на голом полу. — Присядь на одну из подушек. Ирука нахмурился. Даже когда он занимался с Наруто, он не садился на подушки, как делал это с первой ночи. — У моих друзей подушек, на которых можно посидеть, нет. Какаши медленно моргнул, а затем вернулся к еде. Ирука больше не купится на это. — Что, я вернусь в камеру и обнаружу, что в ней сделали ремонт? — Я подумал, что ты можешь сказать нечто в этом роде, — сказал Какаши с оттенком веселья в голосе. — Это означает «да»? — А ты как думаешь? — Какаши пожал плечами и продолжил есть. Ирука сел на одну из подушек. В перерывах между едой они продолжали свои дебаты. Ирука мог понять, что Какаши играет с ним. Точно поняв, что доводило его больше всего до такой степени, что он едва мог контролировать себя, а затем давая ему остыть, он делал это снова. В этом был сексуальный подтекст, но Ирука отказывался раздумывать об этом. Он уже давно знал, что подшучивание над ним похоже на флирт. Но если подшучивание было флиртом, споры с Какаши были лучше, чем прелюдии. И это никак не помогало ему не влюбляться. Несмотря на всё это, Какаши пристально наблюдал за Ирукой, изучая его и не раз заставляя подрагивать под его пристальным взглядом. В нём не было осуждения, просто удовольствие от того, как он мог проникнуть под кожу Ируки, раскрыть его, разглядеть, как он реагирует, когда его подталкивают. Это заставляло тело Ируки гудеть от новизны нахождения в центре такого пристального внимания. Но если Какаши нравилось доводить его за ужином, Ирука становился виновником, когда они перебирались в купальни. Ирука не знал, стал ли Какаши более отзывчивым к его прикосновениям, или он просто начал замечать больше за последние несколько дней, но с той второй ночи их спора, Ирука не мог игнорировать его реакцию. Он не знал, на что реагировал Какаши. На что-то, чему он учится, или из-за того, что не хотел, чтобы люди к нему прикасались, или от нечастых прикосновений, или же он просто наслаждался этим. С всегда закрытым лицом и контролируемыми реакциями мало что можно было увидеть. Но всё же что-то проскакивало. Лёгкие и незаметные, быстро подавляемые, но неоспоримые в своём существовании. Мельчайшие движения мышц, намёки на напряжение, прерывистость в дыхании. Это было всем, на чём Ирука мог сосредоточиться, хотя и знал, что они идут по опасному пути. Опасному, но с заманчивым падением. Той ночью в купальнях он позволил своим рукам немного медленнее скользить по намыленной коже Какаши, его прикосновения были легче, ему нравилось почти незаметная дрожь, которую они вызывали. Он провёл большими пальцами по линиям пресса Какаши, когда мыл грудь, достаточно небрежно, чтобы это могло показаться ненамеренным. И скользнул ладонями немного выше по бёдрам Какаши. Все эти крошечные реакции подстёгивали его. Это казалось вполне справедливым. Если Какаши собирался дразнить его во время их дебатов, Ирука будет дразнить его в ответ, будь то время омовений или рассказы его историй. И если он сделал свою историю немного более откровенной, более грязной, сосредоточив её на сексе, Какаши, казалось, не возражал. Он откинул голову назад и закрыл глаза, благополучно вытащив руки из-под воды, в то время, как его член затвердел, но остался нетронутым под водой. Время от времени он открывал глаза и смотрел на Ируку, наблюдая за ним из-под приоткрытых век. Интенсивность его взгляда заставила Ируку захотеть сдвинуться с места. И это желание заставило его сосредоточиться на своих словах, чтобы не запнуться. Заставило его размышлять, о чём думал Какаши. Но тот просто наблюдал за ним несколько мгновений, а затем снова закрыл глаз. Больше он ничего не сделал и ничего не сказал. Ирука не мог не задаться вопросом, что бы он сделал, если бы Какаши предложил ему то же самое, что и в первую ночь. Что ещё ты бы сделал? Ирука обнаружил, что был бы готов сделать намного больше, чем думал, но не в обмен на свою свободу и свободу друзей. Одна его часть не хотела так себя продавать, но другая же хотела. И с гладкой кожей Какаши под руками было трудно вспомнить, почему двигаться дальше было плохой идеей.***
Первая ночь возвращения Наруто не была похожа ни на одну другую ночь, которую Ирука пережил во дворце. Во-первых, Ирука не был тем, кто рассказывал основную часть истории. Наруто хотел поделиться своими. За прошедшую неделю он пять раз спасал мир. Он помог каждой пожилой леди в королевстве перейти улицу, снял десятки, если не сотни кошек с деревьев и спас неопределённое количество маленьких детей из горящих зданий. По-видимому, за пределами Конохи в стране не было ничего, кроме оживлённых улиц и горящих зданий. Ирука и представить не мог. И деревья, он не должен забывать о деревьях. Деревья до предела были забиты кошками. Наруто не особо много учился и задержался надолго, не уходя в то же время, что и обычно. Достаточно, чтобы Какаши попросил принести ужин, и с кухни прислали три комплекта посуды. — Потрясающе, я могу поесть с Ирукой-сэнсеем! — воскликнул Наруто, но много съесть ему не удалось, он был слишком занят рассказом о своих приключениях, чтобы совать еду в рот, хотя и пытался одновременно жевать и говорить. Есть с Какаши и Наруто было опасно. Это казалось правильным в том смысле, который Ирука не мог осмыслить. Словно они могли бы ужинать так каждый вечер, и он никогда бы от этого не устал. Была уже почти полночь, когда Наруто выдохся. Он покачивался на сиденье, едва приоткрыв глаза и практически засыпая на полуслове. Но пока он не хотел ложиться спать. У него ещё было, что рассказать им. — Уже ночь, — мягко сказал Ирука. — Тебе пора ложиться спать. — Янеустал, — сказал Наруто, путаясь в словах. — Ну, конечно, нет, — сказал Ирука. — Но после такого удивительного путешествия, если бы ты немного устал, в этом не было бы ничего удивительного. — Может, совсем немного, — признался Наруто, а затем сразу же оживился, озорная улыбка расплылась по его лицу. — Но только если ты меня уложишь. Ирука открыл рот и снова закрыл его. Он не знал, что на это ответить. Он взглянул на Какаши, который пожал плечами. — Всё в порядке, — сказал он, удивив тем самым Ируку. Часы на башне пробили полночь, когда они направились в спальню Наруто. Краем глаза Ирука видел, что Какаши смотрит на него. Он проигнорировал этот взгляд. Он мог отказаться рассказывать истории после полуночи, но это было совсем другое. Ирука укладывал спать некоторых детей, о которых заботился раньше, но было странным делать это в роскошной спальне Наруто под бдительным надзором Какаши. Ещё более странным было то, что он понял, что взгляд Какаши не был подозрительным, как он ожидал. В нём было что-то почти мягкое, что очаровывало Ируку. Они вышли из покоев Наруто, и Ирука посмотрел на Какаши, не зная, что делать. Его время истекло, но он не выполнил одной из своих обычных обязанностей. Какаши покачал головой в ответ на невысказанный вопрос. — Ты можешь вернуться, — сказал он тихо. В первую ночь с тех пор, как он нашёл Наруто в покоях Какаши, он не рассказывал свои истории. Ирука и не думал, что пропустит их, но возвращаясь в свою камеру со стражником сбоку, ночь без рассказов казалась неполной. Быть может, было не так уж плохо остаться немного подольше, чтобы рассказать немного больше из той истории, которую он рассказывал сейчас. Не каждую ночь, только в этот раз. В этом не было ничего такого. Только когда он вернулся в свою камеру, то осознал свою ошибку в этом направлении мыслей. Изумо и Котецу вскочили на ноги в момент, когда открылась дверь. Он опоздал всего на пятнадцать минут, но этого было достаточно, чтобы беспокойство взяло верх. — Что случилось? — спросил Изумо. — Почему ты опоздал? Ирука открыл было рот, но ему пришлось сдержаться, чтобы не ответить. Он не мог сказать им правду, но лгать тоже не стал. — Мы думали, что он убил тебя, — сказал Котецу. Учитывая репутацию короля, разумеется, они предполагали худшее. — Нет, — сказал Ирука, качая головой. — Я просто потерял счёт времени. Они оба нахмурились. — Ирука, — начал Изумо, но Ирука перебил его. — Я в порядке. Ничего не произошло. Он не собирается так просто меня убивать. — Откуда ты можешь это знать? — спросил Котецу. Ирука оглядел камеру, не зная, как объясниться. Его взгляд остановился на маленьком столике с остатками еды, достойной короля, вокруг которого лежали три подушки. Он даже не удивился, когда накануне вернулся в камеру и обнаружил их. Они были не самыми красивыми во дворце, но всё же лежали здесь. — Он не так хладнокровен, как о нём говорят слухи, — решительно заявил Ирука. Его друзья смотрели всё ещё скептически. Изумо вздохнул. — Просто… не теряй счёт времени снова, хорошо? Ирука кивнул. Он не хотел ссориться с ними из-за этого. Как только он убедит Какаши освободить их, они поймут.***
Их дебаты после возвращения Наруто больше не продолжались, на них просто не было времени. Они были увлечены ими всего неделю, но Ирука был удивлён тем, как сильно он по ним скучал. Вместо этого он помогал Наруто с учёбой; они поужинали, а Наруто неохотно ушёл, когда пришло время ложиться спать, после чего ночь кончалась тем, что Ирука омывал Какаши и рассказывал ему истории, хотя это занимало намного меньше времени. Чем дольше он учил Наруто, тем больше мальчик, казалось, расстраивался из-за своего официального учителя, у него не было проблем с жалобами Ируке. — Поэтому я сказал ему, — гордо сказал Наруто. — Что Ирука-сэнсей намного лучший учитель, чем он, и что он должен брать у тебя уроки учить. Ирука подавил стон и сдержался, чтобы не спрятать лицо в ладонях. — Я ценю твои чувства, Наруто, действительно ценю. Но не кажется ли тебе, что следует проявлять немного больше уважения к своему наставнику? Наруто скорчил гримасу. — Но он просто такой… — Наруто, — предупредил Ирука. — Но он действительно ко… — Наруто, — повторил Ирука, перебивая его. — Ладно, — проворчал Наруто. — Я просто на самом деле думаю, что моим наставником должен быть ты, а не он, — он бросил на Какаши взгляд, который тот проигнорировал. Ирука покачал головой и указал на следующий отрывок в книге, которую они читали.***
Впоследствии Ирука задавался вопросом, не следовало ли ему догадаться раньше, но даже если быть честным с собой, он не думал, что мог предвидеть это. Хотя, возможно, Изумо и Котецу могли. Всего через день после того, как Наруто хвастался тем, что рассказал своему наставнику, каким хорошим учителем был Ирука, к нему в камеру пришёл посетитель. Это был не стражник, не Какаши, не один из его советников и даже не Наруто. Это был Мизуки, одетый в мантию гораздо более красивую, чем все те, что он когда-либо носил раньше. Ирука быстро встал и направился к двери камеры. — Мизуки, — сказал Ирука. — Почему ты здесь? Тебя ни в чём не обвинили, правда? Краем глаза Ирука заметил, как Изумо и Котецу обменялись взглядами. Было жутко, как они это делали, всегда казалось, что они точно знали, о чём думает другой. Лицо Мизуки исказила неприятная усмешка. Он оглядел камеру с отвращением, которого Ирука никогда раньше не видел на его лице. — Так вот до чего ты докатился? До меня дошли слухи о каком-то преступнике, продавшем свою задницу королю в обмен на жизнь, но я не знал, что это ты. Ирука не представлял, что ответить. Он забормотал, чувствуя, как горят щёки. — Я не… я не такой… ты же знаешь, что я не сделал бы ничего подобного. Мизуки усмехнулся. — В самом деле не стал бы? Ирука покраснел ещё сильнее, не зная, что сказать. Вот это он делал? Он пытался убедить себя, что это не так. Он просто рассказывал истории, и, если они выводили короля из равновесия, это было не в счёт. И даже если он думал о том, чтобы сделать больше, он бы никогда не поступил таким образом. Звук открывающейся двери далеко в конце коридора эхом отозвался в темнице. Мизуки дёрнулся. Он быстро огляделся, а затем снова повернулся к Ируке, его глаза сузились, и вернулась насмешка. — Я просто хотел посмотреть, насколько низко падёт твоя маленькая претенциозная задница. Ему действительно следовало убить тебя сразу, но я могу понять искушение трахнуть тебя парочку раз, прежде чем сделать это. На самом деле, может, так даже лучше, — произнёс Мизуки с кривой ухмылкой. — Помогло узнать своё место. Держу пари, он трахает тебя, пока ты не начинаешь молить о пощаде. Тебе это нравится? Он заставляет тебя умолять? На это у Ируки не нашлось ответа. Он почувствовал, как от лица отхлынула кровь, когда холодный ужас сковал внутренности. Мизуки бросил ещё один быстрый взгляд в коридор, прежде чем снова сосредоточиться на Ируке. — Знаешь, если бы я знал, что ты всё ещё жив, я бы спросил, не согласится ли он одолжить тебя мне на ночь или две. Чтобы я мог убедиться, что ты получаешь именно то, что заслуживаешь. Я бы засунул свой член так сильно и глубоко в твою задницу, что ты бы им подавился. А потом не смог ходить ещё несколько дней после того, как я с тобой закончил, и всё равно бы умолял меня о большем. Желудок Ируки сжался. Котецу и Изумо подошли к нему сзади, пристально глядя на Мизуки, показывая, что они прикрывают спину Ируки, но он был слишком напуган, чтобы говорить. — Но, в конце концов, не будет иметь значения, сколько раз ты будешь склоняться перед ним. Кому-то вроде него в конце концов надоест даже твоя хорошенькая задница, и тогда он убьёт тебя, — усмешка Мизуки была злобной и самодовольной. После чего он ушёл, не оглядываясь, так же быстро, как и пришёл. Ирука оцепенел. Это был не тот Мизуки, которого он знал, не тот, с кем он вырос. — Друг, — сказал Котецу, нарушая тишину, которую оставили после себя удаляющиеся шаги Мизуки. — Я чертовски ненавижу этого парня. Изумо кивнул. — Какого чёрта он вообще здесь делает? — Очевидно, ничего хорошего. Этот засранец никогда в своей чертовой жизни не делал ничего хорошего, — сказал Котецу. Ирука повернулся и уставился на них, всё ещё онемевший от шока. — Не говорите так. Они оба недоверчиво посмотрели на него. — Серьёзно, Ирука? Он только что угрожал изнасиловать тебя, — сказал Котецу. — Неоднократно, — добавил Изумо. — Ты видел его лицо, он хочет твоей смерти. — Что-то не так, должно быть, с ним что-то случилось, — сказал Ирука, пытаясь разобраться в этом. — Он никогда раньше не был таким. — Я знаю, что ты не видишь недостатков в людях, которых считаешь друзьями, но используй свой мозг. Ты слишком умён, чтобы быть таким наивным, — сказал Изумо. — И что это должно означать? — спросил Ирука. У него закружилась голова. — Он — причина, по которой мы здесь, — выплюнул Котецу. — Но… — Ирука начал было протестовать, но затем всё обдумал. Мизуки был тем, кто предложил украсть что-то с территории дворца, а самого его не было, когда их поймали. Только они четверо знали, что Ирука собирался сделать, а стражу кто-то предупредил. Их мог сдать только Мизуки. В голову Ируки пришла ещё одна мысль. Мизуки был наставником Наруто. Пусть Наруто никогда не произносил его имени, называя только невежливыми словами, но это должен быть он. Ирука и его друзья были пойманы во время проникновения на территорию дворца, а теперь Мизуки работал здесь и пользовался доверием, чтобы передвигаться самостоятельно. Сообщить о том, что кто-то собирается проникнуть во дворец, было довольно хорошим способом заслужить доверие. Или что-то ещё. — Это действительно кажется подозрительным, но… я не могу поверить, что Мизуки поступил так с нами. Котецу фыркнул. — Как в тот раз, когда он украл несколько кунаев твоего отца и продал их, чтобы расплатиться с долгами. — Он просто… — начал было Ирука, но Изумо его перебил. — Или в тот раз, когда он сломал твою котацу, не извинился и не купил новую? Ирука открыл рот, чтобы снова запротестовать, но Котецу сказал первым. — Или, когда он случайно пролил воду на все твои любимые книги. — Или, когда украл у торговца фрукты и позволил тебе взять вину на себя. — Или пытался подсунуть тебе в еду гнилое мясо, чтобы ты отравился. — Или переспал с Кокаге сразу после того, как ты сказал нам, что у тебя есть к нему чувства. Ирука мог только в ужасе смотреть на них. — Я не знаю почему, — продолжил Изумо почти мягко. — Но он, казалось, всегда был на тебя сердит. Котецу кивнул в знак согласия. — С тех пор, как мы были детьми, он всегда пытался найти способы напакостить тебе. — Я… я думал, мы все друзья, — вымолвил Ирука, не зная, что сказать. Они оба покачали головами. — Мы дружили с этим засранцем только потому, что это делало тебя счастливым, — сказал Котецу. Ирука чувствовал себя дерьмово. Изумо хлопнул его по плечу. — Но тот факт, что ты видишь в людях только хорошее, обьясняет, почему ты такой хороший человек. Котецу кивнул, соглашаясь. — И всё же, — сказал Изумо через мгновение. — Почему он здесь? Ирука боялся своей догадки.