***
Когда первый приступ ярости проходит, мне становится страшно. Я не знаю, где эта сволочь сейчас. Может, сидит с той стороны двери и поджидает меня. Может, выйдет из кустов у детской площадки, когда я буду доделывать горку. Тихое, безлюдное место. Кричи не кричи — не докричишься. Мой дом — так себе крепость. Через окна просматривается вся моя комната. При желании можно выдавить стекла и пролезть внутрь. И никто ничего не услышит. Вбиваю два гвоздя над северным окном и распяливаю на них одеяло. Над южным кое-как вешаю пыльный ветхий половик. Распарываю пакет из джоджи и завешиваю круглое окошко слева от входа. Надо достать досок. А сейчас — глубоко вдохнуть. Сумку на плечо. Топор на пояс. Завтрак подождет. Отодвинуть стол от двери. Тяжеленный. Не представляю, как я его сюда приволокла.***
На мой стук открывает Льюис. — Здорово, дочка. Как жизнь молодая? — Где у вас отделение полиции? — Это еще зачем? — настораживается он. — Нет у нас тут никакой полиции, один я за порядком смотрю. — Значит, позвоню в райцентр. Там наверняка есть. — Погодь, погодь, — он растерянно шевелит усами и быстро пропускает меня в дом. — Ты проходи, чего на пороге стоять. Что стряслось-то? — Попытка изнасилования. — Да ты что! Это тебе рассказал кто или во сне приснилось? — усмехается он, а глазки так и бегают. — Это случилось со мной, — ровно говорю я, глядя на него в упор. — Да кто ж посмел? — Шейн. Мой сосед. — Наш-то выпивоха? Да он мухи не обидит. Полно на людей-то наговаривать, — Льюис переходит на доверительно-укоризненный тон. — Только приехала, а уже город баламутишь. Нехорошо, дочка. — Где у вас телефон? — обрываю я этот фарс. — Я позвоню в полицию. — А с чего ты взяла, что у меня телефон есть? Нету у нас ни у кого. Не проведен. — Значит, поеду в райцентр. — А не ходит автобус, — разводит руками Льюис. — Неделю назад ходил. — Так дожди же были, — растолковывает он. — Оползень сошел. Пока-а-а всё расчистят… Я разворачиваюсь и выхожу из усадьбы мэра.***
В джодже нет перцовых баллончиков. — Не завозят, — объясняет мне сотрудница с глазами снулой рыбы. — Спроса нет.***
— Был где-то один… — рассеянно бормочет Пьер. — Надо в подсобке посмотреть. — Я подожду. — Дорогая, встань на кассу, я в подсобку! — кричит Пьер куда-то вглубь магазина. Из незаметной двери выскакивает зеленоволосая тетка, вытирая руки о передник: — Давай поскорее, у меня спагетти на плите! — и с кислым видом садится за прилавок. Смотрит сквозь меня, но видно, что на низком старте. Если городской алкашке вдруг вздумается стащить пакетик семян (нафиг надо) — подорвется мигом. В напряженной тишине муха бьется о мутное стекло. — Нашел, — это появляется Пьер. Тетка торопливо пробивает мне баллончик и уносится к своим спагетти. — Заходите еще! — Пьер растягивает лицо в улыбке, но взгляд настороженный. — Посмотрим. Как пройти к Эмили?***
— Ой, привет! — восторженно вопит Эмили, увидев меня на пороге своего дома. — Супер, что ты зашла! До смены еще два часа! А я мате заварила! Будешь? — Чего покрепче есть? — Ой, а у меня алкоголя нет! Есть кое-что другое! Пойдем! Я иду вслед за ней. Она зажигает какие-то палочки, от которых комната наполняется вонючим сладковатым дымом. — Вот тебе подушка! — Эмили кидает мне что-то пестрое с золотой бахромой, едва успеваю поймать. — Садись за стол! Плюхается на подушку напротив меня и замирает в ожидании. — Ты знаешь, где живет Эллиот? Она хихикает: — На пляже! В лодочном сарае! Прикольно, правда? Настоящий дауншифтер! — Один? — Конечно! Кто же там захочет жить! Там сыро и темно! — Ты у него бывала? — стараюсь, чтобы голос звучал ровно. — Не-е-е! Мы там с сестрой в детстве играли в русалок и пиратов! А Эллиот там живет всего пару месяцев! Хочется ей верить. — Расскажи мне про Шейна. Когда приходит в салун, когда уходит, где бывает. — О, Шейн! Он каждый вечер приходит, пиво заказывает, стоит всегда у камина! Смешной такой! А работает в джодже! Вместе с Сэмом, светленьким таким, ты его вчера видела… — В дневную смену, правильно? Если вечером он у вас? Эмили хлопает глазами: — А… наверно… Гас ругается, что Шейн из джоджи всегда пиво приносит и колу, но он же не пьет в салуне! Так что я за него заступаюсь! Значит, по крайней мере днем он не караулит меня у дома. От облегчения по спине пробегает дрожь. Эмили замолкает и сверлит меня взглядом: — Что-то случилось! Да?! Я кратко описываю ситуацию. Эмили хмурит брови, но тут же радостно восклицает: — Я знаю, как тебе помочь! Она подбирает под себя ноги, руки поднимает к ушам и складывает из пальцев какую-то фигу. — Садись в лотос, как я! И повторяй за мной: «омммм! Мое пространство в безопасности!» Самое главное — думать позитивно! А негативные мысли привлекают плохое! Вот и привлекли! Настройся на вибрации космоса! — Какого еще космоса? — прерываю я этот поток. От приторного дыма палочек голова немного кружится. — Космос внутри тебя! В каждой из нас есть магия! Наши мысли могут управлять нашей жизнью! Только ты должна раскрыться как женщина, иначе магия не сработает! Давай я тебя научу дышать маточкой! — Спасибо, в другой раз. Где у вас пляж? — Ой, тут рядом! На восток до моста, а там на юг! Заходи еще, я тебе йони-стим заварю! Как раз юбку в пол сшила, как чувствовала, что пригодится!.. Я выхожу и пару минут стою на крыльце, пытаясь унять головокружение. Из-за двери доносится ровное гудение: — Омммм… Оммм…***
На стук в дверь лодочного сарая долго никто не отзывается. Ушел? Не прислушаться — прибой заглушает все остальные звуки. Стучу громче, и дверь распахивается. На пороге встрепанный Эллиот, щурится на свету: — А? Чего? Работаю!.. Тут его голос становится бархатным, а взгляд — нежным: — О, Лея! Тысяча извинений, не узнал! Ты сверкаешь на солнце, как солнце… Ох, прошу простить мне это случайное «ты»… Я ослеплен, все мысли разлетелись… — Можно и на ты, — говорю я. — Эллиот, мне нужна помощь. — Для милой дамы — всё что угодно! — он галантно пропускает меня в сарай. Когда глаза привыкают к темноте, я вижу пианино, стол и стул, узкую койку. Эллиот усаживает меня за стол, а сам раскидывает фалды брусничного фрака и изящно опускается на пол: — Надеюсь, моя холостяцкая берлога… Позволь, я сяду у твоих ног… — Эллиот, на меня напали. Льюис отказывается принимать меры. — О… — его улыбка тускнеет. — Слушай, у меня сейчас работа… вдохновение… может быть, обсудим вечером в салуне? — Я больше не приду в салун. На меня напал Шейн. Ты можешь с ним разобраться? Поговорить по-мужски. Эллиот быстро-быстро мигает. — Знаешь, Лея, я ведь тут, по сути, никто. Так, приезжий писатель… Не хочется настраивать против себя весь город. Ты понимаешь? — Нет, не понимаю. Какое тебе дело до местных? Ты говорил, что приехал сюда роман писать, а не с местными корешиться. Я хочу закончить работу, не боясь каждую секунду, что он нападет снова, — стараюсь говорить ровно и спокойно. Он испускает тяжкий вздох. — Ты не подумай, что я боюсь… Я ведь, собственно, даже не представляю, как общаться с пейзанами… — С кем? — С сельскими жителями… — Как и со всеми. Словами. Если надо — кулаками. — Может… попробуешь еще раз поговорить с Льюисом? Я встаю. Он печально смотрит на меня с пола. — Я домой, Эллиот. Надумаешь потолковать с Шейном — дай знать. Но я знаю, что он не надумает.***
Тетки стоят на том же месте и оживленно трындят. Увидев меня, ненадолго замолкают. Проходя мимо, я слышу: — Приличных небось не насилуют. — Во-во! Джинсы в облипку наденут, напьются в хлам, а потом удивляются, чего это к ним пристают! — А ей, кажись, не хватило. Вишь, средь бела дня к писателю бегает! Я даже думать не хочу, кто рассказал им про Шейна.***
В горах всего один дом, и плотника Робин я нахожу без труда. Естественно, доски у нее гораздо дешевле, чем у Пьера, а обрезки вообще почти даром. Плюс доставка — ее сын привезет их на мотоцикле прямо к крыльцу. И меня подбросит заодно.***
Запираю дверь изнутри. Забиваю окна крест-накрест. Попробуй сунься. И только потом падаю на койку, сворачиваюсь в комок и плачу. Вой рвется из меня, горло сжимает болью.***
В воскресенье весь день идет дождь.