… у мамы были красные, как наливной персик, глаза. Кровожадные, искристые, они никогда не отражали эмоций на бледном, остром лице. Итадори всегда было сложно прочесть мамины эмоции, будь то злость за плохое поведение, или беспокойство из-за очередной перепалки со сверстниками. Но на лице всегда сияла спокойная улыбка. Мягкая и такая же холодная. Юджи никогда не понимал этой отторженной гримасы, что строила мама в попытке подражать человеческим эмоциям и считал нормой. Он дополнял тихий взгляд матери своим чудным блеском и украшал её улыбку своим смехом. Вместе они смотрелись так гармонично.
Рёмен же никогда не вписывался под мамин бок. Отстранённый, как от огня, он любил ходить позади этой парочки в парке и рассматривать раздавленных муравьёв под их ногами, давить выживших насекомых и топать ногами с особым старанием, чтобы не оставить ни одно живое существо после себя. Мама изредка оборачивалась на него, следила за его действиями и отворачивалась только когда убедится, что ничего плохого со старшим сыном не происходит.
Плохое со старшим братом происходило часто.
Он родился на пару минут раньше, удивительно, как эти минуты решили, кто же пойдет в старшинство между братьями, кто будет примером для подражания и опорой для младшего. Но оказалось всё куда печальнее и Сукуна не оправдал надежд как старший брат, который должен помогать младшему.
Он не стремился быть защитником, часто вёл себя куда хуже Юджи и не любил иметь с ним дело.
— Близнецы ближе друг к другу чем кто-либо.
Дедуля был не прав. Сукуна всячески избегал общения с младшим братом и часто отмахивался от него, как от старой игрушки. Терпеть не мог, когда тот бегал за старшим братом словно хвостик. Юджи выбирал только то, что выбирал старший и кричал вместе с ним, когда дедуля был особенно строг с Рёменом. Старший близнец не чувствовал связи между ним и Юджи, обходился без его присутствия и был самостоятелен. Юджи же ходил за братом и не мог представить свою жизнь без собственной копии.
Им по пять лет. Мама устроилась на работу и мальчики больше не могут сидеть дома, поэтому родителями было решено отдать их в детский сад. Там у мальчиков впервые появляются друзья, что вечно крутятся возле них, как возле диковинки. Даже нелюдимый Рёмен обзаводится парочкой приятелей и другом. Особенно души не чает в близком знакомом и на знакомстве с семьей смело заявляет, что друг его стоит около пустой стены.
Воображаемый.
Юджи не изменяет себе и тоже заводит себе такого друга. Как выясняется позже, играть с ним не так весело, он не разговаривает с тобой, не играет, не придумывает новые игры, если другие наскучили, и вообще он
ненастоящий.
— Он настоящий!
Рёмен никому не дает в обиду своего друга. После парочки детских ссор, мама запретила Юджи обижать «друга» своего брата. Юджи маму слушается беспрекословно, поэтому делает так, как было велено и молча слушает монолог Рёмена со стеной в их спальне.
От друга братца был толк в одном — с его появлением Рёмен стал более ласков, в какой-то степени раним и дружелюбен к окружающим. А когда Юджи перестал обижать того, Рёмен начал играть и с ним. Юджи было в радость внимание старшего, он терпел невидимого друга. Порой общался с ним, вставлял свои пять копеек в их разговор — делал всё, чтобы брат был счастлив.
Вскоре у Рёмена проснулась ревность. Нелепая и жадная ревность, что порой просыпается в детских сердцах. И всё бы ничего, но ревность проснулась, к неожиданности остальных, к брату. Рёмен старается не играть с другом, больше времени уделяет Юджи и ведет себя как образцовый брат, время от времени прогоняя вокруг брата воздух и прикрикивая вдогонку невидимому другу.
Позже в темноте крепко держась за руки, Рёмен признается Юджи, что боится своего друга. Друг — настоящий злодей, что шепчет глубокой ночью ему на ушко разные мерзости и пакости, подталкивает мальчика лишний раз толкнуть в плечо брата, разбить маме посуду и испортить на папином столе пару документов. Мальчик не хочет слушать, не хочет делать, но голос начинает вопить на любой отказ и доводит старшего до бесконтрольного плача, который взрослые ошибочно списывали на дурное воспитание.
Итадори пугается не на шутку, плачет той ночью вместе с Рёменом, а через пару дней, когда отец вместе с братом возится в гараже, говорит об этом страшном секрете самому родному человеку — маме.
Тогда Юджи впервые видит в глазах матери страх. Он шокирован, немного заинтригован и чуть-чуть завидует. Рёмен смог вызвать у матери такие эмоции, что мог делать только отец и немного дедушка, когда отчитывал невестку за какую-то ерунду. Мама выглядела обеспокоенной, совсем не такой, какой её привыкли видеть все, и глаза её были полны крови пуще прежнего. Она не сумела сдержать испуганного вздоха, не смогла удержать стойкого лица и промямлила тихим, нетипичным голоском благодарность за честность. Она обещала помочь брату и крепко-крепко сжала маленькие ручки сына, и почему-то Юджи сразу понял, что теперь это — самый большой секрет в их доме.
Зависть разъела детское сердце и сразу же спала, когда мама начала больше ругаться на старшего сына.
Сукуна теряет былую ласковость. Он отдаляется ото всех, дерётся, ссорится с мамой и даже после порки не желает с ней мириться, не прибегает как Юджи с широкими объятиями и мольбой о прощении. Лишь смотрит исподлобья и на любой материнский жест скалит клыки.
Он не разговаривает с ней ровно месяц. До второго понедельника октября.
Юджи впервые признались в любви. Он немного взволнован и не может набраться смелости заглянуть в девчачьи глазки под челкой. Она совсем маленькая, дышит ему в грудь и тянет тонкие руки в браслетах. А в них зажата дрожащими пальцами розовая бумага. Блестящая ручка, яркие фломастеры. Она нарисовала в самом уголке кривое сердечко. Юджи не позволяет себе долго засматриваться в аккуратный почерк, потому что так будет нечестно.
Взять его он тоже не смог. Мальчишка пробубнил что-то про потные ладошки, мягкую розовую бумагу, извинился и сбежал.
Сбегает он вовремя. На заднем дворе он натыкается на маленькую потасовку сверстников, участником которой был его непутевый старший брат. Понимает он это по противному голосу соседа, произносящий коряво имя брата.
Сбегает он вовремя, к тому моменту, когда из пучины толпы разливается звериный рык и короткое противостояние. Несколько мгновений полного молчания, после которых раздается вопль. И этот отчаянный, полный болью крик, подхватывают остальные зеваки из толпы, особенно робкие персоны разбегаются не дожидаясь остальных. Девочки и дети помладше разбегаются с потекшими соплями и глазами, полными надвигающейся истерикой, разбегаются как от чумы бубонной и с таким страхом, что у Юджи ноги подкашиваются.
Дети разбредаются и Юджи наконец может разглядеть причину этой суматохи. Это его брат, это вонючий сосед, что всё время достает их по разным причинам — брата за странное имя, Юджи за странную доброту. Только брат победоносно стоит над корчащимся от боли мальчиком. Стоит, глумливо скалясь кровавыми зубами. По подбородку стекают капли чужой крови, только что добытой в жестоком бою. У брата в волосах песок, коленки ободраны до мяса и драка здесь велась не пойми в чью пользу.
Мальчик на песке, что все время корчился и извивался, перестает дрыгать ногами и беспомощно сдается.
Юджи разглядывает на бессознательном кровавом лице укус со свисающими ошметками щеки.
Семь швов, пухлое изуродованное лицо мальчика-забияки, крики его разгневанной матери и мелодичные крики матери Итадори. Они где-то в больнице, сидят в коридоре и даже не смеют заглядывать за приоткрытую дверцу палаты.
Рёмен плачет в углу коридора, Юджи плачет вместе с ним. Он говорит, что это вина Рёмена. Старший согласен с ним и терпит маленькие удары младшего по разодранному колену — оно болит сильнее всех набитых шишек на голове.
Мама, запыхавшаяся после криков, выходит под руку с отцом, тихим и хмурым. Она видит заплаканных детей и бросается к ним в объятия. Неожиданная реакция на такой мерзкий поступок сына. Но она не ругается, только теснее жмет розовые макушки к груди и успокаивает их под аккомпанемент своего спокойного, материнского голоса.
Рёмен больше не злится на маму, он лежит у нее на коленках вместе с Юджи, засыпая от поглаживаний по голове. Юджи уснуть не может. Перед глазами плавает опухшее лицо мальчики, зубы брата, что полны чужой крови и мамины глаза такого же сочного цвета. Он тихонечко заглядывает маме в глаза и та смотрит в ответ обыденно холодно, ведь по-другому не может.
Эта драка была не последней. Рёмен дерется каждый день, каждый день слушает мамины крики, упрёки отца и запирается на весь вечер в комнате, чтобы на следующий день повторить то же самое. Юджи считает, что брат — странный и злой. Что он собрал в себе всё плохое в этом мире, выйдя в свет первым, и тем самым спас самого Юджи от этой злобы. Поэтому в очередной вечер ссор он приносит ему ужин с печеньями в комнату и сидит возле него, пока тот делает свое домашнее задание. Он учится лучше Юджи, он лучше Юджи во всем, но мама всегда его ругает. Юджи она хвалит куда больше. Младший брат думает, что старший ему завидует. И честно, совсем не обижается, потому что тоже завидовал бы.
Рёмена отдают в спорт. Мама уговаривает папу, так и молит того и уверяет, что сыну стоит правильно научиться выпускать свои эмоции. Видимо, оказалась как никто другой права, потому что Рёмен занимает призовые места, летит в Сеул, выигрывает, занимается и всё идет хорошо. Он очень занятой, уроки даются с каждым соревнованием сложнее, но мама не переживает и считает — Рёмен прирождённый спортсмен. Она часто его хвалит, а он часто улыбается. Юджи рад видеть улыбку на лице брата, он всегда увлекательно рассказывает о своих боях, демонстрирует свои техники и кривляется. Сукуна наконец-то стал хорошим братом.
А потом его исключают из соревнований.
Кажется, он нарушил правило, Юджи как бы сильно не любил слушать брата, во все эти правила никогда не пытался вникнуть. Мама опять злая, отец поддерживает жену и тихо ругает Сукуну. Он стоит, скрестив позади руки, но на мальчишечьем лице ни капли раскаяния. Никакого. Он переглядывается с Юджи за спину матери и строит ему страшные рожицы, отчего тот хохочет и не может перестать, даже когда отец шикает и просит не потакать проступкам старшего.
Мама за это впервые бьет Рёмена.
Юджи помнит звук от пощечины. Кажется таким хлестким и легким, словно тонкая мамина кисть рассекла лишь воздух. Но брат отшатывается назад от удара и лопатками бьется об косяк стола. Отец тут же подпрыгивает со стула, бежит к сыну и начинает впервые кричать на жену. Впервые, за столько лет брака. Юджи не может взглянуть в материнские глаза, но спина её мелко дрожит и сама она всхлипывает очень громко. Папин крик перебивает только жалкий мамин скулеж. Рёмен лежит в отцовских объятиях, его щеку остужают огромные папины ладони и сам он несильно соображает, по поводу того, что сейчас произошло. Бегает глазами по маминому силуэту и жмется к папе сильнее, когда мама просит прощения и гулко, не как пощечина, падает к нему на колени.
Для Рёмена всё происходит быстро. Правда боль к щеке поступает не сразу, только тогда, когда мать с отцом держит его в своих объятиях и роняет свои слезы ему на лоб.
Её слезы неприятно обжигают кожу. Мама будто пытается выжечь это из памяти сына.
Отношения между этими двоими портятся на глазах. Никаких мелких поцелуев или намека на материнскую любовь. В ответ Рёмен позволяет себе дерзость, отстранённость и такой же холод в глазах, что раньше можно было наблюдать лишь у матери. Ужасные отношения, но никто в их доме не смеет об этом заикнуться. Ни дедушка, что всегда отчаянно ругался на их маму, ни отец, что в упор не замечал всего плохого, пропадая по несколько месяцев в командировках.
Одно Юджи знал точно — рассорились эти двое не насовсем. Иногда он застукивал их за разговорами на кухне. Иногда мама готовила ужин, накладывала по тарелкам и просила младшего сына поужинать в комнате, пока сама сидела на кухне с Рёменом. Юджи в те дни специально глотал еду толком не пережевав, чтобы подслушать хотя бы частичку их тайных посиделок. Никогда не получалось. А старший отмахивался и всё твердил — мама каждый раз его ругает за этим столом. Но Юджи в это слабо верил. Маме, чтобы отругать сына, за стол его садить необязательно.
Ему девять лет. Им девять лет. Рёмену дарят долгожданного котёнка. Угольного, непородистого, но очень элегантного. Он не может не радоваться, его глаза сияют, словно он полюбил этого кота с первой их встречи.
Мама с появлением животного смягчается и теперь подходит ночью к кровати старшего сына, поправляет сползающее одеяло и сухо целует в волосы.
Рёмен играется с котёнком целыми днями, пытается приучить его, будто щенка. Ночами братья бегают по комнате вместе с лазерной указкой и выматываются вместе с животным, спят до обеда и слёзно прощаются после выходных, когда нужно идти в школу.
Несмотря на всю заботу, что Рёмен дарит маленькому животному, поведение его не становится лучше. В некоторые дни даже юркий котёнок не может поднять настроение своему хозяину и тот ходит мрачнее всех туч на осеннем небе. В один из таких дней, когда Рёмену била в голову моча, котенок пропадает.
Рёмен на удивление не сильно огорчён, скорее обеспокоен тем, что мама смотрит на него с прежней злостью. Это второй раз, когда по её глазам можно было разглядеть эмоцию. Зла. Разгневана. Наверное, он забыл запереть маленькую калитку в двери заднего дворика, отчего котёнок оставшись один, сбежал. Юджи надеется, что котёнок приспособится к дикой природе и вырастет настоящим королём кошачьих помоек.
Спустя месяц в их доме появляется хомячок. О котёнке забыли все, даже Итадори, что больше всех был обеспокоен его пропажей и искал того на всех помойках города.
Хомячок был самым смешным животным, что у них был. Юджи находил его в самых различных и интересных местах, глупый хомячок прожил неделю в шланге из-под пылесоса и вышел из него целым и невредимым, словно так и надо было. Он тонул пару разу в раковине и застревал между дверьми.
Через полтора месяца хомячка не стало. Мама сказала, что мальчишки перекормили бедное животное и оно умерло прямо на ручках бледного Рёмена. Брат дрожащими руками придерживал маленькое тельце и гладил большим пальцем свисающую лапку. Виноватый взгляд полный слез и поджимающиеся в страхе губехи. Юджи обнимал брата крепче пущего, гладил по острым лопаткам и плакал вместе с ним. Несмотря на то, что они никогда не притрагивались к миске животного, он принял высказывание матери как должное.
Морская свинка пропала через год. Черепаха через неделю. Аквариум, где когда-то плавали двадцать рыбок опустел через полгода. Новый хомячок утонул в унитазе на следующий день. Попугай улетел из дома через четыре месяца и семнадцать дней. Последним животным в доме Итадори был крупный щеночек. Он принадлежал лично Юджи. Мать отказалась от домашних животных, но опечаленное лицо младшего сына вытерпеть не смогла. Щеночек был ласковым, прекрасным другом и даже Рёмен не мог не поддаться привлекательности этого животного. Порой он оставался грубым мальчиком, дрался с Юджи и кричал на родителей, но щенка всегда прижимал близко к сердцу с невинной нежностью и некой осторожностью.
Юджи узнал о пропаже щенка, когда вернулся домой из школы. Рёмен тогда серьезно приболел и как неделю лежал дома, Юджи думал, что теперь ему не страшно оставлять щеночка одного дома. Но даже брат не смог уберечь очередное животное от очередного ухода. Это была последняя капля для маленького мальчика, который просто хотел иметь домашнее животное.
В тот злорадный вечер мама уложила его спать в их спальню, отец был в командировке, и большая родительская кровать была полностью в его распоряжении. Мамина подушка пропиталась горькими слезами розоволосого. Настолько сильный плач, что слез уже и не было, и горло заболело, и голова заныла. В большой кровати стало одиноко и он спустился вниз в поисках матери. Нашел он её в привычном месте — на кухне за их большим столом, на противоположной стороне которого сидел насупившийся Рёмен. Опять эти ночные разговоры, скрытые за мутной пеленой.
Юджи был не в настроении пытаться выслушать их тихий диалог, он хотел водички и таблеток, что уняли бы это давление под черепной коробкой.
Но он услышал то, что не должен был слышать никогда в своей жизни.
— Ты не должен мучить их до такой степени.
Рёмен не поднимает взгляда. Точно дырявит деревянную поверхность стола и даже слушать не хочет маму. А мама, поправляет волосы за ухо, будто пытается лучше расслышать тишину в ответ. Ближе подвигается к столу. Неестественно громко стучит локтями по деревянной поверхности и всем своим телом велит отвечать. Ответить за содеянное, ответить матери хотя бы сейчас, впервые за неделю поднять свой взгляд и вымолвить перед ней оправдание.
— Куда ты его дел?
Юджи видит собравшиеся ломанные линии на лице брата. Под столом, подальше от взора матери, брат расцарапывает свои ноги. Руки дрожат как в день смерти хомячка.
— Отвечай.
Брат мотает головой. Крупинки слез падают на свежие царапинки на коленках. Голос матери режет слух Юджи, она дышит злобно. Её губы вытянуты в прямую линию, глаза спокойны, но нога ходит ходуном под столом и бьется об ножку. Наманикюренные кончики шкрябают по дереву.
Отвратительно.
— Отвечай.
Мамин голос злой. Пропитан той уродской желчью, что разъедает и Юджи, незаметного до сей поры и вросшего в пол за противоположной стеной.
— Отвечай!
Старший брат уже захлебывается слезами, он пищит тихое «нет» и вытирает сопли. На одной из царапинок выступают крупицы крови.
— Куда ты его закопал?!
Рёмен кричит неразборчиво, задыхаясь, и Юджи от страха кричит вместе с ним. Мать вскакивает со стола и лицо её за короткое мгновение сменяется с ненависти на страх. Юджи ушам поверить не может, бежит и не оборачивается когда мама кричит ему вслед, прося спуститься. Юджи запирается в туалете и смывает с лица слезы. С новой силой, с болью раздирающей глоткой они подступают вновь и вновь. Юджи не может выкинуть из головы кривой крик брата, удушающий шепот матери, пропитанный угрожающей ненавистью и крупные крупицы слез на глазах брата.
Мальчишка мочит волосы под струей воды и, постояв так несколько секунд, понимает одну простую истину, вытекающую из этого ночного разговора:
Старший брат — враг номер один.
Юджи не разговаривает с ним неделю, две, месяц. Отец обескуражен, а мать словно впервые узнает, что её мальчики не ладят. Только смотрит с кривой обеспокоенностью и время от времени объясняет Юджи, что тот понял всё не так. Мало чем помогает, Юджи также сторонится брата и совсем не может вспомнить жалобный плач Рёмена за тем столом в ту ночь.
Рёмен пытается просить прощения. Шестнадцатый раз стал последним. Оба смирились с тем, что Рёмен — плохой и ему нет прощения.
В их одиннадцатый день рождения Рёмен сам дарит Юджи подарок. Уличного старого кота, которого тот нашел у них во дворе, закапывающего своё дерьмо. Старый матёрый кот, вычесанный и вымытый, грыз пальцы брата. Рёмен держал толстяка героически, не отдергивал от укусов по старым царапинам и все ждал, когда же брат возьмет того с его рук. Юджи был рад такому подарку настолько, что забывает об обиде. Он обнимается с братом пятнадцать минут, десять из которых плачет ему в плечо, бормоча извинения.
Мама почему-то выглядела недовольнее всех.
С котом было всё хорошо, он жил не тушевал, был ленив и дерзок по отношению доставучему Юджи и прожил у него ещё пять лет, пока не умер от старости. В его смерти не было ничьей вины, даже брата, что славился у Юджи жестоким нелюбителем пушистых зверей.
Итадори Джин прожил меньше кота. В его смерти был виновен пьяный водитель.
Мама много плакала полтора года. Полтора года ада, полтора года без матери. Дедушка больше не мог порицать невесту за мелочи, но также не мог образумить её и заставить наконец взглянуть на своих сыновей. Мальчики переехали жить к дедушке, пока мама тонула в скорби и не желала как-либо с этим бороться. Юджи тоже пережил смерть отца тяжело — с мамой в обнимку плакал над старыми фотографиями и, когда мама засыпала от усталости, бежал плакать к Рёмену в кровать. Старший брат совсем не горевал. Его глаза стали печальнее, но слезинки ребенок не смог проронить ни одной. Это и пугало в брате и воодушевляло. Итадори не знал истинной причин и ошибочно считал, что брат — сильный духом мужчина, который не позволяет себе даже слёз лить, ведь теперь он опора семьи. Как жаль, что маленький Юджи был далек от настоящей причины, как и сам Рёмен.
Мама еле приходит в себя, но все равно плачет по ночам, словно выполняя какой-то ритуал. Они переехали в маленькую квартирку, неподалеку с домом дедули, буквально в пятнадцати минут ходьбы. Она принимает странные таблетки, которые ненадолго, но возвращают братьям обратно их маму. С появлением долгожданного эффекта, мама начинает давать свои таблетки старшему сыну. Юджи не сразу замечает странное поведение брата и не сильно обращает внимание на таблетки, которые мама называла витаминами. Ему посчастливилось застать мать с поличным после обеда. Та в спешке заставила брата проглотить препараты и дала Юджи парочку детских сосалок, под предлогом тоже начать принимать витамины.
Юджи был наивным, но внимательным ребенком и не заметить различие между детскими пилюлями и серьёзными мамиными лекарствами не мог.
От них они оба становятся тихими, забывчивыми и отстраненно холодными.
Юджи совсем это не нравится и на выходных, когда он напрашивается помогать дедушке с забором, он проговаривается тому об очередном страшном секрете в их доме. Тот не мешкает, берет Юджи и приходит к ним домой кричать на женщину, но та не слышит, находясь под действием лекарств. Рёмена находят на кухне за столом, только прикончившего свой обед. Юджи приказали отвезти брата в ванну. Там ему приходится совать пальцы в рот старшего, чтобы тот выблевал обеденную дозу маминых таблеток. Во время ссоры старших за стеной, когда мама наконец пришла в полное сознание, он узнает, что мама давала Рёмену антидепрессанты.
Тогда он до конца не понимал, зачем мама так поступила.
Затем происходит ряд других ужасных событий, что настигла семью Итадори как проклятье.
В многоэтажке, где жило семейство, произошел пожар. Соседи отняли своей глупостью квартиры нескольких семей, включая Итадори, и чуть не отняли жизнь Рёмена, который в момент пожара был в квартире. Долгий процесс разбирательств, вони и прочей суетливой чепухи.
И среди всего выясняется, что Рёмен болен.
Выясняется непутевым образом. Кошмарным, выразился бы Юджи, но язык не поворачивался ругаться, и мальчишке оставалось только руки опускать и молча со стороны наблюдать за дешевым спектаклем, в котором у него была второстепенная, но важная роль.
Итадори помнит тот день, когда на шее удавкой давил ему галстук. Микрофон возле губ ловил помехи от каждого произнесенного им слова. Мама стояла, нервно скрестив руки на поникшей груди и смотрела на младшего сына с такой надеждой, что у того дух захватывал от гордости. Юджи понимал — он нужен маме, он должен помочь маме, но крик брата прерывает светлые мысли.
«Ты лжешь! Ты был там! Ты просто пытаешься защитить эту подлую тварь!»
Суд закончился. Домой он с мамой вернулся поздно вечером. Огромный дедушкин дом, прогнивший до половиц, стоял и навевал тоски на сердце юноши и Юджи понял, почему ноющее одиночество и вина так били по нему, будучи выполнив свою задачу и защитив любимую маму.
Рёмена вместе с ними не было. Он остался в больнице вместе с дедушкой и поверить не мог во всё то, что убого противно пытался объяснить ему полузрячий врач.
Параноидная шизофрения
Вот, что видел Рёмен в своей карточке, когда каждую неделю посещал доктора. Пока сидел в бежевом коридоре, перелистывал мятые страницы и все время возвращался к той, что порушила всю его жизнь.
Он больной. Убогий. Он сумасшедший мальчик, который обвинял во всех своих проблемах маму, когда же истинные причины крылись в нем самом.
Псих. Шизик.
Маньяк.
Ему пришлось поменять четыре школы. Юджи пришлось вместе с ним. Ведь мама сказала, что теперь, когда старший полностью отвернулся от неё, следить за бедным братом придется младшему. Мама опять надеется на сына и он опять не может ей отказать.
Им тринадцать лет. Их жизнь течет обычным руслом, не считая братские психозы, во время которых он предпочитал жить у дедушки, и мамы, что даже не пыталась восстановить разрушенные отношения между ею и сыном. Брат ходит к врачу, пьет кучу таблеток и иногда считает, что мама хочет его убить. Он несколько ночей подряд не спит от преследующих его бредней. Им пришлось установить в их комнате замок, а матери переехать в дальнюю комнату старого дома и всё для того, чтобы Рёмен смог спокойно прилечь на подушку без боязни быть ею задушенной. Она и правда смотрит на Рёмена по-другому, но Юджи уверен, что подобных мыслей ни у одной матери возникнуть не могут.
Юджи со временем замечает новые изменения в брате. Он становится до боли тихим. Дедушка души не чает в своих внуках и кажется теперь, что общая ненависть к матери этих двоих сплотила сильнее. Маму это обижает до глубины души, она ругается с дедушкой по этому поводу, пока Юджи ругается с Рёменом в соседней комнате. Ссоры заканчиваются слезами детей и вымотанными взрослыми.
Их последняя ссора закончилась дракой. Рёмен кинул в мать стакан. У той кровь хлестала из разбитого лба не переставая и казалось, что глаза её также были полны кипящей кровью. Мама в ответ ободрала Рёмену ухо. Кажется, вцепилась руками полными осколками в волосы за ухом. Юджи еле оттащил маму от брата и еле как нашел в их доме аптечку. Оба от больницы отказались. Оба сидели и глотали сопли, пока Юджи поочередно бегал из одной комнаты в другую, обрабатывая раны. У мамы остался маленький шрам под корнями волос, а Рёмен лишился маленького кусочка уха.
В этом же месяце их маму нашли мертвой в спальне. Она выпила таблетки и легла спать, чтобы утром её тело обнаружил свекор, обеспокоенный её долгим сном. Для каждого члена своей семьи она оставила по записке. С каждым прощалась, каждого любила, целовала и просила прощения.
Рёмену в добавок пожелала терпения и удачи.
Со смертью второго родителя в жизнь Юджи ворвались панические атаки. При каждом таком приступе он ползет в кровать под бок брата, ведь спокойно может заснуть только прислушиваясь к чужому дыханию.
Спать раздельно всё ещё непривычное дело для них.
Смерть второго родителя Юджи переживает легче, потому что старается отдавать себя дедушке, здоровье которого угасает с каждым днем, и брату, с которым изначально было нехорошо. С уходом матери тот начинает дышать полной грудью. Ему неохотно признавать, что ему легче, что ему наконец-то стало лучше. Юджи это понимает по сверкающим на солнечном свету глазам и легкости, с которой он засыпает. Он понимает брата и не винит в таких эмоциях, потому что воздух в их доме наконец не душил. Продлилось такое состояние недолго. Младший замечает вялость брата, его апатию и отчужденность. Искренне интересуется, пьет ли тот лекарства и когда получает положительный ответ, проверяет баночки с таблетками, считает каждую и записывает, чтобы позже вечером сверить. Рёмен не лжет и пьет как по расписанию, Юджи рад, но состояние брата только ухудшается. Он опять агрессивнее некуда, все время бурчит под нос проклятья и отрастил под глазами мешки размером с Марианскую впадину. Походы к врачу не помогают, дедушка записывает его к другому, третьему. Рёмен пропускает занятия, посещая обследования, а Юджи врет одноклассникам, что тот ходит по важным делам с дедулей, чтобы не слышать больше про себя какие-то гадости.
«Его брат — псих»
«А у тебя какие галлюцинации?»
Им четырнадцать. Юджи просыпается от шума и обнаруживает, что брата рядом в кровати нет. Каждое такое пробуждение, каждое пробуждение в одиночестве не знаменовало ничего хорошего. Когда Юджи спускается вниз там уже стоит дедушка. Он тяжело опирается о спинку стула, ноги вот-вот подведут старика и Юджи подбегает, подпирает старческую спину и заглядывает следом за дедулей на кухню.
Юджи ненавидит красный цвет.
Он ненавидит всей душой мамины глаза, что играли на солнце устрашающими бликами.
Он ненавидит глаза брата, очерняющие мир, который так любил Юджи.
Он ненавидит лужу крови, что разливалась по полу странной густой субстанцией.
Рёмен стоит у раковины в слезах просит прощения и стирает полотенцем стекающую с руки кровь. Рядом с ногами в алой луже валяется безбожно испачканный кухонный нож.
Юджи усаживает плачущего деда на стул и ступает к домашнему телефону. Скорая приезжает через пять минут.
Рёмен переходит на самостоятельное обучение. Его помещают в дурно пахнущую больницу, атмосфера которой может посоревноваться с моргом или тюрьмой. Новый лечащий врач брата — Сёко Иери — объясняет дедуле обо всём, что творится в голове внука. Юджи пропускает её слова мимо ушей, бегая глазами по огромным книжным полкам. Оттуда он запоминает пару названий и в течение месяца, молится всем богам о том, чтобы все эти книжки и методы из них помогли его брату.
И сперва помогло, быть честным. Рёмен выглядел куда здоровее за все эти года, шутил и смеялся и единственный нюанс во всей этой красивой картине был таков, что сидел Рёмен в больничной одежде, за круглым столом и с ограниченным временем. Раз в две недели он ночевал дома, и с каждым разом возвращаться туда ему было труднее. Дедушка уговаривал внука — ещё рано, нужно побыть там ещё немного, ты скоро приедешь домой. Мальчишка понимающе кивал и возвращался обратно, обещал хорошо учиться и проходить все процедуры. Но к поставленному сроку домой Рёмен не вернулся. Он попытался сбежать во время прогулки. И всё бы ничего, но он выколол глаз дежурному санитару, ручкой, которую дедушка дал ему, чтобы тот прилежно выполнял свое домашнее задание.
Дедушка умер. Старость настигла этого человека, несмотря на все мольбы Юджи повременить с уходом дедули в лучший мир.
Сёко Иери советует Юджи хорошего психолога. Он не приходит ни на один назначенный сеанс. Его мучает сонный паралич, а давно пришедшие панические атаки стали обыденной частью его жизни.
Он чаще ловит себя на мысли, что не хочет умирать вот так просто. Он не хочет покидать этот мир в одиночестве как это сделал его отец, как ушла его мама и даже дедушка умер тихо в своей палате не дождавшись внука. Он не хочет уйти так безбожно бездарно, не хочет уходить, зная что после себя оставит только чернь, что скрывалась в их семье многие годы.
Юджи регулярно посещал брата, но тот, впервые сильно опечалившийся смертью родного, был не в состоянии даже поднять взгляд с колен. Каждую встречу после смерти дедушки они молчали. Рёмен изредка дергался, искусывал губы и возвращался к своим обыденным процедурам, пока Юджи возвращался к обыденным кошмарам.
Постепенно их встречи редчали. Разговоры о делах становились короче, слушать об одном и том же было невыносимо обоим. Юджи потихоньку возвращался к прошлой жизни, вступил в клуб и завел пару хороших друзей, а Рёмен потихоньку смирился с тем, что в глазах напротив он навсегда останется бельмом. И как назло этим самым глазам он усердно возвращал в порядок свой рассудок. Шаг за шагом его глаза становились яснее, а мысли свободнее и казалось, что от прежнего Рёмена и след простыл.
Юджи восемнадцать. Рёмену восемнадцать. Они наконец достигают совершеннолетия и полной дееспособности.
Точнее только младший.
Юджи больше не посещал брата. Изредка он созванивался с его врачом, слушал одни и те же слова и с охотой обрывал звонок, когда настырный голос Сёко Иери твердил одно и то же:
— Юджи, у него ремиссия.
Юджи не верит. Юджи боится. Он не знает, чему ему уже верить, ведь брату верить уже давно не получается. Брат улыбался в глаза, уверял в своих словах и причинял вред стольким людям.
Юджи вспоминает маму, каждый раз вспоминает маму, что впервые на суде смотрела на него с надеждой, с целью найти в глазах сына защиту, и Юджи не может избавиться от чувства, что должен защитить.
Защитить всех, кого ещё можно. Защитить от Рёмена.
Он каждый месяц подписывает бумаги, каждый месяц продолжает бессмысленное нахождение Рёмена в этой клинике и лишает его возможности навредить кому-то ещё.
* * *
Рассказ обрывается на тяжелом дыхании, Юджи ныряет в локти и валяется в раздумьях около пяти минут. Горло пересохло настолько, что любой вдох вызывал бесконтрольный кашель и желание удавиться, лишь бы не испытывать разъедающую горечь. На дворе шестой час утра, всю ночь он рассказывал Мегуми о том, что собственноручно пытался вычеркнуть из памяти как кошмар. Но прошлое никуда не уходит, верно?
Мегуми лелеет в руках керамический осколок бывшей кружки. Под рукой не оказалось более удобной вещицы, чтобы во время передышки Юджи от тяжёлого монолога, занять себя чем-то помимо мыслей и терзаний.
Кажется, ранее сказанное — хорошо выдуманная история, в которую охотно бы поверил сам Юджи. Жаль, что это правда. Жаль, что Мегуми не знает, почему отбирает у Итадори телефон и не позволяет ему звонить. Он держит телефон крепко, сжимает его в свободной руке, потому что боится, что Юджи вырвет его, предоставь ему такой шанс.
Потому что звонить надо. Рассудок кричит — звонить срочно нужно, нужно сделать что-нибудь, пока не стало хуже.
От таких мыслей комок тяжелеет в глотке.
А кому станет хуже?
Кому из всех сейчас хуже всего?
Осколок летит в урну одним точным броском.
Мегуми тяжело поднимается со стола и направляется к выходу.
Итадори чуть ли не прыгает вдогонку, несётся с удивительной (но только не для Итадори) скоростью и встречается носом с чужой грудной клеткой. Мегуми ловит плечи друга. Тот совсем обмякший. Тяжёлый разговор высосал все силы из некогда крепкого юноши.
— Приходи сегодня к нам на чай. — У Фушигуро самого голос осел. Непривычно осипший, сухой, но пропитан нежной мольбой, с которой он обращался к другу. — Не звони никуда, я прошу тебя.
Фушигуро оставляет телефон у входа, словно Юджи способен исполнить просьбу друга и не идти на поводу своего страха.
* * *
Дверь поддается легко. Рёмен не соизволил закрыть её после ухода брюнета. Железяка не скрипит, совершенная тишина в разрез прожужжащему всю голову скрипа прошлой ночью.
Ему точно не стоит поддаваться ностальгии. Разбитое стекло как в тот день. Атмосфера, давящая и излучающая полнейший хаос. В квартире душно, пахнет землей и потом. Даже капли крови ступают траекторией, как на тех ступеньках много лет тому назад. Правда, эти куда сочнее, они не присохли к паркету, а спокойно растекаются свежими прудиками.
Кап-кап-кап-кап-кап
С кухни отдаются ритмичные легкие падения. Точно сочащийся водопроводный кран. Навевает мысли о старом забытом доме, в котором перержавела вся сантехника, от чего этот звук Мегуми слышал довольно часто и чуть ли не из всех щелей старой халупы.
Кап-кап-кап-кап
Фушигуро ловит чужое сбитое дыхание. Оно гораздо тише падающих капель, точно готово с минуты на минуту угаснуть. Оно срывается в гортанный свист, воздух ударяется об глотку и мокрота подступает вместе с еле живым кашлем.
Кап-кап-кап-кап-кап-кап-кап-кап-кап-кап
Кажется, капли бьются об стекло. С подступившим кашлем они начали падать с большей частотой. Звонко и все громче, по мере того как Мегуми подходит к кухне, огибая разбитые горшки с цветами. Шаркает ногами, дает о себе знать, и дивится тому, что его никто не встречает. Ни приветом, ни рыком. Ничем.
Мегуми стоит у кухонного проема, видит битое стекло. Кучу битого стекла, Рёмен утилизировал всю посуду в доме.
Второе, что он видит — это кровь. Яркая, размазана по полу и столу, в одном месте оседает каплями, такими же мелкими как в коридоре, а вот в угле расплывается целое озеро. Вонь в помещении стоит удушающая. Мегуми чувствует оседающий металлический вкус на языке.
Последнее, что он видит это Рёмена, прислонившегося к холодильнику. Он крутит в руках острые осколки прошлой тарелки. Живого места на руках нет, а стекло окрасилось в уродливо стекающий багровый ручей.
Кап-кап-кап-кап-кап-кап-кап
Капля одна за другой стекает с рук на битое стекло у изрезанных ног. Лицо исцарапано до корок, кровь стянулась кривой полосой по скуле, вдоль черной полосы татуировки. Из-под челки стекает мягкий след высохшей крови, недавней.
Кап-кап-кап-кап-кап-кап-кап-кап
Мегуми теснится совсем рядом. Совсем бесстрашно для человека, ознакомленного со всей историей. Он носком кроссовок сгребает осколки, снимает куртку и тряпкой кидает на пол. Садится плечо об плечо к Рёмену и наконец ощущает ответную реакцию — ощутимую дрожь в теле. Сукуна замирает и перестает крутить меж пальцев желтые осколки.
Кап-кап-кап-кап
Мегуми отбирает с руки первый осколок. Затем второй. Третий. Пока окровавленные руки совсем не пустеют. Как и ожидалось они ледяные. Фушигуро хмурится уродливо. Меж бровей бежит глубокая и длинная складка. Рёмен сначала ловит её холодным взглядом, потом дрожащим пальцем. Чувствительность на кончиках потеряна, но он старательно нежно гладит по лбу и пытается разгладить морщинку.
— Не хмурься. — Ослабший голос еле вырывается из прилипших уст. В голосе ни капли боли. Только осторожность и такая ощутимая нежность, что собранные осколки падают с рук, а хмуриться приходится сильнее, потому что это явно не то, что ожидал услышать Мегуми из этих уст. — Морщинки проступают.
Его касания до одури нежные. Всегда такими были и Мегуми не понимает, откуда у такого человека ещё есть эта способность — вводить в ступор одним движением, одним поглаживанием по лбу. Откуда в кровавых и ледяных руках остались силы осторожно прикасаться, чтобы не спугнуть? Откуда в них берется столько любви, а главное почему именно к нему? К идиоту, что не может перестать дрожать от страха и вспоминать ужасные рассказы Юджи.
Почему Рёмен способен на подобную нежность, будучи полностью выжженным и почему Мегуми не противится этих рук, еле пачкающих кровью?
Расслабить лицо всё же приходится. Рука Сукуны долго не висит в воздухе — опускается под напором невыносимой дрожи и лежит в судоргах на бедрах брюнета. Вместе с руками сдается и тело.
Мегуми не упускает шанса заглянуть в глаза.
Кап-кап-кап-кап-кап
Рёмен рыдал навзрыд как ребенок — эти опухшие красные глаза не соврут в отличие от их обладателя. Отвратительно прекрасные. Мегуми тошнит от мыслей об их красоте. Но они блестят от комнатного света как самый роскошный камень и кажется, что Сукуна вновь зарыдает.
Глаза полны влаги вновь.
Кап-кап-кап
Слезы об пол не успевают биться. Мегуми впопыхах растирает ладонями их по лицу. Новенькие царапины жгут, лицо начинает жутко зудить, но почесать невозможно — беспокоить нежные движения Фушигуро, прерывать касание не хочется.
Брюнет осматривает ладони — кровь не думает останавливаться, сочится соком из грубых ран.
Фушигуро чуть подскакивает с места в поисках того, чем можно перевязать рану. В голову бьет воспоминание о детском шарфе Цумики, о побитых и таких же сочащихся костяшках.
Мегуми встает и, разламывая оставшиеся осколки кедами, бежит в ванную. Рёмен сзади засуетился.
В ванне беспорядка практически нет. По крайней мере крови здесь нет от слова совсем — кафельная плитка идеально блестит как и несколько часов назад. По периметру разбросаны пару банок из-под кондиционера и рядом с ванной рассыпан порошок, но по сравнению с остальным это не беспорядок, а мелкий дисбаланс.
Мегуми не успел даже облегченно выдохнуть, как на глаза попадается щенок.
Щенок лежит неподвижно у стиральной машины. Неестественно и напряжённо. Прямо, как натянутая струна. Шейка за короткой шерсткой вытянута, и на оклик Мегуми Широ даже не двигает ушками.
Фушигуро ближе подойти боится. Он приседает и хлопает по колену, нежно зовет пушистого друга, но распластавшееся тельце друга никак не реагирует на голос хозяина. Фушигуро в последний раз подзывает щенка к своим ногам. В треморе хлопает по бедру, отбивает ладонью синяк через плотную ткань джинсов, но без результата. Реакции никакой за этим отчаянным жестом.
Мегуми сглатывает подступающую тревогу. Он все прекрасно знал. Он наслушался кошмаров, что поведал ему Юджи и готов был к таким последствиям. Думал, что готов, а оказалось…
Оказалось, что смотреть на мёртвого щенка без ярости и полного отчаяния невозможно.
Мегуми стягивает с крючка полотенце и не может оторвать взгляда от лежащего тельца.
Обратно прийти на кухню — пройти новый круг ада. Фушигуро боится как-то не так взглянуть на Сукуну. Не из-за больного страха лечь вместе с Широ поодаль машины на холодном полу, а из-за того, что не сможет смотреть на него как прежде. Уже никак не получается сохранить спокойный и понимающий взгляд, и Мегуми входит на кухню с выражением лица, при виде которого Рёмен хмыкает.
Он трясущимися руками тянется за потерянным осколком, но подсевший на коленях брюнет вновь отбирает его с самых рук.
— Ему было не больно. — Мегуми не понимает, чего Сукуна добивался этими словами. Пытался ли он успокоить и дать надежды или же его целью было выбесить.
Это уже не важно. Мегуми думает лишь о том, что делать с телом щенка в ванной. Фушигуро долго печалиться не будет — он уже терял животных и свыкся.
Пытается убедить себя в этом.
Мегуми обвязывает холодные руки в светлое полотенце.
Больше ничего на кухне не капало.
Рёмен хлюпает носом и бездумно качает головой, словно подтверждает каждую мысль Мегуми в голове, словно знает, о чем именно сейчас думает брюнет, вытирая слезы с порезанных скул.
У Фушигуро в голове не укладываются мысли. Ни одной ебучей рациональной мысли в голове. Только заплаканное лицо, что тонет в ладонях, скрывает накатившиеся слезы в чужих пальцах и едва ощутимые поцелуи в эти самые ладони, как благодарность, как возвышение и мольба о спасении. Мегуми не понимает почему губы, что в безумии расцеловывают его кисти, молят о спасении, почему именно сейчас этот жест больше обжигает нежели успокаивает и почему Сукуна вообще молит его.
Сопоставить рассказанное с увиденным у Мегуми не получается. Это разрывает голову, терзает душу, Мегуми не может понять, как такой человек может быть несчастнее всех.
Мегуми наваливается плечом к лицу Рёмена. Тот охотно утыкается носом в ключицу и вдыхает легкий одеколон. Привычная свежесть и запах улицы. Нос моментально забивается от резкой смены аромата, отголосок металла не забивал ноздри.
Они сидят так два часа. Рёмен, провалившийся к чужой груди и Мегуми, сжимающий и разогревающий чужие мертвые руки через грубую ткань тряпки.
Больше никаких звуков. Мегуми слышал только сопение под ухом и иногда трескавшееся стекло.
