Outskirts Of The Village

      Кровь капала на деревянные половицы, утекая в зазоры, проевшиеся временем и влажностью зимних поднимающихся насыпей. Ветер задувал сквозь выломанную замочную скважину, заставляя мурашки бегать по коже и дрожать всем телом от прикосновений цепких пальцев прохладного воздуха. Окно, еще утром утепленное к приходу зимы и врезанное в новую раму, теперь разносило раздражающий звук угнетающе бьющихся ставен. Осколки валялись до самой стены развернутым веером.       Девушка со спутанными черными волосами сидела над телом убитого мужчины. Из его груди торчал один из тех самых осколков, а глаз превратился в кровавое месиво, медленно стекавшее на щеку и дальше, по скуле к уху. Всхлипы, доносящиеся из женской груди, прорезали ночную тишину скользящим напряжением, бесконечно вырывавшимся из сдавленного горла.       Попытавшись подняться на ноги, девушка схватилась за изголовье кровати, и обнаружила, что платье ее безобразно разодрано в клочья, едва держится на бедрах, выставляя напоказ израненную обнаженную грудь. Запекшаяся кровь на ребрах и прямо под шеей скрывала глубокие порезы, которые при каждом движении вызывали волну жжения, расползающуюся по конечностям.       Еле переставляя ноги, перепачканные кровью от самых бедер, израненная девушка добралась до входной двери, подпертой стулом, чтобы звук ударов не разносился по всей деревне, и, откинув предмет мебели в сторону, взвыла от боли. Еще одна глубокая рана, оставленная изогнутым лезвием на бедре внезапно начала кровоточить, исторгая из своей обладательницы тонкие всхлипы.       Обернувшись, девушка кинула разъяренный взгляд на мертвое тело. В ее глазах полыхала ненависть, сердце бешено колотилось в груди, грозясь разорвать ребра на осколки. Ноги сами понесли ее вглубь дома, пальцы зацепились за стоявшую у печи кочергу и крепко сжали ее в ладонях.       - Ублюдок! Сволочь! – начала кричать израненная, с силой, на какую только была способна женская искалеченная ярость, опуская кочергу на уже бездыханное тело мужчины. – Я любила тебя, ублюдок! Любила…       Горячие слезы жгли ей щеки, стекая на шею и попадая в порезы с запекшейся кровью. Удары становились все чаще, хотя рука отказывалась подниматься. Гротескная картина выглядела бы сейчас пресным реализмом по сравнению с железной палкой в объятиях скрюченной, словно изломанной в нескольких местах, женской руки, опускавшейся на безжизненное тело мужчины и оставляющей на нем лиловые кровоподтеки мертвеца.       Открытую дверь и разбитое окно теперь слышали все близлежащие дома из-за налетевшего на деревню ветра. Когда девушка окончательно обессилела и ее колени подкосились, на пороге показалась невысокая мужская фигура с импровизированной дубинкой наперевес.       - Анка! – выдохнул мужчина, кидаясь к израненной девушке. Его волосы давно припорошил белый снег седины, но мышцы в теле сохраняли часть былой выносливости и силы. Сняв с себя пальто, он закутал в него Анку, чтобы прикрыть наготу, и бросил взгляд на мертвое, уже обезображенное тело. – Анка, что здесь случилось?       Она тут же обмякла в его объятиях. Вместо ответа лишь приглушенные всхлипы долетали до ушей мужчины. Он прижал ее к себе еще сильнее и стал укачивать, словно маленького ребенка, гладя по волосам и что-то тихо шепча на ухо.       - Они… - чуть успокоившись, через десять долгих минут произнесла девушка, отрываясь от груди мужчины и поднимая на него глаза. – Папа, я…       Она снова заплакала, рот безмолвно открывался, словно Анка силилась еще что-то сказать, объяснить, но безуспешно. Горький ком сдавил ей горло, не давая возможности даже пискнуть.       - Моя девочка, - мужчина снова прижал дочь к груди и кинул взгляд, полный презрения, предательского негодования и ненависти, на труп. – Я здесь, больше никто тебя не тронет.       Он окинул взглядом дом, больше похожий на поле битвы с осколками разбитого окна и посуды, перевернутой мебели и трещинами в стенах. Тяжело вздохнув, мужчина безмолвно уставился в одну точку, которая набором костей и мяса лежала неподалеку.              Это был первый за долгое время теплый рассвет, прокравшийся в комнату аккуратной поступью, медленно разбрызгивая по ковру капли восходящего дня. Тонкий луч, скользнувший по подоконнику и нежно перебравшийся к кровати, стоявшей у окна, добавил мягкого золота в каштановые волосы, рассыпанные по подушке. Комната осторожно наполнялась подступающему к порогу рассвету, скидывая незримое молчание ночи, ложащейся в темную шкатулку, укутанную янтарем.       Этим утром в серо-фиолетовых глазах пылала россыпь полевых цветов и дуновение ветра над водной гладью. Линде впервые за все полгода пребывания в Румынии приснился дом, его низкие потолки, крохотный дворик у покосившегося забора и тропинка, петлявшая через лесные просеки и выводившая к реке. Девушке вспомнилась рыбалка – их любимое с отцом занятие, бывшее таким до тех пор, пока тому не стало настолько плохо, что пришлось прекратить ежемесячные выходные в лодке с удочками, непринужденно опущенными в воду.       Вылезая из постели за два дня до праздника зимней поры, Такалау почувствовала в сердце томную грусть. Ей больше никогда не вернуться домой, не почувствовать на коже бархатное солнце Калифорнии, не нырнуть с головой в бескрайние морские воды.       - Проснись и пой, - Кассандра влетела в комнату роем рассыпавшихся мух, которые каким-то чудом сумели удержать поднос и даже не пролить ни капли молока. – Доброе утро, русалочка.       Димитреску поставила поднос с едой на кровать рядом с девушкой и, подойдя к окну, распахнула полуприкрытые шторы, впуская остатки солнечного света, еще не успевшие пробиться в свои привычные владения. Линда чуть зажмурилась, привыкая к новому потоку света, и протяжно застонала от негодования.       - Ну зачем же в такую рань, Кассандра? – поинтересовалась она, когда глаза привыкли к свету.       - Рань? – со смешком переспросила ведьма, усаживаясь на край кровати, поближе к Такалау. – На часах почти десять утра. В деревне все давно на ногах.       - В деревне? – удивилась Линда. – А я думала, вы только позавчера прикончили очередную служанку, - она вздернула бровь. – Замок полон прислуги. Зачем спускаться в деревню?       - Дело не в прислуге, - заговорщически улыбнулась Кассандра. – До праздника зимней поры осталось всего два дня. Мама каждый год посылает одну из нас проверить как идут приготовления к главному празднику сезона. К тому же, - она чуть опустила глаза, словно ей неловко было признаваться в слабости, - это последний шанс выйти из замка до конца зимы. Температура скоро совсем упадет.       Линда смотрела на пушистые ресницы ведьмы, чуть прикрывавшие глаза, и не могла найти в себе силы отказать ей. Кажется, сегодня для Такалау был день воспоминаний. В их первую встречу Кассандра была единственной, кто не фыркал и не воротил нос от девушки, чего не скажешь о Беле с Даниэлой. Эти две ненасытные бестии пытались пустить ее на закуску первые две недели, пока Альсина окончательно не расставила все по своим местам, пригрозив дочерям уже нешуточной расплатой за оторванную их стараниями голову Линды.       - Дай мне двадцать минут, - улыбнулась девушка, чуть наклоняя голову и стараясь заглянуть в глаза Кассандре, - и я вся твоя.       Ее голос с утра был особенно мягким, связки не успевали проснуться за такой короткий срок, создавая иллюзию нежного прикосновения. Ведьма подняла глаза на девушку и, словно увидев далекие миры в отражениях, расплавленных солнцем, призрачно выдохнула.       - У тебя глаза блестят, - заметила она.       - Ты просто впервые увидела меня спросонья, - улыбнулась в ответ Линда и чуть подняла брови. – Двадцать минут?       - Конечно, - словно вспомнив нечто очень важное, Кассандра быстро поднялась с кровати и исчезла за дверью. – Буду ждать внизу, - крикнула она уже с другой стороны.       Оставшись в коконе надежного одиночества, Линда поставила поднос с едой на прикроватную тумбочку и, выбравшись из кровати, подошла к большому зеркалу в резной раме, стоявшему на полу у шкафа в противоположном конце комнаты. Раскрытые шторы позволили увидеть ей всю картину целиком.       Она рассматривала в зеркало не только свое лицо, но и тело, скинув ночную сорочку. Кожа на лодыжках и предплечьях была покрыта мелкой россыпью мягких чешуек, а руки оказались сплошь увиты следами от пальцев, «заботливо» оставленных вчера Гейзенбергом. Последнее, впрочем, вызывало скорее приятное тепло, расползавшееся из груди ко всем конечностям, ударяя в голову смятением и неопределенностью.       - Линда, - обратилась она сама к себе через зеркало, - тебе пора лечить голову. – И через несколько секунд с ехидной ухмылкой добавила: - Зайди на фабрику, проверь шестеренки.       Облегченный выдох с легкой улыбкой помог ей спокойно прикрыть глаза и отойти от своего отражения, но стоило лишь только вспомнить о мужчине, как руки машинально потянулись к бедрам, туда, где было его прикосновение, однако Такалау вовремя отдернула себя, резко остановившись, словно кукольник перерезал веревочки марионетке. Нельзя в один день читать нотации Даниэле, а на следующий грезить о том, чье непосредственное появление в жизни Димитреску вызвало настоящий скандал.       Прикончив завтрак, девушка одела платье бриллиантово-синего цвета по покрою дочерей Альсины и поспешила выбраться из скорлупы своей комнаты, чтобы встретиться на первом этаже с Кассандрой. Ей очень хотелось избавиться от неудобной юбки и надеть штаны, чтобы не ходить с грязным подолом, волочащимся прямо по земле, но госпожа бы порвала ее на кусочки вместе с теми же штанами, если бы увидела.       Проходя мимо покоев Даниэлы, девушка невольно притормозила и посмотрела на дверь, окованную железом на резных вставках. Она словно ждала, что сейчас повернется ручка и оттуда выйдет Гейзенберг. Такалау сама не заметила, в какой момент большую часть ее мыслей стал занимать этот мужчина, но ей определенно не нравилось, что всего несколько его прикосновений уже ввели ее в такое состояние.       Она же не безмозглая школьница, в конце концов. Поэтому тряхнув головой и выбросив из нее ворох раздумий, Линда направилась вниз по лестнице, твердо решив посвятить весь этот день Кассандре и ее последней вылазке из замка в эту зиму.              Тропка, проложенная через густые заросли, уже скинувшие красно-желтую россыпь листов, вела ведьму с ее спутницей прямо в деревню, где люди копошились в последних приготовлениях приближающегося праздника, стараясь сделать все идеально, чтобы Матерь Миранда с владыками остались всем максимально довольны. Им не приходило в голову, что удовлетворенную улыбку на губах вызывают не украшенные дома и расставленные по всей деревне лампы ручной работы, а жертва, приносимая «божеству» в качестве дара, и кровь, льющаяся рекой и оставляющая поле для воображения, ведь каждый из сосудов, наполненных жидкостью, еще жив.       Девушки шли медленно, наслаждаясь уходящими нотками тепла, разлитого в воздухе. Кассандра украдкой кидала взгляды на Такалау, словно стараясь высмотреть в ней подтверждение собственных догадок. Никто не знал о том, что ведьма всю ночь провела в тяжелых раздумьях, меряя шагами коридоры замка и всякий раз притормаживая у комнаты Линды, прислушиваясь к тишине, нарушаемой лишь редкими завываниями ветра.       - Ты не хочешь поговорить? – внезапно спросила Кассандра, рассыпавшись роем мух и появившись девушкой перед Такалау, преградив той дорогу.       - О чем поговорить? – приподняла бровь Линда, выпустив на губы глуповатую усмешку.       На вопрос девушки ведьма лишь надолго замолчала, вперившись взглядом в глаза собеседницы, словно выискивая что-то сокрытое, потаенное, спрятанное под множеством печатей. Такалау не смела пошевелиться под столь пристальным взором, мурашки, побежавшие по коже, приковали ее к месту и заставили язык присохнуть к небу.       - Не делай глупостей, Линда, - впустив в голос нотки пугающей мягкости, произнесла Кассандра, после чего ее взгляд метнулся в зазор между деревьями. Мохнатая фигура, поняв, что ее заметили, поспешила скрыться в чаще, направившись в сторону фабрики. – С этим и Даниэла неплохо справляется.       Рассыпавшись роем жужжащих мух, ведьма исчезла впереди, скрывшись за поворотом, ведущим к тяжелым железным воротам, отделявшим деревню от владений Димитреску. Напряженно вздохнув и кинув озадаченный взгляд на лысые кроны деревьев, зашевелившиеся без единого дуновения ветра, Линда направилась следом, почти инстинктивно ощущая, что этот день будет совсем не таким безоблачным, как представлялось с утра.       Деревенская площадь, где возвышалась искусно вырезанная из камня статуя, была сплошь украшена зимними цветами в глиняных горшках, они хорошо переносили холод под защитой необычных удобрений, очень похожих на разведенную с углем плесень. Повсюду возвышались лампы, сделанные из твердого материала и украшенные зимней атрибутикой с обязательным добавлением символов церемониальной чаши, в которую жители жертвовали несколько капель своей крови, и кинжала с обвитым вокруг рукоятки побегом мертвого дерева.       Линде пришла мысль, что вечерами, когда все начинало мерцать и утопать в теплом желтоватом свете, деревня превращалась в настоящую страну фэйри из старых сказок, которые ей читала бабушка. С той только разницей, что вокруг бродили монстры, а почитаемые владыки во главе с пернатой Матерью Мирандой смотрели на людей как на кучу подопытных свинок. Или как на обед.       - А они отлично постарались, - завороженно произнесла Такалау, догнав ведьму у статуи. – И так каждый год?       - Да, - бесцветно произнесла Кассандра, глядя на деревню, с этого ракурса лежащую словно на ладони. – На целую неделю это место превращается в фестиваль огней. Если останемся до вечера, - она вдруг улыбнулась, обернувшись к девушке, - сможем увидеть всю прелесть целиком.       Линда издала негромкий смешок.       - Кто-то неравнодушен к деревенским забавам, - произнесла она, чуть заметно толкнув Кассандру плечом.       - Иногда интересно не просто есть служанок, - она усмехнулась, - но и смотреть как они выстилаются, прыгая по крышам домов с фонариками, лишь бы показать свою преданность и готовность ублажить нас любыми способами.       - И, - протяжно произнесла Такалау, направляя взгляд на один из случайно попавшихся на глаза домов, - только я подумала, что в тебе проснулась симпатия к местным, как ты тут же развеяла мои сомнения.       - Ты могла бы быть одной из них, - теперь уже Кассандра слегка толкнула в плечо спутницу, ее взгляд стал как у хищницы, которая, поймав ускользающую жертву, насытилась трапезой.       - К счастью, - пожала плечами девушка, - я на стороне волков, а не овец.       - Как грубо, - театрально оскорбилась ведьма.       - Ты ведь сама думаешь точно так же, - засмеялась Линда.       - Да, - всплеснула руками Кассандра и сделала шаг вперед, - а еще я думаю, что Гейзенберг – плохая партия, - она чуть обернулась и встретилась с пристальным взглядом Такалау. – Причем не только для Даниэлы.       Они буравили взглядом друг друга не меньше минуты. Линда чувствовала как каждая клеточка в ее теле хочет вырваться наружу, мутировать и, окунувшись в не совсем чистое водохранилище, плавать, забывая обо всем, пока конечности не начнут ныть от понижающейся температуры воды. Она первой отвела взгляд.       - Я не буду делать глупостей, не сказав об этом тебе, - примирительно улыбнулась девушка и, подойдя к ведьме со спины, обняла ее за плечи.       - Не очень-то это утешает, - отозвалась Кассандра, накрыв ладонью одну из рук спутницы.       Линда положила голову на плечо ведьмы и снова посмотрела на деревню, купавшуюся в лучах понемногу подходящего к полудню солнца. Ее взгляд невольно метнулся к дому из особенно темного дерева, его ставни были всегда открыты, а из-под двери доносился запах свежеиспеченных пирожков. Сглотнув появившуюся во рту слюну, девушка сладко улыбнулась.       - Так мы пойдем в деревню или все твое наблюдение за приготовлениями к празднику закончится здесь? – спросила Такалау.       - Что? – переспросила ведьма с округлившимися от удивления глазами. – Ты хочешь пойти… туда? Владыки обычно дальше статуи не уходят. Все празднование проходит здесь.       - Это, конечно, замечательно, - чуть выйдя вперед, отозвалась Линда, - но тебе разве не хочется заглянуть закулисы?       - Но обычно мы так не делаем, - настаивала на своем Кассандра. В этот момент Такалау поняла, что боится ведьма сильнее, чем показывает. Близость к простым людям приводит ее в панику, в замешательство, плескавшееся сейчас на лице.       - Как говорят в Америке, - заговорщически подмигнула девушка, - все бывает в первый раз. Не волнуйся, - она обняла Кассандру за плечи, - я не дам кучке деревенщин тебя напугать. Но вот это, - она сорвала со статуи, облаченной в кроваво-красную мантию поверх собственных каменных одежд, клочок ткани, оголив грудь девы, и старательно вытерла следы кровавой трапезы с лица ведьмы, - лучше чтоб они не видели. Иначе пугаться уже будут они.       Девушки пробирались через потайные ходы между домами, заглядывали в старые дворики, чтобы, смеха ради, немного попугать скотину, которая, впрочем, не так уж сильно и пугалась, лошади почти вплотную подходили к девушкам и запах крови, разносившийся от Кассандры, их как будто не смущал. Спутницы старались сильно не попадаться на глаза местным, но если такое все же случалось, оперативно скрывались между нависшими крышами покосившихся домов.       Так эти двое обошли всю деревню, пока петлявшие улочки не вывели их к тому самому дому, своей темнотой выделявшемуся среди прочих. Замерев у входной двери, Линда словно боролась с собой, ее пальцы горели от желания лечь на дверную ручку.       - Мы можем зайти, если хочешь, - произнесла подоспевшая из переулка Кассандра с тонкой улыбкой.       - Что? – переспросила девушка, словно голос ведьмы вывел ее из мутного транса. – Куда? – ошарашенно спросила она.       - Я знаю, что здесь живет твоя семья, - примирительно отозвалась русалочья спутница. – Твоя прошлая семья, - поправилась она. – Мне можешь не рассказывать сказки о том, что ты ничего не помнишь. Мама не убивала тебя прежде, чем изменить. Я знаю, что ты врешь ей о потере памяти, - голос ведьмы был до боли рассудительным, в нем не сквозило и тени осуждения. Линда не смогла скрыть обреченного выдоха и опечаленного лица. – Заходи. Они будут рады увидеть тебя, - подбодрила Кассандра.       - Спасибо, - благодарно опустив руку на плечо Димитреску, произнесла Такалау, встретив в ответ нежную улыбку.       Собравшись с силами и потянув дверную ручку, Линда толкнула дверь и впустила в помещение прохладный воздух. Ей повезло, на кухне стояла мать Анки, ее кузины, отмывая чуть покосившийся ящик над столиком. Скрип двери привлек внимание женщины, заставив прервать свое занятие. Когда Линда вошла в дом, женщина всплеснула руками и, бросив свое занятие, побежала скорее обнимать племянницу.       - Линда! Девочка моя дорогая, - восклицала дородная женщина с туго стянутыми на затылке темными волосами с белыми проседями. – Тома, скорее иди сюда, - крикнула она куда-то вглубь дома, прижимая к увесистому бюсту девушку. –Тут Линда пришла. А похорошела-то как. И платье хорошее.       - Ты бредишь, женщина, - послышался громовой голос со второго этажа, где, как помнила Такалау, находилась мастерская дяди, он вырезал мебель из дерева. – Линда в замке, забудь уже о ней. Она не вернется, - однако же шаги спускающегося все же послышались. – Обещал ее отцу позаботиться о девчонке, так ведь нет, умудрилась сбежать. И куда, женщина? В самое пекло!       Линда с тетей стояли почти у самого порога, скрывая грозившиеся выплеснуться на губы улыбки, пока Тома спускался по лестнице со второго этажа и выворачивал из-за угла. Как только взгляд его чуть мутных глаз упал на гостью, из рук тут же попадали все инструменты и мужчина кинулся скорее обнимать девушку.       - Линда! Линда, как же..? – причитал мужчина, стискивая Такалау в объятиях. Ей ничего не оставалось, кроме как погрузиться в родной запах свежескошенной травы, обработанного дерева и старых пряностей. – Мы уже и не надеялись увидеться с тобой. Столько месяцев пропадала! Говорил же, не приближайся к тому замку…       Линда кашлянула и, чуть отойдя в сторону, дала тете с дядей возможность увидеть свою спутницу. От удивления и накрывшего глаза страха они тут же рухнули на колени.       - Простите нас, госпожа Кассандра, - взмолились они, - мы вовсе не хотели оскорбить вашу семью. Умоляем, простите нам наши черные языки.       - Все хорошо, - улыбнулась ведьма, входя в дом следом за Линдой, которая сейчас стояла с округлившимися от удивления глазами. Она впервые по-настоящему осознала, что в деревне Димитреску не просто почитают, их боятся как чумы. Альсина с дочерями действительно внушала шок и трепет, но чтобы до такой степени... –В конце концов, мы ведь действительно похитили вашу племянницу, - голос ведьмы был спокойным, а взгляд теплым, - только вот остаться с нами она решила сама.       Линда едва заметно вздернула бровь. Остаться сама? А у нее разве был выбор после того, как Димитреску посадила в нее этого паразита, располосовав всю спину своими когтями в пару метров длиной?       - Встаньте, - ведьма дотронулась до плеча мужчины. – Вам нет нужды меня бояться, - коснулась головы женщины. – Я сытая, - добавила она с игриво-кровожадной улыбкой, кинув взгляд на Линду. У той непроизвольно вырвался смешок.       Поднявшись на ноги, тетя тут же побежала ставить чайник, а дядя, ведя гостей к столу, стал уговаривать девушек непременно посидеть с ними немного, хотя от Кассандры по-прежнему держался подальше.       - Тетя, - обратилась девушка к родственнице, когда обычные разговоры о случившемся за последнее время смолкли, а кружки с чаем были почти пусты, впрочем ведьма так и не притронулась к своей, лишь молча слушала, - а где Анка? Я бы с ней хотела тоже повидаться.       - О, дорогая, - лицо женщины тут же омрачилось. – Она в у себя в комнате. Не выходит из нее.       - Анка? Сидит в четырех стенах в самый разгар дня? – не поверила Такалау. – Да быть не может.       По взглядам мужчины и женщины пробежала тень, когда они тихо переглянулись. Улыбка удивления пропала с лица Линды, она теперь выжидающе-внимательно глядела на родственников.       - Что-то случилось? – спросила она.       - Ступай к ней сама, дитя, - посоветовал Тома, - может быть она тебе что-то расскажет.       Линда переглянулась с ведьмой.       - Иди, - тихо произнесла та, - я подожду тебя здесь.       Такалау поднялась из-за стола и направилась в самый дальний уголок дома, туда, где находилась комната кузины. В груди у нее отчего-то похолодело, ноги стали тяжелыми, словно налились свинцом, и каждый шаг отдавался гулким эхом в ушах.       Линда осторожно постучала костяшками пальцев по двери и, не дождавшись ответа, вошла.       - Анка, - окликнула она девушку, лежащую на кровати лицом к стене со спутанными черными волосами в одной ночной сорочке. Закрыв за собой дверь Такалау приблизилась к кузине. – Анка, это я, Линда. Ты спишь? - шепотом произносила она.       - Линда? – хрипло отозвалась девушка, поворачиваясь. – Линда! Слава Матери, ты жива! – Анка кинулась на шею пришедшей. – Я думала, что не увижу больше тебя, - чувствуя, как слезы стекают по щекам, твердила она, пока руки, обнимавшие кузину, не наткнулись на странный бугор немаленьких размеров под платьем между лопатками. – Линда, - чуть отстранившись, всхлипнула Анка, - что это?       - Неважно, - отмахнулась Такалау и, взяв лицо девушки в свои руки, улыбнулась, глядя ей в глаза. – Я рада, что мы снова увиделись.       - Но ты не останешься, да? – со смешком спросила та.       - Не могу, - покачала головой Линда. – Хотела бы, да не могу. Но раз уж сейчас я здесь, - она подвела кузину к кровати и они вместе присели на край, - может быть ты расскажешь мне, что случилось? С каких пор Анка сидит в такой погожий денек в четырех стенах?       Молчание, повисшее в комнате, длилось несколько минут. Все это время Анка обнимала себя за плечи и старалась сконцентрировать взгляд на любом предмете, находящемся в комнате, но вместо этого ее зрачки лихорадочно расширялись и сужались, перескакивая от вазы на столе к стулу, от стула к шкафу, от шкафа к кровати и так бесконечно. Линда ждала, не произнося ни слова. В груди поднимался снедающий монстр тревоги. Может быть они не так часто виделись, как полагается сестрам, но отец оплачивал Анке перелет в Штаты каждое лето, чтобы девушки поддерживали связь не только по телефону.       - Помнишь Григора, моего жениха? Я показывала его тебе, когда ты только приехала, - нерешительно начала Анка. Линда утвердительно кивнула. – Позавчера он пригласил меня на ужин к себе в дом, - голос ее был надломленным, каждое слово давалось с трудом. – Был красивый стол, - она шмыгнула носом. – Он был очень внимателен, такой заботливый. А потом пришел его друг, Стефон. Он живет через пару домов от нас, - она пожала плечами. – Очень быстро я перестала понимать, о чем идет речь. В какой-то момент они оба замолчали и посмотрели на меня, - в голосе Анки появились нотки страха, перемешанного с отчаянием. – Я ничего не рассказала отцу! – заплакала она. Такалау прижала девушку к груди и стала гладить ее по голове, содрогаясь по инерции от рыданий кузины. – Он нашел меня в его доме, когда все было кончено. Я убила Григора. После того как они со Стефоном меня… они… - здесь ее голос окончательно сорвался и различить больше ничего было нельзя.       Анка заплакала. Линде больше ничего не нужно было знать. Кровь в ее жилах взрывалась огненными всполохами, глаза горели диким пламенем. Она держала в объятиях сестру, хотя все ее существо рвалось содрать кожу с мерзавцев. Или хотя бы с одного из них. Анке не надо было договаривать, чтобы Такалау поняла, на что решились эти двое ублюдков.       - А Стефон? – нашла в себе силы спокойно спросить она. – Он еще здесь, не уехал?       - Ходит как ни в чем не бывало, - зашлась слезами девушка. – Я даже маме не сказала. Отец, наверное, догадывается, но…       - Ты мне веришь? – твердо спросила Линда, заставляя кузину посмотреть в свои серо-фиолетовые глаза, бушевавшая в которых гроза обещала уничтожить все вокруг. Анка кивнула. – Я со всем разберусь. Этот мерзавец больше не будет расхаживать по деревне, словно ничего не было. Обещаю тебе, - она коснулась пальцем щеки сестры, - он испытает такое, что ни один смертный не вынесет.              - Давай-ка еще раз, - покосившись на распластавшегося на полу мужчину, произнесла Кассандра, прикладывая заостренный конец резного серпа к нижней губе. – Ты хочешь оттащить эту тушу на фабрику Гейзенберга, чтобы тот над ним поиздевался, - констатировала она, приподняв бровь.       - Да, - заковывая руки бессознательного мужчины в кандалы и пристегивая цепи так, чтобы у того не было шансов выбраться даже при сильном желании, ответила Линда.       - А почему бы просто не отнести его к нам в замок? – с презрением взглянув на Стефона, у которого из разбитого виска сочилась кровь, а левая рука, которой тот пытался отбиваться, больше походила на кровавое месиво, отредактированное дереводробилкой, спросила ведьма. – Мужчин у нас давно не было, все эти безмозглые служанки. Их кровь, - она кивнула на тело, - бывает не так уж плоха.       - Если мы притащим этого ублюдка в замок, твоя мать поймет, что, во-первых, мы ушли дальше положенного, а во-вторых, - Такалау встала с корточек, закончив возиться с цепями, - ей недолго будет соединить одно с другим и догадаться, что я заходила к дяде, - девушка взглянула на спутницу и выдохнула. – Альсина просто взбесится.       - Если узнает, что ты была на фабрике, - предупредила Димитреску, - разозлится еще больше. Может, лучше к Моро эту мерзость оттащить?       - Я хочу, чтобы эта гадина хорошенько помучилась, а Сальваторе вводит подопытным какое-то седативное, чтобы меньше дергались, - покачала головой Линда. – Гейзенберг изобретательнее.       - Не нравится мне эта идея, - заключила Кассандра.       Тем не менее ведьма просунула серп в звенья цепи и, убедившись, что ее жертва не вырвется, рассыпалась роем плотоядных мух. Линда осторожно выглянула на улицу через приоткрытую дверь. Солнце стояло высоко и тащить через всю деревню обморочное тело становилось практически невозможным. Заметив через пару домов тропинку, через подлесок уходящую к водохранилищу, девушка подала знак Кассандре.       - Нам надо попасть на ту тропу как можно быстрее, - полушепотом сообщила она ведьме. – Она ведет к водохранилищу, а после мы сможем спокойно добраться до фабрики.       - Между домов быстро проскочим, никто даже не заметит, - заверила ее Кассандра, в мгновение ока вылетая из покосившейся хибары.       Остановились они у железных ворот, на подходе к фабрике. Никто в деревне не заметил пропажи Стефона или того, как две девушки скрывались меж покосившихся стволов, таща за собой по земле человеческое тело. Возможно, чуть позже, когда обнаружится исчезновение мужчины, люди найдут след, ведущий к лесной тропе, но страх перед владыками и слепая покорность их немым желаниями пересилят рвение найти пропавшего.       А Анка улыбнется, глядя на раскуроченный изнутри дом и следы крови на досках.       Вытащив серп из оков, ведьма внимательно воззрилась на возвышающиеся трубы, из которых валил густой черный дым, и с настороженностью перевела взгляд на Линду.       - Ты уверена? – темным, как сокрытая в подземелье тень, голосом спросила ведьма, обернувшись на спутницу.       - Да, - ответила девушка. – Спасибо, Кассандра, дальше я сама справлюсь.       - Я могу пойти с тобой, чтобы все точно было в порядке, - многозначительно предложила Димитреску, явно намекая на вчерашний инцидент в спальне Даниэлы.       - Не надо, - отозвалась Линда, обматывая кандальные цепи вокруг запястья и устраивая несколько звеньев в ладони. – Если твоя мама не найдет вечером нас обеих, это точно вызовет подозрения, а так ты сможешь сказать ей, что я решила задержаться подольше в деревне, а потом отправилась к Моро. Она все равно не станет проверять правдивость твоих слов.       - Вечером? – переспросила ведьма. – Собираешься проторчать весь день с ним? – она с отвращением покосилась на фабрику.       - Кассандра, - Такалау почти вплотную подошла к спутнице и заглянула ей в глаза, указательным пальцем тыкнув в сторону Стефона, - эта скотина изнасиловала мою сестру. Что бы ты сделала на моем месте? – голос девушки был пропитан сталью и клокочущей злобой, казалось, еще немного и она сама оторвет голову мужчине, но такая скорая расправа в ее планы не входила. - Я хочу, чтобы эта тварь мучилась. Чтобы сам ад показался ему отдохновением по сравнению с тем, что его ждет.       - Но Гейзенберг, - уже мягче произнесла Кассандра. В ее взгляд закралось понимание, она бы сама сотворила все ночные кошмары с тем, кто бы посмел обидеть одну из ее сестер. – И мама.       - Если ты не расскажешь, Альсина ни о чем не узнает, - заверила ее Такалау. – А с ним я смогу разобраться, не маленькая.       Легкая улыбка чуть успокоила ведьму, но сердце внутри все равно билось о ребра с немыслимой силой, хотя причину подобной тревоги Кассандра объяснить не могла.       - Будь осторожна, - она крепко сжала в объятиях Линду. - И возвращайся сразу же, как закончите.       - Обещаю.       Перед уходом Димитреску кинула еще один взгляд, полный презрения, на мужчину и только потом упорхнула всполохом мух.       Небо затягивало тучами, тяжелыми под грузом томящегося снега. Солнце, еще недавно высоко стоявшее в небе и забирающееся в каждый лесной закоулок, прогоняя тень на тропе, стало медленно, но верно исчезать за пригоршнями приближающейся зимы. Линда кинула взгляд на небо, надеясь, что Кассандра успеет добраться до замка до того, как развернувшийся небосвод обрушится потоком нескончаемого снега на румынскую деревушку.       Стефон зашевелился на земле, издавая нечленораздельные звуки и стараясь прийти в себя от поднявшегося лязга цепей и кандалов. Девушка недовольно глянула на пленника и, покрепче сжав в руках звенья цепи, стало медленно топать дальше, сгибаясь под тяжестью брыкающегося тела.       Железные ворота фабрики оказались не заперты. Чуть толкнув одну из створок, Такалау беспрепятственно прошла на территорию, про себя размышляя, всегда ли Гейзенберг так беспечен, раз оставляет вход открытым, или же он кого-то или чего-то ждал. Она не знала, что ликан, следивший за девушками в деревне, уже доложил владыке о приближении гостей.       - Эй, какого дьявола?! – выкрикнул Стефон, молотя сведенными до боли руками по воздуху. – Ты кто, мать твою, такая? – Гневно спросил мужчина, заметив, что тащит его по земле какая-то девка. Линда не ответила, продолжая свое упрямое шествие. – Ты оглохла что ли, сука? Куда ты меня тащишь?       С инстинктом самосохранения у парня точно были проблемы.       - Нет, ну вы только посмотрите на это, - послышался довольный голос Гейзенберга от самых дверей громоздкого здания фабрики, когда те со скрипом распахнулись. – Что тут у нас?       - Умоляю, отпусти меня, - когда Стефон увидел владыку, его голос стал тонким, как у мальчишки, обмочившего штаны в присутствии взрослых. – Только не к нему. Прошу, я сделаю все, что хочешь.       - Боюсь, ты уже сделал все, чтобы оказаться здесь, - не обратив внимания на Карла, ответила Линда, остановившись и обернувшись к мужчине, у которого глаза были на мокром месте, а нижняя губа дрожала так, словно под нее засунули батарейку. Однако взгляд Стефона стал вопросительным. Такалау уронила цепи и выпрямилась, в пояснице что-то неприятно хрустнуло. – Анка – моя кузина, ублюдок.       Глаза мужчины на секунду расширились. Он прекрасно понял, за что ему уготована страшная участь. Линда заметила неподдельный ужас, липким теплом расползавшийся от него во все стороны, так что у мерзавца не осталось шанса выторговать себе свободу.       - Я ничего не делал, - начал тупо оправдываться Стефон. – Это все Григор придумал, я старался его отговорить. Честное слово. Я ничего не делал с ней.       - Забавно, - со злорадством усмехнулась Линда, - потому что она говорит совсем другое.       Стефон хотел пискнуть что-то еще в свою защиту, но Гейзенберг вальяжно приблизился к стоявшей к нему спиной девушке. Пленник с ужасом наблюдал довольную ухмылку, появившуюся на губах владыки, когда тот оказался почти вплотную к Линде, сложившей руки на груди.       - Чем обязан такой честью? – поинтересовался Гейзенберг с такой интонацией, словно вовсе и не горел желанием увидеть Такалау у себя на пороге, да еще с какой-то ноющей тряпкой в цепях.       - Моро как-то упомянул, что тебе нужны новые образцы для экспериментов, - с деловым видом протянула девушка, не спуская пристального взгляда со Стефона. – Вот, решила заглянуть, раз уж появилось бесхозное тело.       Гейзенберг взглянул на мужчину. Живых подопытных ему удавалось достать крайне редко, а ведь все веселье начиналось только тогда, когда люди еще дышали, вырывались, молили о пощаде, готовы были на все, лишь бы их отпустили. Кромсать на кусочки стальными пластинами и прижигать металлические детали в еще пытающиеся сохранить жизнь клетки было занимательно и порой даже продуктивно.       - Как интересно, - голос Карла наполнился энтузиазмом, когда он обошел девушку и приблизился к Стефону, хорошенько пнув его по почкам. Бурная реакция пленника явно порадовала Гейзенберга. – Что натворил этот мешок с дерьмом?       Линда молчала, ледяным пронизывающим огнем глядя на будущую жертву экспериментов. Кроме боли и отвращения на ее лице не отражалось ничего.       - Он прикасался к тебе? – встав напротив Такалау, уже жестче спросил Гейзенберг и пламя, вспыхнувшее в его глазах, предвещало бурю растерзанной плоти.       - Не ко мне, - умолчав подробности, ответила она, встретившись взглядом с владыкой. – Я не хочу, чтобы он умер быстро, - как можно спокойнее девушка. – Я хочу, чтобы он страдал, мучился каждую секунду своего жалкого существования. И я точно знаю, что сделать это сможешь только ты.       Чуть вздернув подбородок, Гейзенберг окинул взглядом ее с ног до головы, словно оценивая стоит ли игра свеч, после чего на его губы томно выплыла довольная улыбка. Мужчина коротко кивнул и обернулся на дрожащего от страха Стефона.              Крики, эхом разносившиеся по фабрике, терялись между первым и вторым этажом, даже не доходя до главного цеха. В какие-то моменты вопли сменялись мерзкими булькающими звуками, словно кто-то захлебывался собственной рвотой после ночи беспробудного пьянства, а потом все на несколько минут стихало.       Линда сидела в неглубоком кресле, обтянутом старой кожей, откинувшись на спинку и приложив сомкнутые пальцы левой руки ко рту. Ее глаза, подобно жадному охотнику, вперились в висящего на цепях Стефона. Злорадная ухмылка время от времени скользила по ее губам, когда взгляд опускался на крюки, рвавшие плоть мужчины на груди и голенях, шестерни с заточенными до острых кольев зубьями, впивавшиеся в живот и лопатки, и металлические пластины, разогретые до такой степени, что края начинали плавиться и, капая на кожу подопытного, соединялись с ней, словно вступая в симбиоз, причиняющий невыносимую боль и бесконечное единение с железом.       - Прошу вас, владыка, умоляю, - выплевывая кровь, прохрипел мужчина, - не надо. Я больше не вынесу.       Карл расхаживал перед Стефоном, проделывая отточенные временем и навыками манипуляции, позволявшие металлу скрежетать и резать плоть, оставляя жертву эксперимента не только живой, но и в сознании. Его плащ висел на спинке стула неподалеку, рукава светлой рубашки, теперь запачканной кровью, хлещущей время от времени фонтаном из Стефона, были закатаны до локтя, открывая крепкие руки, сплошь покрытые шрамами и проступающими в некоторых местах венами. Мужчина несколько раз за прошедшие четыре часа подходил к столу и рассматривал составленные им же накануне чертежи, сверяясь с прототипом, задумкой и результатом.       Когда очередная арматура, с вкрапленными в наконечник шипами, проехалась по бедру Стефона, Линда шумно выдохнула, даже не стараясь подавить довольную улыбку и горящие в полутьме глаза пурпурного заката. Должно быть, это жизнь с Димитреску или мутация сделали ее такой жестокой. Она заложила ногу на ногу, когда почувствовала жар, растекающийся от низа живота и из груди по всему телу. Ее взгляд невольно метнулся к Гейзенбергу, который в этот момент наблюдал за Такалау, тяжело дыша.       Их взгляды сцепились в немом танце, захватывая друг друга эфемерным желанием, проникающим в реальный мир.       - Нравится шоу? – поинтересовался Карл.       Стефон потерял сознание сразу же, как только владыка отвлекся от него, словно сами пытки и возможный гнев Карла за блаженное забытье заставляли мужчину поддерживать себя в изборожденном металлом и изуродованном теле.       Гейзенберг стал медленно приближаться к девушке, его больше не волновал эксперимент, звук его шагов разносился скрежетом окружавшего фабрику железа, которое слегка подрагивало под натиском магнитных полей, бесконтрольно сцепившихся друг с другом. По пульсирующему вокруг напряжению Такалау поняла, какой силы воли ему стоит не торопиться, не кинуться к ней через всю комнату, погруженную в беспросветный полумрак.       У Линды такой выдержки не было. Она поднялась с кресла еще до того, как Карл успел до него добраться. Каждая клеточка ее тела пылала, распадаясь на части от непереносимого жжения безысходности и клокочущего в висках желания.       Оказавшись вплотную к мужчине, Такалау нашла его взгляд и, недолго раздумывая, сняла черные очки, отшвырнув их в сторону с таким нетерпением, словно ее бесил сам факт того, что что-то может мешать ее зрительному контакту с Карлом. И стоило только ей сделать резкое движение, как рука Гейзенберга схватила ее за талию, рывком притянув к себе настолько, что девушка чувствовала мужское желание даже через ткань его брюк и свое платье. Воздух с тонким стоном вылетел у нее из легких, когда другая рука по-хозяйски опустилась ей на шею. Линда подумала, что он снова захочет прикончить ее, как тогда у замка, но вместо этого Гейзенберг прогулялся по обнаженному горлу пальцами и, чуть усмехнувшись, впился в него губами, оставляя горячие поцелуи вперемешку с укусами, дарившими кровавые следы, крохотными струйками стекавшими к груди.       Перемежая грубую ласку с женскими полукриками-полустонами, мужчина позволил себе несколько настойчивых шагов по направлению к столу, на котором лежали чертежи, незаметно подталкивая гостью к ровной поверхности. Линда, вцепившись в спину Карла пальцами, как кошка, старающаяся удержаться на дереве перед опасным прыжком, разорвала светлую рубашку Гейзенберга, расчленила ее надвое, оставив неприглядные клочки свисать по бокам. Ее тело отозвалось вставшими дыбом мягкими чешуйками.       Их губы впились в друг друга, разрывая последние преграды, окунаясь в крах и порывы разгорающегося звериного вожделения. Добравшись до стола, Гейзенберг рывком усадил на него Такалау, заставив ее в процессе раздвинуть ноги, чтобы он смог устроиться между ними в максимальном контроле над ситуацией. Его руки, испещренные шрамами, легли ей на грудь, и в какой-то момент до девушки донесся треск рвущейся ткани. Лиф ее платья грозился оказаться никчемным элементом утраченного гардероба, поэтому Линда как смогла схватила мужчину за запястья, заставляя его отвести руки от ее одежды.       Их губы продолжали впиваться друг в друга и, к сожалению, оторвать от себя распаленного Гейзенберга оказалось не так-то просто. На ее протестное движение мужчина одновременно прижал Такалау к себе, заключив в полуобъятия, и толкнулся вперед бедрами, заставив девушку ощутить затвердевший член между ног. Она тихо застонала, прижимая к себе мужчину, лихорадочно бродя руками по спине и плечам.       На пару секунд он утонул в ее волосах, жадно вдыхая запах воды и крови, металлический привкус тут же появился у Карла во рту, а на глаза упала пелена, заставившая Гейзенберга зарычать. Он хотел ее, он желала ее. Напряжение в мышцах становилось практически невыносимым, ему нужна была разрядка, нужна была Линда. Их дыхание было громче работающих механизмов на фабрике.       В этот момент Такалау в голову ударила молния, ознаменовавшая собой все, чему она выучилась за несколько месяцев пребывания в замке Димитреску. Глаза ее сами собой распахнулись и внезапно столкнулись со взглядом Карла, руки которого уже тянулись к ремню на штанах. Перед Линдой вспыхнуло искаженное гневом лицо Альсины.       - Постой, - она не хотела его останавливать, хотела почувствовать его, отдаться ему, но здравый смысл крепко отпечатался в сознании. – Карл, - задыхаясь произнесла она, стараясь отодвинуть мужчину на расстояние вытянутой руки.       - Хватит дразнить меня, - рыкнул в ответ Гейзенберг, снова рывком прижав девушку к своему телу и заставив сладко застонать, почти инстинктивно приобнять его ногами за бедра.       Такалау больше не решилась ничего говорить. Забрав пальцами подол платья, она оголила бедра, позволив Карлу прикоснуться к своей коже, почувствовать мурашки, бегущие по ней, и жар, которым пылало все женское тело. Ее руки сами собой потянулись к ширинке его брюк, неловко расстегивая замок и кое-как справляясь с ремнем. Каждую секунду она невольно задевала пальцами мужской пах, заставляя Карла стискивать зубы почти до скрежета. В очередной раз ее прикосновения Гейзенберг не выдержал, дернувшись вперед, и снова впился зубами в шею девушки, стискивая нежную кожу с такой силой, что оставались багровые, как краски кровавого заката, следы.       Едва различимый шорох юбки долетел до слуха Такалау. Увидев замешательство на лице девушки, мужчина решил довершить дело сам, но прежде чем его руки опустились к ширинке, Линда приложила палец к губам и уставилась на дверь, ведущую к лифту.       - Слышишь? – встрепенулась она, ее глаза стали лихорадочно бегать по комнате, в которой они находились, ища пути отступления.       Карл с иронией посмотрел на нее и слегка улыбнулся.       - Это ты меня так испугалась? – спросил он, делая новую попытку приникнуть губами к женской шее.       - Перестань, я серьезно, - ее взгляд уставился в одну точку, словно бы чье-то появление должно было вот-вот разрушить образовавшийся в комнате мираж. – Сюда кто-то идет.       - Мы бы услышали лифт, - недовольно сказал Гейзенберг, чуть отстраняясь. – Эта штука шума производит больше чем паровоз.       - А я тебе говорю, что слышала чьи-то шаги или… - она навострила уши, стараясь разобрать за грохотом цеха неподалеку звуки, напоминавшие приближение человека. – Мухи, - ее глаза расширились от ужаса, когда она кинула взгляд на мужчину. – Даниэла. Черт!       Соскочив со стола и буквально отпихнув от себя Карла, Такалау одернула платье и устремилась к единственной запасной двери, ведущей из замкнутого пространства. Мужчина вернул в приличное состояние штаны и надел плащ, выбросив перед этим разорванную рубашку в угольную печь.       - Она же должна сидеть под замком, - сетовала девушка, подбегая к двери.       - Там нет выхода, - оборвал ее Гейзенберг, подходя следом и опуская ладонь на женские пальцы, которые уже легли на дверную ручку. Они снова оказались так близко друг к другу, что можно было слышать биение сердец и видеть электричество от соприкосновения тел. Линде показалось, что ее в мгновение ока лишили воздуха. – Шкаф, - он кивнул на металлический ящик высотой до самого потолка, стоявший у стены.       - Это прикол такой? – вскинула бровь Такалау, скептически глядя на предлагаемый выход, больше напоминавший часть интерьера учебного заведения. – Школьный шкафчик?       - Лезь давай, - рыкнул Карл, подталкивая ее в нужном направлении. – Пойдешь прямо, - объяснял он, пока девушка, открывая дверцу, удивлялась крутому тоннелю, уходящему вниз, - потом свернешь направо.       - Поняла, - кивнула она, уже собираясь спускаться.       Он схватил ее за руку и, дернув на себя, нашел ее губы своими. Прижав к себе Линду вплотную и не прерывая поцелуя, Гейзенберг дал ей почувствовать его желание, до сих пор отчетливо выпирающее через ткань штанов. Она тут же обмякла в его руках, издав неслышный стон.        - Направо, - полушепотом произнес мужчина, когда их губы уже разъединились, но тела еще оставались единым целым, - не вздумай уйти налево.       - Это не мне надо говорить, - ответила она и, скользнув языком по мужским губам, развернулась и унеслась вниз по тоннелю.       Все еще чувствуя ее запах, Гейзенберг захлопнул дверцу шкафа. И очень вовремя потому, что через пару секунд в комнату роем мух ворвалась Даниэла с довольной улыбкой.       - Скучал по мне? – тут же проворковала она, подлетая к Карлу и впиваясь в него окровавленными губами. Ее разговоры долгими не были, она тут же запустила руку ему в штаны и с довольным возгласом лизнула кончиком языка шею мужчины там, где заканчивалась борода. – Так ты рад меня видеть? Значит, я не зря пришла.       Гейзенберг плотоядно усмехнулся и, крутанув ведьму на 180 градусов, прижал ее к себе. Его губы оказались возле ее уха, обдав кожу горячим дыханием.       - Не будем терять времени, раз уж ты здесь.       Она чуть задрала платье, уткнувшись ягодицами в мужской пах и отлетела к столу. Мужчина стиснул зубы. Не ей бы быть на этом столе.       Когда Даниэла поманила Карла указательным пальцем, он неспеша подкурил сигару и направился к девушке, по дороге расстегивая брюки. Она приглушенно смеялась вкрадчивым голосом, предвкушая то, ради чего явилась. Притянув мужчину за руку, она снова поцеловала его, когда Гейзенберг позволил себе опереться на стол, поменявшись местами с Даниэлой. Ведьма тут же опустилась перед ним на колени и, довершив высвобождение члена из мешающейся возбужденному достоинству ткани, пустила в ход сперва язык, а потом и губы.       Мужчина продолжал растягивать удовольствие от сигары, глубоко затягиваясь и, через несколько секунд запрокидывая голову, выпуская клубы дыма изо рта, пока Даниэла доставляла ему удовольствие снизу. Он не сдерживал короткие стоны, пробиравшиеся иногда наружу, особенно когда ведьма начала обрабатывать весь его орган своим ртом.       Через несколько минут, когда пепел от сигары стал падать на волосы девушки, Гейзенберг, схватив ее за плечи, заставил ведьму подняться и, развернув к себе спиной, надавил на поясницу, давая безмолвное указание нагнуться. Мужчина не церемонился, даже не старался быть хоть каплю нежным или внимательным, резко входя в Димитреску. Почувствовав внутри его член, она прикрыла рот ладонью, чтобы не издать лишних звуков от пронзившей низ живота боли, а через минуту крики женского удовольствия и характерных шлепков стали разноситься по комнате, то набирая, то скидывая темп.              Линда осторожно отошла от зазора, вид через который открывался как раз на стол. Краска отлила от ее лица, сделав его настолько белоснежным, что казалось будто труп ожил и разгуливает по фабрике, непонятно как туда пробравшись. Почувствовав, как серо-фиолетовые глаза застилает пелена, девушка смахнула подступившие слезы и, тихо развернувшись, направилась вниз по тоннелю.       Со своего места Гейзенберг заметил тень, исчезнувшую в шкафчике, и, негромко выругавшись, стал входить в ведьму так резко и грубо, что той приходилось упираться руками в стоящий рядом стул, чтобы не потерять равновесие и не задохнуться от рвущего ее нутро мужчины.       Прямо. А потом направо.       Такалау вышла у самого края фабрики, едва держась на ногах. И остановилась. Вокруг все было покрыто белоснежным покрывалом. За те несколько часов, что она провела у Гейзенберга, снег налетел с такой мощью, что припорошил толстым слоем все тропинки и деревья.       Обняв себя за плечи, Линда направилась прочь от этого места, в замок Димитреску, оставляя после себя следы на снегу. В конце концов, за Анку она отомстила, а остальное не должно иметь значения.