"Сайранг" - значит "Жгучий булат"

      Как ему и положено, лорд-командующий был рядом со своим королем.       Стояло раннее утро. В Печальной Обители Золотые Мечи провели уже два дня. Два дня, как войско вырвалось из той жуткой долины. Последний день похода и безумный рывок через реку Ролли вспоминал с содроганием. Он все время был рядом с Эйгоном и одним из первых пересек Миндеб, но от этого ему было не легче. «Словно Неведомому в лицо заглянул. И если так досталось мне, то даже не хочу знать, каково пришлось Грифону», подумал он. Тогда им оставалось только бессильно наблюдать, как сломались ряды арьергарда Золотых Мечей. Утяре вспомнилось, как менялось лицо Эйгона по мере того, как переправлялись все новые и новые роты отряда, но Старого Грифа с ними не было. Рыцарь боялся, что придется схватить парня в охапку, чтобы он не бросился обратно через реку на помощь Коннингтону. Но видел в глазах Эйгона только безграничный ужас. Да что греха таить, как бы Ролли ни старался схватиться за поводья своего коня, он не мог пошевелиться – только дрожал от страха. Это и близко нельзя было сравнивать с прошлым боем, когда они помчались выручать авангард. Никто из отряда не отважился переправляться обратно. Наверное, большинство солдат было готово и дальше бежать без оглядки. И одна часть сознания Дакфилда призывала его так и поступить. Другая же требовала держаться. Защищать своего короля.       Первый голос окончательно заткнулся, только когда к ним подъехал Амарфион. Пока проводник ехал рядом, в ушах у Ролли словно гремел чей-то командный голос, велевший оставаться на месте. Когда Эйгон приказал отыскать лорда-десницу, Амарфион помчал вперед, даже не дослушав его слов. Когда он вернулся, с ним уже были и Грифон, и отставшие солдаты прикрытия.       Утяра посмотрел на Эйгона, огляделся по сторонам и оглянулся назад, удостоверившись, что никого поблизости нет. Как и Ролли, юный король тоже держал на поясе меч. «Но если ему грозит опасность, мой меч должен встретить её первой». Странное то было чувство: от Дакфилда всегда требовалось охранять Юного Грифа в минуты опасности, так в чем же была разница с его теперешним положением? Что же заставляло рыцаря чутко спать и смотреть с подозрением на любого, обращавшегося к королю – только ли белый плащ за плечами? Белый плащ мог нацепить любой дурак, но он не делал из обладателя Королевского Гвардейца, не больше, чем делала рыцарем верховая лошадь.       Быть может, дело было в клятвах? Да, он произнес их от чистого сердца. Но теперь, будучи на ногах, он держался куда более настороженным, а ночью, забившись в спальный мешок, всегда был готов подскочить в мгновение ока. «Хороша служба, да только теперь скучаю по «Скромнице», по качке и суете швартовок», подумал он, стараясь забыть о том, что речная лодка теперь так и останется единственной «скромницей», которой он задрал подол. – Сэр Ролли, – бросил на него взгляд Эйгон, до этого увлеченно осматривавший южные окрестности лагеря с его стен, – не кажется ли странной одна штука: когда я смотрю вдаль, то вижу дальше обычного? Наверное, не будь такой облачности, я бы разглядел те леса, о которых болтали разведчики…       Юноша явно нервничал. Кулаки его были так крепко сжаты, что побелели костяшки пальцев.       Дакфилд и сам посмотрел на юг. Король был прав. Рыцарь и раньше замечал подобное, но не мог найти слов, чтобы это описать. – Есть такое, Ваша милость. – ответил Утяра, – а в чем причина, мне страшно и представить. Но уж лучше это, чем та долина.       Насколько же далеко они забрались, если мир вокруг такой странный? Ролли уже слышал о таком на причалах и тавернах от моряков, которые будто бы ходили до самого Ультоса. Но походило это на байки об антиподах, ходящих на головах и разговаривающих ступнями, ну и тому подобное. Халдон всегда считал это пьяным вздором, призванным произвести впечатление на того, кто едва ли выходил в море. – Странное место эта Печальная Обитель, – кивнул Эйгон, – напоминает мне течение Ройны, те участки, где на мили вокруг ни единой живой души.       Утяра понял, что имеет в виду король. По берегам Ройны все еще хватало диких по природе или отвоеванных ею мест, куда не ступала нога человека, кроме, быть может, пирата или странника. Иногда там встречались руины, оставленные древними ройнарами, не такие страшные как Горести, а просто опустошенные и безжизненные. – И их трудно в этом винить, Ваша милость, – ответил рыцарь, – никому не захочется здесь жить, зная, что гнездится за рекой. – Но я слышал, что дозорные нашли следы. Рядом кто-то живет, во всяком случае – проехал мимо, – произнес король, и, подумав, мрачно добавил: – быть может, беженцы. Амарфион говорил о бегущих с севера, о том, что он отстал от них. Или же это нечто, идущее за ними по пятам…       Вспомнился найденный ими полумертвый мальчишка, имя которого уже успело выскользнуть из головы (да и знал ли его вообще Утяра?). Эйгон все пытался с ним заговорить, предлагал еду и питье. Чужак ел, пил вино, но ничего из сказанного им нельзя было разобрать. После того, как Грифон наткнулся на лагерь его племени, спасенного они больше не видели. Ролли беспокоило, останется ли с ними этот Род Беора или нет. Беженцы еще не ушли, их палатки и костры все еще были в лагере отряда, в самом глухом и дальнем его углу. Набравшись смелости, он спросил короля, что он об этом думает. Эйгон посмотрел на телохранителя с любопытством. – Не знаю, – признал он, – я же не могу с ними поговорить, как бы мне того не хотелось. Обеими языками, нашим и их, владеет здесь только Амарфион.       Проводник, которого нашел им Грифон, был человеком странным. Сейчас уже половина Золотых Мечей была убеждена в том, что он – чародей. Для остальных он был избранником богов. Утяра не знал, чему из этого верить. – Наверное, мне стоит попросить его дать мне уроки, – вздохнул Эйгон, – если нам предстоит здесь задержаться, то мне нужно понимать по-здешнему. – А как же лорд Коннингтон? – спросил Ролли; ему было действительно любопытно, что бы сказал об этом Грифон.       Эйгон на миг опустил взгляд, а потом, потирая руки, развернулся лицом к Утяре. – А ты потом его об этом спросишь, – слегка улыбнулся он, – пусть распорядится, чтобы и Халдона научили, если он, конечно, осилит. Я же король. И сам решаю. Тем более, проводник показал, что ему можно доверять. Разве нет?       Перспектива идти наперекор деснице совершенно не радовала. По правде, Грифон всегда был человеком требовательным и упрямым, но, к тому времени, как они добрались до Волантиса, взгляд его сделался еще жестче, а требования все более настоятельными. Словно он куда-то спешил без устали, словно промедление для него подобно смерти. «Может, всему виной обязанности десницы и последствия похода», подумал Утяра. Каким-то шестым чувством он понимал, что даже плащ королевского гвардейца ему не поможет; рыцарь вспомнил, как злобно смотрел на него Грифон, впервые увидевший Дакфилда в новом качестве. – Да, Ваша милость, – несмотря на все сомнения, ответил Ролли, – я поговорю с лордом Коннингтоном.       Солнце поднималось все выше, насыщенная синева утра уступала бледной серости затянутого облаками неба. «Должно быть, скоро дождь», подумал рыцарь, щурясь по дороге на тучи и холодное светило. Здесь царила настоящая осень с её ливнями и холодами, не то что в Волантисе, где её легко можно было спутать с летом. Значит, близка была и зима; Утяра надеялся, что будет она короткой, Халдон же считал иначе. «За долгим летом – долгая зима, кажется так. Но кто сказал, что по-другому не бывает? Вот бы так и случилось, пусть грамотей взбесится». Рыцарь ухмыльнулся, представив, как Халдон раздраженно морщит нос, как дергаются его глаза из-за унизительной ошибки. Но Утяра сомневался, что разговор с Полумейстером выйдет долгим, – с тех пор как они сюда попали, тот был по уши загружен работой со всевозможными инструментами. По ночам и перед рассветом Халдон изучал небо: Грифон приказал ему определить их местоположение. Ролли тоже хотелось бы его узнать.       Во время первой ночевки в Печальной Обители Грифон говорил Эйгону и Халдону, что не узнает здешних звезд, и что то может означать. Утяра тогда стоял снаружи, охраняя вход в шатер короля, слышал только обрывки разговора. «Скоро узнают и офицеры», произнес тогда Джон. Десницу он с тех пор видел мало, а вот Юный Гриф пребывал в дурном настроении – и не надо было быть мейстером, чтобы понять, почему. Если они очутились настолько далеко от Вестероса, то на возвращение обратно уйдут годы. На миг промелькнула мысль, что им уже не вернуться никогда, но рыцарь тряхнул головой, прогоняя её прочь. Не очень-то нравилась ему перспектива до конца жизни не видать ни Вестероса, ни Эссоса.       Проводив Эйгона в шатер, Утяра направился в палатку десницы. Стоило ему войти внутрь, как в ноздри ударил запах. Весь шатер пропах винными парами, и Ролли сморщил нос, пытаясь не обращать внимания на их кислую вонь. На столе стояла большая бутыль, а рядом с ней – небольшая глиняная чаша. Спиртное не только пролилось на пол – им были забрызганы и вещи Грифона. Это очень удивило Ролли – рыцарь не знал, что десница так много пьет: за все эти годы, что он был знаком с изгнанником, он ни разу не видел его нетрезвым. – Сэр Ролли, – позвал его хриплый голос. Коннингтон понуро сидел на табурете у стола. Утяра заставил себя не оглядываться на обстановку, а сосредоточить взгляд на Грифоне. Большая часть синей краски для волос истончилась или осыпалась, на макушке и на бровях наружу лезли седые и рыжие пряди. На борту «Скромницы» лорд брился, теперь же отпустил усы и бороду, намного сильнее тронутые сединой, чем ожидал Утяра. Обе руки он держал на столе, на них были надеты все те же неизменные перчатки, плечи покрывал знакомый по Ройне плащ из волчьих шкур. – Милорд, – спотыкаясь, на каждом слове, начал Утяра, пойманный цепким взглядом налитых кровью бледно-голубых глаз десницы, под которыми красовались морщины и темные круги, – Его Величество послал меня переговорить с вами… Ему кое-что хотелось бы узнать о проводнике, Амарфионе. Его милость хочет с ним побеседовать.       Как бы ни смердело спиртным в шатре, Коннингтон был все также собран и тверд. Человек, к которому обращался королевский гвардеец, не был пьяным. Ролли корил себя за стесненный тон: «Послали утку драконьи приказы передавать», эхом отдалось в сознании. Но нет, Коннингтон этого не сказал, просто смотрел на него с невозмутимым выражением лица. – Что навело его милость на подобные мысли? – едва шевельнулись губы десницы. – Его милость хочет спросить у него, что говорят местные… Я буду его охранять. С нами будет и Халдон, если сможет, – торопливо продолжил Ролли. Ах, если бы он понимал, как надлежит держать себя королевскому гвардейцу, тем более, в разговоре с десницей. Утяра был уверен, что, даже если бы он молчал, Коннингтон все равно, про себя, оценивал бы каждый его шаг.       Грифон даже встал с места. – Значит, его милость желает поговорить с Амарфионом? – задумчиво спросил он, – что ж, пусть так, только если ты исполнишь свой долг и будешь с королем рядом.       Десница вновь пристально посмотрел на гвардейца, который отчаянно боролся, чтобы не отвести взгляд. – Прежде чем уйдешь, сэр Ролли, есть кое-что еще. О чем не должен узнать никто, кроме короля, Халдона и Леморы. – Да, милорд-десница? – замер Ролли, и холодок пробежал у него по спине. То был не первый раз, когда Грифон вверял ему свои тайны, но для чего было секретничать теперь, посреди Золотых Мечей?       «Эх, ты, поклялся же хранить секреты короля, а не их выпытывать». – Ты должен спланировать маршруты побега для короля, – наконец, произнес Грифон, – здесь, вдалеке от Вестероса и толстяка с его золотом, я наемникам не доверяю. Это и есть самое главное. – Думаете, они хотят предать государя? – спросил Утяра, – Они же присягнули нам. Их слово всегда было тверже золота.       Его не прельщала идея ночного бегства с Эйгоном от преследующих их наемников. «Кровь свою пролью вместо короля», вспомнились слова клятвы. Если придется, он действительно готов пожертвовать собой. – Слова бросают на ветер, – сжал губы в нитку Коннингтон (это задело Ролли, он вспомнил, как Грифон сказал подобное, когда узнал, что Эйгон сделал его лордом-командующим), – тем более, слова наемника. Узнали ли ищейки узурпатора об Эйгоне или нет, он все равно был скрыт от них. Но командиры Золотых Мечей – опасные люди. И, если мы не будем их остерегаться, они наверняка дадут нам для этого повод. Теперь ступай,– не терпящим возражения тоном закончил он.       Ролли повиновался, поторопившись убраться из шатра десницы. «Если Коннингтон считает командиров Золотых Мечей ненадежными, то у него, должно быть, есть на то основания», думал рыцарь, шагая прочь, «Грифоний лорд умен, всяко мудрее Утяры». Он направился в королевский шатер к Эйгону. Но туда заглядывать и не пришлось. Снаружи все так же торчал черно-красный штандарт с драконом, а под его сенью, у походного костра, сложив руки на коленях, сидел и сам король. С ним был мужчина, стройный и бородатый. Его длинные серебряные волосы были стянуты узлом на затылке. Ролли поначалу принял его за старика или за одного из лисенийцев. Но по толстому плащу из овечьей шерсти, наброшенному поверх рубахи, узнал Амарфиона, проводника, которого привел к ним Грифон. Несколько раз рыцарю уже доводилось видеть его вблизи, и облик мужчины был ему знаком. Хотя в рядах наемников хватало много более ярких и впечатляющих личностей, было в Амарфионе что-то такое, что привлекало внимание Утяры, даже если отбросить то, чему гвардеец был свидетелем, спасение проводником Коннингтона.       Завидев Дакфилда, Эйгон приветливо ему кивнул. – Уже вернулись, сэр Ролли? Что велел передать лорд-десница?       Рыцарь с ходу заметил, как изменились тон и речь юноши. «Королевские манеры, значит, напустил. Придется подыграть». – Да, ваша милость, десница согласен.       Соглашался ли на то Грифон или нет, Амарфион уже нашел дорогу к Юному Грифу, причем, довольно быстро. Быть может, у него нашлось время побыть вдали от соплеменников или же выдался отдых от разведки местности для отряда. Кто же может отказать королю? Ослушаться его приказа? – Премного благодарен, – ответил Эйгон, и Ролли занял положенное ему место рядом с ним, готовый защищать своего монарха. Он внимательно наблюдал за проводником, на мгновение даже поймал его ответный взгляд. – Ваше величество, соблаговолите ли вы ответить на мой скромный вопрос, – обратился к королю Амарфион (тот лишь кивнул в ответ), – вы очень заботитесь о лорде Коннингтоне и цените его советы. Однако же он вам не родственник. – Лорд Коннингтон был другом моему отцу, – объяснил Эйгон, – они вместе служили оруженосцами. – Отрадно видеть подобную преданность дружеским узам семьи, особенно со стороны короля, – улыбнулся Амарфион. И вдруг сделал паузу, уставившись на огонь, – хотя, здесь явно кроется что-то еще. Коль скоро вы, Ваша милость, теперь король, то, стало быть, ваш отец почил. Солдаты, что идут под вашим знаменем, говорят не о пребывании на престоле, а об его завоевании. Королю, унаследовавшему корону от отца, не нужно вооруженное до зубов десятитысячное войско, чтобы проводить его в столицу.       Сказано было довольно дружелюбно, но Ролли оставалось только дивиться тому, насколько глубоко чужак сует свой нос. – Мой отец, кронпринц, погиб в бою много лет назад, – а моего деда, правящего короля, убили. Золотые Мечи подрядились отвоевать для меня трон моих предков у узурпаторов, которые его украли.       Проводник с интересом смотрел на Эйгона, поглаживая бороду. – Желаю вам успехов в ваших походах и боях, ваше величество. Однако же сейчас дела государевы меня интересуют много меньше, чем отношения отцов и детей. Вы помните своего отца? – Нет, – ответил Эйгон, – когда он погиб, я был совсем младенец. – Стало быть, вас воспитала ваша мать, – произнес Амарфион, но юноша покачал головой. – С мамой и старшей сестрой расправились вслед за дедом. Я ничего о них не помню. С детства меня воспитывал лорд Коннингтон, воспитывал так, чтобы я смог отвоевать престол моей семьи. – Простите, Ваша милость, простите пожалуйста мою оплошность, – извиняющимся тоном начал собеседник короля, – но разве враги вашей семьи вас не преследуют? – Нет, – ответил Эйгон, словно то было само собой разумеющееся, – они думали, я мертв. Мой воспитатель годами укрывал меня и скрывался сам. Он называл себя Гриф, я был его сыном, Юным Грифом.       «Да, для всего мира так и было», думал Утяра и не переставал удивляться, насколько раскрывается перед чужаком Эйгон: такого он еще не видел. «Но тогда мы плыли на той лохани. Теперь же под его знаменем десять тысяч солдат. Что такое еще один посвященный в тайну, по сравнению с ними?»       Амарфион сперва скрестил руки на груди, потом опустил на колени. – Стало быть, лорд Коннингтон был отцом Его Величеству, даже не будучи им по крови…       Вдруг Утяра заметил как медово-карие глаза чужака впились в Эйгона. Сердце рыцаря забилось сильнее, он все ждал подозрительного жеста от проводника, но его не последовало. Эйгон сел чуть вполоборота, отведя глаза от Амарфиона. На подростковую угрюмость или гнев это было не похоже. – Вам не нужно этого стыдиться, Ваша милость, – вновь заговорил беловолосый, заботливо, спокойно и уверенно, – вы же сами говорили, что лорд Коннингтон с самого детства был рядом с вами. Он вас вырастил и оберегал. Защищал от тех, кто намеревался причинить вам вред. У наследников престола всегда много врагов.       По глазам проводника Ролли заметил, что тот не боялся короля, не было даже намека на малейшую настороженность. – Слишком сильно вы интересуетесь жизнью королей, как для проводника, – вновь повернулся к собеседнику Эйгон, – как и врагами наследников престола.       Потянувшийся с ходу к фляжке юноша не казался оскорбленным; скорее ему было любопытно. – Может, и так, – с печальной улыбкой признал Амарфион, – я тоже провел лучшие годы юности и достиг наибольшего мастерства не со своим родным отцом. Но не думаю, что вам это будет интересно, ваша милость. Тем не менее, странное это дело, тосковать по оставшемуся вдалеке отцу, по дому, которого никогда не знал или который потерял. О том, чего никогда не видел, но, кажется, было твоим. Неважно, принц ты или простой пастух. – Что ты хочешь этим сказать, Амарфион? – сделав глубокий вдох, уставился на него Эйгон, взгляды их встретились. – Всего лишь то, что мы не всегда знаем цену себе и своим чувствам. Многие из моих спутников еще надеются вернуться домой, хотя теперь он для нас потерян. Быть может, для них было бы лучше искать себе новый приют в другом месте. – Да, твой народ, вот почему я позвал тебя, – заговорил король. – Знаете что, один из них даже дал вам прозвище, – пристально глядя на него, бесхитростно заметил проводник. Кажется, юношу это смутило. – Прозвище? Я же с ними не говорил. Не владею их языком. – Разве? – переспросил Амарфион, умиротворенно поглаживая серебристую бороду, – насколько я слышал, с одним вы пообщались. – Ах, да, Лорн, – вновь посмотрел король на проводника, – тот парень, которого мы нашли в Нан-Дунгортебе.       Тем временем Утяра украдкой огляделся. В шатре для свиты он заметил Лемору. Септа была занята, но шатер стоял совсем недалеко, так что иногда она прерывала свои дела (по крайней мере, так казалось Ролли). Подглядывала? Надзирала за Эйгоном? – Я пытался поговорить с Лорном, ну, со спасенным, – признал король, – но мы не сумели понять ни единого его слова.       «Так вот как звали мальчишку». Его имя рыцарь слышал всего один раз от Халдона и с тех пор забыл. – Возможно, так это выглядит для Вашей милости, – как всегда, спокойно вещал Амарфион, – Но в нашем лагере он рассказывал, что некто Луин предложил ему еду и питье, был с ним ласков. На нашем языке «луин» значит «синий».       Король понял, что собеседник смотрит на его волосы и издал легкий смешок. – Так, значит, что-то он разобрал? – вслух удивился он, – ну, да, трудно не понять еду и питье. – Ну да, это он хорошо понял, – кивнул проводник, – а еще он понял, что его милость относится к нему лучше, чем большинство людей здесь… Простите, но, кажется, это беспокоит вас больше, чем я мог ожидать…       Утяра заметил, насколько удручен монарх был этим замечанием. – Я был воспитан с добротой относиться к подданным, – ответил Эйгон, – тем более, его семья погибла на его глазах. Он не заслуживал жестокого обращения.       Король махнул рукой, меняя тему. – Я вызвал тебя сюда по двум причинам. Во-первых, узнать, что дальше будет делать твое племя. – Теперь, когда мы выбрались из долины, леди Медлин наверняка двинется на юг. Там есть еще ее соплеменники. – Её соплеменники? – прервал говорившего Эйгон. – Мы не единственные, кто бежал на юг. Беженцев гораздо больше, возможно они еще встретятся у вас на пути. Но, коль скоро это вас беспокоит, леди Медлин недолго задержится среди Золотых Мечей. Её люди беспокоятся, им трудно, когда вокруг такое количество вооруженных солдат. – А ты, Амарфион? Полагаю, ты хочешь следовать за ними?       Отвечать проводник не торопился. – Быть может, да, – наконец, выдавил он, – а, может быть, и нет. Самый опасный отрезок пути они преодолели. – Если ты с ними не идешь, то вот вторая причина, – уверенным тоном объявил Эйгон, – хочу, чтобы ты научил меня языку своего народа.       Даже если Амарфиона это удивило, виду он не подал. – Ваша милость, это большая честь для меня. Но отчего вы желаете сами изучать наш язык? Разве к вашим услугам нет ученых? Мейстер Халдон, кажется, человек сведущий. – Ты много видел ученых в нашем лагере, проводник? – скрестив руки на груди, улыбнулся Эйгон, – большинство здесь говорит на торговом арго, всеобщем или низком валирийском языках; зависит от того, кто и откуда родом. Но если мне придется здесь задержаться, я должен овладеть и наречием твоего племени. Насколько знаю, ты единственный, кто может с нами объясняться. Буду только рад, если у тебя найдется время обучить и Халдона. – Редкий король или вождь озаботится подобным, – расцвел Амарфион, – какой же у меня есть выбор? Короли, как известно, отказов не терпят. Мало ли, его милость мне голову за него с плеч снимет!       Проводник расхохотался так, что волосы бороды вскидывались у него до самых щек. Эйгон тоже издал смешок, Утяра же от греха подальше прикрыл рот рукой. – Только если ты будешь плохим учителем. Вот тогда тебя слонам и скормлю, – пошутил юноша, – Король Мейгор казнил больше великих мейстеров, чем здесь у иного человека пальцев. – Мне только и остается надеяться, что его величество будет более милостив. Я научу вас всему, что знаю, вас и Халдона. Буду приходить к вам или же пошлите за мной в лагерь леди Медлин вашего сэра Ролли, – покосился тот на Утяру. Рыцарь промолчал. Несмотря на оборванный вид, манеры у проводника были явно не как у простолюдина. «Он что, вельможа?», думал рыцарь. – Рад, что ты согласился. Приглашу тебя позже, уже для первого урока, – учтиво подвел итог Эйгон, поднимаясь на ноги. Амарфион последовал его примеру и низко поклонился королю. И, хоть проводник уступал ростом что юноше, что его телохранителю, Утяре казалось, что перед ним кто-то намного более внушительный, чем кажется. – Как будет угодно его милости, но прежде меня ждут еще дела. До встречи на первом уроке, – распрощался Амарфион.       Когда собеседник ушел, Эйгон с довольным видом повернулся к Ролли, как если бы парень победил рыцаря в учебном поединке алебардой или палицей (это было редкостью и стоило больших стараний – Дакфилд никогда не давал Юному Грифу поблажек, не обращая внимания на происхождение). – Что думаешь о нем, а, Утяра?– спросил король. – Пронырливый сукин сын, – ответил Дакфилд, – Гладко стелет. Мне он вроде по душе. Но тебе все равно виднее, чем мне, Ваше величество.       Рыцарь замолчал, задумавшись, что бы на его месте сказал Грифон, но вспомнил про инструкции Коннингтона. – Лорд-Десница просил кое-что обсудить, – продолжил он, – но его милости нужно держать это в секрете. От всех, кроме леди Леморы и Халдона.       Облезло-синие брови Юного Грифа полезли на лоб. – Джон прямо так и сказал? Тогда, сэр, говори-ка вполголоса, – приказал король и огляделся, нет ли кого рядом. Утяра рассказал ему все, о чем беседовал наедине с десницей: о Золотых Мечах, их командирах и опасениях относительно их надежности. С лица Эйгона смыло улыбку. – Хотите, чтобы я сбежал? – широко распахнув глаза, вопрошал юноша, заметавшись по кругу, – просто потому, что Грифон испугался? Мы так далеко зашли… только для того, чтобы бежать? А как нам вообще скрыться от десяти тысяч воинов, если они ринутся за нами в погоню? Они знают, кто мы, их краской для волос не одурачишь…       Как ни старался Юный Гриф, но от Утяры не скрылся гнев в его голосе. Король продолжал сыпать вопросами, а Ролли думал, как же выкрутиться с ответами.       «Я же не Грифон, я не могу мыслить так, как благородные лорды». – То он советует поверить тому, кто завоевал доверие, то ему повсюду мерещатся предатели, – стиснул зубы Эйгон, – эти люди проливали ради меня кровь. Вместе мы прошли через ту адскую долину. Так почему же? Потому что мы заблудились? Когда бы мы не завоевали победу, мы упускаем ее плоды, потому что Джону, видите ли, страшно. – Вы истинный наследник Железного Трона, Ваше величество, если вы погибнете, то вам наследовать будет уже некому. Лорд Коннингтон хочет вас защитить. Поклялся вас защищать и я. Его светлость озабочен вашей безопасностью и возложил это на меня. Это не значит, что вам немедленно надо бежать или скрываться, как раньше, – сказал Ролли и удивился собственным словам. «Никогда так не рассыпался в учтивостях. Все-таки наблатыкался среди лордов».       По тому, как король глядел на лорда-командующего, было видно, что он удивлен не меньше. Прищур его васильковых глаз до боли напоминал Грифона. –Сам знаю! – выпалил он и добавил чуть более спокойным тоном: – мне это годами твердят…       Юноша сделал долгую паузу, слово думая, что еще сказать. – Ступай, – наконец, нехотя, объявил он, – делай, как велел десница. Но запомни: мы сбежим из лагеря, только если я на то прикажу. Не Коннингтону решать, ни Халдону, ни леди Леморе. Ни, тем более, тебе, сэр Ролли. – Есть, ваша милость, – ответил рыцарь, и монарх повернулся к нему спиной.       Теперь Ролли оставалось гадать, останется ли доволен этим Грифон; на сей счет у него были сомнения. «Его светлости это не понравится», прошептал он, сам себе, не Эйгону.       «Мне ли задавать вопросы? Я поклялся повиноваться королю».       Но все равно Утяра сомневался. Прежде ему было проще разговаривать с Эйгоном и возражать ему. Он видел в нем всего лишь мальчишку, младше себя, хоть и ненамного. Неважно, принца или нет. Теперь же у рыцаря было такое чувство, что этим он грозится запятнать свой белый плащ. Так что лорд-командующий просто последовал приказам короля.       Следующие два дня прошли спокойно, без выпадов со стороны Эйгона. Золотые Мечи с момента прорыва из долины торчали в Печальной обители уже больше половины седмицы, не перемещая лагерь, а вот беоринги решили иначе. Их предводительница решила держаться подальше от войска, став табором в глубине территории, за пределами видимости реки. Было ясно, что солдаты и большинство командиров наемного отряда скучать по спутникам не будут. Несмотря на это, Амарфион держался ближе к армии, регулярно перемещаясь между двумя стоянками, чтобы пообщаться с офицерами или дать урок Эйгону. Утяре теперь было интересно, спит ли вообще проводник.       Но на этот раз уже лорд-командующий сопровождал короля к беженцам. На этом настоял сам Эйгон, он лично хотел пообщаться с местными.       Они ехали по жирной земле, заросшей густыми и сильными травами, лошади по колено. На востоке еще просматривалась река, её берег был затянут свежей дымкой. Едва заметив ее, Утяра отвернулся – его бросило в дрожь. Вот уж куда не хотелось снова возвращаться. В нескольких сотнях футов впереди лежал табор племени Амарфиона: несколько дюжин палаток, разбросанных по равнине, да коптящие костры. По сравнению с лагерем Золотых мечей, его рвом и частоколом, ровными рядами палаток и навесов и сторожевыми башнями по углам, он был все равно что лачуги Горького моста по сравнению с замком.       Эйгон спешился на виду лагеря за его пределами, и Ролли последовал его примеру. В этот момент он чувствовал себя пугающе одиноким – ведь пока он слезал с седла, любой мог бы достать кинжал и напасть на короля. А от рыцаря было не больше толку, чем от тех уток в поле, в честь которых нарек его Дакфилдом Грифон. Ни Рыцарь-Дракон, ни Дункан Высокий, ни Артур Дейн такой глупости бы не сделали – но у них было еще шестеро собратьев по ордену.       «А у меня – ни единого».       Встретила пеших гостей уже знакомая фигура Амарфиона, он радушно улыбался и даже его борода теперь не смотрелась настолько дико. – Ваше величество, – уважительно обратился он, – добро пожаловать в наш лагерь. Признаться, мы вашего появления не ожидали.       «Этот человек только и делает, что помогает нам», подумал Утяра, «даже если его соплеменники проявят враждебность, на него можно рассчитывать». – Хотел лично вас навестить, – ответил король, оглядывая людей, собравшихся у палаток и костров. Хотя Утяра и слышал, что среди беженцев много женщин и детей, он никогда еще не видел их так близко. Младенцы сосали материнскую грудь, ребятишки постарше, тонкие как тростинка, жались к взрослым женщинам, греясь у огня. Среди женщин и девушек встречались носившие оружие. Старики и старухи работали наравне со своими детьми и внуками. Мальчишки, не старше семнадцати годов, многие – едва отпраздновавшие двенадцатилетие, были вооружены грубыми луками, слишком большими для своей стати щитами или же копьями и кинжалами по примеру своих матерей и сестер. Ролли не видел ни единого мужчины. Созвал ли их в свою дружину какой-нибудь лорд из крепкого высокого замка? Были ли то молодые и здоровые парни, желавшие славы, или возможности побывать где-то еще, кроме с детства знакомых мест? Кто бы они ни были, теперь Ролли гадал, знают ли они о судьбе тех, кого оставили. На миг даже вспомнилась родная кузница, душная и задымленная. – Боюсь, не очень-то подходит наш лагерь, чтобы принимать в нем короля, – почти извиняясь, кивал Амарфион (хотя Утяре в его ответе померещилась доля иронии). Но Эйгон не обратил на это внимания. – Это твой табор и твой народ. Видал я места и похуже, – уверенно ответил ему юноша, – походные лагеря не больно-то друг от друга отличаются. Ты учишь меня своему языку, вот мне и захотелось повидаться с твоими соплеменниками. Есть у меня к вам одно дело. – Леди Медлин ухаживает за больными, лучше к ним не приближаться, – теребя бороду, заметил Амарфион. – Больные и раненые меня не пугают, – заявил Эйгон, – я и сам умею перевязывать раны.       Пришлось Ролли тащиться вслед за этими двумя вглубь лагеря. – Расскажи мне больше о вашей предводительнице, – спросил король проводника, – она из знатного рода? – Знатного рода? Она из дома Беора, как и все остальные, – не без смущения ответил тот. – Ты говорил, что твой народ зовут домом Беора в честь вашего первого вождя, – скрестил руки Эйгон, – Разве у вас нет дворянских родов? Нет лорда, что правил бы вашими землями? – У нас и правда были лорды. Но леди Медлин не из таких. Она никогда не правила землями и не была женой правителя, – ответил Амарфион (Утяра подметил, как растерялся от этих слов юноша), – она всего лишь дальняя родственница правителя Ладроса, нашей родины. И стала нашей предводительницей за свои заслуги, а не по праву рождения.       Перед ними предстал большой шатер, покрытый грубой холстиной. Внутри играли солнечные зайчики от незалатанных дыр в куполе. От него разило грязью и заразой, как из немытого ночного горшка. Но Дакфилду показалось, что он уловил и сладкий нежный аромат, быть может, исходивший от целебных трав, – ведь здесь содержали раненых. Рыцарь вспомнил, как и сам несколько дней назад проснулся от того, что его величество латал ему бок раскаленной иглой.       А перед шатром Ролли увидел девушку, немногим старше Эйгона и немногим же младше самого рыцаря. Сероглазая, статная и светлокожая, была она почти одного роста с Утярой. Длинные темные волосы беженки были заплетены в косы, украшенные алыми лентами. И несмотря на грязь её одежд, на боевой щит в руках, Дакфилд без зазрения совести счел бы ее хорошенькой. Слишком долго он не был с женщиной, а в городах все девичьи взгляды приковывал Эйгон, а не сопровождавший его здоровяк-рыцарь со спутанной копной рыжих волос. Пришлось снова вспомнить о клятве: если он действительно намерен хранить ей верность, то не видать ему больше противоположного пола до конца дней своих. Ролли крепче стиснул рукоять меча, когда девица покосилась на него и Эйгона. Она нимало не смутилась, даже не покраснела, в её взгляде была только подозрительность. Караульная обратилась к Амарфиону на своем наречии. – Ваша милость, леди Медлин занята, – перевел гостям тот, – И не хочет, чтобы ей мешали. – Ну, раз, она занята, то пойдем к тебе в шатер, – смягчился недовольный Эйгон, – и пригласи Лорна. – Спасенного мальчика? – изумился проводник, – ладно, я позову его.       Амарфион провел их к своей палатке, низенькой и тесной: в ней едва умещалось спальное место для одного человека. Внутри не было почти ничего – только мех с водой да небольшой вещмешок. Как бы ни был важен проводник для своего племени и золотых мечей, он, кажется, совершенно не нажил себе добра, кроме той одежды, что носил на себе. Вскоре вернулся и её жилец, вместе с подростком. Лорн мало изменился с тех пор, как его последний раз видел Утяра, он был все так же изможден и худ, хотя его бледность и отступила. Спасенный осуждающе уставился на рыцаря. Неважно, чему там учился Эйгон у Амарфиона; не требовалось переводчика, чтобы понять, что думает о телохранителе этот мальчик. Удивляться тут было нечему, Утяра ведь силком оттащил его от тел погибшей семьи, а потом Грифон принялся требовать ответов, чего тот даже не мог понять. А вот на Эйгона спасенный смотрел с любопытством. – Луин, – произнес подросток, а Амарфион ласково обратился к нему на его языке. Эйгон с интересом наблюдал за ними. – Мне сказали, ваше племя нас покидает, – заговорил король, – но Амарфион утверждает, что готов какое-то время следовать за мной дальше. Знаю, что ты не мог понять меня в нашу первую встречу. А вот теперь сможешь. – Он хотел бы знать, почему вы спрашиваете. Тогда вы угощали его, а он ничего не сказал. Если это вас обидело, то он приносит извинения, – перевел Амарфион Юному Грифу. Как же хотелось Утяре понять, чего же от подростка хочет Эйгон. То явно было не самое приятное зрелище, но почему же монарх так уцепился за этого парнишку? Да и кого эта история смущает больше, короля или все же его скромного телохранителя? – Нисколечко! – со смехом замотал головой король, – просто хочу разузнать больше. Откуда ты родом? Отыскалась ли твоя родня? – «Амарфион мог бы рассказать, откуда мы пришли», – ухмыльнувшись, вновь принялся за работу переводчик, – на второй вопрос он отвечает, что нет. Все, кого нашли вы, ваше величество, и ваш «кислый рыжик», и были его оставшейся семьей: дедом, матерью и теткой. – «Кислый рыжик», это он про лорда Коннингтона, – уставился на пламя Эйгон. Амарфион кивнул в ответ, а Ролли пришлось бороться с приступом хохота. Да, Грифон был по жизни кислее уксуса, не то что какого-то там маринованного грибочка. – Скажите ему, что я соболезную его утрате и скорблю по погибшим. Я тоже потерял семью.       Вновь Амарфион заговорил с Лорном и выслушал его ответ: – Он говорит, что в их лагере большинство беженцев потеряло друзей или родичей. – Где его отец? – поинтересовался Эйгон.       Лорн посерьезнел на глазах, изменился и тон его ответов Амарфиону. – Ушел вместе с их повелителями на битву, когда началась война, – пояснил проводник, – он всегда хотел увидеть их вблизи, как и Лорн. – С повелителями? – удивился король, – ты же вроде говорил, что ваш лорд жил вместе с вами.       Каждое новое слово Лорна звучало все жестче. – Они были вассалами – над ними стояли другие. Живущие дальше на севере и западе. Лорн никогда их не видел. Теперь он говорит, что этому рад. Они приняли народ Беора, но племя сражалось за них на протяжении многих лет.       Амарфион замолчал и покосился на мальчика. Ролли показалось, что во взгляде переводчика сверкнула злоба. – Когда в прошлом году вновь началась война, его отец с охотой вызвался добровольцем, взял дедовский меч и ушел, как и большинство мужчин в деревне. Но, когда напали враги, то правители увели войско прочь, оставив подданных беззащитными, а их дома – на сожжение. Лорн никогда их не видел, никто из их воинов не защищал его деда и мать. Что же за лорд будет спасать свою шкуру, бросив собственный народ? И где были те, кто обещал помощь и защиту на переходе через Нан-Дунгортеб?       Утяра больше не слушал, он вспоминал Горький мост и другого лорда. Лучащегося улыбкой старика и его ублюдка-сыночка. – А враги? Что насчет них? Откуда они пришли? – спросил в ответ Эйгон.       Лорн попытался ответить, но, выслушав всего несколько слов подростка, Амарфион перешел на крик. Впервые Ролли слышал, как их проводник в гневе повышает голос. Пусть рыцарь и не понимал ни слова, внезапность вспышки гнева и его свирепость его ошеломили. Дакфилд опустил взгляд к огню, который теперь горел не так ярко, как прежде, грозя погаснуть. Обеспокоенный Эйгон оглянулся на телохранителя. Но это прекратилось так же быстро, как и началось. Амарфион повернулся к гостям: – Простите меня великодушно, Ваше величество. Я повторял слова за Лорном, дабы вы могли услышать его ответ. Но это глупости, неуважение к старшим. Он всего лишь мальчик, который так много потерял в один миг.       Эйгон ответил не сразу, должно быть, хотел, чтобы все успокоились. –Я понимаю, что ты – и твой народ – потеряли. И есть кое-что, что я бы хотел им вернуть.       Из своей сумы король достал бронзовую брошку, наподобие застежки плаща. Она была сделана из витой проволоки в виде летящего орла, у которого на месте глаза был вставлен небольшой самоцвет. Лорн сразу ее узнал. – Я не крал ее, – медленно, но уверенно выговорил Эйгон, – снял с плаща твоего деда, чтобы вернуть тебе, потому что кто-то другой мог оставить ее себе.       Протянув руку над костерком, он отдал брошь Лорну. Мальчик аккуратно и бережно забрал её и тут же пристегнул на свой плащ. – Он очень благодарен, что вы ее вернули. Дед говорил ему, что придет время – и она должна перейти к нему.       Эйгон слабо улыбнулся. – Ты говорил, что с леди Медлин не осталось никого из твоих родичей, так? Если ты не хочешь следовать за ними на юг, то у меня для тебя есть предложение. Присоединяйся к Золотым Мечам, если хочешь. Встань под мои знамена. Не знаю, что за правители были в Ладросе и Дортонионе, но клянусь, что я не пренебрегаю теми, кто сражается за меня.       Лорн, казалось, был удивлен и смущен предложением. – Он говорит, что никогда не был в бою. – Это неважно. И без того работы хватит. А если захочет сражаться, то всегда сможет научиться. Что ж, если он захочет остаться с леди Медлин и ее спутниками, то так тому и быть. Это только предложение.       Мальчик явно колебался, его переводчик напустил на себя невозмутимый вид. Наконец, Лорн пробормотал ответ. – Он спрашивает, почему вы хотите, чтобы он присоединился к вам, – перевел Амарфион. Утяра был уже не уверен, были ли то слова подростка или самого их проводника. – Мы почти ровесники. Кроме Амарфиона ты единственный, кого я знаю из местных, а твои соплеменники нас покидают, – смерив обоих глазами, ответил король, – ты сам сказал, что в таборе у тебя не осталось родичей. В рядах Золотых Мечей ты сможешь стать рыцарем, даже лордом. Место для тебя найдется, даже если не хочешь сражаться. Тем более, с тобой дурно обошлись, и я хочу за это тебе воздать.       Повисла еще более долгая пауза. Эйгон пристально смотрел на своих слушателей, ожидая ответа. Наконец, Лорн нарушил тишину, отвечал он тихо и неуверенно, но снова поднял глаза. Утяра разобрал слово «Луин». – «Тогда я пойду за тобой, Луин, покуда для меня есть место», – перевел Амарфион. Эйгон расцвел от радости и протянул ладонь подростку. Тот ухватился за нее, Юный Гриф помог ему встать на ноги, а потом – смахнул грязь с полы его синего плаща. Хоть юноши и были примерно одного возраста, рядом с королем Лорн казался куда ниже ростом. – Тогда собирай вещи и попрощайся со всеми. До захода солнца ты переберешься в наш лагерь вместе с Амарфионом.       Утяра просто обязан был спросить своего государя, для чего ему понадобилась вся эта затея. – Ваше величество! – обратился он к Эйгону и увлек его в сторону от палатки Амарфиона. Ему не хотелось, чтобы проводник подслушал их разговор. Только убедившись, что они отошли достаточно далеко, чтобы тот не расслышал, рыцарь отважился спросить: – Не в моем положении перечить королю, но почему вы решили взять с собой этого мальчика, Ваша милость. – Так, Утяра, ты же слышал, что я сказал. Тут врать смысла нет. Этот бедняга потерял всю свою семью, а я даю ему шанс на новую лучшую жизнь. Племя Беора все равно скоро нас покинет. – А с нами-то что он забыл? Он даже объясняться без переводчика не может. – Но я же учу их язык, – улыбнулся Эйгон, – хотя служить с солдатами наравне ему будет тяжко, тут ты прав…       Утяра одобрительно кивнул. – Но из него мог бы получиться паж, – продолжал король, – или даже твой оруженосец. Ты бы мог научить его владеть оружием, а Амарфион объяснил бы ему всеобщий язык. Представь себе, он может стать рыцарем. И даже присоединиться к тебе в качестве королевского гвардейца, если захочет.       Ролли эта идея насмешила: Лорн явно был слабаком, быть может, он никогда в жизни не держал меча. Но тогда и сын кузнеца в роли лорда-командующего Гвардии выглядел не менее забавной шуткой. – Как скажете, Ваше Величество. Я всего лишь поинтересовался.       Когда день уже клонился к вечеру, они были готовы уехать из лагеря беорингов вместе с Лорном и Амарфионом. Но прежде, чем они уехали, в сопровождении стайки вооруженных девиц перед ними предстала леди Медлин – она пришла попрощаться с Лорном. Странные чувства испытывал Утяра, глядя на щиты и копья в руках женщин. В голову лезли байки о женщинах одичалых, о том, какой забавой служит им убийство мужчин. Леди Медлин мало напоминала супругу лорда Касвелла, Фалию – кроткую, слабую и тонколицую. Статная предводительница беорингов своим суровым видом скорее напоминала сварливую торговку рыбой, готовую торговаться до последнего гроша. Или леди Корру во главе её пиратского экипажа на Ройне. – Что, неловко, сэр Ролли? - вполне дружелюбно, если не сказать заигрывающе, прозвучал голос Амарфиона. Чего-то подобного Утяра и ожидал. – Чего? – переспросил рыцарь. Он в точности не знал, как же надлежит обращаться к проводнику, тот ведь не был ни рыцарем, ни лордом. Быть может, просто «сударь»? В Горьком Мосту некоторые даже его отца называли «сударь Карл». «Будем надеяться, что подойдет». – Кажется, ты слишком долго пялишься на женщин, – подметил чужак, – это из-за копий? – Отчасти да, – признал Утяра. Но, будь у юных дев хоть копья, хоть рыболовные снасти, их облик постоянно напоминал о данных клятвах. – Я слышал, что в вашем братстве дают обет вечного безбрачия, – ухмыльнулся Амарфион, – это и есть твое «отчасти»?       «Семь преисподних, да откуда же чужак узнал!». В глубине души Ролли счел это уловкой чародея, проникшего прямо ему в сознание, но отыскал разумное объяснение. «Должно быть, услышал в лагере, ведь большинство вестеросцев об этом знает. Так что не надо забивать голову глупостями о колдунах». – Так и есть, сударь Амарфион. Только с чего бы тебе это было интересно? – Не волнуйся, сэр-рыцарь, – почесал тот бороду и радушно объяснился: – я не собирался насмехаться над твоими клятвами. Тем более, что сам все прожитые годы не испытывал нужды в браке. Стремился в этом мире совершенно к другим вещам.       «К болтовне», хотел, было, сказать рыцарь, но предпочел держать язык за зубам: король остался бы недоволен таким выпадом.       Амарфион вышел вперед к Медлин и Лорну, но прежде обратился к Утяре. – Скажи его милости, что когда мы вернемся в лагерь, я поговорю с лордом Коннингтоном. Возможно, до захода солнца у него будут важные известия для короля.       Как ни смутили Ролли слова проводника, он уж точно их запомнил. Потому что ночью по их души действительно заявился Грифон.       Они уже давно вернулись в лагерь Золотых Мечей. Большую часть вечера Эйгон провел в делах, пока Лемора искала Лорну место в лагере. Десница, вроде как, коротал время с командирами или у себя, – где именно. Ролли в точности не знал. Наемники роптали; говорили, что офицерам тоже было не по себе. В мыслях Дакфилд возвращался к разговору с Коннингтоном и его сомнениях относительно Золотых Мечей.       Затянутая в неизменную перчатку рука Старого Грифа отодвинула полог королевского шатра, в котором все еще горел свет. Холодный порыв ветра хлестнул Ролли, когда Джон Коннингтон бросил на него взгляд. Выцветшие голубые глаза изгнанника сверкали решимостью. – Утяра, – торопливым тоном заговорил гость, – мне нужно увидеть короля.       Рыцарь отошел в сторону, пропуская его внутрь. Лорд подошел к Эйгону. – Ваша милость, нам нужно поговорить. – Это все из-за беорингов, Джон? – спросил юноша. Но десница покачал головой. – Нет, это куда важнее каких-то бродяг, – рубанул с плеча десница.       Суровым было его лицо, произносил он слова с расстановкой, куда неуверенней, чем привык слышать Утяра. Но следующая фраза лорда все равно сразила рыцаря наповал. – Идем на запад. На войну.