"Сайранг" - значит "Жгучий булат"

      Ородрет посмотрел вниз. Перед ним, на обрыве Тол-Сириона возвышался небольшой холмик земли и камней, укрытый в тени крепостных стен. Здесь, на этом неотмеченном клочке земли, покоился его отец. И, что ужаснее, о том, где расположена могила, пришлось спрашивать Сарада. Это комендант похоронил здесь Ангрода, без лишнего шума и почестей – так донесли князю. Там же лежал и меч Аэгнора, один из многих, ибо тело дяди испепелило пламя Ангбанда.       Они не заслуживали такого последнего приюта. – Он не хотел себе пышной церемонии, чтобы не отрывать солдат от оборонительных работ. Тем более, если крепость падет, то орки легко разыщут и разграбят гробницу, – так объяснил свое решение капитан. Но для Ородрета это было слабым утешением.       «Ибо, хотя промыслом Эру вам не суждено умирать в Эа, и никакой болезни не одолеть вас, вы можете быть сражены и сражены будете – оружием, муками и скорбью; и ваши бесприютные души придут тогда в Мандос. Долго вам пребывать там, и тосковать по телам, и не найти сочувствия, хотя бы все, кого вы погубили, просили за вас», – таково было преследовавшее их пророчество, эхом звучавшее все эти годы. А будет ли Ангрод там, в залах Мандоса? Он не запятнал себя братоубийством в резне при Альквалонде. Но он хотел забрать те корабли, которые Феанор и его сыновья добыли себе кровью телери. Свидетелем тому был дед Ородрета – который знал, что нельзя идти в поход плечом к плечу с осквернившими себя кровью родичей. Не раз и не два в былые времена Ородрет задавался вопросом, стоило ли ему последовать за Арфином («нет – теперь-то деда надлежало именовать по-королевски, Финарфином», напоминал себе князь) и вернуться в Тирион. Но хорошему сыну надлежало следовать за отцом, даже если они в разладе. Вот и повиновался будущий наместник Тол-Сириона не велениям своего сердца, а приказам отца и дяди. Шел вслед за ними – чтобы теперь пред ним предстал конец этого пути. Могильный холм, вот все, что осталось от них в этом мире. «Когда все закончится, я заберу останки в Нарготронд, где их перезахоронят со всеми почестями. И Финдуилас сможет попрощаться с дедом в последний раз», поклялся про себя Ородрет.       В последний раз бросив взгляд на захоронение, он повернулся и начал свой подъем по винтовой лестнице в башню.       На вершине князя уже заждался Гвиндор. Наследник Гуиллина уже избавился от большей части брони, снял и голубой плащ, оставив только поддоспешный наряд из невыделанного шелка да меч на поясе. Встретив наместника, он почтительно склонил голову – но и в такой позе молодой эльф-нолдо был несколько выше наместника. Стоя в полный рост, он возвышался над ним на целую голову. А ведь всего каких-то неполных два столетия назад это был маленький мальчик, едва достававший князю до колена. – Могли бы и присоединиться ко мне там, внизу, – заметил Ородрет. – Я знал Ангрода и Аэгнора, – печально ответил Гвиндор, – но это ваша семья, которую вы оплакиваете. Они мне не родичи. – Скоро будут и твоими, – потрепал его по плечу князь, – когда ты женишься на Финдуилас, когда объединим мой дом и дом твоего отца. Если бы они могли это увидеть… Но что бы тогда сказал Ангрод? Одобрил бы он такой выбор? С другой стороны, почему нет: Гуиллин был другом детства Ородрета. Теперь же он был живым напоминанием валинорского совершенства в этих грубых и жестоких землях. – Скоро, – кивнул Гвиндор, но на лице его промелькнула тень, не то скорби, не то вины. Быть может, он думал о погибшем младшем брате, Гелмире. – Пойдемте, сир, нас ждут в цитадели, – наконец произнес он.       Быть может, в былые времена в старой трапезной гремели пиры, где можно было, удобно расположившись, непринужденно поболтать с друзьями. Но теперь здесь не лилось вино, не звучала в чертогах музыка – грязный ратный труд не оставлял места для таких развлечений. Теперь в помещении собрались все рыцари и командиры войска Ородрета, а также те из офицеров гарнизона, которых лучше знал князь. Не было с ними только людей-эдаин: никто среди них не имел столь высокого звания и полномочий, чтобы присутствовать на совете.       Меньше всего наместник ожидал, что обстоятельства его возвращения окажутся настолько выбивающими из колеи. «Присяжные Гвиндора рвутся в бой. Гарнизон сцепился с бежавшими в цитадель из Дортониона. Сарад на ножах со всеми и не владеет обстановкой», думал Ородрет, занимая законное место во главе стола как наместник короля. Сразу по правую руку от него заседал Гвиндор, начальник над конницей и его заместитель. По левую – Тандир, заведовавший обозом и снабжением. Вообще-то это место полагалось Сараду, но князь не желал выказывать подобное одобрение его действиям. За спиной своего сюзерена жался у стенки молодой Суилор, ему было дозволено присутствовать, но не участвовать. «Пусть наблюдает, мотает на ус, как старшие умеют пререкаться».       Стоило наместнику занять место за столом, как Гвиндор начал речь: – Вернулись мои разведчики. Враг зашевелился. Орочье войско марширует с северо-востока. Они уже преодолели Ард-Гален и в течение недели выйдут к нашему предполью.       Ородрет кусал губы: он-то надеялся, что, коль скоро его войско добралось до крепости, скорого нападения ждать не следует. – И какова их численность? – Около двадцати пяти тысяч, возможно и больше, – ответил тот, – это, самое меньше, в пять раз больше тех сил, которые есть у нас. Но их превосходство отнюдь не неодолимое. Мы побеждали несмотря ни на что, оборона острова по-прежнему крепка. Тем более, если они намерены нас осадить, им придется переправляться через реку.       «И такая орда может позволить себе переправляться с боем, на наших плечах», встревоженно думал наместник. По крайней мере, Тандир уверил его, что запасы крепости полны и позволят им длительное время выдерживать любую осаду. Но, даже если им удастся удержать стены, вряд ли оборона завершится в их пользу. Князь не мог избавится от мысли, что ему, запертому в цитадели, останется только взирать на Врага – поджидающего снаружи или идущего на юг, нести резню и опустошение.       Начальник гарнизона тоже присутствовал за столом. Его израненное тело, как и в первую встречу с Ородретом, было перемотано бинтами. Позади него стояли два других офицера, носивших геральдику Дортониона. Их лазоревые плащи были застегнуты одинаковыми железными пряжками. Гордые мужи, столетия прожившие на бастионах осады Ангбанда, подобно отцу и дяде. – Бывало и так, что мы терпели поражение, когда, казалось, все было в нашу пользу, – глухим усталым голосом высказался он, – не будь так самоуверен, принц Гвиндор. Ты же был с королем прошлой зимой и должен помнить, чем все кончилось, когда наших предводителей застали врасплох.       Ородрет злобно уставился на коменданта. – Да и ты сражался в Дагор-Браголлах, капитан, – не испросив на то разрешения, заявил Бамельдир, сердито посмотрев на князя. Взгляд молодого рыцаря не укрылся от одного из дортонионцев. – Что, если они вновь обрушат на нас пламя, как это сделали в Ард-Галене? – в попытке пресечь обмен враждующих партий воспоминаниями о поражениях, вмешался Тандир.       Да, Ородрет не участвовал в Битве Внезапного Пламени, но наслышан был о ней более чем достаточно, чтобы беспокоиться. Всю долину Ард-Галена охватило пламя, осадные лагеря и укрепления были охвачены огнем, что без остановки полыхал день за днем. И большинство оказавшихся внутри просто не имели шансов на спасение. А когда пламя погасло, растворились врата Ангбанда и оттуда хлынули полчища Черного Властелина.       Комендант поднял голову. – Сражался? – почти не обращая внимания на Бамельдира, молвил он, – дитя мое, если бы это было так. В Битве Внезапного Пламени было мало места для желающих махать мечом.       Потом повернулся к Тандиру. – Пламя вырвалось из Ангбанда само по себе. Если бы прямо по пятам его шли орки, они бы вышвырнули нас из Дортониона гораздо быстрее.       Недовольному Бамельдиру пришлось держать язык за зубами: Гвиндор поднял руку, призвав его к тишине и обратился к Ородрету: – Свары помогут разве что наступающему на нас противнику. Ваша светлость, вы же наместник Цитадели. Мы в вашем полном распоряжении.       Наместник все это понимал. Слишком хорошо понимал. Удержать остров, сдержать поступь Врага – таков был приказ венценосного дяди. – Принц Гвиндор, сможете ли вы удержать врага на переправах? – спросил он, – Быть может, удастся и вовсе не позволить оркам приблизиться к острову.       Шансов было мало, но если и был в Нарготронде воин, которому хватило бы на такое доблести, так это Гвиндор. – Можно рискнуть, – вмешался Сарад, – но это будет мясорубка. Надеяться на удержание бродов просто бессмысленно. И доблесть принца Гвиндора тут не при чем. Враг может позволить себе нести потери, наместник. А мы – нет. Вместо этого нам следует всецело положиться на крепость наших стен. Зима близко, противнику придется или разбивать об них лоб, или отступить, чтобы пополнить припасы. Вот почему, отступая из Дортониона, мы уничтожили дороги через горные перевалы.       На удивление, Гвиндор не стал спорить, а одобрительно кивнул. – Воистину, справедливы слова Сарада, сыны Алимо, – торопливо ответил он, – по крайней мере, в одном. Просто опрокинуть их на переправе чревато потерями. Да, река сыграет нам на руку и я смог бы принести нам победу – но потеряем своих сверх допустимого. Вместо этого стоит воспользоваться численностью противника. Обратить ее против самих же орков. Вот если оборону переправ будут поддерживать из крепости и укрепленных лагерей, тогда можно будет предотвратить их появление на острове. Моя конница уже развернута за пределами ворот, они готовы выступить по первому моему слову.       Доселе перебиравшая пальцами по позолоченному гребню шлема, Тиринде теперь стояла наготове, в ожидании дозволения говорить. «Интересно, насколько она готова к своим новым обязанностям?», подумал князь и торопливо кивнул ей. – Суда, которые нам поручили построить, тоже уже готовы. – Суда? – изумился Ородрет, – мне о них не докладывали.       Чем дальше, тем больше наместнику казалось, что он не знает и половины происходящего в его собственной крепости. – Простите, князь, – ответила она, – работу начали еще до вашего прибытия по приказу коменданта Сарада. Князь Ангрод приказал скрытно построить речную флотилию для борьбы с орками.       «Собирался ли отец использовать их, чтобы уйти вниз по Сириону, если Минас-Тирит падет?» – Сформируйте экипажи из самых надежных и храбрых солдат гарнизона, – приказал Гвиндор, – они понадобятся в бою. Если орки захватят плацдарм для переправы, флотилия должна быть готова ударить по моему сигналу.       Начальник стражей цитадели ответила поклоном.       Многие из собравшихся принялись приглушенно переговариваться, слова Гвиндора пришлись им по душе. Конечно же, самые громкие возгласы одобрения принадлежали рвавшимся в бой присяжным самого принца, но, кажется, недобитки из Дортониона тоже остались довольны. Непроницаемый вид хранил только Сарад. Бросив взгляд на его изуродованное лицо, наместник попытался прогнать мысли о своей поруганной святыне, о Херенионе и его семье, бегущих на юг прочь с земель, которые он им даровал. «А ведь комендант обязан Гвиндору, если бы не его советы, то я бы покарал его за содеянное вне зависимости от того, что там думают его солдаты».       Но вместо этого старый ординарец отца ставил под сомнение каждое слово принца, да и князя тоже. – Есть еще один повод для беспокойства, князь Ородрет, – произнес Сарад, не спуская с Гвиндора своих серых глаз, – после падения Дортониона у нас беззащитный правый фланг. Покойный правитель Ангрод всерьез рассматривал эту угрозу. Вам тоже стоит принимать ее во внимание. – Противник идет с севера, а не из Дортониона, комендант, – возразил наместник.       «Есть куда более явные и опасные угрозы. Тем более, все переправы через Сирион просматриваются из крепости. Все, кроме той дороги, по которой мы и приехали». – Если вражеское войско выступит из Димбара и пересечет Сухую Речку, то они ударят нам в тыл, как раз, когда мы будем скованы орками на противоположном берегу, – поддержал ветерана Бамельдир, который уже говорил об этом, когда дружина шла через Бретиль. Тогда планы по ее предотвращению строил Гвиндор. – Возможно, – ввязался в спор Гонодор, пусть говорил он и намного сдержаннее молодого рыцаря, – но я не думаю, что подобное входит в планы противника. На пути у них стоит лес Бретиль. И племя халадин примется тревожить орочьи колонны, стоит им только вступить в их земли. Врагам это хорошо известно – именно поэтому они и наступают с севера. – Но, что если они изменят маршрут и нанесут удар оттуда? – возразил Бамельдир, – оттуда они смогут выйти на Талат-Дирнен, обойдут нас и окажутся в глубоком тылу.       Ородрет немало удивился подобному предположению: это было совершенно невероятным. Потому что любая армия, оставившая в тылу Минас-Тирит, угодила бы в капкан между лесом и крепостью и была бы уничтожена. – Дитя мое, кабы враг был настолько глуп как ты, то мы давно бы захватили Ангбанд, – воскликнул один из стоявших за спиной Сарада. То был Эрамат, еще один из присяжных отца, невысокого роста, полноватый, с тугой косой русых волос, охватывавшей череп. Такая прическа некогда была в ходу у пожилых синдар на севере.       Гвиндор встретился взглядом с ветераном. Ородрету оставалось только гадать, что же сейчас на уме у сына его лучшего друга. – Позвольте Гвиндору высказаться, – приказал князь. – Достопочтенные воины, – с присущим его отцу красноречием учтиво начал Гвиндор, – нельзя, конечно, исключать, что враг попытается совершить обманный маневр в духе ваших предостережений. Но ожидать от него следует обратного. Хоть армии Моргота и многочисленны, большинство его прислужников на западном направлении связано осадой Барад-Эйтеля. Падение Дортониона произошло сравнительно недавно, и оркам эти земли полностью не покорились. – Послушай-ка меня, начальник конницы, – обратился к нему Эрамат, – против нас в Дортонионе было сорок тысяч орков. Даже больше. И теперь враг вдруг атакует вполсилы? Где же он понес потери? Объясни же. – Он атакует меньшими силами, потому что остальные задействованы на других направлениях. В Ладросе и на зачистке ваших земель.       Каждый знал, что были и те, кто остался на завоеванных землях. В прошлом году в Ладрос вернулся его бывший правитель Барахир с армией преданных людей, но с тех пор о них не было вестей. Могли ли второрожденные действительно дать отпор армии Моргота сейчас, без поддержки и руководства эльфов, как это было прежде? – Кто бы там ни остался, он не сможет оказать такого сопротивления как мы, – грубо отмахнулся Эрамат, – теперь, когда их дома потеряны, когда над ними нет твердой руки, людишки просто разбегутся. Не рассчитывай, что они удержат тебе орков. – Тут уж враг будет решать, а не мы, – ответил на выпад Гвиндор, – в любом случае, врагу нужно будет для начала закрепиться и усилиться. Той армии, что идет сюда, хватит сил нас обложить, пока не будут готовы остальные или пока к ним не пришло подкрепление из Ангбанда. Тогда-то они и предстанут перед нами во всей своей мощи.       «Но к следующему году, когда закончится зима, дядя-король наверняка сумеет собрать новое войско, готовое прийти на помощь Минас-Тириту». – Но, – продолжал Гвиндор, – выбора у нас нет: только сосредоточить все наши усилия на противнике за рекой. Разделение сил ради прикрытия дороги через Бретиль только ослабит нашу оборону. Все, что нам остается, это верить в силу людей и исполнить свой долг здесь. – Племя халадин крепкий орешек, – поддержал Гонодор, – чтобы справиться с ними, оркам понадобится численное превосходство. Им придется отправить туда несколько тысяч воинов, не меньше. Они не станут размениваться такими силами ради обманного маневра, особенно с учетом того, какая уже идет на нас армия. – Правильно сказано, – кивнул им Ородрет и повернулся к остальным.       Когда наместник заговорил, то с трудом сдерживал дрожь, робея от страха. Слова его весили сейчас так много, словно он вновь стояла на скалистом обрыве в Альквалонде, где впереди были лишь море и ветер, а позади – далекий свет Древ. Ребятишки часто подзуживали друг друга прыгать оттуда в воду. Но в Белерианде все было намного жестче, чем где-либо в Валиноре.       То было странное переживание, не ставшее менее острым с тех пор, как он впервые испытал его однажды темной ночью в Тирионе: настолько волнующим было осознание то, что его не просто слушают – к нему прислушиваются. Только сейчас выбор стоял между жизнью и смертью, от решения командующего зависели жизни всех остальных. «Ощущал ли подобное отец перед каждой грядущей битвой, или же был выше этого, закаленный прожитыми годами?» Уже этого было достаточно, чтобы Ородрет замешкался, пожалел о сказанном, взял обратно каждое слово и усомнился в нем. Вспомнились видение во сне и прозвучавшее пророчество: «Час погибели приближается и время нолдор на исходе. Остерегайся востока». Перед ним разверзлась бездна, зияющая пасть, ждущая, когда он в нее упадет. «Не в твоем положении медлить, пора защищаться». На этот раз, впервые у него был шанс руководить сражением. Победить там, где проиграли Ангрод Железнорукий, Аэгнор Свирепый и Финрод Фелагунд. Добыть эту победу самому, а не гоняться за остатками разбитых отцом и дядьями на поле боя вражеских дружин. – Властью наместника Минас-Тирита я утверждаю план, предложенный принцем Гвиндором, – изрек он, – мы встретим противника в открытом бою и обратим его в бегство, обратно в Ангбанд.       Но совещание продолжалось – требовалось время на детальное планирование. Многие высказывались о том, как надлежит расположить войска, где именно встретить врага – или то, как хочется начистить доспехи до блеска. Юнцы рвались в первые ряды, чтобы, когда придет их час, оказаться в гуще схватки и «прирубить славы». К тому моменту, как участники совещания начали расходиться, Ородрет уже не желал слышать ни слова о стенах, воинах и клинках, хотя бы до завтрашнего утра. С ним остались только Гвиндор и Суилор. – Тяжкий это труд, – едва улыбнулся наместник наследнику Гуиллина, – затянись это чуть дольше, я бы сошел с ума.       «Гвиндор держался с куда большим достоинством. Хранил спокойствие там, где его планы подвергали сомнению». – Сарад и его подчиненные офицеры держатся начеку, – кивнув, ответил он. И то, как было сказано последнее слово, убедило Ородрета, что молодой воевода вкладывает в это сразу несколько смыслов. – В самом деле, Гвиндор, – подавил наместник усмешку, – но они же много старше.       На самом деле, выслушав жалобы и возражения ветеранов, князь был не в том настроении, чтобы выказывать им почтение. – Да, они старше меня и более опытны. Но возраст и понесенные поражения сделали их чрезмерно осторожными. Князь Ангрод говорил, что это лучшие воины Белерианда, храбрейшие из храбрых. Быть может, именно поэтому они теперь намерены довольствоваться тем, чтобы сидеть и отбиваться со стен, да жалуются, вместо того, чтобы дать полезные советы. Если они не смогли сдержать врага, то какое право имеем мы считать, что у нас это получится?       Тут Ородрет вспомнил, как в былые времена, до того, как осада Ангбанда была прорвана, его отец и дядя, наравне с Верховным королем, пытались убедить других правителей нолдор собрать силы для решительного штурма, а не полагаться на развернутую вокруг крепости линию осадных укреплений. Поразительно было, насколько теперь стали осмотрительны бывшие соратники родителя. Как долго эти воители и воительницы упивались славой своих побед и мнили себя храбрейшими из храбрых, сильнейшими из сильных, опытнейшими из опытных? «А что же будет, если проиграешь ты? Во что превращается даже величайший воин после того, как терпит поражение?» – Значит, пришла пора тебе показать им свою удаль, – сказал он вслух, – когда мы вернемся с победой в цитадель, все сомнения развеются. – Топи Сереха не повторятся, обещаю, – ответил молодой воевода, – старики все увидят и поймут.       Ородрет направился к дверям. – Слишком долго я здесь задержался. Соблаговолишь ли составить мне компанию, Гвиндор?       После того, как он провел столько времени за закрытыми дверями, наместнику хотелось проветриться. Сколько себя помнил, Ородрет предпочитал свежий воздух; он так и не смог привыкнуть к чертогам Нарготронда в пещерах глубоко под землей. – Распорядись, чтобы ужин подали в мои покои, трапезничать буду там, – приказал он Суилору.       Двинулись вниз по ступеням, что вели прочь из Цитадели. Было уже пополудни, Анар уже начал медленно двигаться на запад. Князь вспомнил, как впервые увидел здесь восход – тогда, когда Второй и Третий Дома преодолели Скрежещущие Льды, солнце взошло за их спинами на западе, не так, как в последующем. Тьма оставила окружающий мир, когда Анар затопил его своим светом, стерев все прочие звезды с небосвода и раскрасив его ярчайшей голубизной. Свет и тепло, которых он не чувствовал годами, как и все его спутники, с тех пор как угасли Древа и Арда изменилась навсегда. Солнце вставало все выше, под звук фанфар и всеобщие крики радости. Ородрет оглянулся на запад, лицом к свету. Ни факелы, ни светильники, ни далекие кострища Невраста-Ближнего Берега, ни звезды на небосклоне не могли сравниться с той ослепительной яркостью. Только два подобных светоча было в мире – но они стерлись из памяти. Анар был в самом деле ярким, но каким-то пустым. Свет его – поглощающим, но не питающим. И на исходе каждого дня светило вновь скрывалось на западе, не оставляя после себя ничего кроме ночи.       Внизу во внутреннем дворе крепости кипела повседневная жизнь гарнизона. Тол-Сирион и без того был густонаселенным островом, теперь он и вовсе был переполнен солдатами и лошадьми. Гвиндору уже пришлось разместить свою конницу за пределами Тол-Сириона: конюшни острова не могли вместить всех скакунов армии. «Когда придет зима, будет еще хуже», подумал наместник. Тол-Сирион был расположен слишком далеко на севере, чтобы его пощадили сильные снегопады, бушевавшие в Белерианде от завершения Сезона Увядания и до середины Пробуждения. В отличие от Хилтума на западе, Тол-Сирион был не прикрыт горами от ярости северных ветров. До весны войску требовались зимние квартиры. Хватило бы в его святыне места разместить всех, если бы ленников не изгнали? Нет, лучше об этом не думать. Час погибели приближается, таков был глас пророчества. С тех пор как Ородрет добрался до крепости, видения больше не посещали князя, однако он старался не забывать услышанного. – Сир, вы над чем-то задумались, – возвысил голос Гвиндор, прервав молчание, – если это из-за битвы, то, клянусь, мы добудем победу. – Нет, – вздохнул наместник, – я же говорил, довольно с меня на сегодня разговоров о битвах. – Тогда о чем же? – скрестил руки молодой воевода, обозревая просторы долины Сириона.       Ородрет замешкался: он не знал, стоило ли с кем-то обсуждать видение и можно ли было доверить его толкование кому-то кроме дяди. Он вновь пригляделся к Гвиндору – будущий зять напустил на себя решительный вид, выдвинув вперед челюсть. Решимость горела и в его глазах, но за этим фасадом трудно было не углядеть его молодости, молодости и горячности. Если бы он узнал о предупреждении, то как бы отреагировал? Его возраст сам по себе был помехой: сколько же потомков нолдор ни разу не видело Валар во плоти, и ничего не знало об Амане? Утратил бы свою самоуверенность Гвиндор, узнав о пророчестве, или с негодованием отверг бы его, проклиная Владык? (хотя Ородрет был уверен, что Гуиллин ни за что не воспитал бы настолько непочтительного к богам сына). Неважно, князь сперва спросит короля Финрода, всецело доверится великой мудрости дяди. И если кому-то еще нужно будет об этому узнать, то Гуиллин и его сын будут первыми из посвященных. – Думал о том, что будет после, – выдержав паузу, ответил наместник, – хочу увидеть, как Минас-Тирит вновь станет прежним. Чтобы сюда вернулись все сбежавшие жители. А когда вновь наступит мир, быть может, остров сможет стать домом и для Финдуилас.       Прозвучало не столь уверенно, как он замыслил. По правде говоря, хозяин острова не верил ни одному собственному слову, как бы благостно они ни звучали. Они были не от чистого сердца. – А ты, Гвиндор, – продолжил он, – впереди тебя ждет большое будущее в Нарготронде. Твой отец хочет видеть тебя рядом. Король Финрод встретит тебя со всем радушием. Как и моя дочь – не сомневаюсь, что она уже заждалась свадьбы.       Вот на что в действительности надеялся Ородрет, несмотря на все прочие свои тревоги: пережить битву и увидеть Финдуилас счастливой в своем замужестве. Породниться с тем, кто был ему как брат задолго до того, как они оставили Аман.       Казалось, Гвиндор заколебался, он задумчиво подпер подбородок рукой. Но Ородрет приметил и тень улыбки. Что вызвало её, упоминание отца или суженой? – Вернусь в Нарготронд, князь Ородрет, – почти шепотом ответил молодой эльф, и лицо его вновь приняло суровое выражение, – но задерживаться я там не намерен. Весной я попрошу королевского дозволения вверить мне новое войско. И снова вернусь сюда на поля сражений, пока отсюда не будут изгнаны все орки.       От этих слов улыбка Ородрета погасла. – Но что потом? Насытишься ли ты войной и найдешь ли время вернуться домой? – многозначительно спросил он, – или ты собрался в одиночку возобновить осаду Ангбанда? – Нет, – бесхитростно ответил Гвиндор, рука его так крепко впилась в камень настенного зубца, что побелели костяшки. – Новой осады не будет, – воскликнул он, – что я хочу? Проломить врата Ангбанда, вот чего я хочу. Открыть настежь все его подземелья и ямы, чтобы вся Арда узрела, как рухнула мощь Темного Властелина. И вот тогда я буду достоин того, чтобы возвращаться в Нарготронд, к моему отцу и Фаэливрин. Не раньше. – Почему? – спросил Ородрет, – Финдуилас и так любит тебя. И в Нарготронде тебя привечают вне зависимости от твоих свершений и добытой славы.       Свершения, о которых будут слагать песни до самого конца света, вот что наобещал народу нолдор Феанор, подстрекая к мятежу. И теперь эти же посулы заставляли Ородрета сомневаться в собственных словах. Никогда не знавшие Куруфинвэ уроженцы Белерианда куда больше любили подвиги и сказания о них, чем Ородрет. Пришелся бы им по душе Гвиндор, не имей он громких подвигов? Привечали бы они его тогда?       Кажется, слова Ородрета задели принца. – Думаете, я ищу только славы, князь, – мрачно посмотрел на него Гвиндор, – это слава не дает мне спать ночами? Скорее всего остальные на совете именно так и думают. Мол, все потому, что я младше, что я жажду сложенных о себе сказаний. Нет, сир. Если вы – вы думаете, что это держит меня вдали от дома, то заблуждаетесь, как и все они. – Если я неправ, то что же держит тебя здесь, Гвиндор? – поймал его взгляд наместник.       Руки молодого воеводы все так же сжимали камень кладки, они были белее мрамора. – Слава, сказания, все это я получу и так. Своими делами. Я здесь, пока не получу то, что хочу. В прошлом году вместе со мной в поход с королем ходил мой младший брат. И если мне предстоит вернуться к отцу без него… то сперва я должен сполна отомстить за него Врагу.       Ородрет прикрыл глаза. Гельмир, сущий мальчишка, который повсюду тащился вслед за старшим братом, объект беззлобных шуток Финдуилас, любивший солнце и живую природу много больше пещер Нарготронда. Когда князь видел его в последний раз, юноша рвался в поход вместе с королем, хотел стать свидетелем тому, как прославится в боях его могучий старший брат. На том последнем прощальном ужине двух семей он перешучивался с Финдуилас о её женихе и рассмешил девушку до слез на глазах у их отцов. Но отправляясь в поход, Гельмир поклялся Ородреду что отомстит за Аэгнора и отплатит оркам сторицей за его смерть. Обещал, что под знаменем короля Финрода они вступят в Дортонион и освободят владения Ангрода Железнорукого. Гордый юнец, ни разу не ходивший в бой – и которому уже никогда не участвовать в сражениях. «Сохрани его Элберет», молился тогда про себя князь, надеясь, что его мольбы достигнут слуха милостивых обитателей вершины Таникветиля. А когда король вернулся без его сына, Гуиллин всю процессию стоял неподвижно, как пораженный громом.       У самого Ородрета не было ни братьев ни сестер, и он не мог до конца понять перенесенной Гвиндором утраты. Но у него была дочь. – Гвиндор, – положил Ородрет руку на плечо принцу, – я молюсь за жизнь Гельмира. Но пожалуйста, пусть его участь не затмевает для тебя все остальное.       Взгляд Гвиндора скользнул по наместнику и замер на цитадели. –Спасибо за ваше сочувствие, сир. Да только не видать нам больше проказ моего брата. И не бывать ему возвращенным обратно.       Сжав губы в тонкую нитку, наследник Гуиллина развернулся и ушел прочь. На душе у князя оставалась только скорбь.       Четыре раза Анар проделывал свой путь по небосклону и трижды следовал по его огненным следам. Весь Минас-Тирит готовился к предстоявшему сражению. Каждый день в сопровождении Гвиндора Орордрет проверял готовность войск. Дополнительные приготовления велись за пределами острова, на переправах. Солдаты устанавливали колья во рвах и возводили новые частоколы, а начальник конницы объезжал их позиции, надзирая за работой. Теперь принц ночевал за пределами цитадели, вместе со своими воинами на одной из стоянок кавалерии. Так что Ородрет остался в цитадели один на один с Сарадом. Старый адъютант отца был одним из немногих дортонионцев, оставшихся в пределах крепостных стен. Князь старался игнорировать присутствие коменданта настолько, насколько позволяли ему полномочия, и обращался к нему только в крайнем случае. – Думаете, ему хочется быть снаружи, с принцем Гвиндором, милорд, – спросил Суилор сюзерена после того, как Сарад в очередной раз избавил их от своего присутствия. Юный герольд как всегда робел, обращаясь к лорду. «Осторожность или почтение?» Ородрет в такие минуты жалел вассала. Но это служило и напоминанием о том, что единственной причиной для молодежи уважать старших были рамки приличия, а никак не законы войны. – Сомневаюсь, Суилор, – ответил наместник, – даже если так, Гвиндор или отбивался бы руками и ногами, или сошел бы с ума от того, что перечили бы каждому его приказу.       Даже будучи немощным и изувеченным, Сарад доставлял немало хлопот; князь боялся даже представить, как бы тот развернулся в добром здравии. – Простите, милорд, но, кажется, в этом и кроется причина. Капитан Сарад видит на поле боя здорового и сильного принца Гвиндора, в то время как он сам заперт в башне. Я бы тоже на его месте завидовал, – ответил юнец.       Возможно, Суилор был прав. «Изломанное тело, худые слова, кривой рассудок. Сколько же лет провел комендант вместе с отцом на линии осады? И вот теперь он служит с сыном Ангрода. Но я не такой, как мой отец. Ангрод Железнорукий никогда и ничего не забывал. Солдатам здесь явно хотелось бы, чтобы наместник был слеп и глух». – Ты тоже завидуешь принцу Гвиндору? – насмешливо спросил он Суилора, чтобы отвлечься от собственных мыслей и дурного настроения. – Нет, милорд, – пожал плечами залившийся краской молодой рыцарь, – воевода Гвиндор из нас самый лучший… то есть искуснейший воин. Чему же мне завидовать? – Вот ни капельки не завидуешь? – продолжал Ородрет, – ты смеешь называть его самым лучшим из нас, будучи на моей службе, так, Суилор? Быть может, когда я вернусь в Нарготронд, мне стоит поискать себе в герольды более почтительного вассала.       Забавляясь, князь наблюдал, как побелело лицо собеседника. – Сир, я вовсе не это имел в виду, – извиняясь, ответил тот. – А теперь ты берешься оспаривать мое мнение, – еще больше посуровел поднявшийся с места наместник, почти перейдя на шепот.       Лицо рыцаря из полотняно-белого вновь стало пунцовым, так что Ородрет уже не выдержал и рассмеялся, дав себе волю – но и пытаясь скрыть накопившееся раздражение. – Прости, приятель, я пошутил. Ты всегда был мне образцово-преданным слугой.       То, что Суилор получил место в войске и при дворе Ородрета было большим одолжением отцу юноши со стороны князя. Тем не менее, с тех пор вассал не разочаровал своего сюзерена и служил ему с достоинством и усердием. – Благодарю, милорд, – пробормотал юнец, – приложу все усилия, чтобы в будущем служить вам еще лучше. – Дурные времена настали, Суилор, – улыбнулся Ородрет, – дурные времена в дурном месте. Ты еще молод и пока не изведал ужасов этой войны. Не такой уж я великий правитель, чтобы всю жизнь состоять на моей службе.       Но тут снаружи донесся рев рогов: поднимали тревогу. Трубили все громче и громче, звук накатывался волна за волной.       Улыбка князя погасла.       Еще до того, как к нему с докладом в зал вбежал дозорный, Ородрет понял: Враг у ворот.