"Сайранг" - значит "Жгучий булат"

      Ородрет ринулся по лестнице на вершину башни. Сарад был уже там; опираясь на трость, он стоял в окружении нескольких часовых. Там же оказались Тандир и Тиринде. Гвиндора с ними не было – должно быть, он уже вышел на поле боя. Солнце клонилось к закату, скоро должны были наступить сумерки. Не проронив ни слова, князь протиснулся мимо коменданта к краю балкона и взглянул на север.       К югу от топей Сереха на дороге с севера маршировали орки, тысячи и тысячи. С вершины Минас-Тирита они казались ползущей с севера черной массой насекомых, марширующей бессчетным множеством ног. Которая наводняла все на своем пути между рекой на востоке и самой обрывистой частью перевала на западе, скрытой в тени тысяч высоких сосен и елей.       Наместник пригляделся. На протяжении многих лет, небольшие группы налетчиков, немногим лучше обыкновенных бандитов с большой дороги, все же просачивались сквозь осаду Ангбанда в поисках любой возможной добычи – пока их не истребляли. Но эти орки были не каким-то сбродом. Войско четко делилось на батальоны, перед каждым из которых высоко развевалось знамя. В отличие от яркой нолодорской символики орочьи штандарты не несли ни гербов, ни прочих знаков. Они были чернее ночи, словно беззвездное небо времен юности мира, которую еще помнил сам Моргот Бауглир. Под каждым таким флагом маршировали сотни воинов, вооруженных копьями, мечами и жуткого вида топорами. Многие носили самое простое снаряжение: шкуры, вареную кожу или пришивную чешую, но были и те, кто носил стальные латы. Во вражеских рядах мелькали большие навесы из шкур и толстой материи, словно шагающие палатки. Прибывали все новые и новые отряды.       Кроме пеших отрядов были орки верхом на волках и каких-то других тварях, рогатых и мохнатых. Эти всадники были оснащены легче и вооружены слабее рыцарей Гвиндора, но превосходили его количеством. Отдельно шли огромные волки, гораздо больше ездовых, злобные и яростные, с железными когтями и клыками-кинжалами. Над всей этой ордой, возвещая её приближение, тучей роились крылатые твари вроде нетопырей. Разведка Гвиндора не ошиблась – против гарнизона выставили более двадцати тысяч. – Сюда смотри, наместник, – почти прошипел Сарад, указывая в центр вражеского строя, на развевающиеся знамена. Под самым большим из черных флагов трепетал на ветру небольшой вымпел, оскаленный волк с окровавленной пастью. – Я знаю этот флаг, он был в Дортонионе и при Внезапном Пламени, – сказал комендант и обратился к одному из солдат с гербом Аэгнора: – спустись, скажи остальным, кого против нас послал Враг. – Я здесь командующий, – помрачнел Ородрет, – объясни, кому принадлежит этот флаг, о котором ты говоришь? – Гортхауру, одному из прислужников Моргота. Тому самому, который теперь властвует в землях князя Ангрода.       Наместнику было знакомо это имя по рассказам тех, кому удалось сбежать – или кто был выпущен из Ангбанда. Следовавший словно тень за Черным Властелином, то был волевой и злокозненный дух, распоряжавшийся в ямах крепости, пока балроги командовали армиями Моргота. Но Ородрет прежде не слышал, чтобы тот водил в бой орков.       Все больше и больше тварей перло с севера, пока, наконец, князь не разглядел отставший хвост их колонны. Там тоже было множество зверей, неведомой породы, выше лошади и раза в два шире её в плечах, поросшие густой лохматой шерстью, рогатые как быки. Но если бык довольствовался лишь парой рогов, то у этих на головах их росла настоящая корона. Они тащили большие телеги и повозки; сидевшие на козлах орки-возничие понукали их вперед бичами. Однажды наместник уже видел таких – преследуя разбитые орочьи дружины перед Дагор-Аглареб. Тогда по дороге на север эльфы забили великое множество тягловых и вьючных скотов. В тот раз Враг надеялся завоевать Дортонион, обоз его армии насчитывал много сотен телег. Теперь же Моргот достиг победы, которой он так жаждал четыреста лет назад, а его слуги маршировали дальше на юг, куда прежде никогда не доходили. – Слишком много, – проворчал Сарад.       «Это он об орках?» Их было ровно столько, сколько насчитали разведчики, и Ородрет сомневался, что тот, кто так кичился своим боевым опытом, этого не видел. – Врагов ровно столько, сколько и ожидал принц Гвиндор, – заметил он вслух. – Твой принц был прав, наместник. Но я не на орков смотрю. Тут нет и половины той орды, что захватила Дортонион. А вот обоз у них гораздо больше, чем такому войску надобно. – Значит, хотят нас окружить и взять измором, – воскликнул Тандир.       «Воистину, великий воин, стоило нам прислушаться к твоей мудрости: досиделись бы до того, чтобы идти в бой с орками, умирая с голоду». – Может и так, – безучастно ответил Сарад, – но все равно начальник конницы ставит под угрозу своих солдат. Если бой сложится не в нашу пользу, он окажется отрезан на том берегу.       «Мнение Тандира он явно ценит не выше, чем собственного командующего. Или не выше, чем я – его».       «Но, как бы ни был жалок Сарад, в одном он прав: если Гвиндор потерпит неудачу, то гарнизон возьмут в осаду», думал Ородрет. Рука его машинально опустилась на рукоять висевшего на поясе меча: «Давненько я им не пользовался».       Солнце скрылось на западе за Эред Ветрином, последние лучи света уступали место темноте на небосводе, а орочья армия продолжала свой марш. Когда она приблизилась к Минас-Тириту достаточно близко, слуха наместника достиг и производимый ею шум. В воздухе разносился пронзительный и резкий визг орочьих рогов. Потом ударили барабаны: из самой середины вражеского строя мерный рокот здоровенных, в рост человека, тулумбасов погонял мерзкую орду вперед. Их гулкий гром приближался все ближе и ближе, заглушая все прочие звуки.       Пока не встретил другой отклик.       С берега реки пение нолдорских рогов бросило вызов прислужникам Морогота. Высоко реял голубой штандарт Гвиндора, четыре его вышитых золотом копья сверкали в последних отблесках дневного света. А рядом развевались изумрудные знамена короля Финрода и штандарты отца, под которыми собрались стражи Минас-Тирита. Гвиндор расположил авангард на высоком холме прямо у берега Сириона. Наместник заметил там и Гонодора в его серебристых зерцалах поверх чешуи цвета морской волны. Вокруг холма земля была утыкана кольями и изрыта траншеями. Короткие деревянные палисады прикрывали фланги. На его вершине занимали позиции триста лучников, но только половина их была из гарнизона Минас-Тирита. Остальные же принадлежали к совершенно иному воинству: они с гордостью носили кипенно-белые плащи и символику Аннунфен Гвайт. Стражи Западных Ворот Нарготронда оказались одним из немногих подразделений, которые смог выделить для цитадели король Финрод. Шлемы их украшали темно-синие плюмажи, поверх крепких кольчуг и бехтерцов были одеты янтарного цвета железные кирасы, длинные мечи ждали своего часа на поясах. Перед их строем воздвиглась стена высоких щитов-павез, которые в походе носились за спиной. Не дрогнув при звуках бушевавшей вокруг какофонии, стрелки хладнокровно выбирали себе цели.       Ородрет вспомнил очень давний разговор с покойным отцом о луках, бывших в ходу у телери и жителей Дориата. Князь забыл большую его часть, но в голове отложилось, что их длинные луки проще, чем композитные конструкции из рога и жил, которые мастерили нолдор. То, чем были вооружены столичные подкрепления, больше походило на первое, чем на второе.       Стрелков окружали ощетинившиеся длинными копьями плотные шеренги пехотинцев, прикрывавшиеся щитами – солдаты держали их внахлест. Их было примерно восемь сотен; вместе с лучниками они стояли живой стеной на пути врага. У них в тылу и на противоположном берегу реки расположилась кавалерия принца Гвиндора. Ородрет был искренне удивлен, нет ли здесь ошибки: как смогут они оттуда участвовать в бою? А дальше у реки располагались основные силы – казавшиеся такими незначительными по сравнению с идущей сюда ордой. Сотни копейщиков и лучников были развернуты в боевой порядок, люди и эльфы вышли на битву вместе. В каждом батальоне были светильники, но людям для боя ночью требовалось гораздо больше света: каждый пятый имел при себе факел. «Второрожденные боятся ночи, у орков такого страха нет», вспомнил Ородрет слова дяди о том, как он впервые встретил людей, там, на востоке.       Теперь, под покровом ночи, орки разворачивались для штурма. Тысячи глаз бегущих по направлению к укреплениям Гвиндора сверкали в темноте. Орочьи тени ползли вперед как муравьи, Ородорет даже видел их копья и секиры. Поначалу вражеские солдаты перемещались мерным шагом, потом замерли. Вновь звучно грянула барабанная дробь, на сей раз – в быстром ритме. Ей вторил мощный многоголосый рев из задних рядов войска. – Пока что перед нами хашар: гоблины, опущенки да рабы, – презрительно заметил Сарад, – крупные орки жалуют их еще меньше нашего. Ударные отряды враг пока что в бой не бросит, он ждет, когда твой княжонок раскроет перед ним карты.       Приглядевшись внимательнее, наместник понял, что комендант прав. Хотя передние ряды орков носили шлемы, на них почти не было доспехов, да и щиты были слабой помехой для метких стрелков Аннунфена, способных поражать цели в полной темноте так же легко, как и при свете дня. «Враг что, намерен ослабить и измотать воинов принца?»       Первые орки пошли в атаку, перешли на бег – пока не оказались в зоне досягаемости лучников. В авангарде снова пропели рога. Ородрет увидел, как, подсвеченный светильниками, в воздух поднялся первый выпущенный залп стрел. И он нашел свою цель – начали падать сраженные враги. Лучники, что были в рядах наступающих, пытались отстреливаться, но до укрепления не доставали. Остальные же укрывались за щитами, в надежде, что те защитят их от безжалостного града, косившего их товарищей.       «Если орку вообще ведомо чувство товарищества».       Стрельба продолжалась, лучники били без промаха, убивая и раня свои мишени и сея ужас в сердцах тех, кого минули их стрелы. Несколько крупных и сильных тварей, приставленных к этому сброду, пытались «уговорить» мелочь идти вперед, но мало кто повиновался – а многие из тех, кто выделялся ростом, и сами были скошены лучниками. Остальные бросали оружие, бросались в бегство – и тоже погибали. Князь отвел взгляд и сцепил руки. Пусть даже убивали и орков, зрелище было отвратительным.       Но потом протрубили рога – Гвиндор отдал приказ прекратить стрельбу. Те из противников, которые не отступили, а удержали позиции, вновь двинулись вперед. Снова прозвучал сигнал, на сей раз для пехоты. Её ряды расступились, а потом сомкнулись опять: показались застрельщики в легких доспехах с маленькими щитами-баклерами, вооруженные мечами, короткими копьями и секирами. С яростным кличем ринулись они из укрепления на вылазку. В небо поднялся новый залп стрел. И, как только он достиг целей, могучим ударом пехотинцы врубились во вражеские ряды.       А дальше началась бойня. Немногие уцелевшие противники утратили последние остатки воли к сопротивлению и обратились в беспорядочное бегство. А легкая пехота вернулась обратно в укрепление под мерный стук древками копий и радостные крики праздновавшего первую победу авангарда. На вершине башни Тиринде вскинула вверх кулак и издала клич ликования. – Не торопись торжествовать, – поднял руку по-прежнему хранивший ледяное спокойствие Сарад, – настоящая битва начнется только сейчас.       «Да, это прелюдия к сражению, но, тем не менее, это победа. Больше, чем смог достичь ты».       Долго ли, коротко, вновь загрохотали тулумбасы, и с третьим их ударом орда вновь пришла в движение. Словно птица – крылья, начала она разворачивать фланги на всю ширину узкой речной долины. В бой подтягивались свежие батальоны орков, выше ростом, чем сброд из разбитого хашара, крупных и сильных – пусть даже уступавших Перворожденным. В лапах они сжимали древка алебард или копий. Многие носили кольчужные рубахи длиной до колен, другим достались доспехи из толстой пришивной чешуи. Ноги солдат были обуты в железные сабатоны. В орочьих рядах шагали и тролли – настоящие горы мускулов с каменной шкурой, много больше любого эльда, вооруженные боевыми молотами или окованными железом деревянными дубинами. Самые крупные твари даже носили подобие брони: стальные или чугунные пластины прикрывали их уязвимые места, если какой-то смельчак вдруг рискнет к ним приблизиться. А на флангах собирались волчьи стаи. – Вот теперь они бросили в бой штурмовые части, – замогильным тоном откомментировала Тиринде. Сарад же был несносен как всегда: – Ну теперь-то и посмотрим, как твой принц покажет себя в настоящей драке.       Ородрет испытал приступ тошноты. Все его мысли были направлены на Гвиндора, на солдат за рекой, которые сейчас были один на один с этими чудовищами. «Деревоземляная крепостица такого натиска не выдержит. Неужели Гвиндор этого не понимает? Нужно отступать, и немедленно».       Но, что бы там ни думал князь, сын Гуиллина явно намеревался поступить прямо противоположным образом. Его силы не отступали, а вновь заняли подготовленные позиции при виде наступающего врага. Теснее сбила ряды фаланга копейщиков, а лучники Минас-Тирита вновь принялись сыпать залпами. Но, хоть в рядах врага и появились первые потери, на таком расстоянии большая часть стрел была не в состоянии пробить прочные щиты и броню орков. За исключением Аннуфен Гвайт – которые пока что ни разу не отпустили тетивы, безмолвно держа длинные луки наготове.       «Что же они делают? Враг все ближе!», в отчаянии думал Ородрет. Но потом он услышал, как сотни копейщиков застучали древками копий, как зазвучали крики: «Alagos! ALAGOS!».       «Буря...»       Первые орки подошли уже совсем близко – и мигом рухнули наземь. С такого расстояния даже их доспехи не могли устоять под убийственным градом тяжелых стрел.       «Alagos! ALAGOS!» Новый крик – и новый залп. Теперь падали не только орки, но и крупные твари. Но враги шли вперед и вперед, прорываясь сквозь обстрел. За первыми их отрядами развернулись сотни орочьих лучников: пока передние ряды ломились вперед на штурм укрепления, эти вскинули оружие и принялись обстреливать солдат Гвиндора. Стрелы летели по крутой траектории и дождем сыпались на обороняющихся. Стражи Западных Ворот укрылись за павезами, остальные лучники искали защиты среди строя копейщиков. Хотя в рядах стрелков появились раненые, большая часть орочьего залпа легла с недолетом или без вреда стучала по щитам и доспехам солдат.       Но теперь ударные отряды орды уже достигли подножия холма, отдельные храбрецы уже начали перелезать через ров или пытались выковырять колья из земли. Сверху солдаты Гвиндора закидывали их камнями и дротиками, или же удерживали их на расстоянии своими длинными копьями. Земля уже была залита кровью и завалена трупами, но все больше врагов сосредотачивалось у холма, сменяя убитых и обращенных в бегство. Волки на фланге все ждали команды, щеря клыкастые пасти.       «Это же не может длиться вечно. Рано или поздно им придется отступать», думал Ородрет, беспомощно наблюдая, как пехота в укреплении отбивает приступ. Немало троллей теперь отложило оружие и пустило в ход свои кулачищи, чтобы раскидать валы и колья, заслонив своими тушами трудившихся позади орков. Копейщики стояли ощетинившейся сталью стеной; они выкалывали тварям глаза и даже пробовали на прочность их шкуры, пока лучники продолжали стрелять. Отдельные тролли дрогнули, другие же падали замертво, пораженные в уязвимые глазницы.       С леденящим кровь воем ангбандские волки , наконец, сорвались с места, ринувшись на штурм неприкрытого рекой фланга позиции. Следом за ними двинулись восемьсот орочьих топорщиков в крепких кольчугах. По сигналу рогов навстречу им из укрепления по склону холма выдвинулся отряд копейщиков; лучники, как могли, поддерживали их залпами.       На глазах Ородрета выдвинувшаяся фаланга замерла, словно зверь, ощетинившийся иглами копий и прикрытый панцирем сомкнутых щитов. Их отчаянно превосходили числом, на каждого эльда приходилось четверо орков, не говоря уже о волках, бывших куда более ужасными противниками. И, когда передние ряды орков хлынули на копейщиков, словно приливная волна на берег, хищники проворно просочились между шеренгами воинов, хватая тех, кому не повезло попасть им в зубы и выволакивая прочь из строя, где их уже свежевали топорами поджидавшие орки. Медленно, но неотвратимо фаланга начала рассыпаться, её плотный строй сломался, когда самые храбрые орки врубились в её ряды, атакуя с фланга. От стрельбы лучников с вершины укрепления было мало толку: большинству солдат все равно приходилось отражать нападение с фронта. – Northo! Northo! Batha i goth! – грянул громкий крик на западе за рекой, ему вторили рев рогов и ржание коней. То Гвиндор и его кавалерия, наконец, рванулись в сечу. На острие атаки шла тяжелая конница, всадники в латах и их защищенные броней дестрие; за ними скакали их легковооруженные товарищи по оружию. Словно порыв бури промчались они по равнине и ударили во фланг оркам. Высоко реяло знамя, сам Гвиндор скакал впереди, и копье его уже успело отведать крови. Перед лицом его атаки смешались орочьи ряды, и даже волки обратились в бегство.       Потрепанная фаланга вновь собралась с силами и с громким «ура» пошла в контратаку. То, что только что казалось оркам победным боестолкновением и открытой дорогой для взятия укрепления с тыла, превратилось в паническое отступление. Бегущих сотнями сбивали с ног и затаптывали копытами мчащихся коней. Штурмовавшие укрепление в лоб вражеские солдаты замешкались, их командиры истерично выкрикивали приказы и били в барабаны, пытаясь организовать заслон из копий.       Но у них не было шансов.       По приказу Гвиндора конная лава разделилась: половина теперь катилась прямо за ним, вторая ушла в сторону, обходя противника с фланга. Орки выставили длинные пики, но вновь прозвучал клич «Вперед» и рыцари, опустив копья, бросились в атаку. Пехота врага не выдержала и рассеялась, клин рыцарей прошел сквозь них, как режет волны нос корабля. Теперь агнбандское отродье оказалось в ловушке между укреплением на холме и гнавшими их туда конниками Гвиндора; в бой пошла и пехота с холма. – Dago in yrch! Смерть оркам! – разносилось над их рядами.       Ородрет стал свидетелем тому, как Гвиндор насадил на копье одного из орочьих предводителей. Наместника переполняло ликование: план сработал. Они перебили множество врагов, орки бежали. «Большие потери, сами по себе, еще не означают нашей победы», пришлось ему напомнить самому себе, пока рядом звучали радостные кличи Тиринде и Суилора. – Давайте, топчите их! – ухмылялся молодой герольд, но взгляд сюзерена заставил его проявить сдержанность: – милорд, эта победа уже достойна того, чтобы о ней сложили песню. Сотни орков убиты, не успев даже добраться до реки. – Милорд, быть может, стоит отдать приказ нашим резервам переправиться через реку, – предложил Тандир, – противник в полном беспорядке. Решающий удар мог бы обратить их всех в бегство. – Да, это будет решающий удар, только для противника,а не для нас, – вскричал Сарад, – Вы же погоните наши силы как овец на бойню. Быть может, Гвиндор и сумеет оборонять дефиле и переправу, но если он бросится дальше на врага, его окружат и уничтожат еще до рассвета. – Довольно! – прервал спор Ородрет, – придерживаемся плана.       Не без недовольного ворчания, остальные повиновались.       Орки отступили, кавалерия Гвиндора вскоре прекратила их преследования, – кажется, князь не собираться провоцировать их основные силы. Конники вернулись на позиции. Снова зазвучали барабанный бой и горны, передавая новые приказы. Строевым шагом немалая часть пехоты покинула укрепление и повернула на запад. Это не было дезорганизованным бегством, маневр осуществлялся в полном порядке, держа строй. Первыми через Сирион переправились раненые и наиболее ослабленные, пока сильнейшие и лучше оснащенные отряды прикрывали их отход. Но вскоре за ними последовали и остальные: на позициях осталось не больше трети от изначально развернутых Гвиндором за рекой.       Грохот тулумбасов возвестил, что передышка подошла к концу и враг снова пошел в наступление.       Из тьмы на штурм устремилось еще больше орков. На острие атаки, оставляя позади пехоту, рвались вперед волчьи всадники, за которыми мчалось великое множество зверей из ангбандских ям. Гвиндор не собирался давать им бой или удерживать укрепление. Вместе со своими конниками он с развернутыми знаменами ехал вслед за последними отрядами пеших воинов на переправу через Сирион. Все ближе и ближе завывала стая в предвкушении крови. Числом твари более чем в два раза превосходили солдат Гвиндора, застигнутых теперь посреди реки. – Сомкнуть ряды! – вскричал молодой воевода. Но, если кавалеристы немедленно собрались вокруг него, то пехота даже в самой мелкой части брода с трудом могла удержаться на ногах. Повсюду вокруг них бушевали холодные черные воды реки. С западного берега донеслись выкрики и команды: что-то около роты ринулось Гвиндору на помощь. Множество светильников в руках солдат колыхалось над их строем в темноте, словно знамена.       Зверье добежало до уреза воды на восточном берегу – и замерло. Основные орочьи силы все еще тащились позади. Волки опустили головы, принюхиваясь к холодной воде, и отпрянули назад. Их меньшие сородичи под седлом боролись с поводьями своих всадников, дергаясь из стороны в сторону, поджимая хвосты и выгибая спины от страха. Только ценой больших усилий, грубой силой и щелчками бичей удалось наездникам заставить волков вступить в бушующий поток. – Northo! – вскричал Гвиндор, пехота позади него выстраивала линию обороны, выставив копья фронтом на восточный берег. Пока враг замешкался на берегу, принц опустил забрало и, держа копье ниже, помчался вперед, словно дикий кот на добычу. Рослые рыцарские кони оказались быстрее северных волков, барахтающихся во взбаламученной волнах. Но тут произошло кое-что еще: когда рыцари галопом помчались в бой, воды реки расступились под конскими копытами и нахлынули на восточный берег, захлестнув волков. И, вместо того, чтобы готовиться отражать атаку всадников, орочьим наездникам вновь пришлось бороться за послушание зверей.       «Воздух может стать удушлив, отравленной будет лежать земля, но воды сохранят чистоту. Доверься же им», говорил ему голос из сна.        «И Повелитель Вод сдержал свое слово!» – Ты не забыл нас, Живущий-в-Глубинах, – благоговейно прошептал Ородрет.       Когда лава рыцарей с пиками врезалась в паникующую стаю, гром эхом раскатился по долине. Пика Гвиндора сломалась, глубоко застряв в черепе волколака. С быстротой жалящей змеи достал он меч из ножен и сразил вражьего всадника, прорубившись сквозь его кольчугу до самой кости. За ним еще трое пали жертвой множества ударов принца. Очередной волк прыгнул на его скакуна, пытаясь перегрызть горло, но толстая чешуйчатая броня, свисавшая до самых плюсен, отвела зубы в сторону. Одним ударом меча сын Гуиллина прикончил зверя, почти отрубив ему голову.       С западного берега подошли еще подкрепления, пять сотен пехотинцев. Они вступили в сражение, сменив последних своих товарищей из авангарда, переправившихся через реку.       Вновь Гвиндор не преследовал бегущих, вновь кавалерия отступила назад к основным силам, встреченная ликующими криками солдат, видевших сражение за рекой. Пять сотен подкрепления тоже отступили, подняв щиты, чтобы защититься от стрел; вражеские лучники слишком поздно вышли на дистанцию огня, чтобы остановить бегство своих зверей. Все больше подразделений лучников и пехоты готовилось к бою на западном берегу, готовясь отражать попытку орды захватить плацдармы на переправе.       Но нового боя не последовало. Вместо этого орки отошли, оставив дозоры наблюдать за бродом. На миг Ородрет даже подумал, что они отступают, но вскоре убедился в обратном. Войско начало возводить палатки и палисады, башни и сторожевые заставы.       «Они не могут захватить оба берега, вот и намерены разбить лагерь на своем.» – Орки еще вернутся, – произнес Сарад, – неудача задержит их, но ее недостаточно, чтобы обратить их в бегство.       Князь заметил, как изменился тон адъютанта его отца. Быть может, успех сражения произвел впечатление даже на коменданта, но ему не хотелось это признавать? «Забавно, если это окажется так. И, чем быстрее мы одержим победу, тем скорее получит он наказание за все свои проступки».       Казалось, пока что битва была окончена. Оставив свою конницу в поле, Гвиндор взял с собой пять всадников и поскакал обратно в Минас-Тирит. Ородрет спустился вниз его встретить. В чертогах Минас-Тирита царило ликование. И, несмотря на то, что добывшие победу воины еще оставались на поле битвы, полководца и его крошечное сопровождение приветствовали по-настоящему радушно. Выстроившиеся при входе стражи цитадели стучали древками копий при каждой звучавшей здравице. Герольд Суилор хранил молчание, но глаза юнца были полны восхищения рыцарями, только что вернувшимися с битвы. – Tûr ernil Gwindor! – скандировали защитники крепости, – с победой, принц Гвиндор.       А когда спустился по лестнице Ородрет, то прокричали и в его честь: – Ура наместнику! Слава наместнику!       Была ли то действительно победа, достойная таких почестей? Тем не менее, князь позволил себе улыбнуться, сейчас мрачность ему не подобала. Как давно был у них повод праздновать, не омраченный скорбью.       Лучащийся довольством Гвиндор лишь кратко раскланивался с каждым, кто салютовал ему по дороге, навстречу наместнику. С уверенной легкостью шел он вперед, а за спиной его тянулся его опавший голубой плащ, залитый черной кровью. – Славься, князь Ородрет! – воскликнул воевода, перекрикивая шум. – И славься Гвиндор, сын Гуиллина! Король и весь Нарготронд будут счастливы узнать о победе, добытой тобой и воинами под твоим началом.       И вновь ликующий крик прокатился по чертогу. Можно было подумать, что орков загнали обратно в Ангбанд, до того драли глотки.       На таком расстоянии Ородрет чувствовал исходящую от Гвиндора и его спутников кислую вонь крови и пота. Краем глаза, он даже заметил, как смутившийся Суилор морщит нос и отводит глаза.       Снова будущие зять и тесть оказались в старой трапезной; остальные офицеры гарнизона уже расселись за столом. Тандир и Тиринде горячо поздравляли победителя. Сарад с места не вставал, только лишь оперся на палку, служившую ему опорой при ходьбе, что было неудивительно. Но молодой воевода не выказал недовольства поведением раненого ветерана и занял свое привычное место по правую руку Ородрета. – Друзья мои, я премного благодарен вам за оказанную мне честь, – не полез он за словом в карман, – но до тех пор, пока наши враги не будут окончательно отброшены на север, я её не заслуживаю. Скоро орки снова нападут. Несмотря на понесенные потери, противоположный берег принадлежит им. Так что наша битва только начинается. И я вновь прибыл испросить приказов у наместника.        «Моих приказов? Ты прекрасно справился и без них, мы оба это знаем». – Гвиндор, когда, по-твоему начнется новый штурм? – все равно кивнув головой, спросил князь. – Или до рассвета, или завтра ночью, скорее второе. И нападут уже на другой брод, – ответил Гвиндор. – Должно быть, они утомлены маршем и возведением лагеря, не говоря уже о битве, – согласился с ним Тандир, – скольких мы уничтожили, принц Гвиндор?       Раздался лязг железа – это Гвиндор в своих доспехах сложил перед собой на столе скрещенные руки, да грохнул сабатонами по мраморному полу. – Пожалуй, что-то около тысячи. Гораздо больше подранков. У нас же меньше полусотни погибших.       По правде говоря, Ородрет ожидал большего. Одна тысяча была слишком малой долей от орды за рекой. Казалось, Тандир разделял его разочарование, теперь начальник тыла выглядел подавленным. Но все равно размен был в пользу обороняющихся, пытался напомнить себе наместник, так много потерял враг, так мало – гарнизон.       К удивлению князя, следующим слово взял Сарад. – Солдатам скажете, что прикончили четыре тысячи, – рубанул он с плеча, – если они поверят, что победа так близка, а полководцы столь доблестны, это воодушевит их драться с удвоенной яростью.       А после этого повернулся к Тандиру: – Видишь, враг не атаковал всеми силами, а начальник конницы оказался достаточно умен, чтобы не ввязываться в преследование.       Теперь на старика-коменданта были устремлены злобные взгляды наместника, начальника его тыла и командира его дворцовой гвардии. – Прикажешь нам лгать собственным солдатам? – спросил его Ородрет. Но, хотя он ожидал от Сарада подлости, до битвы тот все время нападал на Гвиндора. Неужели битва и в самом деле изменила его мнение? Не верилось, что тот заискивает перед сыном Гуиллина. – Правда и обман суть оружие, каждое из которых надлежит использовать, так-то, ваша светлость, – заявил комендант, – тот, кто думает, что победа у него в кармане, машет мечом пуще прежнего. – Какой-то смысл в этом есть, – сдержанно заметил Гвиндор, – это первая победа, которую видели солдаты за столько-то лет. Вы же все помните, какими они были в день нашего сюда прибытия?       Ородрету таких напоминаний не требовалось: ему хватило солдат, дерущихся за личные вещи товарищей, или уничтожения собственного удела. А еще князь не мог забыть, кто тогда командовал – и того, что тот все еще находился рядом. Но Гвиндору были лучше ведомы законы и обычаи войны. «Быть может, он прав. И неважно, что я при этом чувствую». – Если считаете это нужным, то так тому и быть, – с тяжелым сердцем признал наместник. К этому моменту как раз улеглось прежнее веселье.       «Сперва пощадил Сарада и вот уже следую его советам. Как скоро мы начнем обкрадывать собственный народ, потому что это, видите ли, «мудро», закралась горькая непрошеная мысль. – Следующая атака будет направлена на южную переправу, – предположила Тиринде, – после сегодняшней-то ночи я не думаю, что орки снова захотят проливать здесь кровь. Разведчики из третьей роты докладывают, что видели в той стороне вражеских лазутчиков и вьющихся над ними нетопырей.       На Сирионе хватало мест, где река была достаточно мелкой, чтобы перейти ее вброд. И хотя все они были укреплены, именно северная отмель, за которую сегодня сражался Гвиндор, была самой большой и безопасной. Южная же переправа была уже, переправляющимся угрожали острые камни и ярость бурного речного течения. И если орки попытались бы брать ее с боем, их можно было легко отбросить назад. – Третья рота? – переспросил Гвиндор, – в их рядах много второрожденных. Отправьте им вторую в подкрепление и уберите людишек в тыл. – Милорд, – возразила командир гвардии, – эдаин сильные воины и способны сами по себе удержать переправу. Зачем их перемещать куда-то?       Кажется, Гвиндора этот вопрос волновал мало. – Потому что орки нападут ночью, а люди боятся ночи. Я не хочу, чтобы наши фланги прорвали из-за того, что кого-то прирежут спящими. Да, быть может, эдаин и сильнее орков, а лучшие из них не уступят и нам, но лучше всего убрать их в тыл.       Эти слова напомнили наместнику другой спор, состоявшийся много лет назад, вскорости после того как его дядя вернулся с востока, где и встретил первых людей. Об этой следующей за эльфами расе много шептались прежде в Валиноре, теперь же былые кривотолки разгорелись с новой силой, словно подлили масла в огонь. Во многих отношениях Второржденные оказались совершенно не такими, как ожидали. Низкорослые и слабые, многие – некрасивые и недалекие. К тому же малочисленные. Первое племя, которое встретил дядя, по сравнению с населением одного только Нарготронда казалось жалкой крупицей. Да, у людей были оружие и орудия труда, но ничего, подобного творениям эльдар. Их нельзя было сравнить даже с Лаиквенди, не знавшими городов или каменных стен – те обладали куда большими знаниями и умениями. Эдаин так мало знали об окружавшем их мире, о его зарождении, о Валар или Эру Илуватаре. Они слишком боялись ночи и по-детски любили солнце. И главное: новая раса была слишком чувствительной к боли, усталости и болезням.       Прежде в Валиноре многие его обитатели, и даже сам Феанор, опасались «Последышей». Говорили, что следующая раса, которую создадут Валар, займет место эльфов и заберет себе все, что им дорого в этом мире. Но Феанор погиб еще до пробуждения людей в Арде. Теперь же, когда они появились, было трудно понять, чего же тут бояться.       А вот дядя Финрод думал по-другому. Король и в самом деле был убежден, что Второрожденным предстоит сыграть некую важную тему в Музыке, что они действительно назначены унаследовать Арду у перворожденных. По правде сказать, сам Ородрет в этом сомневался. Его дядя был великим мудрецом, но даже самому мудрому невозможно было углядеть всех возможных исходов. Гуиллин, вот, тоже был ученым, но с королем не соглашался. – Да, друг мой, быть может, нам предназначено обучить и наставить Второрожденных, – говорил он, – но наследовать? Если так хотел Илуватар, то почему же Валар просветили нас, а не их? Почему тогда не сделать их фэа и хроа сильнее, чему у нас? Они лишь гости в этом мире, а мы – вечно живущие. Наши королевства могучи и сильны, а их племена и создать-то государств не создали.       «Феанор считал, что у Валар есть злой умысел. Вот почему он думал, что по их воле Второрожденные нас и сменят».       Но если Перворожденным действительно предстояло уступить наследникам, то для чего же они были нужны? Просто проложить им путь? Что бы там ни было уготовано людям, здесь крылось нечто большее.       Теперь, когда прошли века, уже много поколений людей родилось в мире и покинуло его. Они стали многочисленными, хотя все еще уступали числом одним только нолдор. Они показали себя храбрыми воинами; Ородрет знал, что в глазах многих этого уже было достаточно. «Но Аэгнор разглядел в них нечто большее». Его дядя любил женщину-Эдаин, хоть так и не взял ее в жены. «Оно и к лучшему. Что я, что отец считали, что это принесет ему одни печали». Редкое единодушие, – как часто вообще Ангрод Железнорукий говорил с сыном с глазу на глаз?       Голос Гвиндора вырвал князя из плена воспоминаний. – Орки на нас еще не навалились, но мы и не должны им этого позволить, – говорил он Тиринде, – когда солнце будет в зените, принимай командование над флотилией и отобранными тобой воинами. Ударишь по их лагерю по моему сигналу. – Но, милорд, в полдень нас легко будет обнаружить, – возражала она, – мы потеряем весь элемент внезапности. – Они боятся дневного света, – объяснил воевода, – скорее всего, их часовые, вместо того, чтобы нести караул, попробуют найти себе укрытие от солнечных лучей. Но ты права. Тогда я нанесу удар на противоположном берегу. Потревожу орков и отвлеку их от твоих сил.       Тиринде больше не возражала; такой план командира гвардии устраивал. – Как прикажете, милорд, – ответила она.       Едва ли мог подумать наместник два года тому назад, что эта неуклюжая и жесткая баба займет пост, позволяющий заседать вместе с ним на совете и спорить с любым правителем. Её покойный предшественник, Гламрен командовал Стражами Цитадели, гвардией наместника, с того самого момента, как были заложены фундаменты крепости, и никогда не выказывал желания покинуть службу. Хотелось бы Ородрету, чтобы это действительно произошло по воле офицера, а не из-за гибели в бою. И чтобы сам наместник, а не его отец, выбрал ему замену. «Он был достойным эльда. Могучим воином – но понимавшим, что грубой силой победы не добиться. Его разум был столь же острым как и его клинок». Тиринде же была из другого теста. Если Гламрен был ровесником князя, то она родилась уже в Белерианде. Да, в бою новая командир гвардии была свирепа, но дисциплиной не отличалась, а вне строя её редко можно было застать без спиртного.       Но теперь Ородрет заметил, что прошедшие годы изменили даже ее. «Как и всех нас». – Сир, дозволите ли разойтись? – спросил его воевода.       «Это не более, чем вежливость перед формальным командующим. Он прекрасно знает собственные ходы». – Действуйте по плану, принц Гвиндор, – кинул он, откинувшись на спинку стула (которая теперь казалась ему узкой). – Благодарю, что уделили внимание, друзья, – с легкой улыбкой обратился наследник Гуиллина к остальным, – битва только началась, но впереди уже виден просвет. Мы проявим упорство – и победим. Мы будем стоять насмерть – но вести с наших полей потрясут Ангбанд до самой последней его ямы. Мы удержим позиции – пока не проломим ворота Мелькора!       Все прошло, как и задумал Гвиндор. В полдень, когда Анар стоял в зените, он повел дружину с южной переправы. Эрамат и его дортонионцы двинулись с севера. Хотя они и не углублялись далеко за реку, но вражеских часовых быстро удалось застать врасплох. И пока орки поднимались по тревоге, Тиринде отплыла из-под прикрытия Тол-Сириона с десантом отборных солдат. К обеду одно из орочьих укреплений было охвачено огнем, пламя пожирало палатки и башни. Черные столбы дыма, извиваясь как борющиеся змеи, поднимались высоко над равниной.       А вслед за вылазкой последовало еще три дня боев. Каждую ночь с острова Ородрет наблюдал за попытками вражеского войска форсировать Сирион, – и каждый раз оно оказывалось отброшено назад на восточный берег с большими потерями. Но битва собирала жатву не только с противника. Каждый день на острове появлялось все больше и больше раненых воинов, другие же и вовсе не возвращались обратно из боя. Но, несмотря на численное превосходство штурмующих, Гвиндор и его воины продолжали держать оборону.       На заре третьего дня сражения по дороге с юга прискакал всадник. Это был Второрожденный со светло-кофейного цвета кожей и каштановыми волосами, одетый в зеленый плащ с эмблемой племени Халет из Бретиля да железный шлем-черепник. Судя по отсутствию бороды, Ородрет заключил, что по человеческим меркам гонец не может быть старым. Низко поклонившись князю и его военному совету, он представился Эбором из Бретиля; говорил он с сильным рубленым акцентом, обычным для пытающихся изъясняться на синдарине лесных дикарей. – У меня новости от лорда Халмира, – громко объявил он. – Успокойся, у тебя достаточно времени сообщить вести от своего господина, – сказал Ородрет и жестом указал Суилору подать человеку воды. Хотя теперь именно Бретилю выпало защищать восточный фланг Нарготронда, племя Халет не было вассалами короля Финрода; если и были кому ближе хозяева леса, так это к дориатцам. «У них были веские причины на то, чтобы откочевать сюда с востока. Слово сыновей Феанора не стоит и глотка воздуха, потраченного на то, чтобы его дать». Но даже после пришествия на запад халадины не выказывали охоты и дальше служить кому-то из эльфийских правителей, даже дяде Ородрета, который и дозволил им поселиться в лесу.       Эбор почти выхватил поданый Суилором кубок и жадно его осушил. Ородрет взял себя в руки и приготовился услышать вести от гонца, неважно, добрые или худые. – Повелитель, – запинаясь и заикаясь, особенно на длинных для него словах, рассказывал эльфу человек, – из-за границ Бретиля явилась огромная армия, несколько тысяч воинов под знаменами правителей с востока. Они просили дозволения пройти по нашим землям. Хотели сражаться вместе с нарготрондскими родичами своих владык, наш вождь открыл им дорогу и отправил меня сюда сообщить вам.       Пораженный наместник замер, словно получил удар под дых, конечности его заледенели. А из укромных уголков разума, булькая пузырями морской пены, снова зазвучали слова пророчества: «Остерегайся востока». Он оглядел присутствовавших за столом. На этот раз собрались почти все офицеры и рыцари: не хватало только Гонодора, нескольких присяжных Гвиндора и Тиринде, которые несли дежурство или были заняты на бивуаках. Остальные тоже поразились новости. Как это сыновья Феанора смогли отрядить армию в Бретиль? «Они же не могли пройти через Нан-Дунгортеб, это же самоубийство». Первым нарушить тишину рискнул Эрамат: – Какие у них знамена? – спросил он, слонясь вперед и вперив взгляд в Эбора, – ты сам их солдат видел? – Знамена красные со звездой, – ответил Эбор, – сам я не видел; меня к вам отправил вождь Халмир, еще до того, как они прошли через наши земли. Я лишь передаю вам слова моего правителя. Если вы сомневаетесь в них, то пусть это будет на вашей совести, а не на его.       Серебряная звезда на красном поле действительно была эмблемой сыновей Феанора и их армий. «А в Валиноре они рисовали на своих щитах и вырезали на рукоятях мечей несколько иное». – Чем они были вооружены? Их вообще можно называть армией, или отродье безумца шлет нам свои отбросы? – задал следующий вопрос Бамельдир. Позавчера рыцаря ранили в руку и ему приходилось отсиживаться в Минас-Тирите до выздоровления. – Мне сказали, что это люди, а не эльфы, хоть большинство и не говорит по-нашему. У них длинные копья и множество лошадей.       Для Ородрета это стало новым сюрпризом. Да, у неистовой семерки были люди-вассалы, но не в таких количествах, чтобы самостоятельно снарядить воинство. А вот пики и кавалерия в армиях востока были весьма распространены. Неужели семейка отыскала еще одно колено Второрожденных и забрила их под свои знамена? Или же это те из Эдаин, что жили в Эстоладе? Что бы там ни было, наместник нервничал все больше.       «В этом нет его вины», звучало в голове как мантра. – Благодарю, тебя Эбор из Бретиля, – произнес он, стараясь не выдать себя злобным взглядом, – завтра можешь возвращаться в свой лес. Пока же располагайся на ночлег, выделим тебе кров в меру наших скромных возможностей. – От себя и от имени вождя Халмира благодарю вас, повелитель, – поблагодарил гонец князя и покинул залу, оставив Ородрета наедине с военным советом. – Ну, теперь-то битва выиграна, – провозгласил Тандир, – оркам надо драпать, иначе уже мы получим перевес. Если к нам идут подкрепления, то их надежды обложить нас в осаде рухнут. А нам нужно только держаться и ждать.       Многие из дружины Гвиндора были с этим согласны. – На востоке стойкие бойцы, – поддержал его Эрамат, – таких еще несколько тысяч, и мы не то что сейчас – до будущего года продержимся.       Сарад еще не успел ничего сказать, но наместник уже заметил холодный огонек ненависти в его глазах. – Может, от них и будет польза, – дрожащими губами произнес комендант, – но братоубийцам доверять нельзя.       В любой другой ситуации Ородрет бы рассмеялся над её абсурдностью. Еще недавно только заступничество Гвиндора удержал князя от того, чтобы наказать бывшего порученца отца за его действия, и вот теперь он был единственным на совете, чье мнение с ним совпадало.       Сарад здесь был одним из очень немногих, кто понимал, что из себя представляет Первый дом, кто лично стал свидетельством их вероломства. Тандир и, тем более, Гвиндор с его рыцарями были слишком молоды, а Эрамат происходил родом из синдар севера. «Сколько же его соплеменников с востока примкнуло к феанорингам?» – Что бы там давным давно не совершили их господа, – возразил последний, – я не откажусь от их помощи, только не тогда, когда они нам нужны. – Давно, значит? – вспыхнул Сарад, – знаешь, Эрамат, тебя там не было. А будь ты всему свидетелем, то так бы ни за что не говорил! Телери были частью твоего народа. Когда-то мы водили дружбу с ними. Никогда не забывай об этом. Мы должны поступать, как поступал князь Ангрод: сражаться вместе, если надо, но никогда не доверять.       Ородрет еще не видел от ветерана подобной ярости. Прежде комендант говорил скорее полунамеками, чем прямо, и редко показывал эмоции. Наместник вспомнил, как его родитель, которому приходилось быть союзником сыновьям Феанора, всегда был этим недоволен. «Если бы не цели войны, я бы бросил их, как они бросили когда-то нас», говорил отец однажды Финроду. Впервые появившись в Белерианде, Ангрод, а вслед за ним – и его сын лгали, чтобы скрыть собственные преступления. Это называлось «примирением».       «Феаноринги убивают, а мы лжем, чтобы скрыть позор».       Это отцу хватило храбрости раскрыть правду о произошедшем, не Ородрету. Случилось это после того, как сыновья Феанора вновь выказали Ангроду свое презрение, на приеме у Тингола, короля Дориата, «несмотря на все понесенные им утраты». – Телери мне родня, но столь же отдаленная, как и Тингол, – глухим, низким голосом говорил Эрамат, – и я также помню, как орки разоряли Митрим, когда вы, нолдор, впервые пришли из-за моря. И все мы помним Дортонион. Орки, вот кто отнял нашу родину, это в боях с ними пали князья Аэгнор и Ангрод Железнорукий. Ты всегда выбирал самый верный путь, капитан Сарад, каким бы трудным он ни был. Как и наш покойный правитель. Я настаиваю на том, чтобы мы приняли предложенную нам помощь, как бы не нравилась нам протягивающая её рука. Ради нашей родины. И тех, кого с нами нет. Кого у нас отняли.       Прежде наместник не видел Сарада, сына Алимо в гневе, теперь же порученец родителя впервые на его памяти улыбнулся. И одобрительно кивнул товарищу по оружию. – Хорошо сказано, Эрамат, – по-хозяйски заговорил Гвиндор, – и я согласен тоже. Какие бы хитрые планы ни строил Первый Дом, их войска обеспечат нам легкую победу. А то, что будет после, будут решать уже наместник и король Финрод. – Если они пришли в Бретиль из Димбара, то будут здесь через два дня, – сделал вывод Тандир, – быть может, чуть позже. Они, должно быть, шли через Нан-Дунгортеб, так что сомневаюсь, что будут выкладываться на полную, ведь им же еще надо оправиться от потерь.       Если незваное подкрепление двигалось слишком медленно, чтобы успеть, то у Ородрета и вовсе не было повода для печали. Гвиндор и сам неплохо отбивался от орков. Что еще лучше, так это то, что орки могли узнать о приближающемся войске и отступить сами, обнаружив, что обстоятельства теперь против них. Быть может, дом Феанора хотел завоевать благодарность его дяди, придя на помощь Минас-Тириту. Но в голове князя зудела еще одна мысль: «или же они думают, что восток для них потерян и, вместо него, хотят подмять под себя запад».       И неважно, что крылось за этими маневрами, если они не примут участие в разгроме орков, то это будет к лучшему. Победа, которой не коснулись грязные руки братоубийц, могла бы сорвать любые их планы.       Но, когда наместник взял слово, он об этом промолчал: – Неважно, когда явится эта армия людей, орки-то здесь, а вот они – нет. Сосредоточьтесь в первую очередь на них.       Гвиндор был с ним согласен. В обсуждениях и спорах пролетело несколько часов, но в полдень цитадель всколыхнул рев труб – трубили тревогу. –Telir yrch! Telir yrch! Орки идут.       Действительно, враги за рекой зашевелились, готовясь к новому штурму. «Должно быть, они узнали о подкреплениях!», осознал Ородрет. Противнику ведь всего-то требовалось, что послать нетопырей на юг и убедиться напрямую. Гвиндор и его присяжные рыцари засобирались на битву, а наместник, поманив Суилора, направился к дверям. Походя ему удалось подслушать разговор подзадержавшихся ветеранов Дортониона. – Сегодня мы отомстим за них, – улыбался Эрамат, – Отомстим за каждого. Знаешь, все, чего я хочу, так это чтобы ты сегодня мог вновь сражаться со мной. Ничего, старина, я для тебя на будущее заклеймлю пару-тройку орков.       Сарад откинулся на стуле. Трудно было понять, что выражало его изуродованное лицо, но голос не оставил сомнений. – Ступай. Почти нашу память.       Наместник взбирался на вершину башни. День, который начинался ярким, сделался серым и унылым. Солнце закрыли нависшие над землей тяжелые тучи. На юге вдоль течения реки поднялся густой туман. Наместнику это показалось необычным. Стояла осень, так что туманы и пасмурные дни были обычным делом. Но как мог туман покрывать только часть течения?       «Вот почему сейчас атакуют орки». Несмотря на светлое время дня, солнце было затянуто облаками, так что твари, должно быть, набрались храбрости. – Они действительно отчаялись, – произнес князь вслух, скорее для себя, чем для кого-то другого. – Отчаянные и есть самые опасные, – прозвучал от Сарада непрошеный ответ. Ородрету же вновь вспомнился свет факелов и озаренный светом звезд залив.       Грохот барабанов заставил его встряхнуться. Посмотрев вниз, князь увидел, что орки уже переправляются через реку. Будь дело ночью, зрелище показалось бы уже знакомым, но и при свете дня оно было столь же угрожающим. Под черными знаменами двигалось вперед больше шести тысяч орков, а следом шло больше. В авангарде гнали волков и прочее зверье. И они уже застали защитников брода врасплох. У гарнизона было слишком мало времени, чтобы подготовиться. Вскоре обороняющихся уже вынудили отойти за палисад. Следом за волками в бой вступали и первые шеренги орков. Торопливо выстроившись вдоль берега, лучники вели стрельбу, надеясь задержать наступление. Но все больше и больше орков прибывало из-за реки, приливной волной захлестывая западный берег. Это были самые крупные и сильные особи – враг явно хотел захватить переправу с ходу, потому и послал первыми в бой своих отборных солдат. Некоторые враги даже шли в бой без тяжелых доспехов, понадеявшись только на шлемы и щиты – эти бегом ринулись на лучников, в то время как всадники на волках намеревались зайти им в тыл.       Под угрозой окружения уступающие врагу числом обороняющиеся обратились в бегство, а победоносные орки погнались за ними под завывание волколаков. Но тут с острова и укреплений подошли в бой подкрепления. Впереди в сопровождении сорока рыцарей мчался вперед Гвиндор – его золоченые доспехи были хорошо заметны издалека. Подъезжали все новые всадники, готовые схлестнуться с ангбандскими волками. Но те прекратили погоню: бросив немногих уцелевших, звери вернулись обратно к урезу воды. Через реку переправилось больше четырех тысяч орков, пехота и лучники. Гораздо большие силы теперь выстроились на том самом холме, который оборонял Гвиндор в первый день. Над ними реял штандарт с оскаленным волком. – Это он, – холодно изрек Сарад. А Ородрет, присмотревшись, увидел огромного волколака, самого большого в орде, которого окружали орки, на манер телохранителей. – Их предводитель? – спросил Ородрет. – В прошлом году в Дортонионе он являлся в облике жуткого волка, – подтвердил Сарад, – Эта же тварь на знаменах решающего штурма. Он и никто другой.       «Значит, это его личная гвардия», озарило князя, когда волк уставился исполненным злобы взглядом на вершину башни. Саурон, вражеский предводитель, наконец, отважился лично бросить им вызов.       По команде Гвиндора гвардейцы Тол-Сириона изготовились для боя. Ородрет заметил в первых рядах Стражей фигуру державшей копье Триниде. Пропели трубы и войска собрались перед укреплениями; лучники заняли позиции за земляными валами. Не давая передышки, орки навалились на них в надежде сломать все сопротивление одним ударом. Линия обороны прогнулась, но пока удерживала натиск. Свирепые орки с огромными топорами врубались в ряды копейщиков. Несмотря на подкрепления, пришедшие с флангов и из тыла, на каждого защитника приходилось по нескольку противников.       «У орков за рекой солдат больше, чем во всей нашей армии вообще». – Силы противника на переправе слишком растянуты, – с невозмутимым видом указал Сарад, – и начальник конницы это видит.       Действительно, строю многих вражеских рот не хватало глубины. Фронт на берегу реки, зажатый между укрепленными лагерями и земляными укреплениями заставлял держать передние ряды плотно сбитыми. В отличие от флангов. И стоило коменданту произнести это слова, как запели рога и расплескались знамена. В битву двинулся новый отряд.       Эрамат шел пешим, облаченный в кольчугу и простой шлем – шишак, украшенный только шипастым наносником. Зелено-голубой плащ был расшит золотыми узорами; цвет его был данью уважения Ангроду и Аэгнору. В одной руке старый воин держал ростовой щит, в другой – знамя отца наместника. А за ним шли солдаты из Дортониона, ветераны пограничья, веками удерживавшие нагорье и линию осады Ангбанда. Плечом к плечу, все как один в тяжелых доспехах, покрытых меховыми плащами, со щитом в одной руке и метательным копьем в другой. Все эти дни Гвиндор держал их в резерве, но теперь их бросили в бой.       «Лучшими солдатами во всем Белерианде гордо называл их мой отец. Некогда их было великое множество, а теперь мы едва собрали восемь сотен». – Не оставим ни единого орка во всем Дортонионе, – взревел Эрамат, обращаясь к своему отряду. И когда крик его отразился от Цитадели, они вторили ему: – Перебьем всех орков в этом мире!       И с именем покойного князя на устах они пошли в атаку на орочьи ряды. Хоть лучники и пытались накрыть их залпами, стрелы бессильно стучали по шиитам и доспехам. Неустрашимо, как и прежде, изгнанники приближались все ближе. – За Ангрода! За Аэгнора! Напоим землю кровью! Устроим оркам бойню! Кровь Кровавому Богу! Черепа для трона черепов       В первую вражескую шеренгу полетели копья. Издав могучий клич, Эрамат метнул знамя в гущу противников и взялся за рукоять боевого топора: – Acharn! Acharn! ACHARN!       «Возмездие!»       Покосившись на коменданта, Ородрет увидел на губах Сарада улыбку – но взгляд его отражал тревогу.       Не мешкая, дортонионцы обнажили клинки и со всей силы ворвались в орочьи ряды. Ярость направляла их руку, ветераны рубили и кромсали направо и налево. Презрев боль и страх, неумолимой волной все глубже и глубже пробивались они сквозь строй врагов, и орки расступались на пути их атаки. Гвиндор не упустил этого шанса. Когда враги дрогнули, он приказал идти вперед и остальной пехоте, чтобы сбросить плацдарм в реку.       Развернулись знамена и свыше трех тысяч защитников крепости вышло из укреплений в контратаку. Перебежками добравшись до вражеского авангарда, они заставили их отступать, в то время как бойцы Эрамата все глубже и глубже забирались к ним в тыл. Кавалерию Гвиндор разделил; и теперь с флангов два клина всадников с разгону взяли орков в клещи. Ангбандское зверье ринулось навстречу; Гвиндор быстро очутился среди множества врагов. Мучительно было наблюдать наместнику, как один из рыцарей, ехавший прямо рядом с принцем, был сбит с лошади и растерзан. Но сын его друга в очередной раз доказал свою неустрашимость; ни один враг не смог остановить его натиска. Сперва он заколол волка, потом – первобытную рогатую тварь размером с дикого вепря, нашедшую свой конец, с разбегу поймав глазницей острие копья. Дортонионские мстители продолжали собирать кровавую жатву, пробиваясь сквозь вражеские ряды, а Гвиндор устремился на восток. Прямо к штандарту с волком, к Саурону. «Он хочет убить его».       «Позови же Суилора, пусть даст сигнал Гвиндору отступить. Пусть принц оставит это безумие», твердил Ородрету внутренний голос.       Но, прежде чем наместник смог что-то сказать, вражеский штандарт пришел в движение. Гортхаур сам повел своих телохранителей на битву. Прислужник Ангбанда принял вызов Гвиндора.       «Слишком поздно». Теперь уже было ничего не поделать, только принять исход того, что должно было произойти. Где-то сбоку Сарад задавался вопросом, почему вражеский предводитель взял с собой такую небольшую охрану, но что бы там он ни говорил , Ородрет не слушал. На кону стояло нечто большее, чем брюзжание коменданта.       С тошнотворным звуком стали, рвущей плоть, отряды столкнулись посреди Сириона, и закипел бой. Ударили тулумбасы: орки в тылу пришли в движение, явно, чтобы окружить рыцарей Гвиндора и истребить их.       «Отступай, отступай же! Отбрось свою проклятую гордыню, только выживи!»       Чудовищный волк прыжком сбил с лошади одного из всадников, сломавшего себе при падении шею. Тело скрылось в водах реки, а обезумевшая от страха лошадь ускакала прочь. Вокруг царил хаос, кровь окрашивала воды Сириона красным и черным. Ородрет отчаянно пытался отыскать взглядом Гвиндора посреди безумия битвы. Но тут раздался громкий вой, и наместник увидел волколака, вступившего в поединок с сыном Гуиллина, размахивавшим окровавленным копьем.       «Владыка Вод, помоги ему, как уже помогал прежде», молился про себя князь.       Громко крича, Гвиндор пришпорил коня и погнал его вперед, целясь наконечником опущенного копья в голову скалящемуся оборотню. И промахнулся, но только по голове – копье нанесло глубокую рану колдовскому зверю в бок, и тот взвыл в мучениях. Сердце Ородрета ликующе забилось, он сцепил руки. А Гвиндор достал меч из ножен: давать шанса врагу оправиться он не собирался. Сжавшись от боли, волколак вильнул в сторону, пытаясь обойти молодого воеводу. Ему не хватило скорости. Гвиндор вновь погнал коня, и удар лошадиной туши пришелся на раненую волчью бочину. С ликующим кличем Гвиндор рубанул по шее, попав оборотню чуть выше лопаток. Злобная тварь забилась в агонии, с её клыков заструилась кровь.       А потом волколак застыл. И замертво упал наземь.       Вокруг все еще кипела битва, когда сын Гуиллина погрузил упавший штандарт с волчьей башкой в кровь той самой твари, что была на нем изображена. Радости в рядах эльфов не было предела. Орки на западном берегу утратили всякий боевой дух и обратились в бегство, их сородичи, застрявшие на восточном, тоже побежали прочь, к своему табору. – Гоните их! – ревел Гвиндор, – Враг разбит! Враг бежит! Добейте их всех!       И три тысячи воинов, вслед за предводителем бросились в преследование, разразившись победными кличами. – Закинем их на север впереди собственного визга! – Гвиндор! Гвиндор! Гвиндор!       «Так и есть: Гвиндор прикончил прислужника Ангбанда, отправил его дух на север зализывать раны у ног своего хозяина». Несмотря на грызшие его сомнения, наместник Тол-Сириона кричал от радости наравне со своими подчиненными. И с благодарностью и надеждой посмотрел на небо.       Рваное покрывало мглы на юге начало сворачиваться прочь. И где-то в глубине его донеслось эхо поющих рогов и фанфар, сначала приглушенное, потом зазвучавшее снова и снова, все громче и четче под аккомпанемент топота сотен, нет – тысяч марширующих в унисон ног. Ородрет обратил взор на юг и увидел, как из тумана сперва выплыли червленые знамена с хищной серебряной звездой о множестве концов, словно кровавые волны под звездным небом, насмешка над содеянным. А вслед за ними показались плотные боевые порядки пехоты, шагавшие плечом к плечу, как одно целое. Длинные копья передних рядов были нацелены вперед, остальные торчали в зенит, словно лесной полог отбрасывая тени на приближающуюся фалангу. Даже с высоты башни было четко видно, что все до единого пехотинцы носят шлемы и броню: кольчуги, бахтерцы и кирасы. Пикинеры держали свое оружие двумя руками, маленькие круглые щиты защищали им предплечья. У каждого солдата первой шеренги на шлеме красовался высокий гребень, украшенный плюмажем, перьями или просто обернутый цветной тканью. Облачены они были в золотые или желтые плащи. Как Эбор и говорил, то были люди, но их лица казались нездешними, чужими. Блондины, похожие на соплеменников Хадора, служивших королю Хилтума, шагали в одних рядах с темноволосыми подобиями беорингов. Светлокожие и смуглые, бородатые и безбородые, молодые и старики с унизанными кольцами руками – они не были похожи ни на одно из известных князю народов Эдаин.       Шли в рядах войска и лучники. Одни, одетые в легкие доспехи, имели на вооружении длинные луки по примеру синдар. А вот другие держали в руках непонятные инструменты из дерева и металла; колчаны висели у них на поясе. «Возможно, это тоже луки – только странной какой-то конструкции? В свое время Феанор изобрел множество удивительных вещей. Быть может, это еще одна?» Но больше всего в колонне стрелков удивлял входивший в нее маленький отряд. Его воины ростом были выше большинства своих товарищей, их кожа была темнее, чем у самых смуглых беорингов или синдар на крайнем юге Белерианда. Под стать им были и исполинские луки из золотистой древесины, таких Ородрет у людей ещё не встречал. Чернокожих защищали позолоченные ламилляры и высокие шлемы. Их пышные плащи были собраны из множества разноцветных перьев, красных, зеленых, синих и прочих. Это зрелище даже напомнило птиц в валимарских садах.       Клубы пыли на флангах армии и топот копыт скачущих лошадей возвестили о приближении большого конного подразделения. Ородрет сходу насчитал больше тысячи всадников, но прибывали еще и еще. Одеты они были столь же странно, все как на подбор в парчовых золотых мантиях поверх тяжелых лат. Часть лошадей, скаковых, была без защиты, а вот другие носили позолоченные кольчуги-бардинги. Тяжелых рыцарей с пиками и щитами на таких бронированных дестрие насчитывались сотни. Причем самые богато одетые из них, казалось, имели лучшие доспехи, чем воины Гвиндора. Поверх бахтерцов на них были кирасы или зерцала: множество полированных броневых пластин сверкало даже в тенях отступающего тумана.       Снова раздался трубный звук, но то была не медь. Последний раз подобное Ородрет видел много столетий тому назад, в Валиноре.       «Andamunda!»       Тяжело топоча серыми ножищами, толстыми, как древесные стволы, шагали слоны, точно такие же, как паслись в стадах Яванны. Как и лошади, они были покрыты позолоченными доспехами из стальных и медных чешуй. К их длинным бивням были прикреплены клинки, а на спинах, словно домики на холмах, торчали башенки с воинами.       Только и оставалось князю, что дивиться устрашающему великолепию приближающегося воинства. «Как сыновья Феанора ухитрились собрать подобное войско эдаин? Откуда у них эта армия вообще? Какой-то секретный резерв, который они скрыли от всех нас? Где они взяли слонов? И, самое страшное, если они собрали под свои знамена такие полчища, то почему привели их сюда, когда их собственные владения охвачены войной?»       Но находившиеся рядом с ним не замечали подвоха. – Победа! Победа за нами! – кричал Суилор.       Когда солдаты внизу на поле боя увидели знамена армии, среди них началось бурное ликование. – Наши! Наши! – кричали они. – Давайте к нам! – Опоздали, парни, на вас орков не напасешься!       Все больше приветственных кличей звучало в лагере. Отряд верховых поехал навстречу идущей на помощь армии. Орки уже драпали, Гвиндор и его воины гнали их все дальше на север.       «Мы уже побеждаем, у нас нет нужды в подкреплениях. Но теперь нам придется разобраться и с ними. Сыновья Феанора что-то замышляют».       Со вздохом сложив руки на парапете, Ородрет принялся вновь вглядываться в знамена, червленые с серебром – но армия под их сенью сверкала золотом, как солнце. Вспомнился сам Феанор, как сиял он золотым и красным, омытый светом тысяч факелов в самом сердце Тириона. При Альквалонде не было огней, но когда Куруфинвэ, его сыновья и примкнувший к ним Фингон вернулись после захвата кораблей, они тоже были омыты баргянцем. Точнее, перепачканы кровью...       И вскоре после этого, за морем верховный король расцветил небо над Неврастом кострами, сигнальными и погребальными. Но тогда не было ни тепла, ни даже мыслей о далеком огне. Только пронизывающий холод, да жалящее прикосновение льда.       «Остерегайся востока».       Посреди серой массы слонов ехала группа всадников, одетых много богаче остальных. Все они носили золотые плащи и браслеты; даже сталь их рельефных лат лучилась позолотой. Все, кроме двоих, ехавших во главе строя под высоким деревянным шестом, который напоминал Ородрету развернутый бунчук. Первый, высокий и голенастый, был из эдаин. Он выглядел постаревшим, рыжие волосы и борода были подернуты пеплом, морщины рассекали лицо. Плечи покрывала шкура пушного зверя, по цвету под стать волосам. «Лису что ли на воротник ободрали?» Поверх серо-стальной кирасы носил он бело-красное сюрко, на котором были изображены два дерущихся зверя с головой и крыльями орла и туловищами льва. «Гербовые цвета правителя Химринга, но символика людская». Что бы там ни было, даже с такого расстояния наместник мог заключить, что перед ним некто гордый и надменный.       Бок о бок с ним скакал еще один всадник, ничуть на него не похожий. В отличие от своего пожилого спутника этот был юн и прекрасен. С ног до головы закован он был в черные стальные латы с червленым кантом, столь искусно сделанные, что казались они продолжением его тела. На шее юноши красовалось ожерелье из кроваво-красных рубинов. Тяжелый багровый плащ за его плечами, подрубленный золотой канителью, реял на ветру над крупом коня, черного, как и доспехи. При виде его серебряных волос наместник замер, но тут же заметил, что кожа у чужака загорелая.       «Он выше ростом своего спутника, но не настолько. И глаза – не серые, как грозовое небо, а голубые, что ли?». Да, на мгновение Ородрет подумал, что это может быть один из эльдар, но, присмотревшись, понял, что это не так. «Внешне его можно спутать с эльфом, но поведение с головой выдает Второрожденного».       Теперь, когда армия приблизилась к южному броду настолько, что могла развернуться для его обороны, ряды конницы расступились и вперед выехал новый всадник на гнедом коне. Уступавший ростом двум предводителям, он был облачен в нарядные белые одежды, которые были бы уместны и при дворе у дяди. Длинные серебристые волосы спускались до плеч, лицо украшала аккуратная и холеная бородка.       «Красив, как для человека».       Но что-то в его поведении было не так, что-то отличало его от остальных. Князь не мог удержаться от того, чтобы сосредоточить на нем все свое внимание. Легкость и плавность движений, манера ехать верхом, правильные черты лица – словно вырезанные искусным скульптором. Шум войска на марше, звуки битвы за рекой – все это словно затихло в его присутствии. Много лет назад в Дориате Ородрету довелось услышать пение Даерона при дворе короля Тингола. Когда искусный музыкант играл и пел, в пещерах Менгрота воцарялась тишина преклонения перед славой образов, создаваемых его голосом.       А потом всадник поднял взгляд. И Ородрет сразу понял, что тот смотрит на вершину Цитадели. Прямо на него. – Артаресто, сын Ангарато! Большой путь ты проделал сюда из Амана, дитя нолдор, – заговорил с ним голос на идеальном квенья, подобающем самому красноречивому мудрецу. Мягки как шелк были слова, но в них звучала мощь булата.       «Он не второрожденный», понял Ородрет, и холод сковал его конечности. Чужак вновь посмотрел прямо на наместника. Его взгляд, сияющий как свет далеких звезд, словно пронзал эльфа насквозь. Князь видел в нем лед Хелькараксе и всепожирающее пламя Лосгара, он замерзал и горел, как если бы снова очутился там. Его обнаженное тело рвали клинки родичей при Альквалонде, а горячая кровь стекала в ночное море.       «Это не сын Феанора», хотел наместник выкрикнуть Суилору, даже Сараду в лицо, но крик его умер, не родившись. Как завороженный, наблюдал он за ухмыляющимся незнакомцем, теперь обратившем взор к небесам. По мановению его руки туман начал рассеиваться. Тучи разверзлись, небо озарил единственный золотой луч. Среди воинства людей грянули кличи на непонятном языке, и червленые стяги исчезли в пламени. Огонь пожрал серебряную звезду, показалась настоящая символика.       Высоко над слоновьим гуртом торчало копье с подвешенными на нем золотыми черепами. А самое большое из знамен было черным как ночь: на его полотнище красовалось огнедышащее чудовище, кроваво-красный крылатый змий. Когда оно расплескалось по ветру, угасли последние надежды.