"Сайранг" - значит "Жгучий булат"

      Шум снаружи башни сегодня ночью не давал уснуть, шум и его источник. «Звуки и зрелище». Ородрет не хотел смотреть, что творится за рекой, но ноги сами понесли хозяина к окну. И он не мог остановиться, не больше, чем мог бы повлиять на все произошедшее.       До этого наместник уже видел резню, развернувшуюся прямо под стенами его собственной цитадели – беспомощный свидетель того, как победа ускользнула из рук и рассыпалась прахом. Сотни, нет, тысячи отменных бойцов, прижатых к реке, истребляли или брали в плен. Это Сарад и Тандир своим приказом бросили им на помощь флотилию, которая и переправила обратно всех, кого смогли принять на борт корабли. Последним уходил Гвиндор, до последнего удерживавший берег. А Ородрет только лишь смотрел, наблюдал за всем происходящим, словно узник в собственном теле.       Изменники-эдаин согнали пленных в загоны, словно скот. Еще меньше уважения у них было к мертвецам, они налетели на них как голодные стервятники, срывая с тел доспехи и одежду. Резали мертвецам пальцы, чтобы снять кольца. Рубили головы и руки, сдирая латы. А обнаженные тела и изуродованные останки просто свалили в несколько больших братских могил. Ородрет знал многих из них, узнавал лица, хладные, застывшие в смерти. Последовавшие на север товарищи Гвиндора, пережившие отца и дядю закаленные ветераны Дортониона, Финродовы служаки из Нарготронда и его собственные присяжные из гарнизона Минас-Тирита – всем им теперь было не суждено вернуться назад. Как бы он хотел запечатлеть в памяти их имена, их черты – но было их так много, что, казалось, их не вместила бы и сама земля.       Когда Гвиндор вернулся на остров вместе с выжившими, на нем не было ни царапины, хотя одежды и броню покрывали кровь, грязь и пот. Гневно смотрел воевода сквозь заливающие глаза слезы, а на губах у него застыл единственный вопрос: «Почему?»       «Ты мог это остановить. Предотвратить все случившееся. Тебя предупреждали: остерегайся востока».       Если бы у наместника был ответ. «Кто они, эти золоченые эдаин? Чем мы им так навредили, что они обратились против нас?» В голове вновь звучал смех всадника в белом, словно раскаты грома поутру. Тот последний из их предводителей, вне всякого сомнения, был одним из майяр на службе Врага. Но что насчет первых двух, юноши с серебряными волосами и рыжеволосого бородача рядом с ним? Он никогда не слышал, чтобы эдаин так выглядели – если бы такие попадались, королю Финроду было бы известно. – Милорд! – донесся откуда-то сбоку от наместника юношеский голос Суилора. Его молодой вассал в бою не участвовал («будь моя воля, он и не будет сражаться», пообещал себе Ородрет), но он был рядом со своим лордом на башне, тоже наблюдал за сражением. Тоже видел все. Каково же теперь будет возвращаться ему домой? «Если он вообще вернется», прозвучали в сознании князя леденящие слова.       Остатки гарнизона собрали во внутреннем дворе, мужчины и женщины застыли в ожидании слов своего наместника. Все, кроме эдаин. Их роты переформировали сразу же после боя – после возвращения Гвиндора. Солдат отделили от их бывших товарищей и отдали под командование эльфийских офицеров. «Были и те, кто готов пойти в отношении людей на большее». Уже само напоминание об этом заставило наместника почувствовать себя грязным и оскверненным. «Когда же мы успели стать такими? Так низко пасть?»       «Бессмысленный вопрос. Ты сам видел, когда, как и почему. Давным-давно».       Гвиндор безмолвно стоял рядом, лицо его замерло, словно маска. Недвижными глазами он все смотрел куда-то вдаль, за пределы острова. Был там и Сарад: комендант опирался на палку, скрыв забинтованное тело под толстым слоем одежды и длинным плащом. Впервые с того момента, как Ородрет прибыл в Минас-Тирит, соратник отца соизволил покинуть цитадель. Этот тип не беспокоился ни о ком и ни о чем, кроме своих боевых товарищей из Дортониона, так что неудивительно, что только их участь и всколыхнула его чувства. Ородрет буквально ощущал на себе ледяной взгляд Сарада, исполненный невыразимого презрения. Он знал, на кого хромой калека-капитан возложил вину за гибель своих друзей. Быть может, лучше бы он рискнул высказать все это вслух, от имени всех вовлеченных. Как-никак, не впервой было Ородрету ловить осуждающие взгляды. «Пусть только попробует обвинить Гвиндора – старику еще повезет, если после этого я прикажу сбросить его вниз со стен, предателям-второрожденным на потеху. И плевать, хромой он там или нет».       Князь начал речь – он репетировал ее заранее, но теперь не мог вспомнить. Пустые слова, звучавшие от большой нужды, а не потому, что в них был смысл. Потом, имена. Все, о чьей гибели знали точно. И те немногие, относительно которых были сомнения. Их отцы и матери, их малая родина, снарядившая на войну – если об этом прежде не было известно. Теперь некоторые из тех самых отцов и матерей стояли внизу во дворе, Ородрету были знакомы их лица. Но скольких еще он потерял? Князь огласил счет по каждому уделу, который только он смог свести. Перечислил павших Нарготронда и топей Нибин-ноэга, Ладроса, Омутов Иврина и Минас-Тирита.       Когда он взялся за погибших уроженцев Дортониона, то услышал, как по камням застучал костыль Сарада. Нехотя князь повернулся лицом к ординарцу своего покойного родителя. – Я оглашу наши потери, Наместник, – прохрипел он, и титул Ородрета прозвучал в его устах словно проклятье, – это должен сделать кто-то из их земляков.       Да, кто-то из их земляков. «А не тот, кто отправил их на верную смерть», вот что осталось недосказанным. Даже после их гибели Сарад хотел отделить своих товарищей от остальных.       Собравшиеся внизу солдаты заметно нервничали. А после вмешательства Сарада во внутреннем дворе воцарилась поистине оглушительная тишина. Все ждали продолжения. Не проронив ни слова, Ородрет уступил место Сараду. «Если он так уж этого хочет, то позволю ему вспомнить их поименно. Видно, его желчной глотке сладко произносить имена погибших вслух». Гуиллин счел бы его решение вот так уступить другому место неумным поступком. Спроси он Идрэнэт, она бы ответила ему то же самое. Но князю хватило мудрых советов: сколько раз он прислушивался в прошлом к чужим словам, и куда это его привело? «Сюда и привело». – Эрамат, сын Димаэтора, Первый Меч Большого полка князя Ангрода, – начал Сарад.       У Ородрета не было никакого желания слушать перечисление всех остальных, но он остался, глядя на флаги, реявшие за рекой. Ему были знакомы черные знамена и скалящийся волк. Но куда ближе к крепости расположились золотые штандарты и то полотнище с красным змием. Символика этих второрожденных была непохожа на ту, что он видел прежде. Конечно, цвета были ярче, чем бывшие в ходу у рабов Ангбанда, но гербы выглядели гораздо проще принятых у эльдар. Но главным был красный дракон; Ородрет не понимал, что он означает. Да, у Врага был Глаурунг, но эта тварь совершенно не походила на Змия Ангбанда. «Быть может, это новое чудовище Темного Властелина?» Нет, в этом он почему-то сомневался.       «Хочешь узнать ответ, так прокатись по разводному мосту за барбакан, спроси врагов, что их знамена значат». Быть может, его царственному дяде, будь он здесь, подобный фокус и впрямь бы удался. А будь здесь на его месте Аэгнор и отец, они бы разбили этих эдаин наголову. Вот это-то и было на уме у Сарада. Хуже того, Ородрет понимал, что присяжной отца в этом прав, как ни в чем другом. Остались бы эти мужчины и женщины в живых, если бы он никогда не покидал Нарготронда, если бы остался с Финдуилас? Но его позвал долг, как наместника Минас-Тирита. Князь не мог отказать королю. «Но если бы ты только попросил, разве Финрод бы тебя не понял? Не пошел бы навстречу? Король же не жестокосерден. Он бы не осудил тебя». Нет, то был не просто долг, скорее – осознанный выбор.       Когда Сарад наконец-то закончил, вперед к солдатам вышел Гвиндор. И говорил об одном: об отмщении. Вещал он громко, почти срывая голос. В то время как наместник и комендант воздавали почести павшим, воевода призывал отплатить врагу за всех и каждого. На глазах Ородрета Гвиндор выхватил меч из ножен: – Не щадите тех, кто ударил нам в спину! За тех, кого они у нас отняли, за нашу поруганную честь, за всю кровь, пролитую ради защиты нашей родины! Только месть! – воздел он клинок к небесам, – клянусь!       Солдаты во дворе тоже обнажили оружие и присоединились к клятве. «Месть! Клянемся отомстить!» – кричали они вслед за ним. Уже неважно, откуда они были родом, теперь различия между ними исчезли. Нолдор и синдар, уроженцы Нарготронда, Дортониона, Минас-Тирита, все сплотились против Второрожденных. Ярость звучала в их голосах, из их скорби разгорелось пламя гнева, раздуваемое услышанной речью. Злобой сверкал взгляд Тириндэ, а Суилор потянулся к собственным ножнам, с восхищением глядя на Гвиндора и принявших клятву вместе с ним. Ородрет удостоил юного вассала коротким и жестким взглядом, тот сдержался.       «Он не понимает. Да как и Гвиндор. Оба они еще слишком молоды, чтобы знать, к чему это может привести». Некогда Феанор тоже жаждал отмщения. Без счета жизней отняла эта жажда, в том числе его собственную. «И ради нее продолжают умирать». Если бы создатель Сильмариллов не подбил нолдор на мятеж во имя своих напрасных амбиций – если бы они сами не совершили ошибку, последовав за ним, а не проявив мудрость, – то те, за кого клялся теперь отомстить сын его лучшего друга, были бы живы. «Были бы с нами». Им не пришлось бы сражаться в этой бесконечной и бессмысленной войне, проливая кровь ради бесплодных земель и увядающей славы... Ородрет не выдержал и отвернулся. В этом не было смысла. И закончиться эта затея могла только одним: тем же поражением, что загнало их сюда. Он понимал это прежде, понимал и сейчас.       Давшие клятву солдаты устремились на посты, просторный внутренний двор стремительно опустел – с наместником остались лишь немногие. Сарад заковылял в цитадель, идти ему помогала служанка. Ородрет мысленно пожелал, чтобы долгий подъем наверх по длинной лестнице не выдался для них слишком трудным – не ради здоровья коменданта, а чтобы облегчить труд девушке. У оставшейся Тириндэ в руках уже была фляга с вином. Он и раньше видел, как она прикладывалась к спиртному после сражений, так что промолчал. А вот Гвиндор сердито на нее уставился. – Тириндэ, ты сегодня дежурный офицер, – жестко отчитал ее воевода, – изменники могут напасть на остров, так что напиваться я тебе не позволю.       Командир Стражей Цитадели склонила голову перед наследником Гуиллина. – Простите, принц Гвиндор, – закрыла Тириндэ флягу и вернула на пояс, – просто вино помогает мне успокоиться. Здесь ведь нам радоваться нечему.       Прежде, чем Гвиндор мог что-то ответить, у ворот пропели рога, им вторил возглас часового на башне. – Наместник Ородрет! У моста всадник под флагом перемирия!       «Перемирие? И кто теперь вам поверит?» Князь посмотрел на Гвиндора – тот гневно щурился и попытался было что-то сказать, но наместник успел первым. Он и так знал, что собирался сказать жених его дочери. – Я выйду ему навстречу, – произнес Ородрет. И устыдился произнесенного.       Гвиндор стиснул зубы, его лицо перекосилось от гнева и боли. – Почему, князь??? – прорычал он наместнику в лицо, – эти последыши хуже орков! Прикрылись чужим флагом и забили наших солдат как скот. Нет им ни доверия, ни пощады, не заслужили!       «Но они же – Люди, это главное. Всего лишь люди, кем бы они ни были», – подумал Ородрет. – Ну, а мы, стало быть, лучше их, – сказал он вслух. – Выше этого. Когда Сарад нарушил законы королевства, я бы его покарал, но ты меня отговорил.       Тогда Гвиндор посоветовал ему отложить правосудие ради блага Минас-Тирита. А теперь? Теперь-то он уже не собирался сохранять благоразумие? Вновь пришлось себе напомнить, что это не вина молодого сподвижника. – Гвиндор, мы не знаем, кто они такие. И почему сражаются с нами. Я не собираюсь соглашаться на их условия, что бы они нам ни предложили. Но я намерен выяснить, с кем мы имеем дело… Я же не феаноринг, чтобы нападать на парламентеров, – добавил он. – Нет, – прошептал сын Гуиллина под нос, нехотя кивая в знак одобрения, – уж эти бы так и поступили.       Теперь расположившегося за рекой противника отделял от Тол-Сириона только разведенный мост. Второржденные возвели укрепления: осадные щиты-мантелеты, траншеи, сторожевые вышки и частоколы, деревоземляные валы. Гвиндор наблюдал за ними, изучал, пытался найти брешь или хотя бы слабое место. Ему-то это занятие подходило лучше. Ородрета интересовало совсем не это. А сами чужаки.       Под флагом перемирия пришел отряд изготовившихся к бою солдат, почти целая рота, копейщики и стрелки, вооруженные теми самыми странными метательными устрйствами – которые они тут же навели на стены. И где-то в их рядах скрывался он, давешний невысокий всадник в серебристых одеждах, ангбандский майя. Когда Ородрет заметил его, у него задрожали колени. Внутренний голос криком кричал отвернуться – он зазвучал еще сильнее, когда посланник Врага сам посмотрел на наместника, сияя благодушной усмешкой. Злой дух во плоти жестом указал второрожденным расступиться, из их рядов вышел эльда, без доспехов – но чисто одетый, с вымытыми и заплетенными черными волосами. Ородрет сразу его узнал: то был один из рыцарей, приехавших с Гвиндором. – Адертрион, – тихо, почти шепотом произнес сын Гуиллина.       Пленный вышел вперед, ближе к переправе. Он не был связан ни по рукам, ни по ногам. Но даже так, как мог он сбежать или вести себя против воли? Эльф поднял взгляд на своих бывших командиров, в его зеленых глазах застыл ужас. И снова Ородрет поймал усмешку на лице стоявшего позади майя. – Наместник Ородрет, принц Гвиндор! – крикнул Адертрион как можно четче, – ваш противник избрал меня в качестве парламентера, потому что он не говорит по-нашему! – Наш противник, Адертрион, наш враг, – отчаянно шептал Гвиндор.       Те, кому удавалось вернуться из Ангбанда, менялись навеки, будто бы ими отныне управляла воля Моргота. Все здесь были знакомы с историей «незваных гостей». Но это было непохоже на их случай. Ородрет полагал, что разум Адертриона туманит не тень, а «всего лишь» угроза смерти. – Меня прислали сюда волею Его величества короля Эйгона, Шестого своего имени из дома Таргариенов, Короля Андалов, Ройнаров и Первых людей, Короля всея Эдаин, законного властителя Вестероса по праву крови и рождения, Защитника Державы. И по приказу Десницы Короля, лорда Джона Коннингтона и сэра Гарри Стрикленда, генерал-капитана Золотых Мечей, королевской армии.       «Откуда взялись все эти имена и титулы?» Даже когда Второрожденные впервые появились в Белерианде, Ородрет ничего подобного о них не слышал. «Кто такой этот Эйгон Таргариен, как смеет объявлять себя повелителем всех Эдаин? Откуда он появился и где собрал эту свою армию?» – Вассалы короля Нарготронда, Его Величество впечатлён вашей храбростью и стойкостью. Но напрасно сопротивляться превосходящему противнику – не очень-то мудрое поведение. Так что от имени короля Эйгона передаю следующие условия: вы сдадите Его милости остров Тол-Сирион, крепость Минас-Тирит и все земли в составе этого удельного владения. В обмен на это король гарантирует вам свое дружеское расположение и дозволяет гарнизону безопасно отступить в целости и сохранности. Все пленные будут обменяны или выкуплены в соответствии с обычаями войны и законами королевства. Но, чтобы обеспечить ваше надлежащее поведение, будут взяты и заложники.       Обыкновенное запугивание под маской официоза. Как ни старался пленный рыцарь (или как ни старались за него?), голос его ломался, в нем было все больше отчаяния и боли. А Гвиндор с трудом сдерживался, чтобы не перейти на крик. Ородрет не сомневался, что, не будь тут Адертриона, принц приказал бы лучникам расстрелять скопившихся на переправе людей, не обращая внимания на флаг, под которым они были. Ородрет положил руку на наплечник Гвиндора. Он не был уверен, что к его словам прислушаются, но… – Сохраняй хладнокровие. Просто загляни в его глаза, он бы такого не сказал – если бы не клинки, готовые впиться в горло. – Знаю, – прошипел Гвиндор.       «Какие же скоты…»       Тут наместник понял, что майя ждет его ответа. И что он уже не знает, куда заведет эта ситуация. Он никогда бы не принял этих унизительных условий, но как быть с Адертрионом? Как они заставили его? И готовы ли казнить пленника, если им дадут отказ. У противника было множество пленников, чтобы запугивать гарнизон; убив одного, они ничего теряли. «Нужно делать выбор», много лет назад говорил ему отец. Иногда ничего другого не оставалось… – Почему этот король пошел на нас войной? Мы никогда не причиняли вреда ни ему, ни его народу, – попытался потянуть время Ородрет. И в третий раз беловолосый майя, скрывавшийся среди строя солдат, улыбнулся, его медово-карие глаза исполнились веселья. – Король Эйгон решил, что это он отныне будет править этим краем, более того – он освободит всех эдаин от унизительной зависимости, в которой они пребывают под властью эльдар. Но Его величество… он не воюет с Нарготрондом ради слепой вражды. Если ваш король и его народ преклонят перед ним колени, то он станет и их правителем. И не будет между нами больше ни войны, ни раздоров, а только крепкая дружба.       «Он вознамерился «освободить» эдаин? Интресно, от чего? Это всего лишь жалкий предлог, которым этот Эйгон воспользовался для войны!» Судя по выражению лица Гвиндора, на уме у молодого воеводы было то же самое. «Они еще смеют разглагольствовать о дружбе и мире после всего, что совершили?» – Мы не можем принять этих условий, – ответил князь, – и никто бы их не принял на нашем месте. Так и передай им, Адертрион. И… мне очень жаль.       Пленный опустил взгляд, он боялся даже пошевелиться, словно загнанный зверь. Наконец, он отвесил свой прощальный поклон и медленно побрел обратно в строй раззолоченных эдаин…       Прошло несколько дней с тех пор как Золотые Мечи и их король отправили Адертриона в это бессмысленное посольство, подкинувшее больше вопросов, чем ответов. Наместнику оставалось только надеяться, что пленник не пострадал из-за того ответа, который получил. Но, помимо участи рыцаря или мотивов нового врага, его мысли занимало и много другое.       Часовые доносили, что ночами в небе вспыхивали странные зарницы, а на фоне луны и звезд мелькали тени. Там, где никого не должно быть, вдруг раздавались чьи-то голоса. Поначалу думали, что это враги лезут на стены. Но на остров можно было только переправиться на лодках, – как ни старались, но признаков переправы и лазутчиков не было ни видно, ни слышно. Потом последовали уже новые тревожные сигналы. Солдаты начали слышать голоса погибших товарищей. Образы павших являлись при луне на противоположном берегу реки. – Это призраки, – объяснял Сарад, – фантомы и иже с ними. Их насылает Саурон, чтобы сломить волю своих противников перед атакой.       Ветеран говорил, что до этого эти тени являлись и в Дортонионе. Что они следовали за прислужником Ангбанда по пятам, появляясь везде, где он показывался в деле. Хуже того, это работало. Многие второржденные теперь отказывались спать или же сменялись с постов в утренних и вечерних сумерках, из страха, что фантомы утащат их с собой. Даже закаленные солдаты пали духом. Гвиндор трудился без отдыха, пытаясь поддерживать дисциплину.       А вскоре столкнулся с тенями и сам Ородрет. Услышал прямо за окном голос Идрэнэт, зовущей его. Прошло немало времени с тех пор, как он видел ее в последний раз, да и расстались они тогда не лучшим образом. Только ради Финдуилас согласились они оставаться вместе, но отныне каждый следовал бы собственным путем. Теперь же голос жены призывал вернуться к ней. Слышал князь и как плакала в ночи дочь: перепуганная, горько обиженная, звала она отца, который бросил ее и ушел на войну. Вот в стекле позади отразился отец – но когда наместник развернулся, рядом никого не было. Беспокойное забытье прерывал скрип ладей в темной гавани и треск ломающегося льда, не выдерживающего ударов множества шагающих ног. Князь понимал, что все это не наяву. Но это же с ним было. Он уже не смог заснуть ни той ночью, ни после. Чтобы отвлечься, Ородрет пытался думать о чем угодно, даже о врагах за рекой. Теперь сомнений уже не оставалось: тем ухмыляющимся типом в белом оказался сам Саурон, это он натравил на них второрожденных. Но где он таких нашел? Хуже того, что, если в их распоряжении есть еще золоченые, ждущие своего часа, чтобы ударить на Нарготронд? Этот «Эйгон Таргариен» со своими Золотыми Мечами, тем более, с боевыми слонами, не мог быть родом из Белерианда. И просочиться незамеченными сюда они не могли, – но все же просочились. Чем больше он наблюдал за противником, тем больше вылезало противоречий и нестыковок. Новых попыток вести переговоры со стороны осаждающих не было, но пленников они по-прежнему содержали в своих загонах. Их не отправили на север, не выдали и на потеху оркам, значит, речь шла не просто о рабах Ангбанда. Орки не предлагали обмена или выкупа пленных – если только Врагу не требовались новые марионетки. «Да тут расклад кривее Сарада». – Неважно, как Враг привлек их на свою сторону, важно только то, что это ему удалось, – сказал ему Гвиндор, когда князь спросил его мнение, – но Эйгону Таргариену предстоит понять, что его «королевство» завоевать не так легко, как он себе вообразил.       Теперь наместника интересовало, который из предводителей – король: юный всадник в черных доспехах с серебряными волосами или же рыжеволосый зрелый мужчина, ехавший с ним. «Если первый, то это воистину злобный и жестокий мальчишка».       Так и тянулись дни, один другого труднее и беспокойнее. Наместник уже не вел им счета, каждый новый просто сливался с предыдущим. Одно и то же сидение в ловушке осажденной крепости, когда днем от внешнего мира ограждают палисады осаждающих и стена вражьего булата, а ночью изводят фантомы Саурона. А он, сидящий внутри, не представлял, сколько еще это может продлиться – было ясно лишь то, что вечно держаться они не могут. Что-то должно было дать слабину, неясно только, что… – ...Сир, вы уверены? – прошептал Суилор, подавая сюзерену кубок. Тот сделал жадный глоток, прежде чем продолжить одеваться: князь решил облачиться во все чистое и свежее. Ородрет застегнул свой плащ – длинный, белый, с золотой бахромой. Граненые изумруды сверкали на расшитой цветочным узором кайме. – Нынче я мало в чем уверен, – признался он, – но нам не из чего выбирать. И остальные должны это признать.       Раз уж советы других завели наместника так далеко, на сей же раз он решил все сам. Оставил за собой решающее слово. – Я с вами, милорд, всегда на вашей стороне! – заверил Суилор. Князь едва улыбнулся в ответ, он надеялся, что этого не потребуется. Да только надежда эта была еще слабее улыбки. – Быть может, тебе действительно придется за меня постоять, – ответил он герольду, – но, в первую очередь, береги себя, а уж потом думай о моей безопасности.       Аккуратно растворив массивные дубовые двери, которые вели в его покои, он направился по узкой витой лестнице в старую трапезную, где его уже ждали Гвиндор и Сарад. Они снова оказались все втроем, как в день его прибытия в крепость. Гвиндор сложил руки на столе – сегодня он был без доспехов, с немытой головой и темными кругами вокруг глаз. Он мало отдыхал – если отдыхал вообще. Сарад глядел на князя с плохо скрываемым презрением. – Для чего ты созвал нас сюда, наместник? – с ходу спросил он, стоило Ородрету только войти. С ответом князь не торопился: вместо этого он занял место за столом. Сделал глубокий вдох, словно перед длительным погружением. – На повестке дня только один вопрос, – решительно начал он, – осада Минас-Тирита.       Оба командира оживились: Гвиндор отбросил усталость, Сарад – брезгливость. – Крепость окружена, мы здесь в ловушке. Покидая Нарготронд, я получил приказ удерживать Цитадель и нашу новую границу, потому что подкреплений нам не смогут снарядить до самого нового года. Тандир заверяет, что припасов нам хватит переждать зиму и до самой весны, но… – Но за запасы ты у нас не беспокоишься, – оборвал его Сарад, – так о чем же ты так переживаешь? – Речь здесь идет скорее о ходе войны, чем о припасах, – нахмурился Ородрет. Обгорелые брови Сарада поползли вверх. «Вне всякого сомнения думает, что я начну учить его, победителя десяти тысяч битв, искусству войны, вот и готовится возражать». – …в этом ты ориентируешься лучше меня. Так скажи же – может ли наш гарнизон выстоять? И, кроме того, стоит ли ему сражаться именно здесь? – Объясни-ка подробнее, наместник, иначе я не смогу дать тебе ответ.       Обведя глазами палату, Гвиндор повернулся к Ородрету. – Князь, – начал он, – кажется, я понимаю, что ты имеешь в виду. В глазах солдат я уже вижу только страх и усталость. Их дух хуже, чем когда мы сюда прибыли. – А наши враги, что их удерживает от похода на юг? – спросил присутствующих Ородрет, вспомнив наваждение с голосом Финдуилас (он не думал, что враг может отыскать Нарготронд, уж тем более, захватить, но…), – Их великое множество, а у нас нет подкреплений. Если они будут удерживать нас здесь взаперти, то их руки будут развязаны для рейдов все дальше на юг. А оборона там намного слабее.       Хотя по Тейглину и пролегала оборонительная линия, там не было ничего сопоставимого с Минас-Тиритом, на что можно было опереться. Это-то и беспокоило князя. – И… я об этом не подумал, – торопливо произнес Гвиндор, – я все размышлял о прошедшей битве, о трюке с чужими знаменами. – Король обязан узнать, с каким противником мы на самом деле имеем дело, – сказал Ородрет, предугадав слова Гвиндора, – это войско Золотых Мечей и самозваный Король всея Людей. Мудрость короля Финрода отыщет ответ.       «Он должен знать, что это и есть та опасность, о которой предупреждал сам великий Ульмо».       Гвиндор заговорил вновь, у Ородрета пробежал холодок по спине. Как он и думал, кандидат в зятья разделял его подозрения. – Это еще не все. На кону стоит нечто большее, чем наша крепость и даже все королевство Нарготронда. Воспользовавшись обманом, эта мразь может разжечь вражду, которая целиком поглотит эльдар и утащит за собой Белерианд. Они прикрылись знаменами сыновей Феанора, чтобы подобраться к нам поближе. А обитатели Бретиля, поверив им, разнесли вести повсюду. Если в Менегроте станет известно, что армия второрожденных под знаменами Феанора напала на Минас-Тирит, то что же сделает Тингол? Орочьи мечи ему пока что не угрожают – но, зная об этом, он созовет знамена и направит их на восток. Одна единственная ложь Саурона сотворит больше бед, чем миллион орков!       Логика была ясна, а развернувшаяся картина – страшнее худших кошмаров Ородрета. Сосредоточив все силы на востоке, Тингол наверняка смог был разгромить ослабленную семерку – и встретился бы лицом к лицу с Отцом Драконов. Но где-то в глубине души Ородрета звучал голос. Голос той ее части, где навеки отпечатались залитые кровью ладьи телери, страдания женщин и детей на переходе через Скрежещущие Льды. Части, которая слышала об опустившихся до поедания тел умерших товарищей, чтобы самим не погибнуть от голода. «Просто позволь им сдохнуть, пусть воздаяние Элу Тингола уничтожит их всех. Это единственное правосудие за все зло, ими содеянное». Но он нашел силы его заглушить. – Тогда у нас нет выбора – только попытаться это предотвратить.       Гвиндор кивнул; по взгляду воеводы было видно, насколько он устал. Ородрет достал из стоявшей на столе стеклянной миски фрукт и, счистив оранжевую кожуру, предложил Гвиндору, словно говоря ему взглядом: «тебе нужно перекусить». Сын Гуиллина принял угощение, отправляя в рот дольку за долькой. Но помешал ему раздражающий противный звук – это Сарад соизволил прочистить горло. – Принц Гвиндор, я же видел, как ты изучал лагерь Золоченого Воинства. Ты готов вцепиться в них, словно собака в мозговую кость. А что до нашего наместника, то будь на то его воля, его бы здесь вообще не было, это тебе любой подтвердит…       Ну конечно же, так он и думал – Сарад был настроен против них с самого начала, с того самого момента, как Ородрет вознамерился покарать его за все проступки. Это он позволил гарнизону бесчинствовать и обрушил дисциплину. А сколько еще проблем, с которыми пришлось им теперь столкнуться, возникло именно по его вине? А будучи лишен возможности самостоятельно принимать решения, он удобно устроился в роли огульного критика, ставящего каждый шаг под сомнение. – Знаю, что вы собираетесь прорываться, – скривились изуродованные губы коменданта в жуткой безрадостной улыбке, – и, верно, ждете, что я буду возражать. Ну так не будем друг другу лгать, это все уже неважно. Я прошу лишь об одном: оставьте меня здесь, руководить гарнизоном.       Уж этого от верного рыцаря Ангрода Ородрет точно не ожидал услышать. – Да, действительно, давай не будем лгать. Почему, по-твоему, я должен оставить тебя защищать остров после всего, что твои солдаты сделали с моими подданными? – Все просто. Мастерство Гвиндора – вот все, на что ты, сын Эльдалотэ, можешь рассчитывать, если надеешься прорваться сквозь ряды Золоченых. Я уверен, ты бы не собрал всех нас здесь ради этого, если бы мог снести хотя бы лишний миг своего пребывания на острове. Да и кому еще ты можешь вверить остатки гарнизона, тех, кого придется бросить здесь? Тандиру? Обознику не хватит для этого смекалки. Городор мертв, и Эрамат вместе с ним, – мрачно-взвешенный тон Сарада не смог скрыть печали, когда прозвучало последнее имя, – остался ли здесь еще хоть кто-то, заслуживающий доверия? – Значит, решено, – объявил воспользовавшийся паузой Гвиндор, повернувшись к Ородрету. Наместник лишь кивнул головой. Так было надо. И он охотно исполнил просьбу Сарада.       Сын Гуиллина смотрел в окно, снаружи ударил западный ветер. Свет холодного полудня освещал палату. – Это наш шанс. Шанс вырваться на свободу. Разбить врага и разделаться с их королем.