Народ нолдор, всегда стяжал ты доблесть, – Останься же в веках непобедимым! Под сенью звезд, овеянных легендой, Шагают твои славные дружины.
«Еще бы тебе не нравилось», думала про себя Финдуилас. Ведь еще совсем недавно, до того, как пришли свежие известия, Даэрон поливал грязью все связанное с Первым домом, в красках перечисляя каждое их «предательство». Хотя принцесса и сама признавала, что в музыке, несмотря на всю резкость ударных, есть своя прелесть. Слова же вызывали дрожь восторга, от них хотелось пуститься в пляс. Или, скорее, маршировать. «Стоит ли мне себя за это винить?»Восхода стражи, вечная вам слава! Хвала Востока сыновьям и дочерям! Не зная страха, за народ и за страну, Вы рветесь в бой – и вот, за вами поле битвы! Повержены проклятые враги, Их имена – рассеяны по ветру!
– Только посмотри на них! – восторгалась Синиэль, тыча пальцев в сторону всадников феанорингов, – они же великолепны. И, в самом деле, трудно было не восхититься шитыми поясами, перьями и цветными плюмажами кавалеристов и их командиров, ехавших по чертогу с развязностью победителей. – Ну, да, – согласилась Финдуилас, тут же заметив, как нахмурилась дориатка, – но, как сказал бы мой отец, подлинное великолепие это, разве что, полет орла в небесах Амана. Ну, или что-то в этом роде. И девушка издала смешок: она-то не сомневалась, что вскорости лично будет выслушивать от родителя подобные сентенции. – Слышал, что восточники кличут этот отряд всадников «Daeliyúmë», Несущие Ужас, – словно делясь страшной тайной, пояснил дамам Даэрон. – Это их авангард, возвещающий появление их конницы. Орки на пограничье их особенно ненавидят: эти воины не ведают жалости, даже истязают пленных. Слыхал я и то, что каждый из них, чтобы быть принятым в ряды отряда, должен был собрать в бою для своих командиров множество орочьих голов. – Да, это вполне в духе сыновей Феанора, – ледяным тоном изрекла Эйториль. – И благодаря ним отец моего сына еще жив, а не превратился в хладный труп, – поставила ее на место Синиэль, – почему это меня должно заботить, что они там с орками творят? Финдуилас понимала, что назревает перепалка, но, прежде чем она попыталась пресечь дальнейшие препирательства, это сделали за нее. Радостные возгласы зрителей мигом смолкли, когда плотные ряды дружины феанорингов разомкнулись, явив всем больше сорока пленных Второрожденых – скованных по рукам и ногам, с завязанными глазами. – Чисто орочья работа, – глухо прошипела Эйториль. И она была не одна: ропот пополз по чертогу. – Зачем было их приводить сюда? – слышала Финдуилас, как говорят другие, – не в Нарготронд, не в наш город… Нет, этого не должно быть… Не так стоило поступать. Эдаин двинулись вперед, понурив головы. Одежда их выглядела странно, по крайней мере, с точки зрения Финдуилас. Как и сами пленники, была она изрядно помятой, перепачканной засохшими потом и грязью, но под их пятнами у многих все еще виднелись добротной выделки желтые одежды. А что до их самих – люди как люди, ничего необычного, хоть принцессе и не доводилось часто встречать их сородичей, высокие и низкорослые, бородатые и безбородые. По меньшей мере, один из них явно пал жертвой той странной черты мужчин-второрожденных, когда волосы на голове редели или полностью выпадали, оставляя их лысыми, словно валун на солнцепеке. Однажды, правда, ей объяснили, что это признак возраста и старения, как и седина в волосах. Свой голос учтиво возвысил кто-то из конвоиров на службе Первого дома, непримечательный внешне служака, однако же носивший пышное облачение: фазаньи перья колыхались на его инкрустированном шлеме. – Наши нарготрондские родичи! До вас уже дошли слухи, будто бы Сыновья Феанора и их дружины нанесли вам предательский удар. Но вам солгали, вас ввел в заблуждение сам Враг, напрасно рассчитывавший очернить наше имя и разорвать братские узы народа нолдор. Узрите же тех, кто действительно это сделал, Второрожденных, кои обрушились на Минас-Тирит по указке Севера. Вот они, убийцы ваших сынов и дочерей! Ропот в толпе нарастал, словно закипая. Однажды Финдуилас сказали, что пена, пузырящаяся на поворотах быстрой реки суть воздух, рвущийся наружу. Так было и здесь: то выхода искало негодование. – Изменники! Предатели! – стоило воскликнуть одному, и плотину прорвало. Теперь, казалось, все вокруг затопил нарастающий рев. – Убийцы! – кричали одни. – Правосудия! Правосудия! – требовали другие. – Будь проклят тот день, когда вы явились на свет! – Орки в человечьих шкурах, уберите их прочь с наших глаз! Скованные эдаин брели дальше по коридору позора под градом обрушившихся на них оскорблений. А шествовавший впереди конвоир в золоченом шлеме все продолжал вещать: – Обманом они отыскали путь в ваши земли, повинуясь воле своего короля. Мальчишки, провозгласившего себя королем всея Эдаин и жаждущего власти над Белериандом... «Неужели это правда», дивилась Финдуилас, «мальчик объявил себя властителем всех эдаин. Но ведь раньше у них никогда и не было короля, по крайней мере, о нем не слышали. И если он появился – то почему же ему теперь враждовать с Нарготрондом?». Но нет, не ей об этом рассуждать, и не сейчас. – ...И этот король-сопляк ведет Золоченое Воинство, где все до единого эдаин-самозванцы. Он вступил в союз с Гортхауром, орды которого идут походом в ваши земли. Тех, кого они не убили, они захватывают в плен. И павших было бы больше, если бы мы не подоспели. – Этого нельзя терпеть! Это недопустимо! – Покажи их! Покажи их нам! Покажи нам их лица, – гневно требовала толпа – Доблестные сыны Феанора повинуются вашему велению, – ответил «золоченый шлем» и по его приказу эдаин поставили на колени, грубо сорвав повязки с глаз. – Смотрите, мрази, вот он, великий город, который вы так напрасно жаждали покорить. Вот народ, который вы вознамерились унизить и поработить! Второрожденные озирались вокруг, и трепет восхищения в их взглядах перемешивался с ужасом и страхом. Доводилось ли им за всю свою жизнь лицезреть хоть что-то сравнимое с Нарготрондом? Пропел рог, и показались самые большие знамена: изумрудные стяги Нарготронда и короля Финрода, чуть поодаль – серебряные звезды феанорингов на кумаче и пламенеющий герб Феанора. Замыкал процессию голубой штандарт Гвиндора; при виде его принцесса прикрыла глаза, сложив руки на мраморе парапета. Конвоир в золоченом шлеме сменил равнение и низко поклонился. «Вот они, его повелители. Наконец-то сыновья Феанора, собственной персоной». Братья ехали бок о бок, а за ними сверкала сталью полированных доспехов многочисленная дружина, женщины с мужчинами наравне. Тот, кто ехал слева, поверх доспехов носил кирасу из золотых пластин, образовывавших бутон розы. Сверху был наброшен тяжелый и длинный двухцветный плащ: снаружи – кроваво-красный, с изнанки – белый. Полы, обшлага рукавов и подол были оторочены отменным мехом. Золотые узоры вились на вороненых доспехах, словно языки пламени. Шлема всадник не носил, вместо него на угольно-черных волосах покоилась вырезанная из цельного куска хрусталя корона; стальной жезл в руках он держал на манер скипетра. На ногах же были винного колера сапожки, скроенные из сафьяна и бархата, окаймленные завитками каменьев с вышитыми злотом и серебром звездочками и тюльпанами. Убранство же лошади было хозяину под стать, не менее впечатляющим: богато украшенная попона, инкрустированные самоцветами уздечка и сбруя. «Должно быть, это Куруфин, он явно славится своим вкусом», решила Финдуилас, судя по том, что слышала прежде. Говорили, что из братьев именно он и обликом, и характером больше всего походил на Феанора, и был его любимцем среди прочих сыновей. Выходит, она взирала на уменьшенную копию легендарного отца? С улыбкой ответив на поклон вассала, Куруфин поднял руку в знак признательности, потом оглядел ликующую вокруг толпу – но все же держался отстраненно, надменно сидя в седле. Наибольшее внимание и самое громогласное одобрение доставались ехавшему рядом брату. Если в одеянии Куруфина с воинской славой сочеталась и дворцовая роскошь, то при виде ехавшего справа от него всадника подобное в голову бы не пришло. Финдуилас сразу обратила внимание, что не было на нем ни украшений, ни дорогих и мягких тканей. Весь облик Келегорма говорил только об одном: о войне. Седока нес гневно фыркающий рыжий жеребец, прикрытый броней того же самого бардинга, в котором, наверное, он и скакал в битву. Лук висел на плече эльфийского богатыря, позади же юный воин с трудом удерживал в руках тяжелую рогатину. Следом ехало четверо гридней, за ними, точно охотничьи трофеи, с позором волочились по земле золотые знамена, привязанные к хвостам лошадей, поднимая пыль и грязь. – Турко! Турко! Принц Келегорм, истребитель чудовищ и предателей, гроза всех орков! – восторженно провозглашали они. Но не только свита победителя скандировала его имя – его подхватили и многие жители подземного города. Вот и Синиэль рядом с Финдуилас неистово махала свободной рукой восточному гостю. В отличие от Искусника, Охотник вел коня ближе к толпе, охотно позволяя детишкам гладить шерсть шествовавшего рядом с хозяином огромного пса. Он перешучивался со своими рыцарями и охотно вступал в разговор с обратившимися к нему, упиваясь их лестью. Что-то в происходившем было явно не так, и Финдуилас обратилась к Даэрону. – Кажется, народ куда больше привечает принца Келегорма, чем принца Куруфина, – произнесла она, стараясь изо всех сил, чтобы это не выглядело как вопрос. Ей не хотелось выглядеть невеждой, тем более, просить о помощи. «Спасибо тебе, Даэрон, за твою безграничную жажду делиться сплетнями». – Тому есть множество причин, Ваше Высочество. Гворят, что в Валиноре он был оруженосцем самого Оромэ, и именно у Великого Всадника и обучился ездить верхом, охотиться и стрелять из лука. А что до волкодава, то его зовут Хуан, это подарок Оромэ любимому наперснику. Они охотились вместе с королем Финродом, леди Аредэль и твоим дедом, покойным князем-воителем. Слышал я, будто лук его настолько мощный, что стрела пробивает орка в стальных доспехах насквозь, а после ей еще хватит силы пригвоздить труп к дереву. – Неважно, что он там делал в Валиноре, важно лишь то, кто он сейчас, – повела бровью Эйториль, – охотой хорошего правителя не воспитаешь. – Мне тоже доводилось слышать многое из того, что ты сказал, Даэрон, – более деликатно добавила Финдуилас. – Нет же, это еще не все. Когда Феанор впервые высадился в Нервасте, именно Келегорм командовал наступлением на юг. Его конница проскользнула незамеченной мимо дозоров и разгромила орочью орду, превосходившую их числом больше чем в три раза, – так была снята осада Фаласа. Когда бой был окончен, он въехал в город и поднес правителю Кирдану отрубленные голову и руки предводителя орды, так долго терзавшей тамошних жителей, завернутые прямо в её знамя! А потом принц немедля устремился на север, на соединение с отцом. А в Дагор-Аглареб он вел за собой авангард восточного крыла окружения орочьих армий, штурмовавших Дортонион. С тех пор он участвовал больше чем в ста сражениях, больших и малых, не проиграв ни единого. Его подданные считают его самым могучим воином на востоке, «Предводитель стоит десяти тысяч копейщиков», так они говорят. Из всей семерки сыновей Феанора поспорить с ним славой могут только Маэдрос с Маглором. – Спасибо, – улыбнулась Финдуилас, – знаешь, переведи-ка ты дух. Каким бы забавным не был щенячий энтузиазм Даэрона, Финдуилас все равно была благодарна приятелю, ибо сомневалась, что отец разгласил бы ей такие подробности, а сама принцесса прежде никогда особо не интересовалась известиями о войне. Словно по сигналу, некоторые солдаты феанорингов запели – но с ними уже не было музыки, и полагаться приходилось на собственные голоса, низкие, хриплые, словно потрескивание древесины:Мы – воинство Охотника, Могучему – верны, не знаем поражений на полях войны. От берегов Фаласа – до Ангбадских врат с дороги нашей без оглядки удирает враг. Властители Заката в подземных городах, Прислушайтесь, о нолдор, вы к родичей словам.
– Могу и больше рассказать о них, если захочешь, – рассмеялся Даэрон. – Быть может, позже, – ответила Финдуилас и повернулась в сторону вновь грянувших фанфар. Внизу, среди дружины Феанорингов, она увидела Гвиндора. На миг – но только на миг – их взгляды встретились. – Мне нужно уйти, – торопливо попрощалась с друзьями принцесса, – увидимся после торжеств.