Сомния

Проснуться оказалось куда сложнее, чем уснуть. Лукина долго не могла заставить себя открыть глаза и встать с постели. Реальность давила на неё со всех сторон, угрожая оглушить женщину, пытающуюся защититься от этих нападок с помощью наэлектризованного одеяла. Что-то тревожило с самого утра, заставляя до последнего прятаться в пространстве кровати. Новое утро могло значить лишь одно — Лауре снова придётся разбираться в бесконечной вереницей проблем, однажды поселившихся в её жизни и никак не уходящих, да и не имеющих желания уходить. Новое утро было началом нового дня. Трудного и, наверняка, неприлично долгого, изматывающего все нервы, высасывающего все соки, оставляющего к вечеру только обессиленную оболочку. Утром уставшему человеку хочется только побыстрее дожить до вечера, вернуться домой, лечь в постель и окунуться в спасительные часы забвения. Пролежав так какое-то время, женщина резко поднялась на локтях и сонным взглядом, слегка щурясь, огляделась вокруг. Марии нигде не было. Вероятно, она проснулась куда раньше, чем это удалось сделать Лукиной. Новая волна беспокойства окатила её с ног до головы. Всё её нутро подсказывало, что сегодня будет невероятно тяжёлый день, щедрый на эмоциональные встряски. Желание лечь обратно, укрывшись с головой, прячась от всего мира, возрастало с каждой секундой, с каждой навязчивой мыслью и с каждым смутным ощущением приближающейся бури. Именно так оттягивают момент, когда следующий шаг — это шаг в неизвестность. Женщина и сама уже не могла точно определить момент, когда она стала день за днём ощущать этот сладковатый запах страха, когда перестала, гордо вскинув подбородок, проходить сквозь любые преграды и препятствия, не жалея ничего на своём пути. Эти полтора года изменили её окончательно, и всё утерянные навыки нужно было получать снова, нужно было заново учиться быть сильной, один за другим проходить уже пройденные когда-то уроки. Но действительно ли это было так необходимо? Лаура села на кровати, пытаясь подавить внезапно захвативший её приступ головной боли. Проведя руками по лицу и сделав пару глубоких вдохов, она всё-таки выскользнула из тёплой кровати, отправляясь навстречу неизвестности. Это было первым шагом, первой удачно заключённой сделкой с собственным разумом. Теперь повернуть назад было бы невероятно глупым поступком. Женщина не спеша отправилась в душ, выигрывая ещё пару минут наедине с собой и своими мыслями. Отчаянная борьба всё ещё продолжалась где-то на просторах её души. Борьба за саму себя. Борьба с собой. Незнание того, что сказать или сделать, заставляет человека метаться от одного варианта к другому, повергает его в состояние ужаса перед неизбежной встречей, опустошает голову, путает слова, не позволяя им соединиться во что-то конкретное и понятное, перемешивает содержимое черепной коробки, превращая то в страшное месиво, не способное даже на одну цельную мысль, запускает в голову тысячи идей, сталкивает их друг с другом, устраивая феерическое шоу и невообразимый разгром. Это нервозное состояние преследовало Лауру всё утро, не желая отступить и оставить женщину в покое. Она уже отчаялась собраться с силами, однако это всё ещё нужно было сделать. За дверь спальни выйти было страшно. Это было контрольной линией, которая значила, что, сделав ход, переступив, отступить назад было бы просто невозможно. За дверью все счётчики механически обнулялись, начинался новый отсчёт, что совсем не привлекало Лауру. Но, если бы всё дело было в одной лишь привлекательности или непривлекательности наших действий, было бы куда проще. У Лукиной же вариантов не было. Дёрнув за ручку, она открыла дверь и уверенным на первый взгляд шагом отправилась к лестнице, которая показалась ей бесконечным и непреодолимым препятствием. Пару секунд постояв наверху, женщина всё-таки собралась с силами и решила, не теряя времени, спуститься вниз и встретиться лицом к лицу со своим страхом. Она ощущала каждую ступень у себя под ногами, чувствовала собственное растущее напряжение, собственный страх, желание вернуться, а лучше — исчезнуть из этого дома бесследно, не доставляя хозяйке никаких хлопот. Холодная поверхность лестницы словно впивалась в ступни, не желая их отпускать, не желая позволить продолжить путь, отчего приходилось практически отрывать ногу от каждой новой ступеньки. Каждый шаг, занимавший долю секунды, казалось, занимал вечность. В это время в голове Лукиной воцарилась пугающая пустота, отшлифованная пульсирующей болью. Всё же спустившись вниз и пройдя ещё несколько метров до кухни, она увидела силуэт блондинки, которая была увлечена заваркой чая и, кажется, совсем не замечала только что спустившуюся женщину. — Доброе утро! — донёсся до неё её же неуверенный голос. Фраза была скорее формальностью, данью вежливости, нежели отражением внутреннего состояния Лауры. Могло ли это утро действительно быть добрым? Ответ был очевиден. — Доброе, — ответил задумчивый голос, который давал понять, что это утро было каким угодно, но не добрым. Мария даже не повернулась на источник звука. Она слышала неуверенные шаги, доносящиеся сверху, понимала, что пройдёт ещё несколько минут, и настанет момент, когда обеим женщинам придётся столкнуться, но погружение в себя, казалось, полностью её захватило, покрывая некоторым равнодушием к происходящему вокруг. Её одолевали мысли, сражающиеся друг против друга. Это было целое побоище внутри маленькой человеческой головы. Повисло молчание. Неловкое для Лауры и, казалось, не причиняющее каких-либо неудобств, для Марии. Обе женщины находились в прострации. Ситуация была весьма комична: одна никак не могла решиться, другая давно уже всё решила, и никто из них не осмеливался заговорить. — Мне, — неуверенно начала Лаура в попытке завести разговор, но была перебита уверенным тоном блондинки. — Не надо, — сказала та, поворачиваясь, на что Лукина лишь кинула непонимающий взгляд, — Нас не должно ничего связывать. Это слишком разрушительно как для меня, так и для тебя. Нам обеим будет лучше, если мы прекратим всё это как можно скорее, пока оно не зашло слишком далеко. В это было невозможно поверить, но именно этого и стоило ожидать. Это был самый предсказуемый финал из всех возможных предсказуемых финалов. Чувства, зарождающиеся в атмосфере угнетённости, эмоциональных встрясок, отрицаний, сожалений и личных травм, не могли вылиться во что-то хорошее. Инстинкт самосохранения, работающий исправно, не позволил Маше продолжать эту обоюдную пытку, желая прекратить бесполезную растрату жизненных сил на то, что не увенчается успехом. Третьякова не была до конца уверена в своём решении, но оно казалось ей хоть и болезненным, но единственно верным. — Ты серьёзно? — неверяще спросила Лукина, до которой ещё не до конца доходил смысл всех сказанных блондинкой слов. Она чувствовала себя использованной, разбитой и выброшенной на берег, подобно задыхающейся рыбе. — Да, — ответила Мария, глядя прямо в глаза брюнетке, — И я надеюсь, что ты примешь моё решение. Так будет лучше. Лукина нервно рассмеялась, запустив руки в и без того взъерошенные после сна волосы. Всё это было апогеем какой-то несмешной комедии, разыгравшейся в её жизни. — Да, Третьякова, — протянула она, подняв голову к потолку, продолжая смеяться, пытаясь сдержать слёзы, — Какого чёрта? Какого чёрта, ты мне скажи? — голос стал твёрдым, в нём не осталось и частицы былого мнимого смеха, — Зачем нужно было разыгрывать всё это? Зачем нужно было отвечать на мои звонки, разговаривать, давать надежду? Почему нельзя было сразу послать меня к чёртовой матери? Чего ты хотела этим добиться, м? Чего? Решила проучить меня? — Замолчи, — тихо сквозь зубы сказала Маша, смотря куда-то в пол. — Прекрасно! У тебя получилось! Поздравляю от всей души! — саркастично продолжала Лаура, активно жестикулируя. — Я прошу тебя, замолчи, — так же тихо проговорила Третьякова, закипая и медленно поднимая глаза на Лауру, которая, не контролируя себя, расхаживала в проходе между гостинной и кухней. — Просто ответь мне, зачем? К чему это всё? — Хватит! — смотря уже в упор, громче сказала блондинка. — Нет, Третьякова, теперь уж ты меня выслушаешь, — она, злясь не на шутку, ткнула указательным пальцем в сторону блондинки, — Раз ты не хочешь ответить на мой вопрос, я сама на него отвечу, — нарочито язвительно сказала Лаура, медленно приближаясь к Марии, — Тебе просто нравилось. Нравилось сначала вымещать на мне свой инстинкт спасателя, потом играть со мной. А теперь, когда это стало слишком неудобным для тебя, ты решила умыть руки. Прекрасно! — Хватит! Заткнись! — все обидные слова брюнетки достигали своей цели. — Только знаешь, что я тебе скажу, — находясь на расстоянии метра тихо и вкрадчиво проговорила Лукина, метая глазами искры, — Не стоило этого делать. — Знаешь, чего делать действительно не стоило? — повысив голос, Мария сорвалась, разрушая остатки своего спокойствия, — Связываться с тобой! — злобно сказала она, на что Лаура лишь презрительно фыркнула, качнув головой, наблюдая за блондинкой, — Ты просто законченная эгоистка. Ты не замечаешь ничего и никого вокруг себя, для тебя этого просто не существует, — она развела руками, после безвольно их опустив, совсем не отдавая себе отчёта в том, что говорит, — Ты даже не допускаешь возможности, что всё крутится не только вокруг твоей жизни! Ты ведёшь себя как сука и оправдываешься гибелью родных. У всех кто-то умирает, Лукина! У всех! Но они не становятся такими как ты! И знаешь, в чём действительно дело? Это просто твоя сущность — портить другим жизнь. Ты портишь всё, к чему прикасаешься. Мне жаль твою семью. Но ещё больше мне жаль, что вместо них там не было тебя! Звук хлёсткой пощёчины разрезал пространство комнаты, которая через этот порез наполнилась тишиной, подобно крови, что просачивается сквозь рану. Лаура не отдавала отчёт своим действиям так же, как Мария — словам. Обе женщины застыли. Глаза обеих до краёв наполнились слезами. Сейчас каждая из них уже жалела о сказанном и сделанном, но повернуть время вспять было не в их власти, оставалось только продолжать жить с новым грузом. Каждая из них была зла, каждая чувствовала вскипающую ненависть, каждая была опустошена и вновь заполнена съедаемой тоской. Лаура сделала ещё один небольшой шаг к Третьяковой, подходя вплотную. Её аккуратные движения выглядели угрожающе. — Посмотри на меня, — еле слышно и слабо сказала она, протягивая руку к лицу напротив, чтобы повернуть его в свою сторону. Её взору показались красные глаза, готовые расплакаться, но не позволяющие себе этого. Глаза эти смотрели с вызовом и ненавистью, что только подпитывало желание ударить ещё раз. Лаура могла стерпеть все оскорбления в свою сторону, но не могла простить упоминания своей семьи. Даже Третьяковой. — Скажешь ещё что-нибудь про мою семью, — тихо, силясь не проронить ни единой слезы, почти в самые губы сказала Лаура, — И я убью тебя. Она грубо выпустила лицо блондинки и, выпрямившись, ушла, нарочно громко хлопнув входной дверью. Была ли её угроза реальной, не знала даже сама женщина, но для блондинки эти слова звучали как чистая правда. Слишком безумными стали глаза Лауры, слишком твёрдым и холодным голос. В этот момент Мария не сомневалась, скажи она ещё хоть слово, и ей не жить. Страх и ненависть, поселившиеся в душах обеих женщин, увеличили пропасть, разверзнутую между ними. Это было концом.