Сомния

В неимоверной спешке добравшись до дома, Третьякова небрежно скинула туфли и бросила их у входа. Красный пиджак, откинутый в сторону тумбочки, приземлился мимо. Это было провалом. Женщина тяжело выдохнула и на секунду закрыла глаза, пытаясь удержать под контролем бушующие эмоции. Сейчас она находилась в том состоянии, когда любая, даже самая незначительная мелочь могла вызвать последствия невероятных масштабов. Так обычно и начинаются обвалы, когда один небольшой камень утаскивает за собой сотни, а то и тысячи тонн породы. Спустя пару мгновений, одолев лёгкий приступ агрессии, Мария осталась совершенно равнодушна к дальнейшей судьбе пиджака и направилась в сторону кухни, попутно расстёгивая пуговицы на белой блузке. Открыв одну из тумбочек, блондинка достала первую попавшуюся бутылку коньяка и небольшую чайную кружку. Первую она выпила одним махом, опрокинув в себя словно воду. Да, пить она умела, порой её было просто невозможно переплюнуть в этом. Затем женщина налила вторую, но отставила её в сторону, опираясь двумя руками на край стола, погружаясь в свои мысли. Было противно. От себя, от ситуации в целом, от горького привкуса коньяка во рту. Третьякова чувствовала себя очень странно: всё было на удивление привычным, за исключением какого-то смутного раздражения от того, что теперь её ожидает пол года работы рядом с человеком, с которым она хотела бы работать в последнюю очередь. Хотя, если капнуть глубже, можно было бы найти и истинную причину беспочвенной злости, но Мария предпочитала все страшные способы самообмана. Вообще, лгать она не боялась, это её вовсе не пугало, но нет ведь ничего хуже лжи самой себе. А как раз в этом отношении она была той ещё лгуньей. Эта невероятная способность, растущая из самоотрицания, использующая ни перед чем не останавливающуюся ложь, в иных ситуациях приносила людям не мало пользы, однако этот случай таким не был. Сосредоточившись на раздражении, Мария упускала главное — она была рада встретиться с Лаурой после трёх месяцев тотальной тишины, она была рада наконец то видеть женщину не такой уставшей и подавленной, видеть её хоть и немного, но ожившей. Сосредоточившись на злости, она напрасно пыталась убедить себя, что все положительные чувства к Лукиной умерли, ведь отмершее болеть не может, не так ли? Мария ошиблась. Чувства, однажды появившись в человеческой душе, уже не перестают болеть как раз потому, что никогда не умирают. Они могут погрузиться в сон, забыться, притупиться временем, стать не такими резкими и навязчивыми, как в начале, но достаточно лишь одного небольшого толчка, чтобы они возродились снова. В душе Третьяковой всё ещё жила тоска, которая каждый день напоминала о себе глухими ударами сердца, и которую блондинка, прикрываясь своей уязвлённой гордостью, слышать не желала, отчего та только набиралась сил, пожирая изнутри всё, что попадётся на пути. Бок о бок с ненавистью жила любовь, покоящаяся на дне влюблённых грустных глаз, поднимающаяся из глубин всякий раз, стоило только увидеть знакомый силуэт. Жила и забота вместе с невыразимым чувством страха перед невосполнимой потерей. — Да чтоб тебя! — сквозь зубы проговорила Третьякова, обращая свой взор к потолку, — Чтоб вас всех! Женщина залпом выпила отставленную чашку с коньяком, сразу наливая себе третью и так же быстро опрокидывая и её, резко вдыхая. Из-за того, что Мария почти ничего не ела, спиртное быстро пробралось в кровь, затуманивая сознание. Силуэты вокруг немного задрожали, угрожая расплыться вовсе, если блондинка продолжит в том же духе. Однако её это вовсе не остановило. Взяв початую бутылку в одну руку, а импровизированный бокал в другую, Третьякова медленно поплелась к дивану, продолжая там своё «чаепитие». Спустя ещё пару чашек коньяка, смешивающегося с пережитым стрессом, тело женщины совсем расслабилось, её клонило в сон. Не долго думая, она довольно аккуратно встала и пошла в сторону спальни, периодами ловя приступы особо сильного головокружения. Из-за выпитого алкоголя всё вокруг превращалось в некую полосу препятствий на пути к цели, которой была кровать. Мария с медлительностью, свойственной опьяневшему человеку, поднималась по лестнице, попутно снимая с себя мешавшую рубашку. Все её мысли на данный момент были сосредоточены на том, как бы побыстрее избавиться от ненужного, неприятно ограничивающего движения куска ткани, так отчаянно сопротивлявшегося всем действиям блондинки. Из головы мигом вылетели все переживания и проблемы, их заменил шум расширившихся вен и артерий. Всё-таки добравшись до пункта назначения, Третьякова, успешно стянув с себя оставшуюся одежду, зарылась поглубже в одеяло и провалилась в сон. Проснулась Мария около пяти утра вместе со всеми последствиями вчерашнего расплывчатого дня, переходящего в такой же расплывчатый вечер. Всё содержимое желудка, состоящее преимущественно из спиртного, просилось наружу, голова гудела, а тело мелко потряхивало от обезвоживания — прелестные последствия алкогольного раута. Выпив пару таблеток блондинка перевернулась на другой бок, тут же об этом пожалев — отяжелевший мозг стал болеть с новой силой. Оставалось только ждать, когда подействуют препараты. Сегодня женщине предстояла поездка в «Школу Леди», ведь документация к началу сезона сама себя не подготовит, и единственное, что радовало — бумажной работы на её совести теперь порядком меньше, так что, возможно, она проведёт там не слишком много времени. С этими мыслями под аккомпанемент угасающей головной боли Третьякова снова погрузилась в сон. Повторное пробуждение было намного более приятным, нежели первое. Блондинка чувствовала себя лучше: головная боль почти прошла, лишь изредка напоминая о себе тупыми отзвуками в районе затылка, а пищеварительная система, кажется, снова готова была функционировать. Съемки проекта должны будут стартовать только в понедельник, так что у женщины в запасе было ещё три дня, чтобы подготовить документацию и саму себя. И второй аспект вызывал куда больше волнений, чем первый. Мария, мысленно проводя с собой очередную беседу, решила остановиться на варианте, который предусматривал максимальное избегание источника всех неудобств. И даже если ей в голову и пришёл такой расклад событий, где она пытается разобраться с проблемой, а не закрыть на неё глаза, то она очень искусно доказывала себе обратное, пытаясь убедить внутреннее «я», что решения иного нет и быть не может. Успешно выбрав для себя необходимую модель поведения, Третьякова встала с кровати, отправившись навстречу новому дню. На удивление первая половина дня прошла очень даже неплохо: Мария, неспешно позавтракав, предоставив всё своё внимание не еде, а книге, которую она наугад вытащила с книжной полки, к концу трапезы обнаружила, что находится в весьма хорошем расположении духа, а это, конечно, не могло не радовать. Всё-таки книги действовали на неё целительно. Знаете, бывают же такие моменты, когда просто необходимо отвлечься, погрузиться в иной, не относящийся к тебе мир. Мир со своими проблемами и задачами. Проблемами других. Не твоими проблемами. Иногда это становится тем самым стабилизатором, позволяющим продержаться вне зоны риска ещё какое-то время. И блондинка всегда умело пользовалась им. Это позволяло её мозгу переключиться со своей собственной жизни на жизнь чужую, постороннюю, позволяло погружаться, с каждым новым рывком отдаляясь всё дальше и дальше от реальности со всеми её неприятностями. Подобные «отключения от жизни» нередко посещали Третьякову, забирая её иногда на очень долгий срок. Однако в этот раз она довольно быстро вернулась во внешний мир, понимая, что ей пора ехать на работу. Всё так же неспешно сходив в душ и подобрав себе наряд, женщина отправилась в «Школу Леди». Когда Мария добралась до своего кабинета, радуясь, что никого не встретила на пути, было почти двенадцать. Радость быстро сменилась удивлением, когда женщина, открыв дверь, увидела, что внутри её уже ожидает Лукина. Сердце пропустило пару ударов. Женщина повернулась на звук, отставляя почти полную кружку кофе на поверхность стола, туда же складывая стопку документов, которые она просматривала всё то время, пока ждала Третьякову. — Доброе утро, — удивлённо с нотками лёгкого разочарования сказала та, проходя к столу. — Доброе утро? — вопросительно подняв бровь, продублировала Лаура, переводя взгляд на наручные часы. — Что вы здесь делаете, Лаура Альбертовна? — бесстрастным тоном спросила Мария, садясь за стол и открывая ноутбук. — Удивительное дело, — сделав удивлённый вид, явно желая поддеть коллегу, начала брюнетка, — Сегодня утром я зашла к вам, чтобы обсудить один важный вопрос и забрать на подпись подготовленные вами документы, но почему-то не нашла вас на вашем рабочем месте. — Насколько мне известно, регламентированы у нас только съёмки и сроки сдачи документации, — начиная раздражаться Третьякова отразила удар, — Так что ваши нападки не уместны. Отчёты будут к понедельнику. Если это всё, то я бы попросила вас оставить меня, мне нужно работать, — ровно, на одном дыхании проговорила блондинка, встречаясь глазами со строгим взглядом директора. Та лишь глубоко вдохнула, пытаясь унять шалящие нервы. — Нет, не всё, — зловеще улыбнувшись возразила Лаура, скрещивая руки на груди, — К понедельнику все отчёты должны быть не просто готовы, они должны быть заверены моей подписью. А я делаю вывод, что вы ещё даже не начинали. И когда же в таком случае вы предлагаете мне проверять вашу работу, Мария Владимировна? — чуть строже спросила она, стирая улыбку с лица. Марию настигло мгновенное, леденящее душу осознание проигрыша. Женщина поняла, что изначально ошиблась в своих расчётах. За прошедший год она привыкла к тому, что все подготовленные ею документы она же и подписывала. Однако, вернувшись на прежнюю должность, Третьякова не учла этой маленькой, но очень важной детали. В таком раскладе получалось, что времени у неё было не больше, чем до сегодняшнего вечера. От былой радости не осталось и следа. Она молча смотрела на директора, пытаясь не выдать собственного замешательства, не зная, что сказать. Лукина, увидев мимолётный испуг на лице подчинённой, лишь многозначительно кивнула, что-то обдумывая. И какое-то предчувствие подсказывало Марии, что это «что-то» ей совсем не понравится. — Значит так, — начала директриса, встав со стула, — К шести документы должны быть на моём столе. Не советую опаздывать, — строго сказала она, глядя сверху вниз на Третьякову, которая бездумно смотрела куда-то перед собой. Лукина поспешила выйти, на последок хлопнув дверью. Этот звук окатил блондинку подобно холодной морской волне, подобно быстро нахлынувшему ощущению собственной ошибки, подобно свалившейся из ниоткуда усталости, что наровила впечатать женщину в стол. Мария, пытаясь взять себя в руки, решила, что медлить не стоит, ведь ей предстояла долгая и нудная работа, которая отнимет не только неприлично много времени, но и остатки моральных сил. Радостная и лёгкая утренняя иллюзия растворилась в отрезвляющей холодной реальности, которая одарила женщину растерянностью и осознанием собственной никчёмности и беспомощности перед поворотами судьбы. Но делать было нечего. Не с кем было спорить, не кого обвинить в собственной оплошности, не на кого переложить огромный камень ответственности. Оставалось только молча согласиться. Спустя четыре часа беспрерывной работы Третьякова едва могла бороться с новой силой накатившей на её плечи усталостью. Несмотря на то, что перед началом года документов было не так уж и много, женщина не могла сконцентрироваться на строчках в отчёте. Все её мысли были заняты совсем другим. Она не могла понять, в какой момент её жизнь из простого «плохо» превратилась в угрожающее «ужасно», в какой момент она перестала радоваться каждому новому дню, получать удовольствие от работы и жизни в целом. В какой момент их с Лаурой взаимоотношения стали такими… Такими ужасными, язвительными и причиняющими боль. В какой момент всё пошло так? В какой момент всё испортилось? Или же всё изначально было обречено? Из размышлений женщину вырвал погасший экран ноутбука. Эта вспышка снова заставила её вернуться к работе. Буквально через сорок минут Мария уже печатала отчёты, чтобы отнести их Лукиной. Лёгкий стук и последующее «войдите» стали предвестниками новой встречи двух женщин. Мария молча подошла, протягивая средних размеров папку. Лаура так же молча взяла папку, открыв её на первой странице. Содержимое заставило директора кинуть непонимающий взор на Третьякову. — Мария Владимировна, — сказала она, — Вы издеваетесь, я не понимаю? — Что, простите? — резко ответила Мария, всем корпусом поворачиваясь к брюнетке. — Я скидывала вам новую форму, по которой мы теперь заполняем документацию, — спокойно начала та, — По всей видимости, вы не просматривали почту, я поняла, — кивнула. Лукина была в некой растерянности. Её поразило то, с какой скоростью лицо Марии из раздражённо-усталого превратилось в отчаявшееся. По всей видимости, второй промах за день был чем-то большим, чем просто неудачное совпадение. — Всё нормально? — чуть позже спросила Лаура, не зная, как поступить. Мария бездумно смотрела на женщину. И что, интересно, та хотела от неё услышать? Какого ответа ждала? Всё давно перестало быть нормальным, и ей это было известно как никому другому. Сегодняшний день окончательно выбил блондинку из колеи, лишив последних сил. Казалось бы, ещё утром она чувствовала себя намного лучше, а сейчас снова погружалась в чёрную неизвестность, постепенно засасывающую, обезоруживающую. — Да, — слабо сказала она, поднимаясь, — Я всё переделаю. — Маш, едь домой. Не надо сегодня ничего переделывать, — тихо проговорила Лукина, обеспокоенно наблюдая за изменениями на лице блондинки. Этот взгляд был совсем не тот, что утром. Он не был озлобленным, не был колким. Он был нежным. Куда-то вдруг подевался весь былой запал, стоило Лауре увидеть всё ещё нестабильное состояние блондинки. За доли секунд куда-то пропало желание задеть за живое, вызвать ответную эмоцию, увидеть искры гнева в глазах. Пропал азарт в этой бесчеловечной игре. Пропал с невероятной скоростью. Это было необъяснимо и неожиданно для Лауры. — Принесёшь отчёт в понедельник, — так же тихо добавила она. Третьякова лишь кивнула и, не глядя на директора, вышла из кабинета. Находясь в прострации она забрала свои вещи и, вызвав такси, уехала домой.