***
«Из неукротимого Солнечного Пламени создал Великий наш Бог Паагрио Орока, Первого Орка, отца всех орков на свете. И волосы его разливались по небу жидким алым огнем! Глаза его сияли ослепительным белым пламенем, подобно новорожденным звездам! Клубы дыма вырывались из его ноздрей и рта, когда он делал выдох, а по венам его текла не кровь, а раскаленная лава! Но когда Великий Сын Паагрио спустился с небес, струи дождя охладили жар, исходящий от его могучего тела. Лава в его жилах начала твердеть под натиском земных стихий, а рвущийся из глотки пар рассеял ветер. И узрел Паагрио, что более не может ослабленное тело нести вложенный в него великий дух, и разделил отпрыска своего на семь равных частей: три женские формы и четыре мужские, и наказал им плодиться, пока не создадут они из своих могучих тел еще сотню и восемь форм. Так явились на свет сто восемь племен орков. Прямые потомки первых семи прародителей создали семь великих племен, остальные же расселились по миру, неся с собой ярость и скорбь Первого Орка, ослабленного силами остальных презренных богов. И наказано было дочерям великих племен рожать потомство лишь от сыновей великих племен. А сынам великих племен надлежало брать в жены лишь дочерей великих племен, неся семя, славу, силу и отвагу Первого Орка» Вождь Варкис беспрестанно читал эти строки, пока они шли вдоль увядших зарослей багульника, бледным изумрудным поясом охватывающих склоны неприступной гряды. Хранительница Портала Тамил перенесла отца и сына к подножию Дождливых Гор. Далее им следовало самим прорываться сквозь густые колючие заросли, вязкие топи и скалистые ущелья. Вернуться в Деревню вождь племени Атуба должен был дней через десять-двенадцать. Один. Несмотря на дикий голод, ни один из зверей не осмеливался напасть на могучего представителя благородного орочьего племени, завернутого в тяжелую шкуру, несущего на плече огромный двуручный меч с острозаточенным лезвием с одной стороны и смертоносными зубцами с другой. Миновал второй день их пути, когда море осталось далеко позади, ветер поутих, а дорога резко сменила направление. Теперь они углублялись в густые хвойные дебри. Под ногами пружинили узловатые отростки кедрового стланика, пожелтевшие колючие ветви цеплялись за одежду, больно царапали кожу. Лишь на пару часов позволял Варкис прилечь своему сыну, ставшего для него большим разочарованием, и после вновь указывал ему неизбежный путь на восток. Варкис был тверд и суров. Уруха, напротив, казался мягким, как снежные шапки, укрывавшие пушистые верхушки гигантских пихт и сосен, шумящих в низине. Спотыкаясь и падая, он продолжал брести за отцом, со связанными спереди руками и тяжелой ношей за спиной, режа босые ступни об острые ветки, застревая в сплетениях корней и жестких стеблях опутавших лесную подстилку вьющихся трав. За все время он не произнес ни слова: ни когда его заперли в темном подвале, связав по рукам и ногам, словно вора, ни когда вывели пару дней спустя на белый морозный свет, совершенно бессильного, замотанного в пропахшие нечистотами лохмотья, ни когда вновь огласили приговор. В тот день шел снег. Подставив измученное тягостными думами лицо потокам западного ветра, он жадно ловил пересохшими губами танцующие над ним снежинки. Пока его вели по улицам, он старался смотреть либо в землю, либо на хмурые небеса. До последних минут, пока не переместился в пространстве, его ушей касались гулкие молитвы жрецов и проклятья простых жителей. Уруху объявили чуть ли не бесом, околдованным злыми чарами таинственного демонического духа. Кто-то даже верил, что именно сын вождя Варкиса привел зиму в их Деревню и после его смерти холода отойдут в северный край, и вновь наступит привычная пора теплых дождей и нового урожая. Все его пожитки, включая оружие и накопленные сокровища, были спрятаны в плотный мешок и привешены к нему на спину. Ничего не должно было остаться в Деревне от носителя демонического семени. Его тело со всем имуществом не могло быть захоронено рядом с поселениями, чтобы не привлекать в эти земли нечистые силы. Существовало особое место, где хоронили предателей и изгнанников великих племен: Склепы Позора — могильный курган, расположенный за пределами орочьих земель, неподалеку от Перевала Вождей, в темной низине, куда в редкий день проникали лучи солнца. До лагеря генерала Шаки оставалось, по подсчетам Урухи, не более дня пути, когда отец резко свернул в одну из широких горных расщелин. Несколько дней они почти ничего не ели, обходясь подмороженными ягодами, семенами и горькими кореньями. На третий день им посчастливилось наткнуться на гнездо паука. Не споря, Уруха послушно жевал все, что клал перед ним вождь Варкис, понимая, что это лишь на день-другой отсрочит его неизбежную погибель. Но он был полон решимости пройти свой путь до конца, чтобы отец мог исполнить волю Какаи. Казнь снимет с него хотя бы часть тяжкого греха, в котором обвинил его каждый из членов Военного и Жреческого Советов. Склепы располагались по другую сторону горы, уже недалеко — негоже было теперь упасть лицом в грязь и подохнуть, как раненое животное. Несмотря на голод, холод и душевные терзания, Уруха по-прежнему чувствовал в своем теле небывалую силу, и она слепо вела его вперед.***
Прорвавшиеся сквозь неплотно-сомкнутые зубцы скал солнечные лучи теплыми волнами играли на его обветренном лице. От яркого света Уруха невольно зажмурился и приоткрыл тяжелые веки. День был погожий. По узкой полосе небес над его головой плыли легкие белоснежные облачка. Потеплело еще вчера, но теперь стало очевидно, что полоса мороза осталась далеко позади, за горной цепью, на земле орков. Здесь же, в хвойной долине, по-прежнему царила привычная для этого времени года ясная осень. Сев на земле, Уруха протер глаза шершавыми ладонями. Перетянутые шпагатом запястья горели, веревка впивалась в плоть, словно леска. На коже под ней виднелись протертые кровавые следы. Он много раз мог бы попытаться перегрызть путы зубами, но мысль о возможном побеге ему претила. Он знал свой путь, и он должен был пройти по нему до самого конца. Уруха пробежался взглядом по ущелью. В глаза ему будто песка насыпали — смотреть было больно. Он с силой поморгал, но это не помогло. Прищурившись, он-таки нашел своего отца. Варкис недвижимой грудой мышц сидел у выхода из горной долины перед сплошной стеной стройных зеленых елей, у самой границы Элмора, королевства людей. Что было там, на востоке, Уруха не знал. Никогда не бывал он так далеко от дома. По старым картам он помнил, что где-то неподалеку от перевала, если брести вдоль гор на юг по территории людей, лила свои горькие слезы в глубокое озерцо Гора-Плакальщица. «Место, где умирают ветра», — так рассказывала о тихой речной долине его мать. Далеко на юге располагался прекрасный Град Рун — город на скале, былая столица орочьего народа. Никто из его сверстников там никогда не бывал, и лишь восторженные рассказы старцев побуждали юношей и девушек, затаив дыхание, слушать о белокаменной крепости, возвышающейся над скалистой бухтой, видимой на сотню километров вокруг. Вскоре оркам предстоит бросить хитрым, презренным человечкам очередной кровавый вызов, ведь, согласно пророчеству, не будет покоя ни одному из Благородных Племен, пока не вернут они себе свою столицу, знамение их могущества и превосходства над всеми расами и народами мира. Но Урухе не суждено было увидеть ни прекрасный город, ни выполнить заветы предков. Далеко-далеко на востоке пролегали «Великие Пески» — неизведанная пустыня, куда, поговаривали, еще не ступала нога орка, а также «Болота Криков» — топи, где жили страшные плотоядные насекомые, по слухам, размером со взрослого орка каждое. Север же, мрачный и суровый, населенный коротышками-гномами край, был покрыт толстыми корками льда, утопал в снегах, хотя в горах, как рассказывали древние старухи, эти ушлые полулюди добывали невероятной красоты и силы минералы и самоцветы, что позволило им стать самой богатой расой континента. Столько всего ему никогда не увидеть и не узнать! Мог ли он поступить иначе? — Уруха четко знал, что не мог. Он остался честен перед собой и всеми, кого он любил и уважал. Остальное было делом не его ума. И если так провозгласил сам Отец Пламени и Проводник Воли Создателя Паагрио, то так тому и быть. Робко приблизившись к отцу, Уруха ожидал, что тот даст ему сигнал продолжать путь. Склепы Позора располагались, как понял Уруха, сразу за ельником. Конец был как никогда близок. Но Варкис молчал, задумчиво глядя себе под ноги. Глубокая складка пролегла через весь его широкий лоб. Застывший на одной точке взгляд был полон, как показалось Урухе, тяжелых противоречивых мыслей. — Идем, отец, — произнес он шепотом, так как голос перестал его слушаться за многие дни молчания. Внезапная мука нарисовалась на лице вождя племени Атуба, а затем его охватила небывалая ярость. Тело орка напряглось, словно бы внутри него происходило невидимое для посторонних глаз сражение. Он поднял горячий взгляд на Уруху, долго смотрел в глубину его простодушных темных глаз, после сморщился в исступлении, и вдруг лицо его стало совершенно спокойным. Вытащив из-за пазухи острый кинжал, он подошел к сыну и уверенным жестом перерезал веревки, сковывающие его запястья. Руки Урухи бессильно упали вдоль тела. Полными непонимания глазами он глядел на отца: сомнение мелькнуло в его умудренном жизнью взгляде, но лишь на мгновение. — Иди, — громогласно приказал Варкис и указал в сторону выхода из ущелья. Уруха не двинулся с места. — Иди, говорю. — Ты отпускаешь меня? — сухие губы Урухи едва шевелились. — Заслужи себе прощение поступками! От мертвых нет проку! — отозвался Варкис, собираясь в обратный путь. Наконец, подняв с земли свой меч, он вновь посмотрел на сына уверенно и твердо и с наставлением произнес: — Мсти за свое племя, убивай орков Рагна, убивай всех неверных. Я не желаю, чтобы ты попал в царство тьмы. Так докажи же Паагрио, что ты заслуживаешь большего, чем служение демонам и темным тварям. Доказывай это изо всех сил! Умри не как собака. Умри в битве, как волк, как истинный сын племени Атуба. — Но вождь Какаи… — слова Урухи утонули в громовом восклицании его отца. — Если Паагрио решил, что ты не достоин жить, то ты не доживешь и до заката! — убежденно провозгласил Варкис. — Я лишь могу отсрочить твое наказание. Но ты постарайся все же заслужить себе достойную смерть. Резко развернувшись, вождь волчьего племени зашагал в обратный путь. Растерянно постояв минуту у границы неизведанного края, Уруха уже ступил одной ногой в густую чащу, как вдруг до его ушей донеслись последние слова отца, и в них сквозили одновременно тоска, злость и великое отчаяние: — Понимаешь, почему верховный вождь не я?! Понимаешь теперь?! — проревел Варкис ему в спину, прежде чем поспешил вернуться в Деревню, чтобы утаить правду от своего лидера и друга, кому он клялся в верности и повиновении до самой своей смерти. Недолго постояв и поразмыслив над тем, что произнес отец, Уруха бросился было за ним: что, если Какаи узнает, что он жив, что Варкис не исполнил его приказ. Что тогда будет с отцом? И главное, что ему делать теперь? В пару дней пути располагается лагерь генерала Шаки. Может, стоит попытать счастья там? Судя по тому, что бывшие понтифики, вопреки обычаям, заключили союз с низшим племенем орков Варка, есть вероятность того, что и наказ Верховного Вождя в отношении Урухи они могут проигнорировать, если не оспорить. Отречься от своих слов, согласиться, что был одержим неведомой силой. В доказательство своих слов взять в жены дочь генерала. Продолжить тренироваться, и через полгода… Он помнил, что Мойра говорила о скорой войне. Орки во главе с двумя генералами нападут на Шуттгарт, попытаются отвоевать Рун и Годдард. В лагере Шаки его уже считают будущим героем. Выпустив прячущегося внутри зверя, он сможет овладеть новыми смертоносными умениями, невиданными, возможно, со времен самого Матавату. Он вернется на родину героем. Посмотрит в глаза Какаи, посмотрит на Кики. Что тогда они скажут про него? Посчитают ли его появление на свет проклятьем или признают величайшим даром для всех орочьих племен?! Взглянув на свои грубые мозолистые ладони с грязными отросшими ногтями, на порезанные веревкой запястья, он крепко сжал кулаки. Почувствовав в руках недюжинную силищу, он тут же разжал ладони. Кого я обманываю, — прошептал он себе под нос, — никакой я не герой, и никогда им не был. Все, что мне было когда-либо нужно, — это теплый кров, сытный ужин и немного дружеского тепла. Тем более, вернувшись, я точно подведу отца. Пусть лучше никто не узнает, что я жив. Возможно, мне и удастся когда-либо заслужить себе прощение. Но скорее всего, удел мой будет более, чем прозаичен. Размышляя о туманном будущем, он брел куда глаза глядят и к вечеру вышел к невысокому изрытому вдоль и поперек кургану. Кое-где из земли торчали заржавленные топоры и копья, а порой на поверхности встречались и откопанные неведомыми осквернителями кости. Крупные, орочьи. Среди них Урухе на глаза попались и несколько черепушек. Так вот он какой, Склеп Позора, — понял Уруха, — беспорядочное захоронение тел казненных изменников и предателей, похороненных со своим скарбом и оружием. И единственная их доля — быть отрытыми бесстыжими расхитителями могил, гонящимися за легким золотом и трофеями. Постояв в задумчивости пару минут над раскопанными усыпальницами, Уруха двинулся на юг в надежде добраться до места, где ему всегда хотелось побывать, слушая мамины сказки, — в Долину, «где умирают ветра».