Компас

Она смотрит тяжелым взглядом прямо ему в глаза, усмехается, пока он давится и кашляет, а после спокойно наливает себе в стакан новую порцию водки. Сидит как-то неровно, словно вот-вот завалится на бок, молчит. У ее молчания вес под тонну, выдержать его невозможно. — Это какой-то абсурд, — в конце концов, выдавливает из себя Андрей. Губы девушки едва дернулись, словно в улыбке. — Вы и Малиновский? — А, стало быть, я и вы — не абсурд? — странным тоном переспросила Пушкарева, лихо отпивая залпом содержимое стакана. В ее графинчике уровень жидкости понизился примерно на четверть, и для нее это уже, можно сказать, убойная доза. Она же совершенно не умеет пить! — Не думаю, — Андрей с тревогой посмотрел на помощницу. И к чему все эти разговоры о Никамоде? — То есть, ваши чувства искренни, Андрей Палыч? — не выдерживает тона Катя, на миг напомнив наивную девочку. Ту, которую Андрей любил до беспамятства и жизни без нее не представлял уже давно. Гораздо раньше, чем поддался на авантюру Романа с ее соблазнением. — Да. Я люблю тебя, Катюш… — и почему он отводит взгляд, ведь в кои-то веки говорит ей чистую правду? Может, потому, что на его признание она скептически усмехается? В стакан льется новая порция алкоголя. — Кать, может, тебе хватит на сегодня? Пушкарева натянуто улыбается, и в скользнувшем по ее профилю зеленом луче прожектора это выглядит жутковато. Категорически не идет ей это выражение лица! Кире, Вике, да кому угодно из его многочисленных знакомых девушек, холодная улыбка шла, но не его Катеньке! Девушка отпивает немного водки. — Я трезвая, Андрей Палыч, — с легкостью врет она. — А вот скажите, а что, по-вашему, такое — любовь? Ну, кроме очевидных вещей в виде поцелуев-обжиманий. Мы с вами оба знаем, что этим можно заниматься и без нежных чувств к человеку. Андрей мнется и медлит с ответом. Чтобы оправдать свое молчание, делает большой глоток отвратительного виски. На глазах почему-то выступают слезы. Катя ждет, потихоньку опустошая стакан. Напивается она с невероятным упорством, хотя, по-хорошему, в нее уже вряд ли влезет еще хоть немного. Взгляд расфокусирован, но его темнота завораживает, отрываться не хочется. Мягкие полные губы влажно поблескивают, как в спальне после его страстных поцелуев. И поцеловать бы ее сейчас, но между ними столик, словно они на очной ставке. Да и народа полно… — Кать… Я… не смогу объяснить четко, наверное… — Андрей признает поражение и задается вопросом, к чему вдруг она спрашивает о любви. Можно подумать, она знает что-то такое, чего Андрею Жданову не подвластно! Отвратительно влияет на нее алкоголь, нужно сказать. Девочка-калькулятор с дурацкими косичками интересуется философским определением любви. — Скажи уже сразу, что не знаешь, — Пушкарева обидно смеется, невольно напомнив Андрею своих одноклассниц, которые вечно над ним потешались, пока, лет в пятнадцать, он не превратился из неуклюжего колобка в красавца-мужчину. — Хорошо, пускай не знаю, — Андрей раздраженно смотрит на девушку. — Ну, просвети, что ли, чурбана бесчувственного! Ее графин пуст на треть, речь замедляется, словно ворочать языком ей все сложнее и сложнее. Готова. Андрей же трезвый. И злой. Хотел отношения выяснить, убедить ее в своих чувствах, а она философский диспут устроила. Катя смешно икает, смотрит на свой стакан, словно впервые его видит. Красный луч прожектора выхватывает ее больной взгляд. Ей, оказывается, ничуть не легче, чем ему. — Иногда видишь человека впервые в жизни и веришь: это твоя судьба, — вдруг сказала Катя. — И ты готов поступиться принципами, переступить через себя, сделать то, что бы никогда не сделал. Лишь бы видеть его улыбку и знать, что он счастлив. И тебе этого достаточно. Хорошо ему — хорошо и тебе. Ты принимаешь его со всеми недостатками. Это сродни поклонению кумиру, наверное. Для себя ты его не хочешь, но иногда мечтаешь, чтобы твое личное божество тебя заметило, оценило… И радуешься, что тебе позволено находиться рядом с ним… Жданов слушал внимательно, но не понимал, как Катин пьяный бред относится к их отношениям… Если они были вообще. Пушкарева сбивается с мысли, неуверенной рукой наливает себе добавки и улыбается Андрею. — Кать, хватит пить, — Жданов умоляюще смотрит на нее. — Плохо потом будет. — А мне, Андрюш, в любом случае плохо будет. Но лучше я буду от похмелья страдать, — Катерина взмахивает свободной от стакана рукой и заваливается вбок, хихикая. — К тому же, я не закончила. Послушай дальше, — Жданов обреченно кивает. — Твое личное божество замечает тебя только, когда ему что-то от тебя нужно, но ты счастлив и этому. Раз за разом исполняешь его прихоти и в итоге теряешь себя, растворяешься в служении ему, считаешь, что личному божеству ты необходим так же, как и оно тебе. И, вдруг, твой кумир внезапно обращает на тебя внимание, которому ты рад, ведь это настоящее чудо. Вы ведь слишком разные. Какое дело может быть богу до простого смертного? Ты купаешься в его милости, а потом происходит что-то такое… И с лучезарного божества слетает позолота. Кумир, оказывается, живой человек, не небожитель, подлый, лживый, двуличный и способен на предательство… Одним моментом открываются глаза, слетает пелена, и понимаешь, что ты просто слеп и глуп… — Кать… Ты… Ты к чему? — какие-то подозрения, еще не оформившиеся в связные мысли, коснулись воспаленного мозга Андрея, и тому стало страшно. — Я знаю про вашу затею с Малиновским, — Катя горько усмехается. — Я уже много раз пожалела о том, что открыла тот розовый пакет и прочитала письмо… Инструкцию по укрощению Кати Пушкаревой. Дуры в круглых очках, железной пастью и миллионами в кармане… Андрея бросило в жар, моментом. Она знает обо всем! Как оправдываться теперь, как заслуживать прощения у нее?.. — Катюш, все не так просто… Ромка не все знает… Та инструкция просто шутка Малиновского… — Не трудись оправдываться. Ты знал прекрасно, как я отношусь к тебе, знал, что готова на все ради тебя, и я надеялась, что ты мне доверяешь искренне. Неужели у тебя ни разу не шевельнулось хоть что-то? — Катя невесело смеется, и от ее смеха у Андрея сжимается и замирает сердце. — Можешь быть спокоен. Твоя компания мне не нужна. Мне ничего не нужно. Я помогу тебе вывести Зималетто из кризиса, раз уж пообещала, но, прошу тебя, прекрати этот спектакль. Успокойся. Ни Зорькин, ни кто-то еще на твои деньги не претендует… И цветы мог бы оставить в покое, кстати, а не разыгрывать из себя Отелло. — Кать… Катюш… Прости меня, — Андрей пытается взять ладонь Пушкаревой в свою, но она отдергивает руку и сбивает на пол графин, смотрит на пролитую водку и смеется. — Поначалу это было игрой, только поначалу, а потом я влюбился в тебя. По-настоящему. Я понимал, что нужно остановиться, но не мог… Ромка не знает, не понимает… Инструкцию он писал для того Андрея, который еще не любил… Я ее выбросил. — Но последовать советам друга не постеснялся, — Пушкарева фыркнула. — Не усложняй. Мы выведем компанию из кризиса, и я не буду больше мозолить тебе глаза. Потерпи меня еще немного. — Я люблю тебя, — упрямо повторяет Андрей, но Катя лишь смеется ему в лицо и внезапно роняет голову на стол, опрокинув полупустой стакан. Оранжевое пятно медленно расползается по поверхности столешницы, достигает края и тихо капает на брюки Жданова. Ему все равно, что останутся пятна, все равно, что будет с компанией. Пусть хоть на аукционе продадут за три копейки! Но спокойно смотреть, как сотрясаются в беззвучном смехе острые плечики Кати он не мог. Слишком уж сильно этот смех напоминал рыдания. — Я все понял, — Андрей сдается. — Дальше разговаривать нет смысла. Поехали. — Мне и здесь хорошо, — упрямо отзывается Катя, не поднимая головы. Она почти спит, обессиленная разговором и убойной дозой алкоголя. — Ясно, — Жданов фыркает, кидает на стол несколько купюр и поднимает Катю из-за стола. Там гораздо больше суммы их заказа. Пушкарева не сопротивляется, практически спит в его объятиях, только слабо улыбается и приоткрывает глаза, чтобы посмотреть на него. Очки набекрень, прическа, дурацкий пучок, растрепана, и Андрей не выдерживает. Целует ее на виду у всех посетителей. Плевать на все! У него есть время и надежда все исправить и вернуть назад ее доверие. Она говорит «успокойся». Как он может быть спокоен, когда единственная в мире женщина, без которой он не может прожить и дня, собирается просто уйти?! И виноват в этом только он один. Она покорно позволяет ему одеть себя, обнять и прижать к себе, посадить в машину. Как безвольная кукла. Делай с ней, что хочешь. Только на попытку снова поцеловать ее, слабо отбивается, потому что в кармане его пальто разрывается мобильник. Кира, конечно, больше некому. Андрей игнорирует звонок, садится за руль и напряженно думает, куда везти напившуюся до невменямости девушку. Домой к ней? К себе? Куда-то еще? Выбор невелик, и что так, что этак, ничем хорошим это не кончится. Покосившись на уснувшую девушку, Андрей решительно заводит двигатель и выжимает газ. По крайней мере, у него дома он сможет побыть наедине с ней чуть подольше.