***
Утро девятнадцатого числа, неизвестного месяца, хотелось провести в постели, даже не размыкая глаз. Солнечные лучи практически не поступали в комнату. То ли окна были зашторены, то ли погода выдалась пасмурной. За плотно закрытой дверью послышались звуки блендера. Минут через восемь, чисто по моим интуитивным подсчётам, раздался голос мамы, приглашающий меня спуститься на воскресный завтрак. И если опустить все моменты, произошедшие со мной за последние три — четыре месяца, то можно было подумать, что ничего и не изменилось толком. Я по-прежнему ненавижу ранние пробуждения, мама что-то увлечённо готовит на кухне, а совсем скоро, меня ждёт очередной школьный день. Жизнь это череда белых и чёрных полос, меняющихся по кругу. Мой серпантин можно было бы отнести к серому. К такому, знаете, скучному и ничем не приметному. Учебный семестр начался хорошо. Мысленно возвращаясь ко второму классу средней школы, я решила стать отличницей, в глазах многих учителей. И не то, чтобы желания учиться у меня не было, но в реальности всё оказалось куда сложнее. Когда тебе действительно плохо морально, ты запросто можешь сказать: «я завалю себя работой и перестану думать о всякой херне», но когда садишься за нудную алгебру, где нужно хотя бы что-то, да понимать, ты посылаешь всё к чертям и ложишься спать. Хоть и не засыпаешь, стараешься отвлечься. Намного проще думать, что во время сна твоя жизнь кардинально изменится, и на утро ты станешь жить другой жизнью. По правде же, на утро меняется только настроение мамы, и разве что погода за окном. — Сегодня много уроков после обеда? — скорее ради приличия, поинтересовался Шон. Живя с ним уже не один месяц под одной крышей, ты невольно привыкаешь к нему. — Два урока, на которые мне придётся пойти. — тяжело выдохнула я, доедая мамину стряпню. Дома никого кроме нас с Шоном не было, поэтому я могла позволить себе некое откровение. Он конечно ублюдок, но хотя бы не стукач. Моё мнение поменялось о нём относительно недавно, но не окончательно. Я часами без каких-либо эмоций смотрела в окно, думая обо всём, что так неожиданно произошло со мной. Я чувствовала опустошение, будто ярко прожитая жизнь подходила к концу, и остались ничтожные деньки, что я провожу за воспоминаниями. Похоже тогда, я потеряла связь, со смыслом дальнейшего существования. Не знаю как это называется, но довольно паршиво. Тогда то он и заговорил со мной, хотя мог бы этого и не делать. Не нужно притворяться, когда мамы нет дома. «Ты живёшь ради того, чтобы развиваться и пробовать. Совершенствоваться и познавать. Жизнь не физика, и определённой формулы её смысла — нет. О прелестях и причинах существования можно размышлять довольно долго, так и не придя к однозначному выводу. Если кто-то считает, что всех нас создал бог, а кто-то отрицает, то у каждого из нас свои ценности и мысли на этот счет. И если ты подобно скоту, только ешь и спишь, то это в любом случае не жизнь, и рассуждать о ней, не пытаясь прожить — ты не можешь.» — как-то сказал Шон. Правда он потом отшутился, мол сморозил фигню, и я не расстраивалась по всякой ерунде, особенно из-за парней. Но я не переставала думать. Не важно с какой стороны я поняла его слова, они заставили меня задуматься, и возможно почувствовать себя хуже.***
Красный. Визг тормозов был слышен повсюду. «Тупой ублюдок!» — прокричал водитель авто, не покидая своей машины и свирепо посматривая на розововолосого парня, что вздумал переходить дорогу на красный. Держа за руку, очередную незнакомку, которую так удачно подцепил в баре, Харучиё даже не задумывался, что переходил через перекрёсток. Девушка же запищала от страха, несильно ударяя кулаком по груди незаинтересованного в происходящем парня. Она начала хныкать и просить его быть поосторожнее, потому что он явно, сам не свой. Ему стоило бы прислушаться к этому. Возможно с самого начала, всё могло быть совершенно по-другому, будь он немного поосторожнее. На осмысление всех этих дум, нужно было время. Тратить его здесь, хотелось меньше всего, поэтому отпустив руку шокированной девушки, Санзу побрёл куда-то прямо. Он просто хотел не думать, отключить мозг и дать себе отдохнуть, от самого себя же. Как только он сбежал, дышать стало легче. Будто пропитанные сигаретным дымом лёгкие, вновь исправно заработали. И тем не менее, жизнью это пожалуй не назовёшь. Раньше, он был бы не против, задави бы его какой-нибудь камаз, или же легковушка, но в какой-то момент всё изменилось. С каких-то неизвестных пор, он боится так рано проститься с жизнью. Умереть, без возможности увидеть её снова. Так глупо и наивно, учитывая то, что при встрече, он охотно вспорол бы ей горло. Просто, чтобы наверняка. А улицы тем временем мрачнеют, окрашивая новообразовавшиеся лужи в цвета вывесок ночных баров. Вокруг бесконечный шум и гам, но Санзу казалось бы оглох, не слыша ничего кроме шуршащего под ногами пакета и навязчивых мыслей в голове. Он не только не слышит, но и не замечает проходящую мимо девушку, что опустив свой взгляд, размеренно шагала по малым лужам. Аромат знакомых духов приводит его в себя. Этот взгляд, эти волосы… Харучиё хотел бы поздороваться, и показаться ей полным придурком, коим и являлся. Мелкая дрожь волной прошлась по телу, «она ли это?» — вдруг задумался Санзу. Действительно… Прошло много времени, и человеку свойственно меняться. Возможно Харучиё никогда не признает, но он узнал её сразу. Навязчивые мысли словно тараканы — расползлись в его голове в разные стороны. Он боялся ошибиться. «Это не она» уверял он себя, ускоряя свой шаг. Санзу сомневался в первую очередь себе. Очередной мираж, ему просто показалось. В глазах мгновенно потемнело, голова кружилась, а к горлу подступила неприятная желчь. Сжимая кулак, он со всей силы бьёт по стене. Заглушать одну боль, другой болью — для таких как он, это стало единственным спасением. Сомнительные дружки Харучиё так и погибали, сначала окрашивая свои вены, а после и вовсе перерезая их. Санзу так не хотел, по крайней мере, думал, что не хотел. Ему проще заставить себя убить, порой самое дорогое, что у него когда-либо было. И по правде, Санзу Харучиё гребаный эгоист, который готов избавиться от любого, кто мешает ему полноценно дышать. В очередной раз, он так думал.***
Со звонком, кабинет стремительно пустеет, оставляя за собой лишь хаотично расположенные стулья и раскрытые тетради. Мелодия звонка до сих пор крутится у меня в голове. До меня поздно доходит, что настала заслуженная перемена, однако подниматься с парты не очень то и хотелось. Медленно осматривая класс, я понимаю, что сейчас всё точно так же, как тогда, в младшей школе. Если для многих это время, полно новых знакомств, знаний и приключений, то для меня это сплошная нервотрёпка. По большому счёту, всё, что происходило со мной до переезда в Японию, будто в тумане. Конечно же не считая школьных лет, наполненных ненавистью и издевательствами. В какой-то момент, я поняла, что для всеобщей ненависти, особо причин не нужно было. С первого класса младшей школы, я чувствовала себя словно не в своей тарелке. Возможно, это из-за той девочки, с которой я хотела познакомиться на перемене в первый учебный день. Я до сих пор помню свои наполненные счастьем глаза, когда я подошла к ней и тепло поздоровалась, намереваясь найти школьных друзей, о которых я слышала из рассказов родителей. Её взгляд был холодным и скучающим. Она лишь грубо подметила, что я неправильно произнесла её имя, после чего удалилась из класса. Тогда я ещё не понимала, откуда столько неприязни в детях, почему они настолько озлоблены, по отношению к своим сверстникам. Не скажу, что дальше было лучше. В средней школе меня серьёзно подставили одноклассники, не ограничиваясь этим, они написали коллективное письмо, на имя директора. Не знаю, что бы им принесло моё отчисление, однако никогда ещё я не была настолько разочарована. Учась с этими ребятами бок о бок несколько лет, я даже не позволяла себе думать о таком, несмотря на то, что для них я никогда не была товарищем. Увидеть роспись родителей, моих казалось бы близких друзей в графе поддержки на моё отчисление, пожалуй подействовало на меня не так, как я ожидала. Травля продолжалась довольно долго, пока про меня все просто не забыли. Я походила на призрака, которого игнорировало общество. Мне не было грустно, по крайней мере тогда. Возможно спроси об этом меня сейчас, я бы сказала, что это печально. Все эти события повлияли на формирование моей нынешней личности, и без того наполненной всяким дерьмом. Изучение языка далось мне не так сложно, но большее количество времени, я тратила именно на обучение. Одноклассники никогда не были заинтересованы во мне, даже едко подшучивали, иногда. Поэтому сейчас, я смотрю на всех будто с высоты чёртова колеса. С этой неопределённой высоты, каждый учащийся кажется простым пятнышком, тенью. Давно понятно, что существую я в своём закрытом мире, который стал вынужденной частью моей жизни.«the script that will bring you pain, with all my love, was written by me»
Особого пристрастия к библиотекам у меня не было, однако встречаться там с Хироми и делать вместе домашнее задание было весело… Харучиё в начале нашего знакомства покорно шёл за мной по пятам, и библиотека не стала исключением. Возможно именно с этого момента он увлёкся письмами, что хранит у себя в ящике. Не совсем аккуратным почерком, он писал всё, что было у него на душе. Со стороны это было больше похоже на самодельную «тетрадь смерти», хотя отрицать этого, я тоже не могу. Вместо сообщений, Харучиё посылкой отправляет цветы. Самые дешёвые и потрёпанные на вид, которые только смог найти. Они были багрового цвета, и чем-то напоминали ему синяки и раны на теле Эмель. Те самые, которые красовались на её шее не без его помощи. Позже Санзу беспокоится, мол, что подумают её родители. Уже во второй раз, он беспокоился о моём «комфорте». Однако легче являться эгоистом, чем человеком, который заботиться о других. Поэтому, «просто не хочу проблем себе на голову», заключает парень и приступает за написание нового письма, обращенного скорее самому себе. После очередного поручения Манджиро, писать становится тяжелее. С каждым разом тьма в глазах блондина становилась всё глубже и мрачнее. Если ранее свастоны канто могли позволить себе убить кого-нибудь поздней ночью в подворотне, то сейчас, простая смерть для их обидчиков будет казаться раем. Методы Сано стали жёстче, соответственно и требования к подчинённым изменились далеко не в лучшую сторону. Как бы тяжело не было, даже после длительного запоя, Харучиё старался делать свою работу чисто, не доставляя особых проблем. Он всё так же слепо следует за Манджиро, однако мысли его заняты совсем другим, а если вернее — другой. И Майки был бы глуп, если бы не заметил это. Порой, розововолосый уходит в свой нафантазированный мирок и лишь физически оставаясь в реальности, пытается делать вид, что всё хорошо. Главе свастонов нет дела до жизни его подчинённых, пока она не мешает им выполнять свои обязанности. И прикрыть свою заинтересованность в Санзу, намного легче, этим критерием. Блондин привык к постоянной компании Харучиё, к его беспрекословности и вечной тяги защитить. Терять подчинение и работоспособность своего заместителя он не планировал, поэтому и решился написать ему смс. Пожалуй первое неформальное, за всё их знакомство. И Санзу замечает почти сразу. Мобильник загорается, и спустя несколько секунд повторно гаснет, вместе со слепой надеждой получить сообщение от одного небезразличного сердцу человека. Рука слегка содрогается, ибо после прочитанного, писать письмо становится невозможно.Откинувшись на спинку стула, Харучиё прикрывает глаза и тяжело вздыхает. Сколько бы проблем ему не пришлось решать, всегда найдутся новые. Избавиться от всех проблем, у него еще ни разу не получалось, руки до себя не доходили.
Включив белую подсветку над кухонной столешницей, Санзу достал последнню сигарету, и закурил, попутно открывая кухонное окно. Курение в пятом часу утра наверное могло бы показаться неким эстетичным занятием, однако полная хуйня.
Утренний холодок пробирается под футболку и щекочет изнутри. В голове только шум, и недавно прочитанное сообщение. Окно напротив жутко бесит. Надоедливый сосед, опять смотрит по утрам телевизор? Не желая видеть внешний мир, Санзу резко проводит лезвием ножа по ладони. Кровь хаотично брызгает на подоконник и уставшее лицо парня. Отходя от окна, он медленно плетётся за аптечкой. Хотя бы не придётся мёрзнуть и следить за пожилым мужчиной, живущим в доме напротив. Как бы между прочим, оправдывается Харучиё. До сих пор не верит, но окровавленной рукой берёт мобильник и не спеша подбирает символы. Санзу не признается даже себе, но не спит он вовсе не из-за письма, которое пытается дописать уже неделю, или две. Кровь перед глазами и последние слова Акиры, кошмарами мучают его каждую ночь, не давая дожить отведённые ему дни.