***
«Если Балунов это пишет, то он врет. Просто прямым текстом врет. Не хочу разбирать все случаи, которых много. Ограничусь только этим. Во-первых, Балунова в те годы уже не было в группе…» Саша останавливает видео и откидывается на спинку дивана, отворачивая голову в сторону и глубоко выдыхая. Чувство вины… Какое же оно все-таки неприятное…нестерпимое…нет, не так. Оно невыносимое. Чувство стыда то и дело, время от времени, накрывает тебя, словно большая волна в море или океане. Это колкое чувство, окутывающее тебя, будто бы тысячи маленьких иголок тебе делают иглотерапию в Китае. Хотя…почему в Китае? Сейчас стоит тебе вбить в поисковик слова «Китайская медицина игл…"(автор сам вбивал это в поисковике) — как тебе сразу же выдаст огромное количество вариантов этой самой «медицины» по всему, мать его, свету. Но речь шла не об этом. А о вине, которую Балу испытывал даже спустя больше, чем три года.***
«На каждый шаг, случайный вздох случится ночь, ночь катастроф, Я протянул руку вслед тебе, но не дотронулся, не успел.» Он, конечно, пытался связаться с Яковом, но безуспешно. И вполне себе логично и понятно почему. Когда Саша решил уйти из группы, увидев новые перспективы перед собой, начав исповедовать другую религию, увлекшись иными, более интересными вещами, с Яшей они оставались друзьями по переписке. Ведь оба не хотели расставаться друг с другом. Но Цвиркунов не видел смысла уезжать куда-то, особенно в другую страну и оставлять группу, когда все, что у него было — это они и Саша. А Балунов, наоборот, не понимал, зачем ему оставаться здесь, если он хочет быть свободным, словно птица, за которыми сейчас блондин наблюдает каждое утро из окошка своего домика в Америке. Там его уже ничего не держало. Поэтому оба музыканта остались при своём, но при этом продолжая быть вместе и общаться, хоть редко, хоть и подолгу не получая сообщений от другого. Но ничего. Это только сначала было тяжело, потом уже привыкли. Техника, хоть и была лучше, чем в начале 2000-х, не всегда работала, как надо. Иногда гитаристы отправляли друг другу и обычные письма. Да дороже, да дольше, да невыгодно, но в этом был свой шарм и своя особенность. Иногда, когда Яков писал такое письмо, оно оказывалось большим. Ведь он часто делал это на репетиционной точке во время перерывов и многие участники, узнав, что пишет Цвиркунов, тоже добавляли по предложению или больше. С последним, кстати, очень отличался Горшок. Ведь они как-никак ещё со школы вместе учились, да и вообще всю эту затею начали. А Саша, по другую сторону планеты читал все это и улыбался. Конечно, он скучал по своим друзьям, очень. А по Яшке-то? Они ведь были даже своего рода «парой», как любили шутить над ними остальные. Скучал. Ни дня не проходило, чтобы блондин не думал об этом. После трагических событий лета 2013 года, всё кардинально изменилось. Хотя «конфликт» начал зреть ещё в 2011. Но суть не в этом. Она заключалась в том, что на тот момент музыканты стали реже поддерживать связь. Просто Балу поддался влиянию Князева, перейдя на его сторону; а Якову с оставшейся частью группы приходилось тащить за собой тяжёлое бремя, клевету и судебные разборки. В 2016 году вышла первая из книг Александра Балунова «Между Купчино и Ржевкой», что стало самым крупным и наверное роковым ударом в отношениях между этими двумя. Сашу, написанное в книге никак не смущало, ведь он был уверен в своей правоте, которая появилась, буквально, из ниоткуда; а вот с Яковом все было наоборот. Мало того, что на молодую-старую группу после выхода книги вылилось, не постыжусь этого слова, всё дерьмо; их начали винить во всех грехах и в большинстве своём выдуманных; но большим ударом для Цвиркунова — это стало предательства друга, «теперь уже, наверное, бывшего» — как выразился Александр Балунов в своей последней книге «Бесконечная история», вышедшей в 2017. Что-что, а этого он точно никак не ожидал. Спасибо, что хоть письма его не выставлял! Можно было сказать, что поначалу… нет Яков был подавлен. И это было видно. Остальные участники «Северного флота», конечно же, замечали это, но не говорили по этому поводу, думая, что тот сам выскажется, если захочет; они лишь старались мнимо утешить того. Но иногда Поручик напрямик спрашивал гитариста о состоянии друга, но тот отмахивался, говоря, что все у него отлично. А ведь врал… Врал всем, но в первую очередь, самому себе. А это страшное дело. А что он мог ещё сказать? Ну, вообще много чего. И это «много чего» гитарист хотел высказать. Высказать в лицо тому, кто вел с ними своеобразную войну на уровне соцсетей. Трус. Просто Трус. Каждый может там сидеть в своей тёплой Америке и плохо отзываться о том, о ком считает нужным, без зазрения совести. Это злило Цвиркунова больше всего. Но с годами обида сошла на нет, превратясь в пустоту, заполнившую ту часть его души, которую раньше заполнял тот, кто принёс её. Казалось бы, взрослые образованные люди…нет, такое простить сложно, если вообще возможно. Но время было тяжёлое и поэтому отвлекаться на такого рода мысли просто не было времени.»…Такое простить сложно, если вообще возможно…» — та самая мысль, те самые шрамы, которые находятся в груди, в сердце, глубокими рубцами, которые, конечно, заживают, но до тех пор, пока что-то снова их не потревожит. Да было сложно…но сложно было всегда.***
«И ты уйдешь, уйду и я, уйдем без сил, но не боясь. Мы завязали себя узлом и только вечность разрубит нас». Вернёмся к чувству вины, которую испытывает бас-гитарист спустя несколько лет. О чем он тогда думал? Ну вот о чем? Непонятно… Он не знал. Он просто поддался чужому влиянию. Но почему? С ним ведь никогда такого не происходило? Если выражаться современным языком, то что в нем переключилось? Какая кнопка? Какой рычаг? Что? — все эти вопросы и очень немногочисленные ответы на них выглядели, как оправдания…нет, даже не так. Они ими и являлись. Поначалу Балу был уверен в своей правоте и том, что никого не унижал, а всего лишь рассказывал людям правду. А её ли? Со временем он начал в этом сомневаться. А сейчас? Сейчас пелена «ненависти», бывшая на глазах, будто бы вернула его туда, откуда все началось; в те годы, когда все было хорошо, когда они с Яшей… Балу подал одному из котов миску с едой, а после выпрямился и посмотрел в окошко. Зелень, все красиво, тепло несмотря на осень. В Питере уже стояли бы низкие температуры. Балу поежился, но эти размышления навели его на хорошую…нет даже отличную мысль. Заваривая себе чай, блондин продумывал план будущих действий. Да, он все исправит, и не важно сколько придётся приложить сил. Он выложится на полную. Он все исправит! Он собирается извиниться. Но что для этого нужно? Электронные письма — не подойдут. Ещё несколько лет назад музыканты взаимно заблокировали друг друга. Звонки? Та же история. Только время зря потратиться. Обычные? Если хоть каким-то чудом дойдёт — то вряд ли Цвиркунов его даже откроет, не говоря о том, что он его прочтёт. Остаётся только последний способ…но стоит ли оно того? Балу быстро выдохнул и покачал головой. Да. Стоит. Он должен. Все уже решено. Он едет домой.***
«Гранат созрел, затем сгорел, он стал золой, он стал собой, как будто вечности кожура облапит зёрнышки черных дыр……Прольемся в ночь слепой водой, молчишь и ты ко мне спиной. Мы не увидимся сотни лет и ты пройдешь мимо, не узнав».
Снова знакомые и такие родные улицы Питера. Все та же погода. Всё тот же дождь. На дворе царила сырая серая осень. Свинцовые тучи плыли над городом, меняя прохладные капли дождя на холодные, а холодные на ледяные. В Америке сейчас было теплее и менее мокро, так точно, но все-таки блондин любил Питер. Он был родным и уж точно незаменимым. Прохожие то и дело толпись, стараясь либо быстрее добраться до нужного места, будь оно связано с учёбой или работой, а может быть чем-то ещё; кто-то заскакивал в ближайшие кофейни и кафешки. Каждый из них думал о чем-то своём. Во сколько забирать ребёнка из школы, снова подняли цены, о вчерашнем просмотренном фильме, в общем, об абсолютно разных и не схожих между собой вещей. Но эти мысли совсем не волновали Балу. Как и люди тут в целом. Сейчас его голову занимало совершенно другое. И этому «другому» судьба решила сегодня улыбнуться. Зайдя за угол, Саша наткнулся на те самые серо-голубые глаза, которые узнает из тысячи, правда, с годами они стали немного тусклее, на неприкрытой шарфом части лица стали видны круги под глазами, а взгляд был уставшим, что заставило блондина усомниться в том, правда ли это он? Может ему показалось? Или это потому что сам сильно этого хочет? Нет. Он не мог перепутать. Это были они. Те самые голубые глаза. Только спустя больше десяти лет. Или около того. Но в любом случае эта цифра заставляет если не ужаснуться, то поежиться. Сомнений не было. Это был Яков. Но тот лишь поднял быстрый взгляд на него, а затем опустил и просто прошёл мимо. Не узнал. Или просто не захотел узнать. Кто знает. Но блондин так просто сдаваться не собирался, как и пакет, поспособствовавший ему, который в тот же миг, не выдержав груза продуктов порвался, высыпая их на пол. Некоторые из них, а конкретно пара штук гранатов, что было немного странно, ведь гитарист их не любил, спешили укатиться на дорогу, но Саша их вовремя поймал, не дав им осуществить задуманное, после чего подошёл к старому другу, который, тихо матерясь себе под нос, снова складывал провизию в другой пакет, припасенный как раз для таких случаев. Балу про себя подметил, что выглядит голубоглазый довольно мило. — Вот у вас… — «вас» несмотря на весь похуизм и его спокойное и отчасти равнодушное отношение к жизни это слово где-то груди неприятно кольнуло, но, пересилив себя, блондин все уже улыбнулся. — упало. — Спасибо. — звонким и прекрасным голосом проговорил Яков. Забрав протянутые продукты, даже не взглянув на человека, спасшего их от дороги, мужчина сложил фрукты в пакет и встал, снова отправляясь в путь. Несмотря на то, что цвет его куртки был обыкновенный и одинаковый со всей этой массой людей, гитарист был тем самым человеком, который среди них выделялся, словно…даже сложно придумать схожее сравнение. Но Саша решил заморачиваться об этом в последнюю очередь. Сейчас нужно было приступать к следующему задуманному пункту плана действий. — Эй! Стой! — окликнул его блондин, тот обернулся, ещё больше уткнувшись в шарф, ведь ветер был холодный и пронизывающий до костей. Да уж отвык он от такой холодной погоды, да и от таких холодных встреч. — Яш, это я… — Саша неловко махнул рукой. — Я знаю. — резко ответил тот, а его слова были холодны и, словно лёд, готовые вонзиться и ранить плохо или вовсе не защищённые участки тела. — Ты думаешь, я не узнал тебя? — почти сходу налетел на него гитарист, решив резко поддержать диалог, хотя не в самом лучшем его проявлении, и также быстро закончить. — Спасибо, за то, что поднял продукты… — не придумав, что ещё сказать, он кивнул и, даже не удосужив повернуться, направился прочь. Балу прекрасно знал и понимал, где и когда ошибся, ему было стыдно…очень. Мысли заставляющие нервно кусать губы и щеки изнутри никак не хотели уходить. Бывший басист хотел все исправить. Любой ценой. Поэтому сейчас он побежал вслед за уходящим. — Ях, постой! Подожди! — наконец-то догнав гитариста, воскликнул Саша. — Я хочу…хочу… — Снова испортить всем жизнь? Сказать о том, какие мы злодеи и ужасные люди? — продолжил логичные, по его мнению, концовки предложения Яков, даже не поворачиваясь к «бывшему» другу. — Ну что, тебе счастливо живётся? В завтрашнем-то дне? — Ну… — блондин был в замешательстве. Он, конечно, ожидал, что тот будет не очень рад и…кому и зачем он врет? Цвиркунов желал его больше никогда не видеть. Да и Балунов сам тогда был того же мнения. Но сейчас… — Я знаю, что ты хочешь сказать и… — на выдохе протараторил гитарист, но Саша был настроен об обратном, а забрасывать дело на полпути он точно не хотел. — Ях, я приехал сюда не для того, чтобы кого-то оскорблять и выслушивать о том, каким…плохим человеком являюсь я…я хотел извиниться перед тобой. — наконец выдавил из себя Балу рефлекторно сжав кулаки. По его плану тут должно было все и закончиться. Ну как? Не сразу, конечно. Яша не дурак, чтобы вот так слету прощать, того, кто подгадил жизнь ему и группе, кто даже не представляет насколько. Но он надеялся, что то чувство между ними, которое вспыхнуло ещё тогда, когда они оба играли в одной группе… — А как же другие? — равнодушно спросил Цвиркунов, но заинтересованность присутствовала в его голосе. С чем она была связана? С тем, чтобы поиздеваться? Или ему, действительно, было интересно то, что помирился ли блондин с остальными участниками или нет. — Они меня не волнуют. Меня волнуют мы. Наша связь…она же так прервалась… — Это глупо. Всё это. — гитарист покачал головой. — И то, что ты все ещё за это цепляешься. Отпусти все эти наши глупости! Ты как будто ребёнок который живёт в своих мечтах, когда его вокруг окружает суровая действительность. — Яков не хотел продолжать этот разговор больше, поэтому, перехватив удобнее пакеты с продуктами, снова направился туда, куда шёл ранее. Он сбегает? Да. Он этого не отрицал. Но и сил это терпеть больше не было. — Подожди, можно все ещё спасти! — но Саша тоже был настырным. Он снова побежал вслед. — Нет. Нельзя. Все кончено. Оно и было таковым уже давно! — То есть получается, что я зря приехал сюда? — Просто получается, что ты трус. — смело заявил Цвиркунов без зазрения совести. — Ты просто жалкий трус, лицемер и эгоист! Ты даже сейчас постоянно используешь «я»! — Яков тыкнул пальцем тому в грудь, а ноздри раздувались от злости. — Я не знаю как тебе, но мне отлично живётся в «завтрашнем» дне и без тебя! Поэтому оставь меня и едь обратно к себе в любимую Америку! Видеть тебя не желаю! — на выдохе проговорил гитарист, а серо-голубые глаза смотрели с ненавистью и…досадой? Но наблюдать за этим долго не пришлось: Яков снова развернулся и быстрым шагом побрел прочь. В этот раз Саша за ним не последовал… Блондин снова бросил его! На произвол судьбы…одного. Да, что ж такое? Он рвал на себе волосы почти в буквальном смысле. И что же ему теперь делать? Переступить через себя и помириться с другими, лишь бы наладить отношения с Яковом? Пытаться все сделать самому? Или уехать обратно? Ведь…может быть Цвиркунов прав? И Саша действительно тот, кем он его назвал?.. Балу выдохнул. Он попытается в последний раз…не хочется этого делать, но если это хоть как-то поможет, то блондин готов рискнуть. Если же все провалится, то он обещает…клянется? Брр нет, этого делать никогда нельзя. Но если Яше так будет угодно, то он это сделает. Балу развернулся и направился в только ему известную сторону…***
Лишь бы не перепутать. Лишь бы тот подъезд и нужная квартира. Последняя ступень… Дверь. Звонок. Молчание… Балу раздосадованно выдыхает и собирается направляться обратно. Но резко замирает, услышав звуки сзади. Щелчок. Скрип. Он оборачивается, но, заметив открывшего ему дверь, хмурится. Тот делает тот же жест. Странно, что он тут делает? — А где? — начинает Балунов, но его перебивает сиплый голос, послышавшийся сзади. — Паш, кто там? — его обладатель подходит к входной двери, а после выглядывает из-за спины. — Ты?.. — это был Поручик, а человеком, открывшим двери был никто иной, как Серый Кардинал. Хотя, что он тут делает? Такой же вопрос был задан и самому Балунову, но в немного другой формулировке: — Что ты тут забыл? — Я… — Пришёл снова подпортить всем жизнь? Тех разов тебе мало? — закончил за него Паша. Почти так же как и Яков. Но в любом случае это начинало раздражать. — Почему меня постоянно перебивает именно этими словами? — хотя постоянно, это всего лишь два раза; а фразы разные только перефразированы. — А ты ожидал чего-то другого? — злобно протараторил Щиголев, скрестив руки на груди. — Нет. — твёрдо ответил его тёзка. Ему самому здесь было находится не в радость, мягко говоря. Но он делал это только ради Цвиркунова, поэтому выдохнув, блондин пересилил себя, быстро произнеся: — Мне…мне нужна помощь. — но эти действия и старания, а может и страдания вызвали на лицах музыкантов «Северного флота» скептично приподнятый уголок губ и брови. Эти двое точно не женаты? Очень вероятно, ведь уже давно испытывали друг другу неровные чувства. Забавно, что признались в них только спустя так много времени. Хотя… у него ситуация гораздо хуже что ли. Блондин одернул себя на мысли, что, как и по словам Якова, слишком много, точнее постоянно использует «я». — А мы тут причём? — из мыслей его вырвал голос Поручика, который облокотился на косяк двери. — Изначально я планировал обратиться только к тебе, но не подумал о том, что ты будешь не один. — немного раздражённо протараторил блондин, отведя взгляд болотных глаз в сторону, а после возвращая его на тезку. — Ну я тоже не подумал о том, что кто-то вроде тебя, спустя столько времени сюда придёт. И не хотел. — тот скептично посмотрел исподлобья. — И? — Я так понимаю, что с глазу на глаз поговорить не удастся? — медленно спросил Балу, мельком и с подозрением оглядывая клавишника. — Правильно понимаешь. — блондин хотел задать ещё один вопрос, но Щиголев его перебил, как бы предугадав его: — Зайти в квартиру тоже не рассчитывай. Кто знает какие у тебя намерения. — в ответ на это бывший басист закатил глаза. Как же это ему надоело, договорить не дают и начинают сразу же делать свои выводы, даже не дослушав. Да, Балу и сам понимал, почему к нему такое отношение, он уже успел множество раз это осознать но как же это раздражало и злило. — Ещё есть вопросы? — Вопросов как таковых нет. — Балу выдохнул. — Только один. Могу ли я попросить помощи? — А ты как думаешь? — Нет. — честно ответил блондин, но тут же добавил: — Но, это касается Яши. — он снова отвел взгляд. — Тем более. — мрачно подытожил Поручик, Балу поднял на него взгляд, ведь этот тон его удивил. Почему так грозно? Ведь он единственный, кто знал о том, что творилось между ним и гитаристом в те годы. — Н-но почему? Саш? — непонимающе спросил блондин. — Если бы ты попросил о чем-то другом, то может быть еще помог, а так, если это касается Яшки, то дам тебе только совет. — болотные глаза внимательно посмотрели на тезку, но то, что произнес тот, его несильно то обрадовало: — К нему даже не подходи, не говоря обо всем остальном. — Если ты думаешь, что я опять взялся за старое… — решительно начал Балу, но был также решительно перебит. — Не слишком-то оно и старое. Что на этот раз? Будешь писать о том, как твои «бывшие» друзья не пустили тебя даже на порог квартиры? Только вот Яшка-то тебе зачем? — Я не собираюсь этого делать. И хватит меня перебивать! — не выдержав, зло проговорил блондин. — Ты… — он посмотрел на Пашу. — Вы просто не понимаете. — в этот момент, как показалось Балу, его должен был перебить вопрос: «А что мы должны были понять?», но его не последовало. За это блондин был, действительно, премного благодарен, а потому продолжил: — Я хотел извиниться перед ним. И сказать о том, что сожалею… — что дальше сказать, Балу не придумал, ведь мыслей было слишком много и каждая из них стремилась быть первой, обогнав предыдущую. Поэтому замолчал, опустив голову. — Скажу тебе честно, — начал Поручик. — точнее спрошу. Оно ему надо? Вот это вот все? — Мне просто нужно, чтобы ты сказал ему, что мне очень жаль, что так вышло. Большего я не прошу… — проговорил блондин, а после тихо добавил: — он меня и слушать не хочет. — Ну понятно почему. — хмыкнул Паша. — Извини, но мы тебе в этом деле не соратники. — произнёс барабанщик. — Надеюсь это все. — Помощи от вас, как от…неважно. — Балу махнул рукой и, не говоря больше ни слова, удалился прочь. Хотя на что он надеялся? Особенно от этих двоих. Что ж…план провалился. Пора ехать обратно. Часы показывали около полуночи, поэтому стоило бы где-нибудь переночевать, а завтра взять билет и первым рейсом улететь обратно. Да, так он и сделает.***
В это время Яков, не сбавляя шага, шёл вперёд, ругаясь себе под нос на то, что так невовремя порвался пакет. Заметил ли он блондина до этого момента? Да. Но надеялся на то, что ему просто это показалось. Вернувшись домой гитарист быстро открыл дверь, а после также быстро не запер за собой, оказавшись в квартире. Поставив на пол пакеты, он без сил оперся на дверь. Яша хмыкнул. И зачем это все было спустя столько лет? Зачем разгребать то, чего уже не достать? Зачем тогда вообще это было делать, чтобы сейчас извиняться? Странно, что он об этом вообще думает. Можно было бы просто забыть про это, как про смерть. — Я не знаю кому из нас хреновей… — еле слышно произнес Цвиркунов. Он запутался ещё с самого начала, ещё тогда давно, когда Балу уехал. Да были концерты, где он принимал участие с ними. Но это было как-то неправильно что ли… — …да и чтобы нам дал ответ… Эти мысли прервал звонок. Яша достал телефон. На экране было высвечено «Поручик», странно. Почему так поздно? Связано ли оно с…ним? Бррр, нет чушь. Мало ли что у них с Пашей могло произойти, может опять поспорили из-за того, каким кормом Мотю кормить или ещё что. — Аллё? Ях, ты спишь? — по ту сторону послышался сиплый голос Поручика. — Нет, а с какой целью интересуешься? — голос не дрожал, но гитарист, не признаваясь себе, боялся услышать слова, которые подтвердили его мысли. - Да так, просто… — Саша замялся, по ту сторону экрана он поднял взгляд на Пашу в желании убедиться правильно ли он посутает или нет, на что получает одобрительный кивок, а потому продолжает: — в общем, приходил… — Балу? — перебил его Яков. Не нужно было продолжение фразы, он и так об этом уже догадался. — Откуда ты…? — Встретил его на улице сегодня… — Цвиркунов опустил взгляд и посмотрел на тот самый пакет, который сегодня умудрился порваться. — Что он говорил? — Много чего. — Не уходи от ответа. — серьёзно проговорил Яша. — Что он хотел? — Ну… — барабанщик выдохнул. — скажу как есть. Он приходил за помощью… — Помощью? — от удивления Яша вскинул брови. — Да, хотел, чтобы я тебе сказал о том, что сожалеет и прочая чепуха. — Какая чепуха? Саш, если это касается меня, расскажи все. — гитарист чувствовал, как сердце начинает биться чаще. — Ладно. Если ты так хочешь. Сказал, что ему очень жаль, что сожалеет. Что-то вроде того. — на выдохе протараторил Поручик. — Понятно. — протянул Яша. — Спасибо. Спокойной ночи. — Всё нормально? — немного обеспокоенно спросил Саша. — Да, все отлично. Просто устал вот и все. Буду отсыпаться. — гитарист попытался ответить бодро, но вышло не очень убедительно. Поручик, поняв, причину такого ответа Цвиркунова, пожелал «Спокойной ночи» и положил трубку. Это было совсем не про корм для кошки Щиголева и спор этих. Он так и знал! Зачем? Для чего? Он забыл об этом, он старался забыть, чем практически жил. Гитарист до сих пор помнит, когда провожал его на вокзал, потому что на самолёты в Петербуге были заняты все места, но это почему-то тогда не остановило Балунова и он поехал в Москву. Мысли снова разъедали голову, от чего та начала болеть. Поэтому Яков решил выпить чай и лечь спать. Стараясь чем-то занять мысли, гитарист надел наушники и сделал громче музыку. Это помогло…ненадолго, поэтому пришлось почти залпом допить тёплый напиток и лечь спать. Благо, что Цвиркунов сегодня очень устал, поэтому заснуть, к счастью, удалось почти сразу.***
Утром Яков проснулся довольно рано, часы показывали половину седьмого утра. Как же раздражает, когда в единственный выходной день, когда не нужно вставать рано и можно отоспаться, но ты все равно не можешь этого сделать. И от чего проснулся — никогда не поймёшь. Гитарист открыл глаза и посмотрел в ответ, солнце только-только вставало. В мыслях тут же всплыли воспоминания событий вчерашнего вечера. Он помотал головой, пытаясь прогнать их, но все бесполезно. Поэтому, чтобы от них избавиться, музыкант решил поехать туда, откуда это все началось. Яков рванул в коридор, надевая куртку и обувая старые кроссовки, и, даже не позавтракав и толком не проснувшись, вышел из квартиры. Заперев дверь, через пару-тройку минут гитарист был уже на улице. Добравшись до остановки он сел на первый автобус. На что был настроен Цвиркунов, он и сам не знал, знал только то, что настроен решительно и куда едет. За окном мелькали серые многоэтажки спального района, где жил музыкант, время от времени среди них мелькали деревья, но они было такие же бесцветные и мрачные, как и пешеходы, что проходили под ними. Тучи закрыли солнце, оставляя город в тусклом освещении, в такую погоду, хочется сидеть дома, завернувшись в плед, с кружкой чая. Цвиркунов вышел на следующей остановке. В груди стучало сердце…почему? Он же всего лишь идёт в место, с которым связаны приятные или нет воспоминания. Скорее всего нет. Дважды. Музыкант направлялся на тот самый вокзал, где больше десяти лет назад провожал Балунова на поезд, с тех пор, когда началась та самая запутанная часть его жизни…письма. Он до сих пор их хранит, даже несмотря на все случившееся. Всё равно…зачем? Слишком много вопросов, в особенности «зачем?», а ответов на них как таковых просто нет. Пройдя немного дальше, гитарист был на той самой станции, где пахнет горькой тоской табак. Даже несмотря на то, что в общественных местах курение под запретом, люди на это правило просто наплевали, а потому, куда не пойдёшь почувствуешь запах никотина. И причём везде совершенно разный, где-то он будет резко бить в нос, попадая в горло, заставляя почувствовать духоту, а где-то он будет почти не ощущаться, что и говорить про него нечего. В каждым шагом сердце билось чаще. Он почувствовал себя тем самым влюбленным парнем. А ведь любовь делает всех несчастными и счастливыми одновременно. Между этим царит совершенно тонкая грань. «Где сердца вылезают вон из кожи, чтоб остаться хотя бы так…». Они тоже были такими…они были глупыми и молодыми.***
— Мы всегда будем рядом, просто между нами будут длинные поезда. — ласково бархатистым голосом произнес Балу. — Мы никогда не потеряем связь и друг друга. Яша отвернулся к стене, нахмурив брови. Он злился. Парень разозлился на целый свет. Он не понимал почему, пытался, но все равно не выходило. Он поднял глаза, глядя на небо, дабы слезы не потекли по щекам и вернулись обратно. Блондин взял гитариста за подбородок заставив посмотреть серо-голубые глаза в болотные. Голубое небо заволокли тучи, обещая в скором времени дождь. Цвиркунов молчал, в горле — кома стального твердь… Женский голос объявил в микрофон о том, что поезд в Москву вот-вот отойдёт от станции. — Ты точно не останешься? — с надеждой в голосе спросил Яша, не отводя взгляда. — Я не могу, мне здесь не место. Но вот ты можешь со мной уехать. — этот спокойный бархатный голос, кудрявый был готов на все, лишь бы всегда его слышать и слушать. Ну почти на все. — Без билета? — ему было страшно. Да он уже был в Америке, но это был всего лишь тур…к таким переменам гитарист не был готов. — Он тебе не нужен, зайцем поедешь. Ну точнее ты возьмёшь мой, а я уже так. — блондин тихо хохотнул. Почему он так спокоен? Будто бы уезжает всего на несколько дней и очень скоро вернется, а по не все будет как обычно. Или кудрявый для него ничего не значит? — Нет. — Цвиркунов отрицательно покачал головой, опустив взгляд. — Я останусь. — будто бы прочитав его мысли, болотные глаза посмотрели обеспокоенно, а их обладатель произнес: — Нет, Яшк. Это совсем не так. Говорит красиво я не умею от слова совсем. Тут рука блондина соскользнула с подбородка кудрявого, коснувшись его щеки, после чего мягкие губы накрыли тонкие и обветренные, аккуратно целуя. Палец гладил скулу, а глаза были прикрыты. Он хотел это сделать уже очень давно, но почему тянул до последнего? Блондин не знал. Поезд дал последнее предупреждение о том, что уезжает, после чего начал подготовку к отъезду, но все ещё стоял на месте. Разорвав поцелуй, блондин кинул «до встречи» и быстро побежал в сторону транспорта, оставив Цвиркунова одного. Тот аккуратно коснулся нижней части лица. На губах расцелованных — простуда. Опомнившись, гитарист рванул в сторону поезда, к вагону, где уже сидел блондин, последний заметив его тепло улыбнулся, словно кот, и махнул рукой. Он что-то говорил, но через стекло его не было слышно. Все это сделать попытки — коту под хвост. Яша дыхнул на стекло вагона написав: «Как так вышло?». Балу ответил на его вопрос. Но стекло и шум поезда, который начинал ехать не дали ему этого услышать. Яков мог бы побежать за поездом, как в классических фильмах, но он не стал этого делать. Он просто отвернулся и посмотрел на небо, чтобы не заплакать. После чего просто направился домой. Не найти междометий подходящих, чтобы выдержать эту ночь. — Ты уехал туда. Вернись оттуда… — прошептал Яков, последний раз взглянув на поезд, на котором блондин покидал этот город и этого человека. Он вернулся и каков итог? О чем они только думали? Цвиркунов оглядел вокзал, поджав губы и отведя их к уголку рта. Итог таков: его просто нет. Люди то и дело маячили туда сюда; с багажом и без; с огромными сумками и небольшими рюкзаками; провожали и уезжали; ненадолго и навсегда. Гитарист настолько глубоко задумался, что не заметил как на кого-то влетел. — П-простите, я…вас не заметил… — начал Яков, но был перебить продолжением своей же фразы, только бархатным голосом. — Задумались? — он поднял взгляд голубых глаз, это был Балунов. Что он тут делает? Неужели решил также уехать? Или…нет. Оно ему не надо. Хотя слова Поручика все ещё крутились в голове: «Сказал, что ему очень жаль, что сожалеет. Что-то вроде того». На этот вопрос гитарист промолчал. Он был в замешательстве. Музыкант злился на блондина и себя, был готов простить и помириться, но был в обиде. Саша был хорошим человеком, но показал себя как самая настоящая крыса. Хотя…это же было давно? Может он уже все осознал или…люди не меняются? — Яш, пожалуйста, только не уходи. — начал Балу. Болотные глаза смотрели со страхом и беспокойством. Ему выпал последний шанс. Он не хотел его терять. Как и Цвиркунова во второй раз. О чем он только думал, когда бросал его? Только о себе! — Я знаю, я эгоист и лицемер. Но я хотел извиниться, мне правда очень жаль. Не проходит и дня, когда я бы не жалел о том, что так поступил с тобой и остальными. Что вёл себя как трус… — Получается, что ты уже не трус, раз сумел признать свои ошибки и не побоялся сказать об этом. — тихо проговорил Яков, подняв серо-голубые глаза. — Прошло уже около десяти лет с тех пор, как мы тут прощались… — еле слышным шепотом добавил он. — Я не прощался. — но тот его все равно услышал. — Я сказал «до встречи», я верил в то, что это произойдёт. Яш, — блондин взял чужие ладони в свои. — прости меня, пожалуйста. Я очень сожалею о содеянном. Я не знаю, что на меня тогда нашло. И…если я сейчас буду это объяснять, то это будет выглядеть как просто жалкие оправдания… — Я тебе верю. — болотные глаза округлились, из обладатель точно не ожидал этого услышать, но взгляд напротив не врал. В нем читалось доверие, но вместе с тем присутствовал страх. — И… — Яша выдохнул. — прощаю тебя. — Я…я… — протараторил Саша. — спасибо и…я так скучал по тебе… — оно отвёл взгляд, но тут же снова посмотрел на гитариста. — Только… Откуда ты узнал, что я здесь буду? — Я тоже. — хмыкнул гитарист, а после добавил, отвечая на вопрос: — Почувствовал что ли. — блодин улыбнулся. Он аккуратно положил руку на щеку Цвиркунова и мягко затянул в поцелуй. Теперь им снова придётся пройти этот путь и принять друг друга. И они пройдут это вместе.«Нас никогда не смогут отравить. Мы будем вечно, вечно, вечно…»