***
Снова Москва, снова репетиции Тодда. Огромный зал и небольшая, но уютная гримерка. Громкие возгласы реплик и песен со сцены. В какой-то степени Саша, смотрел на всю эту задумку с Тоддом с восхищением. Написать два альбома по какой-то старой английской истории и воплотить это в спектакль — для этого нужен огромный труд и просто уйма терпения. На это способен только безумец или просто Миша. Сказать, что Горшенев горел этой идеей ничего не сказать, он жил ей. Саму по себе Ренегат считал историю довольно интересной и всегда с огромным любопытством слушал рассказы фронтмена про неё, вдаваясь в подробности. Сейчас он сидел в гримерке и пил чай, пока Миша, в роли Суини Тодда, и девушка, кажется Мария, в роли Ловетт, репетировали одну из женских партий. Их было прекрасно слышно даже тут, особенно громкий хрипловатый голос Горшка, который в очередной раз, что-то то ли объяснял, то ли говорил, что это они неправильные, а не он не умеет играть. Вообще, если подумать, то сама по себе история этого безумного цирюльника с Флит-Стрит — это не просто одна кровь, месть и пирожки с человечиной. Это история про любовь и верность. Глубоко заходить не нужно, чтобы найти их. Суини, который любил своих жену и дочь или Ловетт, влюблённая в мужчину, даже несмотря на то, что двадцать лет каторги и такие ужасные новости сделали из него, мягко говоря, сумасшедшего. Верность — вот чего не хватает этому миру только и всего. — А если бы я был безумным цирюльником-убийцей, ты бы всё равно любил меня и хотел бы уехать со мной? — неожиданно спрашивает Леонтьев у спокойно сидящего и пьющего чай тезки напротив. Сравнивая историю Суини и Ловетт с музыкантами. Зачем? Почему? Без понятия! Просто ради интереса. А может быть чего-то ещё. — Конечно. — ни секунды не раздумывая, отвечает тот. — даже ещё сильнее. Вопрос в том что: ты бы поехал со мной на этот самый остров? — зеленоглазый усмехается в кружку, затем делая глоток горячего напитка, который уже, наверняка, остыл, и потянувшись за конфетой, коробку которых принесли не так давно. Леонтьев заинтересованно и с ухмылкой смотрит на барабанщика. — Ну, а как же! Конечно! Но все-таки… — также быстро отвечает высокий, но тут же погружается в какие-то свои размышления. — Что? — Поручик непонимающе посмотрел сначала в один темно-серый глаз, затем во второй, будто бы пытаясь получить ответ именно, заглядывая в омуты напротив. — Мы-то да. Мы это мы, готовы друг за другом хоть на край света пойти, что ли? — неловко усмехается гитарист и также неловко отводит глаза, разглядывая какие-то декорации, подготовленные к спектаклю. Скоро нужно будет вновь возвращаться к репетиции, но сейчас можно пока об этом не думать. Сейчас можно и отдохнуть. — Ну это да. — барабанщик также усмехается, глядя уже в кружку. — А Суини и Ловетт это совершенно другая история… — голос Ренегата, звонкий и самую малость отдающий басом, звучит заинтересованно и как-то окрыленно, что ли? От этого Поручику хочется полностью погрузиться в то, что скажет ему тёзка, слышать его и только его. — Тогда не стоит сравнивать нас и их. Как считаешь? — задаёт вполне логичный вопрос старший, поняв о чем шла речь, но всё ещё немного задумываясь над их диалогом. — Считаю, что ты прав. — легко соглашается с ним сероглазый, а затем музыканты обмениваются улыбками. — Это у них что-то не так, у меня всё было как надо! — этот момент прерывает ворвавшийся в гримерку раздраженный Миша. Саши переглядываются, снова обмениваясь улыбками. Горшенев со злостью смотрит сначала на первого, затем переводит взгляд на второго. Оба при этом стараются держать каменные лица, дабы ещё сильнее не разозлить пришедшего, находящегося и так не в лучшем настроении. Но тот, вздохнув, лишь устало опускается на стул, подперев голову рукой и прикладывая пальцы ко лбу. — Где у нас пиво? — Его нет. — отвечает Щиголев, пожимая плечами, и снова тянется к коробке. — То есть? — карие глаза, словно тёмные омуты, внимательно смотрят на барабанщика. А ведь через глаза можно заглянуть человеку в душу и понять, по крайней мере, попытаться, его самого. Сейчас в них не читается злость, гнев, раздражение. Нет, усталость. Простая человеческая усталость, вымотанность и желание вернуться домой. — Ну, его не разрешают проносить, вроде как… — немного неуверенно протягивает зеленоглазый, жуя «добытую» сладость. Горшенев резко подскочил со стула, уже опираясь руками о стол. Интересно, откуда в нем столько сил при такой измотанности? Ответ довольно-таки прост. Даже несмотря на репетиции, длящиеся днями напролёт, фронтмен все же не иссякает, не тухнет, как спичка. Нет. Он горит и живёт этой идеей! Она приносит радость и добавляет в его жизнь хоть какой-то смысл. — Миш, успокойся. — все таким же спокойным тоном произносит Поручик, но уже более настойчивее. — На, возьми лучше чая выпей. — он протягивает кружку с горячим напитком фронтмену, перед этим также долив себе напиток из термоса, что так заботливо принёс его тёзка. Кареглазый сначала пытается испепелить её взглядом, но затем все же опустошает посудину до дна даже несмотря на довольно высокую температуру напитка и, утерев капельки чая с уголков рта, встаёт. Ничего не сказав больше, Горшок направляется обратно на сцену, но уже в более бодром и хорошем расположении духа. Интересно, это чай на него так подействовал? Саши снова смотрят друг на друга. Взгляд темно-серых глаз встречается с зелёными. — Так о чём мы? — задумчиво спрашивает младший, поднося палец к подбородку. — Об острове, но уже вроде как, это неважно. — отвечает барабанщик, теперь уже провожая взглядом Горшка. — Да, точно. — проговорил Ренегат, соединяя пальцы поочерёдно и повторяя это действие по кругу. — Неважно. Как тебе чай, кстати? — Прекрасен. — произносит его тёзка, а после за пару глотков допивает содержимое кружки. Утерев капельки с уголков губ, он улыбается и откидывается на спинку стула, расслабленно прикрывая глаза. Эта картина выглядела так уютно и по-домашнему, отчего у высокого появилось ещё большее чувство того, как он любит этого человека и как хотел бы поехать с ним домой. Ещё немного понаблюдав за старшим, Лось повертел головой в поисках чего-то и похлопал себя по карманам, затем, видимо, найдя то, что искал, направился к выходу. — Ты куда? — спрашивает Щиголев, до этого просто наблюдающий за тезкой. В бледноватом свете старых ламп зеленые глаза выглядят загадочно, словно…сложно подобрать для этого сравнение. Можно только сказать, что эта своего рода «загадочность» манила, а после, словно омут, захватывала в свои объятия и больше никогда не выпускала. — Курить. — просто ответил высокий, пожав плечами и доставая пачку сигарет, купленных где-то в ларьке неподалёку. Поручик нахмурился, но ничего на это не сказал, лишь кивнул.^^^
Так как, на дворе был июль-месяц надобности в куртках и прочей верхней одежде просто не было. Поэтому, ничего не надевая поверх, Леонтьев направился на улицу. Идти долго не пришлось, и через некоторое время Саша уже стоял на крыльце. Достав из пачки одну сигарету и, проделав нехитрые движения, поджёг её, после делая затяжку. В голове роились разного рода мысли. Но они не были чем-то хаотичным, не были комом, который был похож на снежный. Они плавно следовали друг за другом. Но самая главная мысль выбивалась из общего ряда, обгоняя всех. Не зря она была именно такой, хотя её смысл Саша никак не мог понять. Единственное, что он мог осознать, так это странное чувство тревоги, которое внезапно появлялось, стоит подумать об этом. Но сказать кому-то гитарист не решался. Мужчина задумчиво наблюдал за табачным дымом, который под воздействием ветра почти мгновенно исчезал из этого места. — Курить плохо. — Ренегат вздрагивает, после чего начинает вертеть головой в поисках обладателя «поучительной» фразы. Им оказывается его тёзка, который, видимо, всё же решил выйти подышать воздухом, хоть свежим его не назовёшь, скорее прокуренным. — От кого я это слышу. — усмехается высокий, глядя на старшего, который опершись на стену, задумчиво глядел вперёд. — Ты же знаешь — я бросил. — сиплым голосом проговаривает тот, а глаза цвета леса снова смотрят на тезку. — Да, знаю-знаю. — Леонтьев делает жест будто бы сдаётся, зажав сигарету между пальцев, но спустя мгновение делает затяжку и снова уходит в мысли, наблюдая за исчезающим дымом. Стоит ли говорить о них? Не будет ли это звучать глупо? Ведь хочешь как лучше, а получится как всегда. Тем более, в голове всегда звучит лучше, но когда собираешься озвучить свои мысли, то получается какая-то белиберда. По-другому это просто не назовёшь. Заметив задумчивость гитариста, Поручик сначала его оглядывает, не желая вмешиваться и тем более лезть в чужую голову, но затем, подождав некоторое время, обеспокоенно спрашивает: — Всё хорошо? — зелёный лес колышется от ветра, волнуется, но темно-серые грозовые глаза смотрят со спокойствием, хотя в них все же читаются искры волнения или беспокойства. — Знаешь… — Ренегат начинает нервно перебирать пальцами, что не может не привлечь чужое внимание, хотя…внимание только одного человека и самого важного для Саши в этом сером мире. — это прозвучит очень глупо и… — нет, Поручик не перебивал его ни со словами поддержки, наподобие «нет, это не глупо» или что-то вроде того, ни торопил, чтобы тот быстрее сформулировал мысли, не собирался…хотя, когда такие методы работали? — барабанщик ждал. Он знал, что тезке просто нужно немного времени. Он просто ждал. — …я чувствую, что скоро что-то случится и что-то нехорошее. Да я знаю, что это глупости, но… — Нет, не глупости, — вот теперь прозвучала та фраза, которая была неуместна ранее, ведь… — сказать по правде я тоже… Просто… да. Ведь скоро выступление. А я волнуюсь будто в первый раз. — барабанщик опустил взгляд в пол, но все же поднял, снова возвращаясь к темно-серым глазам. Те, словно, цвета океана во время шторма, такие загадочные и непредсказуемые. — Щиголев потянулся за чужой сигаретой, без разрешения украв её. — Да? — гитарист вопросительно вскинул брови, недоумевая, как от слов тезки, так и от его действия. — Ага. Просто стараюсь не думать об этом. — последний сделал не глубокую затяжку, почувствовав как лёгкие наполняет никотин. От неприятной забытой щекотки в горле он закашлялся, а Ренегат чему-то усмехнулся, покачав головой. — А кто говорил, что бросил? — темно-серые глаза хитро посмотрели на барабанщика, тот же, в свою очередь, незамедлительно ему ответил с такой же усмешкой. — Бросил. Просто когда ты куришь — грех не украсть у тебя сигарету. — Щиголев ухмыльнулся. — «Грех» — слишком сильное слово… — задумчиво проговорил Леонтьев, отбирая у тезки сигарету и делая затяжку. Тот лишь неопределённо махнул рукой, пытаясь прогнать дым. — Ну ты понял, о чем я. — снова «одалживая» предмет, произнес Поручик. — Да, понял-понял. Неглупый. — оба Саши прыснули, затем старший с серьёзным видом добавил: — Нет, правда, попробуй не думать об этом…хотя бы постарайся. — он прикусил щеку изнутри, пытаясь отвлечься от неприятного едкого вкуса во рту. Это не очень помогло, но ничего другого ему в голову не приходило. Всё-таки хорошо, что бросил. — Ну если ты просишь. — музыканты обменялись улыбками, затем высокий сделал то, чего никто уж точно не ожидал — взлохматил тезке волосы. — Эй! — возмутился последний, но скорее наигранно, нежели серьёзно. Об этом говорила смущенная улыбка на его лице, а её обладатель отвёл глаза, после чего произнес с нотками сарказма: — Ладно. Пойду я. А то не могу тут быть. Я же бросил курить. — музыканты засмеялись, затем Щиголев скрылся за дверью, оставляя тезку снова наедине со своими мыслями.***
Анапа 20.07.21. Да уж. То плохое предчувствие не соврало и действительно в чем-то предугадало будущую реальность, которая оказалась гораздо хуже, чем кто-либо мог себе вообразить. Но жизнь продолжается несмотря ни на что. И останавливаться нельзя ни в коем случае. Спустя столько лет задумка отыграть последние альбомы не в театре, а в концертном варианте, как изначально хотел Миша, была отличной идеей. Да…он был бы только рад. Долгие месяцы подготовки, репетиций, собраний, выточенные до идеала партии всех песен прошли не зря. Жребий брошен. Первый концерт отыгран. Сочи. Все было даже лучше, чем отлично. Особенно для первого раза. Теперь вторая «проба пера» перед основным туром. 20 июля. Какой-то отель. Но условия гораздо лучше, чем думали музыканты. — Да уж… — протягивает Щиголев, занося сумку в номер. — Ну, всё не так уж и плохо. — зайдя вслед за тезкой, а затем пройдя вглубь комнаты, Ренегат плюхнулся на диван, похлопав рядом с собой, предлагая барабанщику сесть рядом. Последний поставил сумку на пол, после чего последовал приглашению, опустившись на мягкое сидение. Гитарист приобнял его, прижав ближе и уткнувшись носом в чужую макушку, чей обладатель выглядел немного расстроенно. — О, придумал! — Что ты придумал? — с недоверием в голосе спросил Щиголев, немного сощурив зелёные глаза. — Придумал, как тебя хоть немного развеселить, ну или поднять настроение, по крайней мере. — Леонтьев сделал продолжительную паузу, затем, нахмурившись, проговорил: — Ну ты должен был спросить «Как?» — Поручик вопросительно изогнул бровь, но все-таки задал нужный вопрос: — Как? — с ноткой непонимания и удивления спросил он, хотя, действительно, не понимал как и что от него хотят. — Мы сегодня вечером, точнее после концерта, идём гулять. — загадочным тоном произнес гитарист, заметив, как тёзка повернул голову и посмотрел на него. Затем Ренегат наклонился, поцеловав того в лоб. Последний немного смущённо улыбнулся, затем обвёл взглядом комнату, случайно цепляя свое внимание на бумаге, висящей на стене. — Ты чего? — внезапно и озабоченно задаёт вопрос высокий. — Всё нормально? — А? — переспрашивает Щиголев, мотнув головой и отгоняя лишние мысли. — Брр…да. Всё нормально. — Ты это видишь? — подозрительно задаёт вопрос он, на что Ренегат прыскает, заливаясь тихим смехом, смотря на ту же бумажку, что и его тёзка. Затем музыкант встаёт и направляется к стене, на которой был приклеен на скотч лист бумаги с чем-то напечатанным. — О, бесплатный вайфай…что?! — тёмные брови сползают на переносице. — Они издеваются? Кто вообще такое придумал? Это шутка? — Это всего лишь бумажка. — где-то за спиной медленно произносит его тёзка, который только что также недоумевал, пожимая плечами. Затем, также вставая с дивана и подходя к высокому, приобнимает того со спины. — Ты вообще видел, что там написано? — с удивлением в голосе задаёт вопрос гитарист. «Имя сети: Yopta. Пароль: WerardGay1747» — прочёл он, вскидывая брови. Затем, переглянувшись и обменявшись усмешками, музыканты залились смехом. — Да уж не перестаю удивляться этому городу. — гитарист достает телефон из кармана, перед этим дотронувшись до рук тезки, которые его все ещё не отпускали из своих тёплых объятий, но их обладатель, любопытный, «как Варвара», выглянул из-за плеча высокого, вставая на носочки, задав вопрос: — А что ты делаешь? — он нахмурился наблюдая за тем, как Леонтьев фотографирует бумажку и добавляет в сторис со словами: «Суровый анапский вайфай». — Она же просто отлично подходит к разряду глупых историй в инсте. — хохоча, но при этом говоря с восхищением проговаривает высокий. — Через сколько у нас там концерт? — оборачиваясь и глядя вслед барабанщику, который неожиданно отлип от него и ушёл, задал вопрос Ренегат. — Через два часа. Нам нужно будет сейчас ехать всё подготавливать. — серьёзно проговорил его тёзка. — Да где же он? — Что потерял? — интересуется сероглазый, подходя и аккуратно наблюдая сверху. — Да снова килт посеял… — Поручик хмурится, а мышцы его лица напряжены не только от данного действа, но ещё и от мыслительного процесса. — Он кажется в другой сумке, если не ошибаюсь. — протягивает Ренегат, а барабанщик встаёт и громко выдыхает. — Ладно. — проговаривает он, усмехнувшись. — Придётся немного побегать. — Ренегат приободряюще потрепал его за волосы, как только старший, снова оказался рядом. Собрав все нужные вещи, музыканты уже ожидали остальных около автобуса, на котором должны были доехать до нужного места назначения — «Летней Эстрады». Хотя, по всей видимости, эта площадка от отеля была не так далеко. Вообще этот город небольшой сам по себе и обойти его можно за часа два. Ещё меньше здесь мест, куда можно пойти. Одна только Набережная и увеселительные заведения для туристов, которые не очень-то жалуют местные. И его больше можно было бы сравнить с поселком городского типа, в котором старые одноэтажные домишки соседствуют с вырасшими новостройками. Но ему нужно было отдать должное. Тут гораздо теплее, чем в Питере. Июль. Немыслимая жара, особенно днем, под вечер она начинает спадать и появляется прохладный ветерок, приносящий какие-то приятные минутные моменты что ли? Почему бы не пройтись пешком? Идти же совсем недалеко? Ну, во-первых, чтобы «идти недалеко» надо знать город, а, во-вторых, музыканты не хотели привлекать к себе лишнего внимания и «светиться» на улицах странного городка. Да ещё и по такой жаре. По всей видимости, некоторые люди уже сидели около так называемой «Летней эстрады», принося с собой выпивку, распивая её, и наряду с этим, включая в колонке старые треки «Короля и Шута», распевая их. Да уж… пришли «истинные» фанаты… ничего не скажешь… Вообще автобус просто отвезёт инструменты, а мужчины просто решили поехать с ними дабы те добрались в целости и сохранности.***
Поручик, которому пришлось следить за тем, как переносят его барабаны, зашёл в здание самым последним. Мужчина подошёл к Яше с Пашей, над чем-то хихикающими. Те, заметив вошедшего, обратили свои взоры на него, чем немного смутили. Хотя почему — Саша не знал и сам. Но следующие слова, произнесенные отсмеявшимся гитаристом и похлопавшим его по плечу, заставили барабанщика опешить и нахмуриться: — Да уж. Ну и хайфай вам попался. — не сдержавшись, голубоглазый снова хохотнул, а Сажинов продолжил его мысль: — Очень даже интересный. — засмеялся Серый Кардинал, ладонью прикрыв рот. — Ой, знаете, что! — развёл руками в стороны Поручик, затем взглянул на часы, стрелки которых неумолимо приближались к восьми часам. Черт возьми! Килт! Точно! Как же он мог забыть про него! — Саш, ты чего такой взвинченный? — немного обеспокоенно спросил Паша, нахмурившись. Зелёные глаза внимательно на него посмотрели, после чего их обладатель отрицательно покачал головой. — У нас концерт вот-вот будет. Готовиться пора! — Ох уж эта любовь барабанщика всегда и всё делать вовремя и ни в коем случае не опаздывать! — Да что ты торопишься? Никто нас не ждёт. — с абсолютным спокойствием в голосе махнул рукой Сажинов, затем большим пальцем указал на удаляющегося Ренегата, который, разобравшись с Леной и Лёшей, направлялся на улицу. С какой целью? Ответ прост. Чтобы покурить. По всей видимости, Поручик единственный, кто заботится об этом чёртово концерте. Килт! Точно! Не став больше ждать никого и ничего, Саша поспешил за вещью, что была изюминкой в его Щиголевском образе. — В любом деле главное эффектно появиться. — хохотнул Яков, взглядом провожая удаляющегося барабанщика, которому пришлось пройти через весь зал, который к счастью тогда ещё не был заполнен, а людей только-только начали впускать. Но уже сейчас были слышны какие-то странные восклицания с последних рядов, а потому Поручик лишь ускорил шаг.^^^
Чудом отыскав заветную вещь, мужчина поспешил обратно, всё также «пробегая» через зал и слыша все тот же шум. Когда он оказался на месте, стрелки на часах уже показывали ровно восемь, но остальные всё также не спешили куда-либо идти. Ладно Ягода с Леной, ведь они выходят не сейчас, но а сама группа? Теперь и Сашка Куликов куда-то пропал. — А где…? — пришедший указал на всё пространство вокруг себя и все так же непринуждённо стоящих Паши с Яшей, как бы спрашивая, куда запропастились оба Шуры? — Курят. — ответил за обоих Серый Кардинал, разведя руки в стороны, а на следующий и ещё не заданный вопрос Поручика, тут же нашёлся ответ, поэтому говоривший продолжил: — Не знаю, как докурят, так и придут. За временем они следят. Мы уже спрашивали. — Поручик лишь хмурится, недобро косясь в сторону выхода, а после, буркнув «Ладно», направился на сцену, аккуратно и незаметно пройдя, при этом согнувшись в три погибели, под экраном, где уже горела обложка тематики их выступления. Звучит немного некорректно и даже глупо. Но пусть будет. Время было уже около десяти минут девятого. А барабанщик все также ожидал друзей и наблюдал за шумным залом, который, устав ждать, начал петь старые треки «Короля и Шута», начав с «Прыгну со скалы». Забавно. Хотя…что ещё ожидать от подвыпившего народа и просто людей решивших их поддержать? За одними худо-бедно спетыми песнями следовали другие. Да уж… А какой-то мужчина с последних рядов вообще до последнего кричал: «Садовника! Садовника!», а кто-то его даже поддерживал. Но эту песню так и не начали петь или просто не успели. Ведь через десять минут погас свет. Барабанщик огляделся, наблюдая за тем, как подползает искусственный туман и из-за кулис появляются остальные музыканты. Ну наконец-то! Право начать и открыть тур во второй раз, во втором южном городе предоставляется именно Поручику. А потому сначала начинает громко бить бочка…***
На концерте отжигали не только зрители, но и музыканты, полностью погружённые в свое дело. Яков, даже в начале «Добрых людей», когда била только бочка, подняв руки над собой, начал хлопать, призывая зал повторять за ним. А сам, когда начались и его партии, перебирая струны, прыгал, поочерёдно меняя ноги. И хоть отдача зала была максимальной только на лирических и общеизвестных песнях, таких как «Мёртвый Анархист», «Дагон» и «Фокусник», группа отжигала как вне себя. Но, что было приятно заметить, когда музыканты исполняли песню «На краю», в неосвещенной части зала, где находились зрители начали один за другим появляться маленькие огоньки фонарей на телефонах. В этом даже было что-то красивое и чарующее… Когда все песни были сыграны и спеты, то по традиции, Поручик кинул в зал палочки. И, поклонившись, исполнители направились за кулисы. Ягода, не любивший публику, уехал в отель, сразу же после окончания, пока остальные собирали инструменты. Ренегат снова направляется покурить. Ну, а что ещё делать, если это помогает расслабиться? Вот именно, что ничего! Да, он обещал бросить. Но не выходит. Уж слишком давняя привычка. Но не дойдя до выхода, темноволосый натыкается на довольного басиста, несущего в руках свернутую бумагу. Хм…забавно. — О а что это у тебя? — интересуется подошедший к Куликову фронтмен, рассматривая ватман у того в руках. — Да там девочка нарисовала, подарила. Видишь? — гордо проговаривает мужчина, раскрывая и показывая тот самый рисунок, на котором изображена вся группа вместе с Ягодой. — Я предлагал ей вернуть рисунок с фотографиями и автографами, но она отказалась. — он лишь пожал плечами, всё также продолжая улыбаться. — А это ты? — указывает на кого-то из группы на рисунке неожиданно появившийся Яков, обращаясь к Поручику. Тот, сощурив глаза, внимательно на него посмотрел, а затем начал щипать, ведь там, куда указывал Цвиркунов явно был нарисован не барабанщик. Гитарист лишь отошел на пару шагов, сделал это для того, чтобы темноволосый до него не дотянулся в случае чего. Но зеленоглазый лишь покачал головой, взглядом провожая уходящих курить фронтмена и басиста. Те, в свою очередь, насколько это вышло, удобно расположились на ступеньках. Два раза к ним подходили люди, чтобы сфотографироваться, к которым Ренегат обещал подойти, как только покурит, но одни из них, не став этого ждать все равно подошли. Да уж…вот и попроси что-то сделать, все равно не послушают и сделают по-своему, даже, если это касается тебя самого. Темноволосый снова опустился на ступени, делая затяжку и наблюдая за сигаретным дымом, что плавно растворился в воздухе. Так же как и тогда…он также следил за этим дымом и думал о том, что неприятно томилось в груди, а теперь мужчина чувствует под собой холодную плитку и думает о том, что прошло восемь лет… Как же это невыносимо ужасно… Но не успел Саша подумать о чем-то ещё, как к нему подсел Куликов с той же целью: Покурить и о чем-то поразмышлять. В нескольких шагах от мужчин, между которыми сейчас царило молчание прошли странные люди, жалующиеся на то, что уже очень долгое время нет дождя, эмоционально разводя руки в стороны. — О чем думаешь? — из мыслей фронтмена вырвал голос басиста, наблюдающего за ним. Ренегат немного приподнял голову, но посмотрел вперёд исподлобья на какое-то мгновение встречаясь с кем-то, стоящим за стеной и ожидающим его и группу. В голове промелькнула мысль о том, чтобы не пойти туда и, вспомнив, что обещал барабанщику, решил никуда не идти. А какие-то восклицания «ЛОСЬ! ТАМ ЛОСЬ!» и вовсе отбили желания туда следовать. — Да так, о всяком. — темноволосый делает затяжку, задумчиво рассматривая кипарисовые деревья, рассаженные на газоне перед ним. Стоит ли говорить? Нет, не стоит. Не сейчас. Сейчас он не хочет этого делать. — Ладно. — лишь протягивает его собеседник, не замечая скрытых ощущений в словах сероглазого. Немного побеседовав на отвлеченные темы, Саши снова вернулись в здание.***
Пока все остальные музыканты уехали, оставив всю работу с инструментами на других, Поручик, дождавшись Ренегата внутри здания, как и обещал последний, вместе отправились гулять по ночному городу. Пройдя через один из запасных выходов, музыканты решили направиться вниз по лестнице, ведущей к самому морю. Вечерняя жизнь города ещё не отгремела, а потому, кафешки и прочие заведения были забиты людьми, весело болтающими, смеющимися, радующимися жизни, не знающими что им приподнесет новый день и новый год. Где-то играла музыка с аттракционов, слышались караоке, исполняемые не самыми профессиональными и трезвыми певцами. Зато не было той толпы, кучкующейся все светлое время, но ее заменили небольшие дружеские компании навеселе, направляющиеся то ли на боковую, то ли к кому-нибудь, продолжать праздновать. Но всё-таки здесь было относительно больших городов тихо и спокойно. Поддавшись этой атмосфере, гитарист с барабанщиком шли в лёгком молчании, думая каждый о чем-то своем. — Ты же сам говорил, что незнакомой местности никуда не пойдёшь? — задал интересующий его вопрос зеленоглазый, глядя на тёзку, оглядывающегося по сторонам, прервав тишину, царившую между ними. Ночное небо отражалось в темно-серых глазах к ним добавлялись огоньки каруселей, расположенных неподалеку. — Набережная-то не могла кардинально поменяться за столько лет. — логично предположил высокий, немного разведя руку в сторону и внимательно вглядываясь вперёд. — Когда ты тут последний раз был? В начале нулевых? — усмехнулся его собеседник, вскинув брови, и покачал головой. — Думаешь, я помню? — хохотнул Ренегат, подходя ближе и, взъерошив старшему волосы, приобнял того. Размеренным шагом, никуда не спеша, музыканты только дошли по мощеной плитке, минуя «Белую шляпу» до «ворот», ведущих к пляжу и чернеющей воде Чёрного моря. Они поплелись по остывшему песку, слегка увязая в его текстурах, шагая к воде, где тот самый песок намоченном состоянии становился твердым, что уже можно было спокойно идти. Шорох черных волн, прибывающих к берегу и возвращающихся обратно, отдалённые шумы жизни недо-города и ещё какие-то свои особенные звуки. Взошедшая не так давно луна освещала зонтики и навесы для лежанок, серебря Чёрное море. Пройдя ещё достаточное количество шагов и путей, музыканты все же оказались там, где и планировал Ренегат. Так как время лишь немного перевалило заполночь, никаких закатов и рассветов на море увидеть не ожидалось, но и здесь была какая-то своя романтика что ли? Да скорее всего. В этом что-то есть. А ещё то, что Саши наконец-то остались вдвоём в такой непринуждённой атмосфере, где никто им не помешает. И это хорошо, ведь почему-то после вчерашнего концерта в Сочи так выбраться не получилось. А потому эта прогулка кажется не такой уж и плохой. — Помнишь тот разговор про остров из Тодда? — Поручик нахмурился, вспоминая то, о чём только что сказал фронтмена, и кивнул: — Это, конечно, не он и не пляж, но тоже сойдёт. — высокий развёл руками, останавливаясь перед тёзкой и указывая на пространство около себя. Тот приподнял уголок губ, влюблённо глядя на младшего. Поручик просто был рад тому, что на лице сероглазого появилась улыбка, не такая, как после более «отбитых» и громких концертов, но тоже улыбка. Но сейчас она была спокойная и даже удовлетворенная. Барабанщик усмехнулся и покачал головой, но стоило лишь поднять взгляд, как выражение его лица стало недоуменным. — Что ты делаешь? — старший нахмурился, глядя на то, как его собеседник стягивает обувь, продолжая свой путь уже босиком. — Снимаю кроссовки. А почему нет? — непринуждённо проговорил тот, вопросительно глядя на тезку. — Попробуй тоже. — Ладно… — немного недоверчиво протянул тот, но все же просьбу выполнил. Стопа аккуратно коснулась песка, который уже остыл, но стоило «утонуть» в нем немного глубже, как натыкаешься на немного влажный, но тёплый сыпучий материал. Заметив протянутую руку высокого, Поручик взял её, следуя за младшим. Некоторое время музыканты шли молча, слушая шум моря и слыша дыхание друг друга. Ноги перебирали песок и касались уже немного остывшей, но все ещё тёплой воды. Было хорошо. Свежий морской воздух ударял прямо в нос и лицо, принося прохладу и ароматы готовой еды в ресторанчиках неподалёку. Каждый думал о своём. О чем размышлял сам барабанщик было известно только ему. Вероятнее о прошедшем концерте сегодня да и вчера, наверное. Кто знает? О тех странных людях, что пели старые песни «Короля и Шута», пока ждали всю остальную группу? О причине её опоздания? Вероятно. Скорее всего. Но вот о чем были мысли фронтмена группы в данный момент — Поручик не знал. И даже не мог предположить, что его немного раздражало и расстраивало одновременно. Заметив на себе изучающий и внимательный взор лесных глаз, всё таких же ярких и особенных, Ренегат улыбнулся и, будто бы прочитав мысли тёзки, ответил на не озвученные вопросы: — Знаешь это один из самых странных городов, в которых мы только бывали. — начал он, чему-то усмехнувшись. — Ага и люди тут тоже странные. — согласился старший. Мужчины хохотнули и одновременно нахмурились, припоминая события прошедшего дня. — Особенно, когда песня ещё не закончилась, а они уже хлопают. — изумленно проговаривает Леонтьев, немного разведя руки в стороны, но тут же снова хохотнул и покачал головой. Мужчина огляделся, а это лёгкое и радостное настроение сменяет задумчивость и даже какая-то тяжесть. Лесные глаза с беспокойством наблюдают за высоким, но ответа на свои вопросы не требуют, а просто ждут. Саша ждёт, что его тёзка сам расскажет, если захочет. А если нет, то просто будет рядом. Это ведь лучше, верно? — Ты ещё долго будешь допытывать меня взглядом? — хохотнул Саша, вызывая недоумение на лице старшего. — Я не специально. Меня просто немного беспокоит твоя задумчивость. — как на духу протараторил последний. Ведь…зачем молчать и скрывать то, что уже сказали его глаза. Черт! Это вышло невольно! Он правда этого не хотел. Оно само так получилось! Видя внутреннюю борьбу барабанщика, Ренегат лишь понимающе улыбнулся, вновь осознавая, насколько сильно любит этого человека и хочет провести с ним всю жизнь. Ведь Саша ни в ком так не уверен, как в этом зеленоглазом. Он знает, что может сказать ему все, что угодно, и не получит в ответ осуждения. Только поддержку. Будь то словесная или молчаливая. Он просто находится рядом, а это дорогого стоит. Ещё раз оглядев тезку, высокий вскинул голову, глядя на звёзды. Небо было удивительно чистым и безоблачным так, что при желании можно было увидеть любое небесное светило, не испорченное огнями города. — Да ничего. — наконец-то произнес младший, махнув рукой и улыбнувшись. Взгляды лесных и маренговых глаз вновь встречаются, а обладатель последних грустно усмехается, а затем произносит, надеясь, что станет хотя бы немного легче: — Десять лет альбому и восемь как нет… — тут Ренегат замолкает, не желая говорить продолжения фразы. Жалел ли он, что начал это делать? Нет, не жалел. Хотяя, может быть и делал это, если бы рядом с ним шёл кто угодно, а не Поручик. Последний же не перебивал, не договаривал за него, не торопил. Ждал. Просто ждал. — Помнишь то плохое предчувствие, о котором я говорил? — его собеседник лишь почти невесомо кивнул, а потому говоривший продолжил: — Вероятно, это оно и было. И…я не знаю, но почему-то я виню себя в произошедшем. Во всем этом. Я прекрасно осознаю, знаю и понимаю, что это не так, но что-то внутри начинает клокотать и неприятно рвать грудную клетку, стоит только вспомнить…подумать. — мужчина снова грустно усмехнулся, отводя взгляд куда-то в сторону, глядя на ночные огни, коих точно было мало. Он почувствовал тёплое и, будто бы почти невесомое касание. Поручик положил руку на плечо высокому, внимательно глядя на последнего. Причины таких переживаний фронтмена ему были ясны и знакомы, ведь тогда на них, буквально, обрушилась вся грязь с неадекватной стороны людей, что просто гнобили группу и придумывали абсолютно разные и, мягко говоря, глупые небылицы о них. И больше всего доставалось Ренегату. Но ведь столько лет прошло, а тот до сих пор вспоминает... думает об этом? Поручик резко остановился, заставляя тезку сделать то же самое, таким образом обращая на себя внимание. Затем барабанщик берет чужие ладони в свои, прижимая к сердцу, и только потом произносит: — Саш, все хорошо. Вспоминать прошлое это нормально. Но нельзя не нем зацикливаться. — лесные глаза внимательно смотрят в темно-серые напротив. В них читаются беспокойство и забота одновременно. И последним Щиголев хочет поделиться с младшим, укрыть, словно одеялом, и прогнать кошмары, что раньше мучали того по ночам. — Я знаю, но… — начал Ренегат, но оказался решительно перебит тёзкой, который продолжил: — Саш, никаких «но». — ладони барабанщика крепче сжали чужие, но такие родные гитариста. А в глазах плескались бесконечная любовь и доверие. — Не следует много думать о том, что было давным-давно и что изменить уже нельзя. Но и не нужно об этом молчать. Ренегат затаил дыхание, а глаза цвета маренго внимательно изучали лесные. Он лишь невесомо кивнул, но мужчина молчал. Он ждал. Чего? Неизвестно. Ни ему, ни кому-либо другому. Хотя тот самый «кто-либо», кажется, знал чего. А потому продолжил: — Обещай, что будешь говорить о таких вещах мне, хорошо? — да уж, он нарушил свое терпение. Но Поручик, как и фронтмен что-то усвоил для себя именно сегодня. Слушать и не перебивать — хорошо, также как и не заставлять кого-то говорить то, что тот не хочет. Но молчать и не говорить, чтобы кто-то тебе рассказал о своих мыслях и проблемах — это уже плохо. Если есть близкий человек. Тот, кому ты доверяешь больше всего на свете и знаешь, что он твоё доверие никогда не предаст, готовый всегда тебя выслушать, то ему следует выговариваться хоть иногда. У обоих Саш есть такой. И это они друг у друга. Большего им просто не надо. — Спасибо. — уголки губ высокого слегка дернулись вверх. А сам он, наклонившись, легонько дотронулся до губ барабанщика, который сначала улыбнулся, но затем углубил поцелуй. Но ненадолго. Ведь через пару мгновений отпрянул, внимательно глядя в глаза напротив, так и не услышав ответа на свой вопрос. А Ренегат, будто бы прочитав мысли барабанщика, улыбнулся и тихо добавил: — Обещаю.