Глазами ночи ты смотрела на меня, От этих глаз скрывался я во тьме, «Что хочешь ты?» — я спрашивал тебя, Ты научилась мучить душу мне.
Гул голосов одногруппников напоминает, что он всё ещё на паре в реставрационке, возвращает с небес на землю. Князь умоляюще косится на часы, где стрелка, словно его палач, отсчитывает шаги-секунды до конца тихого ужаса.***
Десять, блядь, минут! Результат не утешительный. Горшок всё ходит-выхаживает, выпуская дым кольцами и бегая глазами по окнам. Заметить Андрея, если он, конечно, преследует такую цель, сложно — окон до хуя, а Князь всё же один, и не сказать, что сидит, приклеившись пятачком к стеклу. Он с неприкрытым интересом беспрепятственно следит за Горшком. И в один момент скользящий взгляд Михаила останавливается на нужном окне. — Юноша, что вы там всё высматриваете? — дребезжит карга, наконец оторвавшись от лекции. — Ёбыря своего, — ржут с камчатки. Князь возвращает: — Твоего. — Подмигивает он. С первых парт пищат девчонки. Продолжая буффонаду, Князь поворачивается и толкается языком в щёку. Аудитория громко несдержанно ржёт. Под потолком эскадрильей летят клетчатые самолётики. По лбу шлёпает ручка без стержня, через которую плюются пожёваной бумагой. Под вой училки Андрей возвращается к Горшку в окне. Михаил как раз щурится, чтобы сквозь цинковые блики разглядеть силуэты наполняющих аудиторию людей, выпускает клубящийся сизый дым, задерживает внимание чуть дольше. Может Андрей себе это просто выдумывает. А время всё тянется, подогревая интерес. Остатки сонливости выкипают и растворяются в воздухе. За пять минут Князь умудряется схлопотать кучу бестолковых замечаний. За минуту до конца Князь сидит на краю стула, готовый сорваться в ту же секунду, как прозвенит звонок. Андрей начинает пританцовывать ногами. В одном кулаке он сжимает ручку и тетрадь, а второй рукой, которая лежит на коленях под партой, за лямку хватает пустой портфель. Наконец их выпускают из стылой аудитории с дышащими осенью окнами. Прошмыгнув в портал двери в числе первых, успев вылететь в гулкий коридор до того, как в дверях образуется столпотворение из желающих попасть домой студентов, Андрей на ходу запихивает пожитки в портфель. Здание училища наполняется хлопками дверей и гулом голосов; коридоры кратковременно оживают, чтобы через пару минут вновь погрузиться в мрачное безмолвие: с протянутыми поперёк стен тенями здоровых папоротников в напольных кадках. Училище в последний за сегодня раз содрогается в судороге деятельности. Поскрипывая подошвой, по касательной задев кого-то плечом, Князь прыгает на лестницу, перелетая сразу по четыре ступени. Благополучно минуя гребенчатую громадину, оказавшись у выхода, он, придерживает дверь, нетерпеливо пропуская вперёд троих девчонок, видимо, первокурсниц, и, наконец, выбирается наружу. Тело тут же обнимает уличная свежесть. Запах сухой пыли и тлеющих листьев. Вдохнув поглубже, предчувствуя в скором времени первые заморозки, Андрей шагает туда, где остановилась колымага Горшка.***
Миша стоит, насмешливо скривив брови. Смотрит на двери, откуда плотным потоком, как рыбы в нерест, валят студенты. Заметив Князя, он приглашающим кивком подзывает его ближе. Горшок выбрасывает бычок под ноги, отчего-то твёрдо уверенный в том, что Князь послушно пойдёт к нему. Миха разворачивается и садится в машину. Самоуверенный фраер! Есть впечатление, что Горшок не приходит, как все нормальные люди, а является, как настоящий ночной кошмар или бредовое видение буйнопомешанного гостя психиатрической лечебницы. И откуда он только взялся такой на голову Андрея? Князь закидывает портфель на плечо и идёт. Кого он пытается обмануть? Не мучась праздным любопытством, Андрей бы без сожалений развернулся и зашагал прочь, как и хотел — к общежитию. Верно Балу сказал тогда — ему всё это не нужно. Но Князь не умеет держаться вдали от неприятностей. Что не делай, он человек такой — тридцать три несчастья. Князь приподнимает руку, собираясь стучать в стекло, но Горшок первым стучит и корчит рожу, хорошо хоть, не припадает носом к стеклу. Андрей широко улыбается ему. — Готов к труду и обороне, Андрюх? — бодро рявкает Михаил Юрьевич, ногой распахивая дверь, и Андрей улавливает стойкий запах табачного дыма. — Если только придётся трудиться обороняться от тебя, — в тон отвечает Князь. «Тебя» непривычно и жёстко скрежещет в глотке. — А чё, это ты правильно на самом деле мыслишь. Готовым надо быть ко всему, даже к полёту на Марс, — одобряет Горшок и манит ближе к себе. Князь кладёт руку на крышу и загораживает свет, склоняясь в ожидании тайны. — Слышал про колонизаторство? Ну вот, рюкзак собирай и быстро в космос! — Да кто меня там ждёт? Тут, знаешь как, Михал Юрич… на Земле только от тебя и надо бы обороняться. Ров с крокодилами вырыть, заколдованные доспехи у входа организовать. У училища спокойствие и благодать, понимаешь ли, покуда ты маячить не начинаешь. Волнуешь народ. — Не глядя, Князь кивает на перешёптывающихся пацанов и девчонок. — Да что ты такое говоришь? Правда, что ли? — заёрничал Миша, нисколько не разозлённый, а готовый во всей красе поддержать глупую игру, которую они непонятным образом затеяли. — Чистейшая. — Ну раз чистейшая, тут и крыть нечем бля, — закивал. — Снова какие-то дела, которые прикроешь тем, что меня решил проведать? — в лоб спрашивает Андрей желая застать врасплох. Похоже, у него это выходит, потому как огромные Мишины глаза напряжённо оглядели «спокойную» местность за фигуркой Князя. — Нет… Да… То есть не совсем. Слушай, не хочешь прокатиться? — огладил жёстко руль. — Миш, мне правда сегодня некогда, — врать Андрей нормально не научился, звучал неубедительно и Горшка это рассмешило. Сам лидер ОПГ искусным пиздаболом был, и других раскусывал на раз два. По немудрёному плану Князя, на этом моменте их дороги должны были разбежаться. Миша, может быть, должен был разозлиться, шлёпнуть театрально по рулю и захлопнуть дверь перед носом повинно мнущегося Андрея, но этого не происходит, Горшок невозмутим. — Пиздишь. — Пизжу. — Ещё и так бездарно, — укоряюще морщится Миша. — Надеюсь, тебе стыдно. — Не больше, чем тебе. — А мне-то за что, ё-моё? — За всё хорошее. — Ты ранил меня, Андрей, в самое сердце, — Горшок показательно приложил руку к грудине. — Если честно, я не хочу. Не обижайся, но ты ведь сам понимаешь, что продолжать всё это не имеет смысла, — на покатом горшенёвском лбу так и читается «серьёзно? Щенок, ты думаешь, что это может меня обидеть?», от этого пренебрежительного выражения становится не по себе, Андрей ощущает свою ничтожность. — Андрей… — Нет, правда, на кой хрен я тебе сдался? — Андрей, — командный голос заставляет захлопнуть варежку. — Я понял, что ты культурно шлёшь меня нахуй и стесняешься послать прямым текстом. — Я не… — Миша рукой изображает жест клацнувшей челюсти. — Я съебусь, если ты сядешь в машину. — Может быть, не нужно? — с надеждой сводит брови домиком. Где-то глубоко в душе надеется, что Миша взревёт медведем шатуном и отцепится от него, но этого, как на зло, не происходит. — Надо, Княже, надо. Ты не расстраивайся, что у меня прав нет, я с тачкой не хуже, чем с мотоциклом управляюсь, — шутка, чтобы разрядить обстановку, но Князю не смешно. В каждой шутке есть доля правды, а тут, он почему-то уверен, что в этой правде есть крошечная доля шутки. — У тебя нет прав?! — Андрей всё ещё стоит у открытой двери машины, сложив руки на крышу и уперевшись в них лбом. — Раньше тебя это не волновало, — фыркает Горшок, и как ни в чём не бывало жмёт костлявым плечом. — Ты садишься или как? — Миха смотрит исподлобья, выжидающе, а Князь, уже в который раз, сомневается в своей адекватности. — Раньше я вообще не знал! — Ё-моё, тем более! Теперь, между нами, никаких недоговорённостей, — Миша как-то подозрительно оборачивается. — А теперь садись блять, и не чеши языком, — Андрей хочет ослушаться и уточнить, что вообще происходит, но Горшок не предоставляет ему такой возможности, резко хватается своей рукой за одежду и рывком затягивает его в машину, прямо на себя, так, что Князь растягивается на горшенёвских коленях задницей кверху. — Умница, а теперь подогни ноги, если не хочешь остаться без них! — Мих…! — Горшок совсем не ласково шлёпает его, по так удачно оказавшейся перед носом заднице, да так шлёпает, что Андрей по инерции подгибает конечности, а Миша, не теряя ни минуты, ловко захлопывает дверь. — Мудак, каков же мудак! Князь, не сразу сориентировавшись, перебирается на соседнее сиденье с непреодолимым желанием заехать пяткой по лицу Миши, да вот только останавливает его то, что они уже с визгом покрышек и облаками дорожной пыли неумолимо набрали скорость, ну, и самую малость, рожу его красивую портить жалко. После чистосердечного признания в том, что у Горшка нет прав, Андрей стал закономерно догадываться, что зато у Миши есть некоторые проблемы с вождением. Не может человек, у которого есть права, подрезать кого-то так самоуверенно, как это делал Горшок, выехав на городскую дорогу! — Что происходит? Почему ты гонишь будто нас преследует сам дьявол?! — родная советская пташка мчит, заливаясь совсем не по-соловьиному. Мотор ревёт, надрываясь километрами в час, дорога гудит под неподатливой резиной покрышек. Горшок не счёл должным отвечать, он просто проигнорировал закономерный вопрос. Князь перекинул портфель назад, а сам уселся удобнее, его тут же приплющило к сиденью. Остаётся только надеяться, надеяться и верить в лучший исход.***
Выехав из города и сидя на переднем сидении, Андрей готов был уверовать хоть в Господа Бога, хоть в самого Дьявола, лишь бы в целости и сохранности доехать до… куда они вообще путь держат-то? Ладно, хрен с ним, что стряслось, дохлый номер, но куда?.. — Куда ты так гонишь? — на очередном повороте Князя размазало по дверце, и та подозрительно скрипнула под его весом. — Я щас блять на ходу выйду! — рявкнул Андрей в надежде, что Миша прислушается к его угрозе, но Горшок, как и до этого, остался слеп, глух и нем. — Ла-адно, — рассудив о том, что Миша просто всерьёз не воспринимает его слова, Андрей с отчаянной решимостью и заевшей в голове фразой «была не была» остервенело налёг на крутящуюся ручку, чтобы распахнуть в итоге окно. Стекло опускалось комически медленно, Князь его успел обматерить от и до, а Миша лишь косился с нескрываемой насмешкой, мол, что Андрюша, неужто правда выпрыгнуть решил? Кишка не тонка? Но Князь с мрачной уверенностью работал рукой, а потом, так и не получив сопротивления со стороны Миши, который не догадывался о продолжении банкета, и самонадеянно решил понаблюдать на свою голову за дальнейшими действиями пассажира, оттолкнулся от своего сиденья и высунулся в окно, уперевшись сначала руками о крышу, зацепившись, а следом и подтянув рывком тело, чтобы на очередном резком повороте не улететь в ебеня, но при этом основательно так торчать. — Помогите! Убивают! — Князь заголосил, как резанный, глаза от натуги зажмурил, а голос чуть не сорвал, но оно того стоило. — Паника в селе! Не придумав ничего лучше, продолжил горланить Андрей, с удивлением ощущая, как чужие бесцеремонные пальцы оказались за поясом штанов. Это Миха его то ли затащить хочет, то ли вытолкнуть нафиг, но в итоге он его просто лапает и ни туда ни сюда. За рулём проблематично контролировать всё, что происходит в салоне. Их движение по трассе стало почти хаотичным. А другие немногочисленные водители, совершенно ошарашенно смотрели на чудака, который, похоже, решил свести счёты с жизнью. Машину мотнуло неустойчиво, это, видимо, Миша, оттого насколько сильно охренел, не дар речи, а управления потерял. Князь засучил руками, на мгновение ему показалось, что точка опоры от него уходит, но только на мгновение. — Ёбнулся?! — Андрей не видел, но очень приятно было представлять, как Миша водит своим носом туда-сюда, переводя взгляд с дороги на него, а сделать-то ничего и не может. Ха! Машин на дороге было немного, но тут и не скажешь, как лучше, чтобы много, и сразу что-то предприняли или чтобы мало, ведь понятно, что Князь это не всерьёз, а в знак протеста, можно сказать. Миша, не стесняясь в выражениях, высказывался по поводу того, что думает об этом цирке, что Князь устроил, а потом вдруг замолкает, только тяжело вздыхает и выдаёт контрольное «блять». В это затишье Андрей хочет оповестить Мишу о том, что сдаваться он не намерен, и, чтобы всё это прекратить, Мише нужно только отвечать на его вопросы, а не игнорировать их. Хочет сказать, да не успевает. Преодолевая резь в глазах от потока пронырливого ветра, он не сразу замечает хвост. По его левую сторону становится видна настигающая чёрная тень. Тень оказывается нефтяным джипом. И всё бы нормально, если бы автомобиль безобидно их преследовал, но со стороны пассажирского сиденья открывается окно и высовывается рука с пистолетом. Андрей глазам своим не верит, глупо открывает рот. То ли взвизгивает, то ли вскрикивает, напрягается всем своим существом, а Горшок говорит что-то, но любые слова пролетали мимо, прямо в открытое окно, так там и терялись никем не пойманные. — Мамочки! — возопил Князь и сунулся обратно, инстинктивно прикрывая голову руками, только сейчас догадываясь насколько его поступок был опрометчив и безрассуден. Горшок, не переставая, материл и Князя, и жуткие Российские дороги за компанию. Он никак не мог выпрямить вихляющую траекторию поездки машины, ведь рука одного из преследователей высунулась не для того, чтобы покрасоваться, пуля-дура уже сбила боковое стекло со стороны Князя, как только эта бестолочь, изображавшая из себя живую мишень, шмыгнула обратно. — Здрасте, я Андрей Князев, и я идиот! — рявкнул Миша, умудряясь каким-то образом вертеться на месте, кидать свирепые взгляды на пристыженного Андрея, так ещё и сберегать их жизни, не съезжая ни в какой кювет или в так заманчиво распростёршее ветви дерево. — Да ты меня даже не предупредил, что за нами хвост! — слабо отозвался Князь и повернул голову в сторону, где просвистела пуля. Там, где предположительно несколько минут назад было боковое зеркало, зеркала, конечно же, не оказалось, и глаза Андрея испуганно расширились от ужаса и настигающего понимания. Когда вторая пуля пробила стекло с водительской стороны сзади, Горшок не изъявил панического страха, а лишь поморщился от грохота и представления, как шальная перемолола бы его органы в труху, а вот Князь, не удержавшись вскрикнул. Андрей ощутил стойкое желание сжаться до размеров пепельницы, он теперь будто всюду на себе ощущал прицелы кучи снайперских винтовок. На кино похоже слабо, хотя бы потому что на фоне не играет эпичная музыка, а Горшок не высовывается на ходу из окна, чтобы начать отстреливаться от нападавших, он лишь гонит вперёд, выжимая педаль до упора. — Пригнись, — отчётливо и жарко скомандовал он, и не удостоил Князя даже взглядом, уверенный, что его беспрекословно послушают. Андрей искренне не хотел выставить себя трусом, хотя дрожал откровенно и подавить в себе эту судорожную дрожь не мог. Для того, чтобы собраться и побороть тело, нужно было взять себя в руки — непосильная задача, пропащая. — Я кому сказал?! — грубая чрезмерно рука впивается в кожу затылка, путает волосы, и как щенка дёргает вперёд и вбок, машину ощутимо петляет, но Горшок будто учебник по внештатным ситуациям на дороге хранит под подушкой и молится на него, как по-другому объяснить, почему они ещё целы, Андрей не знает. Князь едва не ткнулся лицом в обивку водительского кресла. Хорошо успел руки выставить, и это несколько спасло его. Позу Андрей принял не самую эстетически приятную и физически удобную, если они всё же попадут в аварию, его, вероятно, придётся доставать по частям, кое-где выковыривая ложкой, хоть бы всё обошлось, хоть бы обошлось… Для человека, у которого нет прав, Миша виртуозно выходит из патовых ситуаций. У него жёсткие руки, которые не трогает дрожь, сосредоточенно сведённые к переносице брови и чёрный сверкающий взгляд. При желании, думается Андрею невпопад, он бы мог с лёгкостью положить голову на чужое бедро. Мысль тонет в потоке страха и напряжения, пули летят вдогонку, а сама машина подлетает на выбоинах и выпуклостях. Князь, в который раз за всё время знакомства с Мишей, чувствует себя мешком с картошкой. Он не в состоянии увидеть, что же творится за окнами машины, хотя бы потому что боится отводить взгляд от резиновых ковриков, что съехали набекрень от этих гонок, и продолжали съезжать. Князь боялся, что в окне увидит чернеющее дуло пистолета поравнявшейся с ними машины, он искренне боялся смотреть своей смерти в лицо, не хотел видеть, как пристрелят Мишу… Господи, зачем он садился?! События происходят с такой скоростью, что становится тошно. Горшок чуть сбавляет силу, с которой давил на педали, а затем, вывернув руль, кажется на все триста шестьдесят, чуть отрывается от преследования на крутом повороте. Автомобиль вылетает на встречную полосу. Андрей не догадывается какими такими правдами и неправдами обстрел прекращается, но он прекращается. Князь понимает, что в таком темпе они долго не протянут, но уверен, что у Миши обязательно найдётся запасной план. Кожу покрывает мелкая дрожь, Князь настойчиво борется с желанием сесть и запаниковать, но рассудок ещё при нём и это удерживает от очередной глупости, которую очень хочется отчебучить. План у Горшка, видимо, есть, а может, он просто импровизирует на ходу, но так или иначе машину подкидывает ещё пару раз, а затем резко, назло законам физики, разворачивает, да так круто, по ощущениям почти волчком. Душераздирающий вой покрышек взрезает воздух. Андрея в последний раз откидывает на дверь, об обшивку которой ему приходится болезненно удариться бедром, а потом адская карусель на долю секунды замирает. В ушах почему-то звон, а вестибулярный аппарат не догоняет реальность, зато вот Миха без видимых недомоганий разворачивается к нему. — Вылезай! Быстро, быстро, — Мишина рука не даёт опомниться, он буквально вздёргивает пацана в сидячее положение, выскакивает чёрной угловатой тенью сам, и тут Князь понимает — важна скорость. Дрожащей рукой нащупывает ручку, не с первого раза, но холодными пальцами всё же удаётся распахнуть дверь. Первым делом в глаза бросается заправка. Небольшая, всего пара жалких колонок, да и само зданьице не вызывает впечатление фундаментальности. Видно, что заброшенная. Кирпичный карлик. На ходу Миша вытягивает пистолет из-за пояса, мгновенно снимает с предохранителя и обходит автомобиль, чтобы поравняться с Андреем. — Слушай меня, — Миха рывком склонился к Андрею. — Уходи. Сейчас же, — дыхание срывает, как резьбу на шурупе от сильного давления, и Андрей почему-то понимает, что вот сейчас Горшка лучше послушать. Кивает порывисто, и, прежде чем станет поздно, припускает без лишних разговоров, оставляя Мишу с заправкой за спиной.***
Андрей порывисто вертит головой среди крестов и надгробий, пытаясь хоть как-то сориентироваться и не забрести вглубь старого кладбища, где Миха его даже искать не станет. Ошиваться рядом со свежими могилами, которые коварно подползли едва ли не к обочине дороги тоже не вариант. Князь никак не мог успокоить разошедшееся сердце. Миша там один остался! Если отбросить все мысли о том, что он взрослый дядька с пистолетом, который ещё у училища ткнулся Князю в ляшку, когда он растянулся на горшенёвских коленях, то за него, как за человека было страшно. Андрея вдруг осенило, почему он ещё не взрослый. Если бы он был в детском мультике, то над головой у него бы точно зажглась лампочка. Не взрослый, потому что не смог бы так скоро принять решения, от которых зависела не только собственная жизнь, но и чужая. Миша мог его оставить, как живой щит, а он сам один остался. Один, как минимум, против двоих. Его пробирает тревогой. Андрей ничего не слышит, это обнадёживает и в то же время вуалью гадкой паники застилает рассудок. Миллион, «а что, если?..» лезет в голову. Первой закрадывается малодушная мыслишка о том, что обратной дороги он не запомнил, а если бы и запомнил, что толку? Идти пешком слишком долго, а возвращаться той же дорогой, что они приехали равно самоубийству. Если Михаила Юрьевича прикончат, вариантов у него не много. Эту мыслишку Андрей выбрасывает прочь вместе с резким поворотом головы, он не успевает себя постыдить за эгоизм, потому что рыхлый воздух прорезает летящий вдогонку рокот выпущенной поодаль пули. Не понять, не предположить чьей! Выстрел, конечно же, гремит в той стороне откуда он держит путь. Вихляет меж надгробиями и могилами, а с этим выстрелом, непривычным, но знакомым звуком, ноги отказываются слушать хозяина, подозрительно слабеют и путаются меж кладбищенской сухой травы. Он не знает, что означал этот выстрел, кто его сделал и закончился ли полёт пули смертью человека на том её конце, была ли шальная выпущена вхолостую, как предупреждение или предполагаемая жертва ушла с линии огня, но хотелось надеяться на лучшее. Только надеяться и остаётся, потому что ничего другого он сделать не может. Андрей не предполагает, что может случиться, чтобы ситуация из ужасающей стала ещё более отвратительной, но именно в этот момент, буквально подряд, один за одним раздаётся три выстрела, вероятно, сделанные одновременно, и не одним человеком. На полном ходу, развернувшись едва не полу боком, попытавшись рассмотреть вдали неведомо что, Князь понимает, что из-за невозможности рвануть напрямую, а вынужденно петляя меж пёстрыми оградами, удалился он не так уж далеко. Окончить мысль выводом он не успевает, потому что в следующий момент земля разверзлась у него под ногами. И подумал бы Андрей, что это Геенна огненная дружелюбно открыла свои врата, но всё оказывается куда прозаичнее. Это оказывается зёв пустующей могилы, не обретшей пока ещё своего неизбежного жильца. Это Князь поймёт немногим позже, а пока он со всего маху, пластом бьётся о прослоенную, как какой-то страшенный торт стену ямы. Земля, песок, глина. Инстинктивно пытается схватиться за что-то пальцами, но любая опора выскальзывает, а вострая трава ранит ладони. А потом и трава исчезает, её заменяет сырая и холодная земля, что осыпается комьеобразными кусками. Спиной Андрея отбрасывает на противоположную стену, как какой мячик попрыгунчик, который на радость детям отскакивал от любой относительно твёрдой поверхности. Из него вышибает добрую часть воздуха, лёгкие сиюминутно загораются изнутри, лодыжку простреливает болью, Андрей наваливается на неё всем весом, может быть вскрикивает, но не замечает этого, не слышит. Звук впитывает яма. Чумазый, как поросёнок и напуганный сверх меры, Князь беспомощно валится на задницу и шумно, надрывно дышит, ощущая, как лёгкие не в силах отфильтровать, наполняются с каждым новом вдохом могильным и густым, сырым воздухом. Сейчас. Сейчас, он только дух переведёт и попробует выбраться…***
Миша смачно сплёвывает в траву горькую слюну. Волосами он прикрывает ухо и частично скулу, чтобы скрыть обожжённый след от жаркой пули. Два дебила — это сила, ничего не скажешь. Они были близко, почти в голову. Но почти не считается. Горшок нагибается над трупом, не мигая заглядывает в поблёкшие глаза, что в последний миг жизни запечатлели, как на старой фотоплёнке его изображение на фоне безразличного неба. Предпоследнюю пулю он всадит в пока ещё чистый лоб. Автограф конторского. Потому что нехуй. Холодное дуло печатью смерти прижимается к черепу. Не испытывая сожаления или чего-то похожего на угрызения совести, Миша делает постконтрольный выстрел. Башка подскакивает. Пуля застревает в кости, не раскалывает, как кожуру грецкого ореха затылок, не наматывает на своё свинцовое тулово мозг. Максимум гуманности, что может оказать Горшок. Он убирает дуло, без выражения смотрит на круг от железа, что подвенечно окольцевал рану и, обтерев оружие об штаны, засовывает обратно за пояс. Второй, капая беспрерывно кровью, успел запрыгнуть в машину, но Миша сильно сомневался, что с подтекающей артерией ему удастся далеко уехать. Раненым вести машину можно, а вот мёртвым — нет. Надо «прибраться» и найти Князя, вряд ли он далеко ушёл. Миша обошёл тело и подхватив подмышки поволок к кустам.***
После пары тщетных попыток, Андрей перестал пытаться. Для него могила была глубоковата. За пределами ямы ничего за что можно было бы ухватиться, в самой не на что опереться. Если бы не нога, то никаких проблем с этим не возникло. Горячо чертыхнувшись, утерев выступившую холодную и нисколько не согревающую испарину, Андрей немощно сполз обратно. У него никаких сил, Князь выдохся, лёгкие щипали, посередине грудь болела, потому что в момент столкновения он неудачно втянул воздух, нога пульсировала, будто упавшее туда от страха сердце. На него накатила слабость и мертвецкий холод, Андрей приобнял себя за коленки и вскинул больной взгляд в небо. Он не чувствует времени, просто ощущает, как его тело впитало в себя почти весь холод могилы. Приступ апатии и усталости развеивает грубый и далёкий пока голос. Надо же, не бросил, не убили. У Андрея тяжелеет затылок, грудь только сильнее саднит облегчением. — Андрей! — Князь зажевал губу, прикидывая сколько шуток на него выльется, если он откликнется. Много. Но если выбирать из двух зол, то, пожалуй, это меньшее, нежели он останется куковать тут. Была не была. — Я тут, Михаил Юрьевич! — хрипло и с каким-то отзвуком. — Князь, ёп твою мать, ты что под землю провалился?! — чуть погодя раздаётся голос Горшка, который пытался углядеть Князя среди крестов. Видимо, он был близок к тому, чтобы причислить Андрея к хамелеонам. Князь кисло усмехается, Миша в общем-то прав, только с одной поправочкой, почему «как»? — Где ты ё-моё? Хоть попрыгай что ли, ты в своих манатках всё равно, что венок похоронный! — раздаются шуршащие шаги. — Боюсь, вы не туда смотрите, — прошелестел Андрей, теряя в громкости голоса. Ужас какой, от стыда он готов под… В общем-то он уже. — А куда блять надо?.. — поджав ноги к самой груди, пытаясь превратиться в неразличимый клубок, Князь поднял лицо к дневному свету, что через пару мгновений загородил Миша. Андрей прищурился и тяжко вздохнул. — Е-ебать. — Да, теперь куда надо… — это замечание тонет в громоподобном гоготе Горшка. И вовсе Князю не обидно и не стыдно, и нисколько это не румянец, что окрашивает шею, уши и щёки. Ни капельки. Согнувшись пополам, Миша отступил от края, на секунду промелькнула паническая мысль, что Горшок отсмеётся, поглядывая на него, как на цирковую мартышку, да так и бросит тут. Но мысль быстро была отброшена, как несостоятельная в своей глупости. — Что, понравилась больно? Примеряешься? А неплохо смотрится на самом деле, по размеру, я погляжу, мальца великовата, ну так это ничего, на вырост! — кажется, Миша был в восторге. — А вам прямо завидно? — дерзко вздёргивает подбородок, разит прохладным взглядом. — Вы, Михаил Юрьевич, не изводите себя таким противным чувством, я уступлю, если совсем невмоготу станет, вам-то впору придётся? — уязвлённо щебечет Андрей из могилы, Миша ржёт. — Боже блять, Андрей, как так-то, ё-моё, как так-то? — заквохтал Горшок, обходя могилу и будто примеряясь. На Мише не наблюдалось видимых травм, но кровь есть, на руках и смазанные следы на лице, её не много, это вызывает облегчение. — Не издевайтесь, — шипит Князь, упираясь щиплющими ладонями в стенку, этим движением он себя подтянул в более устойчивое положение, упёрся поясницей и лопатками в стену, пропитываясь невыносимым запахом сырости, земли и дышащей в затылок смерти. — Губу раскатал, Княже, тут грех смолчать, — хохотнул Миша, встрёпывая волосы ладонью. — А вы согрешите, хоть разочек в своей праведной жизни. Буду премного благодарен, — Горшок то ли хмыкнул, то ли пробурчал что-то, но от дальнейшего комментирования удержался, большое ему человеческое спасибо. Не смотря на плещущееся веселье и издевательские искорки в глазах, Миша протягивает крепкую руку Князю, без признаков брезгливости сжимает небольшую ледяную, измазанную грязью и скудным количеством крови его ладонь. Мощным рывком дёргает на себя, едва не выдрав конечность из плечевого сустава. Если бы Князь по-человечески приземлился, то вылез бы и сам, без такой калечащей помощи, но он не приземлился по-человечески. Горшок, всё ещё не выпуская онемевшую ладонь, не особо церемонясь, за шкирку, болезненно натянув ворот одежды, что так неудачно врезался в глотку, выволок Андрея на поверхность. Можно сказать на свет Божий. Стоило это сделать, убедившись, что тот не завалится обратно, Миша прекратил прикосновения, подметил, что Андрей странно стоит. Досадливо откашлявшись, и ощутив себя неисправной марионеткой, Князь прохрипел слова благодарности. — Когда я сказал бежать, я не думал, что ты решишь схорониться, — хороший каламбур, умора просто. — А я не думал, что тут будут пустые могилы, — насупился и на пробу встал на ногу, зашипел сквозь плотно сжатые зубы, больно, но терпимо. — Это кладбище, гений, логично, что тут роют могилы для покойников. — Почему же эта тогда пустая, ушёл что ли погулять? — не особо задумываясь выдал Князь, он был увлечён собственными ощущениями при ходьбе, поэтому не принял во внимание тот факт, что похороны, вероятно, состоятся на днях, это работники кладбища заранее подготовили место для захоронения. — Да ты чё, ё-моё, бери выше, помирать расхотелось… Не тупи, Андрюх, займут её, не переживай, могилы долго не пустуют, — Горшок проследил за тем, как Князь косолапо движется за ним, чуть сбавил в скорости, он же не садист какой. — С ногой что? — уставился на его ноги, будто видит не хуже рентгена. — Всё нормально, расхожусь сейчас, — нарочито бодро отозвался. — А с голосом? Я не слышал, чтоб ты орал, почему хрипишь тогда, бля? — А тебе дело какое?! Секунду назад это было очень смешно, вот и шути дальше, — злится вдруг Князь, хромая интенсивнее. Миша выпучил глаза. — Андрей, у тебя такой тон, будто из нас двоих пистолет в кармане не у меня, — Князь примолк. — Угрожать — мелочно, — угрюмо отозвался Андрей. — Да сдался ты мне. Мы ещё туеву хучу времени назад выяснили, что ты безобидный. Угрожают тем, кто опасность представляет, — «безобидный» Князь прикидывал, как Горшок запоёт, если он вцепится зубами тому в глотку. — Сделай морду попроще. Можешь даже не пытаться, выглядишь так, будто срать хочешь. — Иди нахуй. Пожалуйста, — Андрей с озабоченным видом чуть замедлил шаг, стало больнее, Миха за ним. — Ещё и обижается, — хохотнул Горшок и примирительно чкнул Князя плечом. Как всегда, не рассчитал немного силы, и Андрей пошатнулся, успел схватиться за чью-то ограду, и то ли «ойкнул» он, то ли жалобно хныкнул, но Миша, тут же осознав промах, придержал его под локоть. — Хрустальный, ё-моё, Андрюх, у тебя что не день, то поебень! — Чьими стараниями, — уныло вздохнул он. — Да ладно тебе, не ной, щас всё устроим, до корыта на колёсах дойдём, я Шурику позвоню, не ссы, — ненавязчиво потянул за собой, отклеивая от голубого заборчика. — Зачем? — глупо уточнил он, а Миша скептично вздёрнул бровь. — Ты и головой шандарахнулся? — Нет, вроде, а что? — Как думаешь, много кто в город с раскуроченной перестрелкой тачкой заваливается? — задаёт риторический вопрос Горшок, всё ещё малость подозрительно поглядывая на подбитого в неравном бою с могилой Андрея. — То есть, ты хочешь сказать, что тех, кто рассекает без прав больше?! — Я хочу сказать, что машине колёса пробили, а ты пешком, уж извиняй калеч, не дойдёшь, — рационально.***
Через силу, через боль они добрались до машины. Не доходя метров тридцать, Князь замер столбом, дёрнул Мишу за рукав обращая внимание на себя. — Куда они делись? — понизил голос до громкого шёпота. Взгляд упал на свежие лужи крови, Андрей моментально ощутил себя некомфортно. Вспомнился давнишний телевизионный сюжет, который так ярко отпечатался в памяти. — Увидели меня, испугались и свалили в закат. Признайся, Андрейка, неужто я правда такой грозный? — на полных губах возникла кривая улыбка, а вот взгляд потяжелел, Андрей не стал цепляться, не так уж и важна ему эта поганая правда. У машины и вправду прострелены два колеса. Заднее стекло пошло плотной сеткой трещин и держалось в месте попадания только благодаря защитной плёнке. Бокового зеркала не было, его просто отстрелили, теперь осталось осиротевшее крепление. Удалось понять, что покоцан не только автомобиль, но и горшенёвское лицо. Князь хотел было полюбопытствовать больно ли ему, но решил, что это лишнее и промолчал. — Посмотри, под водительским сиденьем должна быть бутылка… С водой, — вот сейчас Андрей не отказался бы и от бутылочки не с водой. Миша на лбу у него это прочёл и фыркнул смешливо. — Не попьёшь, Княже, она там с прошлого столетия, ё-моё. А чего покрепче не взял сегодня, — разочарованно выдохнул и не без труда открыв дверь, полез под сиденье, нащупывая искомое. — М-м, Миш? — неуверенно позвал Андрей, сжимая хрусткую бутылку в онемевшей уже ладони. Горшок высунулся из-за двери и вопросительно уставился. — Не польёшь? Пожалуйста? — невинно захлопал глазами. Горшок молча принял бутылку, скрутил крышку и кивнул подзывая ближе. Андрей сложил ладони, зашипел не от холода, а от того, как защипало ранки. — Как можно было так упасть? Княже, ты в яму свалился, а такое ощущение, что к бесам в ад… Так они тебя ещё знатно отодрали, по-моему, — неравномерная струя воды охотно облизала ладони, смыла слой грязи. — Я услышал выстрелы, — сказал так, словно это должно было дать объяснение. — И чё? — Ничё. Я обделался, а тут эта яма подвернулась, — признался Андрей, нехотя поглядывая на Мишу, что уже, зажав сигарету в зубах, умудрялся прицельно поливать ладони. — И ты, конечно же, в неё свалился, это я уже понял, — Князь дожидается последних запоздавших немного капелек и отряхивает руки, не переживая о заусенцах. Он тихо вздыхает и умывается, пропускает сквозь влажные пальцы волосы. — Ладно, хрен с ним, упал и упал. Садись, — Миша стукнул согнутым пальцем в стекло двери ведущей на заднее сиденье. Сам он вылез выполнять своё обещание позвонить Шурику.***
В машине было прохладно, поначалу не сильно лучше, чем на улице, но Миша разумно включил печку, чтобы температура поднялась до комфортной. Андрей плотнее закутался в куртку и поправил горшенёвскую на коленях. Миша, перегибаясь через сиденья, закрыл окна, которые были не дырявыми, включил печку, и вскоре спарился и отдал куртейку Князю, которому на своём далёком заднем сидении поддувало. Андрей посмотрел благодарными глазами, слабо возразил, приведя в аргумент то, что он испачкает вещь, и Миша, закатив глаза и скрипнув зубами, не дождавшись, пока он поборет смущение и заберёт тряпку себе назад, просто швырнул кожанку в Князя, перекрывая ему видимость. Андрей облизал пересохшие и потрескавшиеся, как корочка первого льда, губы, упёрся тёплым лбом в спинку водительского сиденья, которое немного дёрнулось, и Миша вновь обратил своё внимание на попутчика. — И часто со мной теперь так будет? — не выдержал и первым нарушил тишину Андрей. — Не прибедняйся, Андрюх, для тебя такой расклад должен быть в порядке вещей уже, — беззаботно на первый взгляд парировал Миша. — Вы шутите? Нет? Мы же чуть не померли, Михаил Юрьевич, как это может стать порядком вещей? — Горшок неопределённо передёрнул плечом. — Помереть ты можешь в какой угодно момент, почему конкретно сейчас это стало волновать тебя больше, чем обычно? — Князь аж голову оторвал и поднял, перестав рассматривать съехавшие коврики, поправить которые было выше его сил. — Ну, наверное, потому, что я не привык сталкиваться со смертью лицом к лицу настолько часто, чтобы привыкнуть… Как думаете, может дело в этом? — нахмурился и сложил руки на груди в защитном жесте. — Ты когда боишься, на «вы» переходишь. Не замечал? — кажется, вовсе проигнорировав слова Андрея, Миша прищурился и пересел так, чтобы не свернуть себе шею и не заработать косоглазие, но при этом наблюдать за вялым Князем. — Я не… боюсь уже. Я — не понимаю, и из-за этого нервничаю. — А ты не нервничай, ё-моё, нервные клетки эт дело такое… И так неустойчивое, нечего их расшатывать. — Вот так совет, прям, знаете, аж полегчало, — Андрей до сих пор ощущал въедливый запах сырой земли. Лодыжка смутно пульсировала болью, а Горшок, сначала проржавшись, как следует, даже встрёпанный после драки, нашёл в себе силы на искренний, но немного обидный смех. Князь-то ничего особо смешного не наблюдал, порадовался только тому, что, упал хотя бы в могилу, а не налетел на распятие. Они не все там монолитными плитами, большинство вензельных крестов с фотографиями в форме яйца на перекрестии жердей. А Миша говорит: — Не нервничай. В момент осознания, Князь едва себе эту яму не приватизировал! В его рост, земля рыхлая, ледяная, стенки будто сдавливают. То тут то там дождевые черви, вроде как разрубленные пополам лопатами, но этого Князь уже не проверял. Его передёрнуло. — Вы… Ты меня спасти пытался? — Не пытался. Ты, вроде как тут, сидишь, значит, спас, — уголок губ дёрнулся, забавный этот Князь, со своими оговорками и странноватой простотой. — М-м… а почему это вы так уверены? Вы, может быть, труп уже достали, на руках к машине отнесли, и на кресло рядом с собой посадили, и не я щас говорю, а вы… ты сам с собой, — Андрей едва не полез в карман за листочком и карандашиком, чтобы записать идею, но вспомнил, что Миша о его этой «причуде» не знал, ещё издеваться начнёт, лучше потом запишет возникшую идею, только бы не забыть. — Окстись, Мария, — захохотал Горшок внезапно развеселённый. — Я пока в своём уме. — Приятно слышать… Миш, а что это вообще было? Только не уходи от ответа! — поспешил добавить Андрей, чтобы до Горшка дошёл вопрос. — Меньше знаешь, крепче спишь, — парировал он. — Ну вот опять… Я ведь не понимаю, что происходит, ты хоть догадываешься, как всё это для меня выглядит? — просунул непутёвую головёшку меж сидений, Горшок флегматично вздёрнул бровь, ведь понятно, что по одному лишь капризу Андрея, по трогательно-ожидающему взгляду, он не растечётся лужей, и не начнёт раскрывать всех обстоятельств. — Догадываюсь, и меня это устраивает. Послушай и прими к сведению, тебя тоже, — после этого эпизода Миша планировал вычеркнуть пацана из своей жизни. Тот был залётным восточным ветром в засушливом царстве бога смерти. Нарисовался ни к селу, ни к городу, лучше бы сидел в своей общаге и носа не высовывал. То Князя «информатором» злые языки обозвали, а он сдуру повёлся и чуть не пришил обычного незапятнанного человека, то вот теперь, увидели его рядом с Горшком и приложат немалые усилия, чтобы поймать и завербовать, а когда догадаются, что Андрей белый и пушистый, как заяц беляк, то просто прикончат. От Андрея нужно было отвадить беду, которую Миша накликал. Он бы приставил к мальчишке кого из своих людей на время, пока разбирается с заказом на самого себя, а потом всё бы устаканилось. Про Андрея скоро забудут, если он перестанет маячить рядом с криминальным авторитетом. Нет тела — нет дела. Горшок, конечно, сделает эпиграф в начале новой главы своей полной на события книги жизни, в которой инициалами и кривой серьгастой рожей обозначит присутствие этого недоразумения в ней, но не более того. Самое время прощаться. Это был интересный обоюдный опыт длинною в два года, но пора ему заканчиваться. Пусть Андрей живёт спокойной жизнью без постоянного риска, а Миша продолжит жить как выучился он.