ID работы: 11035535

С точки зрения морали

Слэш
NC-17
В процессе
587
getinroom бета
Размер:
планируется Макси, написано 864 страницы, 33 части
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Запрещено в любом виде
Поделиться:
Награды от читателей:
587 Нравится 619 Отзывы 145 В сборник Скачать

XVI. Штормовая ночь

Настройки текста
Примечания:
Начался сезон дождей. Город залихорадило в ежегодной болезни под названием «поздняя осень». Лидера же «Конторы» лихорадило в желании сорваться, со своего почти праведного образа жизни последней пары месяцев. Лёгкие психотропы для человека искушённого — это всё равно, что ингалятор полный воды с каплей камфорного спирта для астматика. Плацебо. Нервы потихонечку сдавали, возвращалось ощущение почти параноидальное, организм прямо-таки требовал дозу чего потяжелее, чем безобидные вещества наподобие солей и спайсов, которые перевозбуждали нервную систему и заставляли его впадать из крайности в крайность. Эффект был кратковременный, а главное не такой, какой нужен. Многие наркоманы говорили, что самый лучший «кайф» — первый, всё остальное это попытки за ним угнаться. В какой-то степени это похоже на правду, но Горшок судить не брался. В общем, настроение у Миши было не в меру паршивое. Сегодня он совершенно идиотским образом сбежал из-под носа Балу. Сделать это было, конечно, несложно, потому что Саша вернулся полуживым после того, как всю ночь разбирался с возникшими в клубе волнениями. Обошлось без членовредительства, но Мише порой всерьёз казалось, что помахать кулаками или увернуться от парочки другой пуль гораздо более релаксирующе, да и что греха таить — безопасно, нежели дотошно вчитываться в бумаги с бухгалтерскими отчётностями или выслушивать недовольства хозяев клуба. Может быть, так он считал, лишь потому что внимание было рассеянным, и удержать в голове много информации за раз не было возможности?.. Судить он не брался. Горшок с чистой совестью свалил такие разбирательства на Шурика, потому что товарищ был куда дипломатичнее, чем он сам, который после первых серьёзных расхождений во мнениях начинал закипать и вести себя необъективно. Пусть каждый занимается тем, что у него лучше всего получается. Не способствовала выработке дофамина и эндорфина надоедливая мысля о всяких Андреях, которые сидели в своих училищах и слушали премерзкие лекции по непонятным дисциплинам. Горшок, если честно, себя вот вообще не понимал. Появилась у него какая-то нездоровая идея фикс на этом пацане, и хоть башкой о стену бейся, а смазливая морда лица так и норовила влезть в разрозненный марш размышлений. Ну неужели Андрей серьёзно, как говорит, так и думает? Горшок даёт себе мысленно подзатыльник и раздражается, конечно, осёл, если он так говорит, то логично, что мысли со словами вряд ли расходятся, а иначе зачем человеку дана природой способность выражать свои мысли через рот, посредством слов? Последнее время он тесно не общался ни с кем из людей, которые не были бы причастны к группировкам или криминалу как таковому. С теми, с кем общался раньше, контакт не поддерживал, но догадывался, что, сидя у ящиков с очередными помехами, новостями, оповещающими выверенным голосом диктора зрителей о новых выходках ОПГ, те желали бандитам только смерти. Похуй, конечно, Горшку добрая половина всех знакомых желала поскорее сдохнуть в страшных муках, которые в их влажных мечтах продолжались бы и в аду, а он вот брал и не издыхал всем смертям назло. В этой жизни короткой всё делал ровно наоборот, и не сдыхал никак, ничего не брало. Будто заговорённый. Или проклятый, что вероятнее. А Андрей не был так категоричен. Он создавал впечатление человека, который не станет желать посетить тот свет с долгосрочной экскурсией и возможностью дальнейшего прибывания по ту сторону жизни. Вон, даже спрашивал у Михи, не страшно ли ему умереть, да ещё спорил! И без многолетнего опыта говорил такие вещи, которые порою не посещали умы с выдержкой под сорок годков. Миша думал, что всегда будет молодым. Не опустится он до того уровня мышления, коим оперировали все так называемые «взрослые». Не было у него тупых предрассудков, которые напоминали постулаты какой-то сектантской религии. Не видел он в этом никакого рационального зерна. Ну окружали его сплошь и рядом консерваторы, что мариновались в собственном соку из многолетней твердолобости. И что в этом хорошего? Их и так предостаточно, разве имеет он право предавать свою внутреннюю свободу и обрекать себя на жизнь, в которой будет лишь простое существование в рамках фамусовского общества, где лучше молчать и не высовываться, чтобы не отхватить смачную пощёчину от общественного мнения прямо по мордам. Шаг вправо, шаг влево — расстрел. Любая инициатива наказуема — это всё последствия советской власти. Держава загнулась без единого выстрела. Разве не лучший ли это показатель ущербности подобного строя? Не эпоха делает людей, а люди эпоху. И если советский союз, как явление канул в лету, то вот советское поколение людей сделает маленький шаг для человека, но гигантский скачок для всего человечества в двадцать первый век. На каком-то подсознательном уровне Горшок не хотел, чтобы Князь становился очередным блюстителем подобных порядков. И пока тот окончательно не нырнул с головой в «нормальную жизнь» с подзаголовком «всё как у людей», Миша пытался поговорить с ним, заставить задуматься, а в лучшем из вариантов согласиться с его жизненным кредо. Для чего? А вот, потому что хочется, ё-моё, потому что хочется перестать видеть эту вымуштрованность прилизанных под одну гребёнку, волосинка к волосинке, советских зомби, клеймёных серпом и молотом, с золото-солнечными звёздами в глазах, в пропахших нафталином коробках панелек-муравейников. Губы очень скоро теряют влагу, а сухость расходится будто хрусткая корочка первого льда дальше в глотку, где наглухо селится, окольцевав грубой верёвкой шею, колючим чувством прожорливой жажды. Сталактиты и сталагмиты бесконечных, выросших то ли с неба, то ли с земли домов узились, ширились вокруг, как звёзды в калейдоскопе, таращило всеми оттенками серости. Окна, как чёрно-белые телевизоры: какие-то рябили помехами тюля, какие-то демонстрировали театр теней и тонко-прокажённых силуэтов. В других же, напротив, разыгрывались целые спектакли со звуковым сопровождением ругани. По этим «каналам» всегда было много драмы и слёз. Экранов несметное множество, и конечно, среди них могли найтись программы иного содержания. Вероятно, по ту сторону стекла показывали немало историй счастливой любви, что не длилась лишь только отведённые ей три года. В прозрачных стёклах застыла хроника декад, пятилеток, месяцев. Шагая тяжело и упрямо, Миша пытал катящимся колесом взгляда счастливые дома и думал о том, что возможно всё, что он вдруг искал, прямо где-то здесь, смеётся, например внутри зеркально-переливчатой поверхности включённых окон. Чувствуя донимающее головокружение и резь в воспалённых глазах, сунув руки в карманы, Горшок чуть ссутулился от пронизывающего иглами ветра, и окончательно погрузившись в тяжкие и тёмные, как чернь мысли зашагал вперёд, в любую пивнуху. Ежели он ещё одну лишнюю минуту проведёт в состоянии стерильно трезвом, то, как дворовой пёс с лаем и утробным рыком бросится в толпу прохожих. Впереди мелькает тусклая, помеченная множеством граффити остановка. Неумелые вензеля букв разбавляет гора пёстрого неестественно тряпья. «Горой тряпья» оказалась крепко сбитая цыганка, Миша понял это по звонкому стрекотанию многочисленных браслетов, бижутерийных побрякушек. Странно, что не слышно гомона извечных спутников — детей. Горшок собирается миновать пустующую остановку, что торчала из тротуара извечным синонимом слова «ожидание», зимой долгого и мучительного, летом… такого же, в общем-то. На пронырливых цыган все уже давно перестали обращать внимание, больно часто те попадались на глаза, смуглые и чернявые, от мала до велика. Цеплялись в основном к женщинам или старикам. Не относя себя ни к первым, ни ко вторым, Миша, игнорируя характерный перезвон, что сопровождал каждое движение колоритной особы с мышастыми косами, проходит вперёд. Да вот только не судьба ему проскочить на другую улицу в неположенном для того месте, чтобы значительно сократить себе путь. Его движение стопорит увешанная перстнями рука с пигментными пятнами на мозолистой коже. Удивившись, Горшок замирает и мрачно, недоумённо смотрит на женщину, которой можно дать как тридцатник, так и полтинник. — Чё тебе, мать? — грубо и хрипло интересуется Миха, горло саднит, он откашливается. — Ката́р аве́с? — голос звонкий, высокий, Горшок скрипит зубами. — Ни ферштейн, — скрипуче бурчит он и настойчиво тянет руку на себя. — Дай погадаю, дорогой, всю правду расскажу! — не отстаёт женщина и Горшок начинает раздражаться. — Ага, да, щас нагадаешь мне порчу и венец безбрачия в седьмом колене. Снимать мне ничё не надо, мне и так всё нравится… — Ай, не скажи, яхонтовый! Вижу порчу, как есть вижу! Семь лет тебе счастья не видать, загнёшься, дай погадаю, помогу! У меня в семье все женщины гадают, все предсказания сбываются! Денег не надо, позолоти ручку, — она выставила оплывшую ладонь, пахнуло чем-то сладковато-едким, Горшок отупело уставился на золотые зубы. Ему стало мерзко от внезапных ассоциаций с кладбищем. Цветы на чёрной юбке в пол были точь-в-точь, как на похоронных венках. — Не надо мне ничё, я же сказал, ё-моё! — рассвирепел Миха, метая глазами молнии, испытывая отвращение и злость. Навязчивую суку хотелось огреть, но Горшок, конечно же, этого делать бы не стал. Женщин он не бил, даже тех, которые неимоверно бесили. — Всё, что будет и было вижу! Вижу, живёшь ты в достатке, только вот линия жизни у тебя короткая и оборванная, плохо кончишь, касатик! Позолоти ручку, ромалэ, не для себя денег прошу, помогу тебе! — Ты себе помоги, бля, я сам как-нибудь разберусь! — Верней дорожки, чем язык, нету, — назидательно сказала она. — Есть! Кокаиновая, а теперь отцепись от меня, мамаша, — Миша наконец вырвался и размашистым шагом направился по тому маршруту, что он запланировал изначально. — Беги, конёк, по кривой тропинке, да смотри ног не поломай, — прошипела она, как гадюка и плюнула в сторону Горшка, ни чем иным, как, наверное, ядом, он скривился стремительно отдаляясь. — И тебе не хворать, — кинул на прощание ехидно Миха. — Женщины у тебя не будет! — в спину ему вскричала цыганка, но он уже не оборачиваясь шагал прочь. — Счастья тебе не видать! Удача отвернётся! Сгниёшь заживо, будешь кровью харкать! — богомерзкий звон всё бил по перепонкам, оставляя за собой ломящую головную боль и чувство невысказанной злости. Горшок и сам сплюнул себе под ноги, соскочил с тротуара на проезжую часть, и не обращая внимания на то, что на светофоре горел не спокойно-зелёный, а тревожно-красный, припустил трусцой на противоположную сторону. В голове он уже простроил маршрут, по которому можно миновать злосчастную остановку. Вот Шурик обхохочется, когда узнает о злоключениях Горшка.

***

— Ты чего такой мрачный? — Балу зевает, прикрыв ладонью лицо, Поручик сидящий рядом, едва ли обращает на него внимание, отмахивается неопределённо рукой, находясь не здесь, а где-то в своих мыслях. — А с тобой-то что? Прогулка не удалась? — Шурик обычно беззлобный, но некоторая ехидца проскальзывает в голос. Сложно удержаться, когда Горшок совершенно по-свински удрал, оставив его одного разбираться с тем пиздецом, что начался в клубе. Хозяева не в восторге от угроз, что с завидным постоянством стали им поступать. Не успеешь обернуться, и останутся они с носом. А отступать не хотелось, столько сил было вложено, да и доход торговля наркотиками приносила немалый. Балу неприязненно поджал губы. Грязный бизнес, даром такой прибыльный, если бы не доход, давно бы уломал Мишу отойти от этих дел. — Да какая-то полоумная доебалась! — Миха взорвался словами будто сидел на пропановой бочке, словно только того и ждал. — Прикиньте, иду, ебать, никого не трогаю, а тут цыганка, дай погадаю, ромалэ, ручку позолоти! — Балу подавился зевком, Поручик поднял взгляд на взбудораженного друга, который эксцентрично размахивал руками и пребывал в каком-то хаотическом движении. — Всё по схеме, — сонно пожал плечами Шурик. — Что нагадала? — Нихуя хорошего, — фыркнул Миша и оседлал стул спинкой вперёд, пошарил по карманам в поисках сигарет. — Пожелала сдохнуть… Кажется… У вас закурить есть? — Балу нахмурился и у себя сигарет не обнаружил, покосился на Поручика, на которого была последняя надежда. Александр не подвёл, достал из кармана начатую пачку, протянул Михе, что не преминул с удовольствием задымить, как только штакетина оказалась у него во рту. — Что-то в последнее время много кто тебе сдохнуть желает, — мрачно заметил Шурик. Горшок со смешком пыхнул густым смоляным дымом в его сторону, опустил взгляд на пачку, что теребил в ладонях. — Ну, как видишь, безуспешно. — Что думаешь будет дальше? — Балу немного расслабился, стараясь не сильно задумываться. — Они дадут о себе знать, — Горшок приложил палец к губам, чуть надкусил жёсткую подушечку, он звучал уверенно. — Теперь скрываться смысла нет, — согласился Балу и решился высказать то, что его тревожило. — Миш, а… пацан? Его же убьют просто, — Миша поправил волосы, коротко нахмурился. — Попытаются, — сигарета обломилась пеплом на пол городской квартиры. — Ты собираешься что-то предпринять? — с подозрением поинтересовался Шурик. — Собираюсь. Только я не знаю, что, — легко признался Горшок. — В зависимости от обстоятельств буду действовать. Наведаюсь к нему на днях. — Ты один собрался с этим разбираться? — в голос скользнуло недовольство. — Ты же не думаешь, что мне нужна помощь, чтобы потрындеть с подростком? — флегматично вскинул бровь Горшок, мол, «серьёзно?». — Да ну как сказать, — шутливо развёл руками Балу. — Лучше перестраховаться, — глухо донеслось со стороны Поручика. — И ты туда же, — Миша махнул руками, потрепал ткань чёрного свитера, кожа под ним взмокла. — Жорж может этого только и ждёт, чтобы положить вас разом, — закивал Шурик, радостный, что Александр встал на его сторону. — Я не представляю, нахера тебе это сдалось, но если уж сдалось, давайте придерживаться плана до конца, — Поручик протёр ладонью лицо, он выглядел таким же уставшим как Балу. С ним все согласились, без желания разводить полемику.

***

«Это уже ни в какие рамки не лезет». Думал Князь, сидя в каморке, где уборщица хранила всю утварь коей пользовалась для облагораживания общежития. Андрей был благодарен ей за работу и от чистого сердца каялся, потому что пока сюда пытался втиснуться, кажется, что-то пролил. Это что-то химозно воняло, и за то время пока он тут сидел, успело насквозь пропитать тошнотворным запахом волосы и одежду. Ко всему этому, Князь вдоволь успел надышаться, глаза уже щипало от концентрированной вони. Ситуация, конечно, атас. Совет Горшка сработал. Оказывается, если вовремя реагировать, то можно избежать таких потрясений, как, например, похищения. Хотя, в этот раз заслуга его только наполовину, потому что Каспер, замечательный и внимательный Дима, обнаружил, что у Князя проблемы раньше, чем сам Князь. — Андрюх, — настороженный голос друга моментально заставил Князя напрячься. — Ты ждёшь кого-то? — Нет, — Андрей развернулся на стуле. — А что? — К тебе, кажется, пришли, — Дима имел счастье наблюдать, как физиономия Князя вытягивается, а глаза стремятся принять идеальную форму шаров. — И ты, кажется, не рад, так и скажу, — Каспер уже собирался уплыть к двери, чтобы культурно отказать визитёру в приёме, но Андрей его окликает. — Дим, Дим… А у этого, который меня спрашивает не длинные тёмные волосы с сединой случаем? — зачем-то перейдя на шёпот решил уточнить Князь. — Случаем не-ет. А что, ты ему бабла задолжал? — полу шутливо, полу серьёзно спросил Каспер. — Ды чур тебя! Я благо пока никому ничего не задолжал, — только долгов Андрею для полного счастья не хватало. — Окей, окей, потом расскажешь, что там у тебя случилось. — А он под дверью? — с каменным выражением лица из-за внезапно сильного напряжения спросил Князь. — Не, по комнатам ходит, спрашивает тебя. Пойду скажу, что ты не в настроении. — Ди-им, нет! — Пригласить? Передумал? — Нет, — замахал руками Андрей, чуть не свалившись со стула. — Скажи, что меня нет, если вдруг спросит, где я, говори, что не знаешь, — дал наставления Князь и встал, начал мельтешить. — Хорошо, ладно, а куда ты собрался? В окно что ли? Чью же рожу ты так видеть не хочешь, — улыбнулся Каспер, но обзывать чокнутым не стал, лишь вскинул руку в жесте поддержки, и дождавшись пока Андрей с умеренным шумом откроет не заклеенное пока окно, вышел, чтобы ответить на парочку вопросов неизвестного. Прыгать было невысоко, при приземлении Князь сгруппировался худо-бедно и лишь несильно отбил ступни об асфальт и не удержал равновесие завалившись на задницу и на бок, а потом, не теряя времени вскочил и рванул к чёрному выходу, надеясь, что его не додумались закрыть, иначе кранты его «гениальному» плану спрятаться под самым носом того, кто его захотел увидеть. На счастье Андрея, как и говорил Горшок, двери растворились стоило только дёрнуть посильнее. Вот уж спасибо Мише, действительно его учение пригодилось. Это хорошо, а вот дальше задача несколько осложнялась незнанием того, выйдет ли у Князя пробраться в то самое загадочное помещение. Если нет, он почти что в ловушке. Вышло. Тайна комнатушки была разгадана. Не сантехники и не разнорабочие, а всего-навсего уборщица, как он только не догадался, это же очевидно. Оставалось только сидеть и ждать. Непонятно чего. Если его найдут те, кто искали, то ничего хорошего не произойдёт. Если не найдут, хорошо, конечно, но как понять, когда можно выползти наружу и спокойно вернуться в комнату?.. Ощущение времени притупилось, Князь сидел будто в непроницаемом вакууме. Так и клаустрофобию можно заработать, воздух давил со всех сторон не хуже, чем бетонные стены, коварно забивался в нос и глаза, Андрей вязнул, как в зыбучих песках. Приоткрыв рот и удобнее расставив затёкшие ноги, Князь уронил голову всасывая эту адову смесь, в которой содержание кислорода стремилось к нулю. В голову лезли всякие философские размышления, но Андрей каждый раз оказывался быстрее и душил их в себе, притаптывал сапогом матерщины. От размышлений он начинал беситься, а оттого порывистее и чаще дышать. «Лучше бы это был Горшок!» Князь упёрся лбом в стеллаж и прикрыл глаза. Темень. Что под закрытыми веками, что перед открытыми. Вообще, Андрей не очень-то задумывался о полосатости жизни, но сейчас атмосфера располагала. Если судить исходя из теории «Жизнь, как зебра», где чёрная полоса перемежалась с белой, то у него наступила чёрная, как тот самый последний час перед рассветом. Но, с другой стороны, значило, что она когда-нибудь да завершится, а за ней последует белая, тогда всё наладится. Занявшись самовнушением, Андрей чуть успокоился. Жизнь такова, какова она есть, а больше ни какова. С этой мыслью он решил ещё подождать, а потом, как таракан выползти и разведать обстановку. По ощущениям проходит примерно вечность, прежде чем он решается покинуть своё скромное убежище. Этот коридор не многолюден, комнат тут нет, поэтому всяк сюда входящие его просто проскакивали, чтобы пройти к основному выходу или лестничному пролёту, нечастые гости ещё могли держать путь к лифту, но пользовались чаще всё же лестницей. Князь слышал шаги пока думал о жизни, но не смог разобрать в какую сторону они были направлены. В итоге ему просто надоело страдать дурью, и он тихонько приоткрыл дверь. Гадкое чувство, будто Князь в какой-то момент помер и вышел из тела на пару минут завладело разумом, поскольку освещение ударило по сетчатке накалив всё перед взглядом до бела. «Свят, свят, свят исполинский». Андрей зажмурился, как крот, проморгался и обнаружил… Тот же коридор, те же стены и потолок. Никто его не поджидал, из звуков только рваный шелест деревьев, что самозабвенно трепал ветер. Обычно неприятный и затхлых воздух коридора показался чистейшим альпийским, Андрей со слезящимися глазами пытался надышаться и привести в чувство мозг, что функционировать не хотел. Неужели вышло? Робкая мысль проскочила на задворках, но Андрей смог с собой совладать. Вот поднимется без происшествий в комнату, там и порадуется, а пока неизвестно, есть ли повод спокойно выдыхать. Только теперь он почувствовал, что приземление всё-таки вышло не самым удачным. Ещё тогда, травмированная на кладбище нога пульсировала сызнова. Чертыхаясь каждые две ступени, Князь напоминал себе хромую рухлядь. Видимо выброс адреналина заставил его организм работать так, чтобы он смог удрать в экстренной ситуации. К концу своего недолгого восхождения, Андрей настороженно повертел головой. Никаких лишних людей, только привычный общажный гвалт. Ему страшно было подумать о том, что он будет врать Касперу и остальным, если они спросят. А они спросят, Андрей был отчего-то в этом уверен. Князю казалось, что всем обязательно есть дело до его жизни. В свете последних событий он чувствовал себя будто бы голым. Хотя голым ему было бы оказаться предпочтительнее. Внутри Андрея свернулся колючий ёж, было некомфортно, было не по себе. Он не устал — он заебался. Барахтаться в своём раздражении и злобе без возможности что-либо противопоставить. Виски запульсировали в такт боли в ноге. Последнее, чего он сейчас хотел — это разъяснять, что произошло и почему он, недолго думая сиганул в окно, хотя раньше за ним таких отчаянных выходок не наблюдалось. — О! Каскадёр! — зазвенел весёлый голос Димы. — Ну рассказывай, смельчак, что на тебя нашло, — добродушно, с каким-то непонятным Андрею восхищением продолжал Каспер. Князь, поникши, вошёл в комнату полностью. Только они с Димой вдвоём, даже Паша ещё не пришёл. — Ушли? — Ушёл. Там один мужик только был, рожа бандитская, лысый, как коленка, — Дима дал красочную характеристику увиденного им человека, пока Андрей молча вполз в комнатушку и сел на свою скученную кровать. — А ты молодчик, что ушёл, он заглянул сюда, не шибко поверил мне, что тебя нет, — бодро продолжил Дима, похоже не замечая состояния Андрея, который выглядел удручённо. — У тебя проблемы? — уже серьёзнее спросил Каспер, Андрей дёрнул плечом. — Да нет, просто… знакомство неудачное, с последствиями, как видишь, — Дима понятливо кивнул. — Ты поэтому такой дёрганный в последнее время? — Дёрганный? — Каспер сидел напротив, на своей койке, он кивнул. — Загруженный какой-то, но ты это… Не унывай. Помнишь, я тогда в клубе с тёлкой познакомился? — с хитринкой поинтересовался друг, переведя тему. Князь напряг память. Если честно, помнил он плохо, ему лучше запомнилось то, что происходило с ним после клуба, но он ответил, что помнит. Ответь он иначе, Дима бы пустился в длинный рассказ, который вспомнить не поможет, а только займёт время. — Она с ёбырем оказывается была! Прикинь! Мы в сортир удалились, — чуть понизил голос Каспер, намекая интонацией для чего именно они удалились, Андрей фыркнул, стало быть, аж удалились, а не уползли, пошатываясь. — Зашли в кабинку, а я щеколду не дёрнул, ещё бы, она по дороге едва из трусов не выпрыгивала, как мартовская кошка крутилась-вертелась, я и позабывал про конфиденциальность, с такими-то губами, Андрюха, с такими-то губами я матушку собственную забыл, — Дима мечтательно возвёл глаза к потолку, с таким видом порядочные прихожане церквей молились Господу Богу нашему. — Ну и, делаем мы свои дела, я уже почти, думаю, ещё немного, крошка, а хрен там! Не суждено мне было вознестись на вершину блаженства! Распахивается дверь, а там амбал стоит, — Каспер примерно обрисовал габариты возникшего мужика, они оказались неутешительными. — Я думал он меня на месте прибьёт вот честно, красный, как рак, стоит и смотрит, думал щас дым повалит с ушей и шнобеля. А он, знаешь, с цепочкой такой, золотой и толстенной, ручищи в наколках тюремных, уже представляю, как я без всех причиндалов выползаю, но девка не промах, отлепляется, губы вытирает, смотрит на своего, и такая, «Иди к нам, котик», — манерным и писклявым голосом спародировал Дима, чем повеселил Андрея, который был рад отвлечься от насущных проблем. — И вот тут я решил, что лучше уж без яиц остаться, — положа руку на сердце признался. — Пока он соображал, или пытался сосчитать до трёх, я драпанул. — Прямо со спущенными штанами? — с усмешкой поинтересовался как бы между прочим Князь. — Да! — с детским восторгом выдал Дима и оба заржали. — Какие подробности открываются мне… Погоди, но ты же вроде доволен был, даже вернуться хотел? — Хотел, да я и сейчас не отказался бы повторить, это весело было, — без раздумий закивал Каспер. — Правда он потом меня выследил всё-таки, я тоже бегал, шкерился по падикам да подворотням, но недолго, он меня потом выловил, — Князь сделал страшные глаза. — Да не, нормально всё, по душам поговорили, я всё разъяснил, он всё понял. Я всё понял. Ровным мужиком оказался, — легко закончил Дима, а Андрей с деланным уважением закивал, удивлённый приключениями друга и его к ним отношением. Было бы замечательно, если бы у него тоже всё само собой рассосалось, как синяк, безболезненно и бесследно.

***

— Ты в тачке посиди, я его притащу и сразу за город, — Горшок одновременно курил, разгонял дым, что застил взор, и вёл машину. Тянуть не стали, на следующий же день после состоявшегося разговора, после того времени, как Миха полагал, заканчиваются пары, они с Шуриком выдвинулись к общежитию. Было часа четыре дня, к шести начнёт темнеть. — Наверное, он так обрадуется, — саркастично выдал Балу, разглядывая боковое зеркало, глупая привычка, но так ему было спокойнее. Миша хмыкнул и криво улыбнулся, память услужливо подкидывала эпизоды их прошлой встречи. Может быть, он и перегнул. Нехорошо выйдет, если Князь начнёт его шугаться. Хотя, с другой стороны, какая разница, Горшку надо его задницу спасти, а не миловаться. — Ему деваться некуда… И не вздумай сейчас читать мне морали! — поспешил протараторить Миша. — Ну, с точки зрения морали, ты штрих вообще уникальный, — Саша состроил рожицу, что значила «Я даже не собирался», хотя на самом-то деле собирался. Дальше ехали в тишине, прерываемой помехами от радио, что изредка разбавляло чьё-то пение. Миша то и дело прибавлял звук, но музыка всё не хотела выныривать из густого шипящего шума. В итоге бросив это пропащее занятие, он оставил всё как есть, выбросил хабарик в ветреную сырость улицы, в голове шумели примерно такие же рябчатые помехи перекрывая все мысли, донимавшие его, как назойливые слепни. Советские лица домов нагоняли сонливость, ухабы российских дорог эту сонливость сгоняли. В сумме, если соединить одно с другим, оставалось ленивое около раздражённое состояние — Горшок не любил водить машину. Если бы не было острой необходимости, он бы и учиться не стал. Прав у него всё равно не было. Для их приобретения нужно было проходить нарколога и психиатра. Знакомое здание общежития вплыло в радиус его поля зрения очень скоро, правда с другого ракурса. На машине не проедешь по узким улочкам, через которые можно было сократить путь и добраться почти до парадного входа пешком или хотя бы на мотоцикле. — Опана, — Горшок затормозил, дёрнул ручник стопаря машину и навалился на руль грудью, рассматривая что-то впереди. — Ты видишь? — флегматично интересуется Горшок. — Вижу. Лучше бы у нас коллективные галлюцинации оказались, — Балу отстегнул ремень безопасности. — Мне не нравится это, — задумчиво поделился своими переживаниями Шурик, Миша едва заметно кивнул, а потом снял автомобиль с ручника, чтобы медленно отъехать в противоположную сторону, это позволит выиграть ему немного времени и побыть незамеченным. — Будь осторожнее, — Горшок уже собирался выйти, оставив Балу дожидаться его с Андреем, но Шурик, внезапно повинуясь какому-то ясному только ему порыву, положил тёплую ладонь на запястье Миши, чуть задержав того, заставив удивлённо усесться обратно, придерживая дверь машины приоткрытой высунутой ногой. Они пересеклись взглядами и Балу ощутил прогорклое чувство тревоги и страха, Горшок смотрел на него уверенными глазами человека, который не понимает природу этого затаённого испуга, ему это казалось забавным и далёким от понимания. Будто ничего не может пойти не так, как того хотелось бы. Шурик разочарованно выдохнул, напоследок чуть крепче сжав чужую руку и не получив никакой отдачи. — Тебе в отпуск пора, старик, — в свойственной манере ответил Миша, и улыбнувшись сверкая глазами, покинул водительское сиденье. Саша не стыдился своего порыва, он всегда был мягче и чувствительнее друга, он всегда переживал за него сильнее, чем порой за себя.

***

И только Андрей расслабленно растёкся по стулу. Только прикрыл глаза, собираясь щёлкнуть выключателем лампы, как голос вездесущего Каспера, как предзнаменование чего-то нехорошего, заставил Князя вновь распахнуть веки с полопавшимися капиллярами. Нервы на лице пару раз дрогнули, будто кукловод-любитель неосмотрительно задел хитросплетения нервной системы. Занесённая рука замерла прямо рядом с лампой. — А-андрей! — протянул Каспер. — Что? Только не говори мне… — К тебе тут пришли, — почти виновато сообщил Дима. — Да ты блять издеваешься! — уронил руки по швам Андрей. — Нет, честно… Но этот с длинными волосами и сединой… Если тебе это всё ещё интересно, — попытался приободрить его Каспер. — Ну да, это многое меняет, — сквозь зубы буркнул Князь. — А этого… Пошли его в пизду, — Андрей насупился и скривил капризно губы. — И этими губами ты потом целуешь маму! — наигранно вторил ему грубый голос. Князь дёрнулся и уставился большущими глазами на странно смотрящегося в привычной обстановке комнаты Мишу. — Он сам вошёл! — оправдался Дима, удивлённо разглядывая незнакомого мужика и проходя вслед за ним, недружественно им оттеснённый. — Не переживай, Андрюха, при свидетелях он тебя не грохнет. «Не переживу». Князь незаметно, как он надеялся, вздрогнул и медленно поднялся на ноги. — А ты слышал, что свидетели живут недолго? — Горшок зловеще повернулся в сторону Димы, вскинул бровь и криво оскалился. Каспер шагнул назад, захлопал глазами и изобразил, будто он замыкает рот на замок и выбрасывает невидимый ключик себе за спину. Миша снисходительно кивнул, «Так бы сразу». — Оставь нас на пару минут, — хоть бы сделал интонацию отдалённо похожей на просьбу, про себя возмутился Андрей. Каспер вопросительно посмотрел на Князя, не до конца уверенный, что тот обрадуется, если останется с вломившимся мужиком наедине. Андрей, конечно же, замотал головой и облизал сухие губы. — Я недостаточно ясно выразился? Свали! — рявкнул Миша, видимо растеряв терпение. Испугавшись, Князь начал кивать, лучше выполнить требования этого рецидивиста. Дождавшись, пока в комнате останутся они вдвоём, Горшок с интересом огляделся. Наверное, ему непривычно находиться в такой скромной обители. Три кровати, тумбы, заваленные вещами, коллажи из журнальных вырезок. Из-под кровати Каспера выглядывал одинокий носок и чехол от скрипки, у самого Андрея ложе было едва ли заправлено. Тёплый плед обрывком свисал почти до пола, на подушке валялись разной длины цветные карандаши, где-то в складках пледа затерялась потрёпанная по углам тетрадь в чернильных вензелях, на стене скромно висели незаконченные наброски, из них торчали булавки с цветными круглыми головками, которые он когда-то спёр у матери, ему ведь нужнее. Распознать, где место Андрея, было несложно, если хоть сколько-нибудь его знать. Горшок знал, поэтому цепко приклеился взглядом к небольшому уголку, в котором Князь проводил большую часть своего времени. — Что ты тут делаешь?! — зашипел Андрей, который сегодня прибывал не в настроении. — Хорошо устроился, — откровенно проигнорировав Князя, Миша подошёл к кровати и склонился чуть вперёд, рассматривая заинтересовавший его рисунок. На бумажке, выпучив глаза и растянув гиперболизированные губы в кривой улыбке, испещрённая глубокими морщинами была изображена рожа, что своей надрубленной шеей уходила в пень. — А ты не рисуешь эскизы для татуировок? — Горшок подцепил пальцами бумажку, посмотрел на Андрея, тот не горел желанием отвечать, надулся как мышь на крупу и отвернул лицо. Ещё бы ножкой притопнул. — Прикольно получается, — прошёлся пальцем по бумаге в том месте, где не было пигмента, чтобы ненароком не растереть. Князь коротко скосил взгляд на Мишу и рисунок, который ему приглянулся, но потом опять стал гипнотизировать взглядом чёрный носок, потеребил между пальцами серёжку. — Скажи, что ты тут делаешь и уходи. Я уже не знаю, что мне врать пацанам, то ли я трахнул дочь какого-то местного авторитета, то ли нассал под его забором, — Горшок прыснул со смеху, оттого что Андрей поставил две эти вещи в один ряд. — Не смешно, сегодня за мной снова гонялся какой-то хрен, — Горшок перестал улыбаться. Андрей выглядел нервным и напуганным. Сначала он решил, что это из-за его нежданного визита, но это решение было верным, как оказалось только на половину. — Странно… — Миша закусил щёки, нахмурился. — Что странного? — Тут тачка недалече стоит, думал ждут, когда ты нос высунешь, но… как бля? — Горшок подошёл к Андрею, пытливо в того всматриваясь. — Я… Я в окно сиганул, — немного засмущался, а Миха ощутил, как собственная физиономия вытягивается в удивлении. — Да ну нахуй, пиздишь? — Чёрный вход и правда походу открыт всё время, — Горшок кивнул, недоверчиво ожидая продолжения. — Мы когда в прошлый раз шли, если помнишь, там дверь была неприметная, вот я и подумал, что… Какая тачка?! — вдруг опомнился Андрей и вцепился в предплечье Миши, мысленно страшась услышать ответ. — Ты их облапошил, понимаешь, да? Видимо теперь ждут, когда ты «придёшь», пидорасы, — Горшок хохотнул и сочувствующе хлопнул Князя по плечу, а тому показалось, будто тот его, как гвоздик вбил в дощечку. — Не боись, молодец, что сообразил сныкаться, — похвалил Миша. — Чё скис сразу? Хотел, что-то другое услышать? — Если честно, то не хотел слышать вообще ничего, — пересохшими губами выдавил Князь. — Особенно на всю вот эту вот тему… — Эвано как, — покивал Миша. — Ну, так не получится. Предупреждён — значит вооружён, понимаешь, да? — Слушай… Пять минут прошло, — не без мстительного удовольствия проговорил Андрей, уже в открытую попытавшись избавиться от непрошенного гостя, отстранился от него. — Ага, что-то запизделись мы, — моментально согласился Горшок и поглядел на настенные часы, а Князь почти обрадовался, что тот сейчас испарится. Правда, что он потом делать будет с обнаружившимся преследованием, он искренне не знал, но верил, что проблемы следует решать по мере их поступления. Конкретно сейчас проблема маячила в его комнате общежития и звалась бесхитростно Горшком. — Пошли, когда приедем, я тебе и расскажу про наши дальнейшие действия, — Миша на ходу обнял пальцами запястье опешившего Андрея и поволок за собой, тот растерялся и не сразу начал сопротивляться, а когда и начал стопорить движение, упираясь пятками в пол, то эффект оказался ничтожным, Горшок пёр его, как малюсенькую собачонку, пальцы его были совершенно стальными. — Куда? Куда?! Я с тобой не поеду! — будто краб, Князь остро вцепился Мише в предплечье, на того впечатление не произвело, он лишь дёрнул Андрея на себя, как в танцевальном выпаде, заставил неловко придержаться за собственные руки. — Поедешь, — доверительно сказал. — С тобой никто кроме меня возиться не будет. — Тебя никто не просил возиться со мной! — строптиво дёрнул запястье на себя, но хватка лишь окрепла. — Куколка, не ломайся, не заставляй меня… — Хватит мне всё время угрожать! — неожиданно твёрдо потребовал Князь. — Так у нас никогда не выйдет поговорить, чтобы оба не вышли из себя, — чуть погодя, Горшок отпустил Андрея от себя, как-то особенно внимательно всмотрелся во встревоженное лицо парня, но ничего не ответил, будто бы проигнорировал произошедший эпизод. — На улице тебя караулят. Вероятно, будут караулить до победного, потому что без твоей головы снесут чью-то другую, — гораздо более толково разъяснил Горшок. — Я предлагаю тебе поехать со мной. Просто поехать со мной, потому что я не попытаюсь тебя прикончить, понимаешь, да? — хмурится, проникновенно заглядывает в лицо Андрея, на котором отображалось мученическое выражение безысходности человека, которому просто не оставили выбора. В отличие от Горшка, Балу, высунувшийся в окно для того, чтобы поздороваться, как всегда приветлив и дружелюбен. Складывается такое ощущение, что Андрея видеть он даже рад, или, по крайней мере, искренне хочет, чтобы поездка прошла в относительном спокойствии. Ценный кадр. Миша не даёт секунд промедления, подгоняет его, лезет вперёд, чтобы открыть перед носом дверь на заднее сиденье с пассажирской стороны, задевает плечом и руками. Горшок отвратительно припарковался, тут же замечает Андрей, так что даже дверь полностью не открылась, а упёрлась углом в облезлый бордюр, образовав скромную щель, в которую Князю и предстояло протиснуться. Пришлось просить Мишу, у которого почему-то было подозрительно ехидное выражение на лице, придержать дверь, чтобы Андрея не прищемило, будто раздвижными дверьми лифта. Сразу видно, что прав у него и правда нет. Спасибо, что не пытается запихнуть, как тряпку, что выпала из старого шкафа на владельца. Залез Андрей без происшествий, только стукнулся несильно затылком о крышу. Не сахарный, не растает. Горшок хохотнул. — Мог обойти, — оскаленная рожа оказалась рядом с щелью, и только сейчас Князь осознал, что с противоположной стороны пространства было предостаточно и он мог не корячиться, а просто сесть. — Почему ты не сказал?! — Ты был так настойчив, разве мог я, — свёл брови домиком, и хрипло, откровенно рассмеявшись, захлопнул дверь. Этот звук слился с дрожащим от сдерживаемой злости выдохом. Шурик флегматично безмолвствовал и наблюдал за происходящей сценой, может быть, делал какие-то определённые выводы. Миха со всего маху плюхнулся на водительское сиденье, и у Андрея скрутило кишки только от одного воспоминания о предыдущих поездках с ним. — Погнали, — сразу же достав сигарету и прикурив, чтобы не шокировать пассажиров на ходу удивительными фокусами жонглирования их жизнями, Миша снял автомобиль с ручника и вывернул руль, выезжая с места своей безобразной стоянки. — Как дела? — наконец заговорил Балу, что моментом развернулся, ткнувшись подбородком в плечико жёсткого сиденья. Он заинтересованно, но ненавязчиво пробежался взглядом по раздосадованному Андрею. С ним атмосфера разрядилась, не успев в полной мере стать напряжённой. С Балу было комфортно говорить, комфортно, но немного стеснительно, не приходилось выстраивать оборону. Хотя, раздражение проскальзывало в речи Андрея, обращённое исключительно к водителю, потому что Горшок не мог ехать молча, его язык работал, как помело. — Андрей, ты сползи чуть по сиденью, — вроде бы спокойно посоветовал Шурик, но при этом сощурившись, недобро смотря в зеркало заднего видения. Князь обернулся, наблюдая за потоком машин, в который пристроились и они, и ещё одна машина за ними. — Сука, — не задержался Миша со своей оценкой ситуации. — Держитесь крепче, щас папочка покажет чудеса на виражах, — машина взревела мотором, как раненый лев, ловко лавируя в потоках прерывистого из-за светофоров движения. Андрей вжался в сидения где-то посередине, но предчувствовал, что первый поворот или резкое торможение и будет он летать по салону, как теннисный мячик. Траектория их поездки приобретает иной маршрут. Чтобы сбросить хвост, приходится петлять по чужим дворам, но это оказывается не так ужасно, как Андрей ожидал. Между жилыми панельками не выйдет лихачить и вышибать из него оставшиеся нервные клетки. Они не ползли, но катились, как по лабиринту Фавна, зарываясь в гротескные дебри каменных джунглей. Горшок и Балу негромко переговаривались, перед взором мелькали всё новые и новые дворы, какие-то были знакомыми, какие-то не очень. Князь по просьбе Балу не отсвечивал в окнах, сидел, расслабленно расставив ноги, и то и дело тыкался коленками в спинки сидений. Ему было немного неловко перед Димой за поведение Горшка. Мало того, что Миша нахамил ему, так потом Андрей попросил Каспера никому ничего не рассказывать. Он знал, что Дима не трепло, да и не злопамятный, но что делать с остальными? Князь искренне хотел, чтобы никто ни о чём не знал. Хрен бы с тем, что недавно Горшок припёрся посреди ночи и гремел на общей кухне посудой, но это было ночью, а сейчас день, а жильцы общежития не великие слепые, которые на самом-то деле не очень и слепые. Стоит подумать о том, как он всё это будет объяснять, если посыплются вопросы. Когда посыплются вопросы. Князь вдруг невесело усмехается, когда в голову пришла мысль о том, что появление незнакомца его так не встревожило, как появление Горшка. Гондон штопаный. — Оторвались! — весело звенит голос того, о ком только что думал Князь. Миша чуть кривит губы, улыбаясь, сворачивает на очередную заполненную дорогу и незаметно вливается во всеобщее движение. Машина насквозь пропахла табаком, Андрей так же, медленно, но, верно, пропитывался этим въедливым тяжёлым запахом, который ему до странного нравился. — А вы боялись, — задорно фыркает тот. Невзрослеющий ребёнок. Брошенные им фразы растворяются, как дымок на ветру, никто не счёл должным что-либо отвечать. Теряясь в догадках, о том, что может Андрея ждать, там, куда они приедут, он провёл большую часть пути. Из-за плохой погоды радио настойчиво отказывалось работать, редкие диалоги Михи и Шурика быстро смолкали ещё в самом зачатке, чувство усталости и сонливости накатывало ленивыми спазмами, дрёма туманила голову, но он настойчиво вытягивал себя на поверхность реальности. Что бы его ни связывало теперь с этими людьми, спать Андрею в их присутствии не хотелось. Прошлый раз не считается, настойчиво думал парень, стараясь не клевать носом так откровенно. — Скоро мы приедем? — чуть невнятно поинтересовался Князь, рыхля тишину своим голосом. Миха дёрнул бёдрами и обернулся, наблюдая за пассажиром, что стал похож на сову, волосы были взлохмачены таким образом, что напоминали ушеподобные перья, моргал он медленно, а голову втянул в плечи. — Скоро, — разулыбался Миша, поддавая газу, на пустой почти трассе. Андрей кивнул в никуда и сел полубоком к окну, но так стало только хуже: мир нёсся, укачивая его, как в колыбели, пришлось бросить все силы, чтобы не уснуть и продолжить рассматривать одинаковые обочины с редкими памятниками, что были поставлены в знак памяти разбившимся в авариях людям. За отчаянными попытками не уснуть они и доехали до пункта назначения. Машина остановилась перед воротами, освещая их и всё пространство вокруг фарами, Миха переключился с дальнего света, а Шурик поспешил скатиться с сиденья и быстро преодолел разделяющее их с преградой расстояние, чтобы ткнуть на кнопку звонка, видимо, чтобы их впустили. Уже более осознанно Князь принялся с любопытством осматривать местность, но этому препятствовал стелющийся свет, в лучах которого оседали и парили всякие соринки. Прищурившись, он смог понять, что местность казалась смутно знакомой. В первый и последний раз, когда здесь ему довелось побывать, его везли в багажнике, а отвозили с завязанными глазами. Меры бандитской предосторожности, будь они неладны. Ещё немного и ворота наконец открываются, и в сумерках Андрей может разглядеть женскую фигуру. — Будь как дома, путник, — Андрей обратил взгляд на заговорившего Мишу, и руки его зачесались от желания того зарисовать. — И что… Даже не в подвал? — Горшок тихо рассмеялся. — А что, хочешь? Могу устроить. — Н-ет, спасибо, — замялся он. — Воспоминания ещё свежие. — Как скажешь, — Миша тронулся с места, автомобиль с характерным шорохом гравия въехал на территорию загородного дома, а Князь приоткрыл рот смотря во все глаза на открывшийся вид. Строение было внушительных размеров, симпатичное снаружи и должно быть ужасно вычурно оформленное внутри. Так обычно всегда было. А может ему просто так всегда казалось. На участке также наблюдалась беседка, груда палет, сложивших собой стол, какие-то кусты и ещё много атрибутики, что присуща всем дворам. Из-за угла торчала гора поленьев. Миша выскочил вперёд Андрея, крикнул зычное «Привет» женщине, что бодро помахала ему рукой в ответ, а потом распахнул дверь Князю, побуждая покинуть тёплый салон машины. — Вылазь, пойдём в дом, — на улице похолодало к вечеру, уже было темно. Не так, как поздней ночью, но достаточно, чтобы ощутить холодное дыхание близящегося мрака, тот дышал буквально в затылок. Послушно опустив ноги на землю, Андрей вылез. В женщине он узнал увиденную ещё тогда в больнице бритую мадам. Она совсем не изменилась, обманчиво миниатюрная, большеглазая и бритая. Выглядела женщина дружелюбно и улыбалась, даже поздоровалась с улыбкой, не жёсткой и не хищной, Князь не удержался и улыбнулся ей в ответ почти с облегчением. Вроде всё хорошо, его не пытались прибить, не издевались… А всё равно было не по себе, даже немного грустно. — Маш, проводи нашего гостя, — отозвался Горшок. — Только не как обычно, Маш, с ним понежнее. Лицо не трогай, — тёмные глаза Миши смеялись, а вот интонация была такая, что Князь на пару мгновений поверил, и едва не присел, ноги ослабли, а тело стало до омерзительного тяжёлым. Маша охотливо подошла к Андрею и встала, почти касаясь плечом. Миха захохотал первым, Шурик себя сдержал, но всё равно беззлобно улыбнулся, Маша по-девичьи заливисто рассмеялась. И только Князь, лишний здесь, остался молчалив и бледен, как фантом. В гробу он видал такие шуточки. — Хватит мне всех парней отпугивать, — она пригрозила Горшку кулаком, а потом повернулась к Андрею, Миша, капитулируя, поднял обе ладони. — Не слушай этого аборигена, — успокоила она разнервничавшегося Князя и кивком поманила за собой в дом, оставив двух мужчин стоять у крыльца. Князь напоследок поднял взгляд, чтобы коротко посмотреть на Мишу, в бесстыжую его морду лица. И как только он зацепил взглядом его острый профиль, то смог различить на лице улыбку, что отражалась в скошенных в ответ на Андрея глазах.

***

Дом оказался пустым. В самом разгаре ремонта. Никаких излишеств, из мебели только необходимый минимум. Видя недоумение на лице Андрея, Маша вкратце рассказала, что над окультуриванием этой территории и здания корпела время от времени та часть группировки, что для Миши была наиболее близка. Она не была уверена, что это можно рассказывать, но Горшок не давал распоряжений на этот счёт, поэтому Маша помогла Князю справиться с возникшим диссонансом и чуть ввела в курс дела. Понятнее не стало. Андрей не смог ответить на вопросы, что у него возникли, зато активно стали плодиться новые. Горшок мог отстроить себе дворец. Почему же не сделал этого? Боялся осуждения? Боялся, что разграбят? Да ну, такие как Горшок не боятся ничего. Нормальные люди хотя бы могилы страшились, а этот боится, видимо, только повзрослеть. Сомнительный страх. Маша провела его на пустынную кухню, где не было даже обоев, только голые гипсокартонные стены с карандашными линиями разметки, наверное, на таком большом формате очень интересно рисовать, а результат скорее всего и вовсе оказался бы удивительным. Усадив вертящего головой Андрея за стол, Маша успела предложить чай, но вот напоить не успела, потому что припёрся Миша и, сходу приобняв подругу за талию, нежно выпроводил, мол, им поговорить надо, по-мужски. Сонливость растаяла, пришлось подобраться. — Я на чердаке, если что, ложки чищу, — Горшок фыркнул со смеху. Что такого смешного в отмывании ложек, Андрей так и не понял, но решил не зацикливаться, чего-то он явно не понимал и не улавливал. — Я тебя понял, — как болванчик закивал Горшок, пытаясь спровадить ту. Маша ушла, послышались её отдаляющиеся шаги, они были какие-то показушные, Князь был более чем уверен в том, что такие женщины, как Маша, ходят бесшумно. Горшок дождался полной тишины, прикрыл дверь и обратил всё своё внимание на Андрея. — А штакетник тебе проредили, ё-моё, — Горшок тяжёлой рукой приплюснул щёки Андрея, заставляя того забавно скукситься. Князь забрыкался и отцепил от себя наглую клешню. — Да ладно, ладно, недотрога. На чужой кухне в доме, в котором Андрей побывал только в подвале не при самых приятных обстоятельствах, было бы уютно, если бы не эта паршивая предыстория. Князь был благодарен Горшку, что тот снова его спас, но его и спасать бы не пришлось, если бы, опять же, не Миша. Воцаряется молчание, в нём вязнут оба, ощущается оно неприятно. Горшок щёлкает пальцами, а потом вдруг первым решает заговорить. — Знаешь… Пойдём со мной, я тебе кое-что покажу, — спустя бесконечно долгое молчание заговорщически предложил Горшок, Князь встрепенулся и дождался, когда Миша кивнёт, разрешая следовать в другую комнату за собой. Шёл он медленно, будто намеренно выдерживая лёгкую интригу. Дом был просторным, сразу чувствовалась рука хозяина и размах: неряшливо в скудном убранстве, но зато с крепко прибитыми полками. — Ты здесь бываешь нечасто? — Князь провёл ладонью по шершаво-заштукатуренной стене, Миша положил руку готовый толкнуть дверь. — Не так часто, как хотелось бы, — дверь тихо отворилась, и Горшок уже привычно пропустил Андрея внутрь очередной комнаты, щёлкнул выключателем. Тут, надо же, стоят шкафы. Да не просто стоят с неприлично голыми полками, а стоят полные книг, таким и срамиться нечего, вся нагота прикрыта. Стол располагался так, что садящийся за него человек в особенно ясные дни, за своими делами, будет отбрасывать тень на все свои бумаги, если оные имеются. Видимо, тут Миха и решает все бандитские дела, сидит в кресле, закинув нога на ногу, выслушивает просьбы и предложения, а потом кого-то вышвыривает ни с чем, кому-то помогает, в зависимости от того, видит ли он выгоду в сотрудничестве или нет. Андрей бы так не смог. Князь с любопытством рассматривает интерьер: просторное помещение, с кожаным диваном по одну из сторон стола, окном с тяжёлыми шторами, что, наверное, запирают всё естественное освещение на улице, погружая комнату в антрацитовую темень даже в самую солнечную погоду. Стол массивный, с закрытыми ящиками, на столешнице лёгкий «творческий» бардак и светильник, что решает проблему нехватки освещения в вечернее и ночное время суток. — Любишь читать? — Андрей косится на полки. Если честно, то как-то не верилось, что Горшок может любить заниматься чем-то настолько монотонным и умиротворяющим. — Думаешь, для красоты поставил? — прыскает он, подходя к шкафу и огладив аккуратно рукой корешки. — Ну… Вдруг по фен Шую расставил? — туманно отшучивается Андрей, замечая Толкиена и Гоголя, вроде бы в поле зрения мелькнул Лавкрафт. Вот это библиотека. — Чего ты щас спизданул? — кривенько ухмыльнулся Миша, очевидно, придумав не самую благозвучную рифму, а потом с уверенностью вынул какую-то книжку из неровного ряда других. Обложку и название Андрей рассмотреть не успел, Горшок принялся быстро листать страницы, будто в поисках давно упрятанной заначки. — Что ты?.. — пожелтевшие страницы мелькали между пальцев, раздавался лёгкий шелестящий звук, с которым бумага рассекала воздух. То, что Миша искал, упорно не находилось, он перевернул книгу, так что все её внутренности свесились вниз, полетели пылинки. Горшок цокнул языком, впихнул книгу обратно, пробежал взглядом ряд ещё раз, перебрал пальцами на бедре — вспоминал что-то. Решив не мешать, Князь отошёл к столу, ответов на свои вопросы он не дождётся, пусть Миша отыщет что-то, что ему нужно, потом он спросит. За окошком расстилался симпатичный затемнённый вечером вид на беседку и на подъездную дорожку. За спиной шуршал Горшок, он негромко бубнил себе под нос «Не то, не то…», а Андрей незаметно рассматривал его, как забавно Миха супится и шевелит губами, копошась на полках собственной небольшой библиотеки. «О-о», довольно протянул Миша, откладывая очередную вытряхнутую книгу. Он держал в руке небольшой прямоугольник то ли бумаги, то ли картона, хорошо распрямлённый между страницами. Будто убедившись в увиденном, Миша расплылся в ностальгической улыбке. — Гляди, — Горшок подошёл к Андрею и встал за его плечом, упершись ладонью в столешницу и протягивая находку, что оказалась чьей-то фотографией. Князь поднёс ту к глазам и внимательно вгляделся. На фотографии молодой, темноволосый парень с улыбкой от уха до уха. Только вот улыбка у него щербатая, без ряда передних зубов! В юноше моментально узнаётся Миша, похоже ровесник самого Князя сейчас. Фотография чёрно-белая, от неё веет неумирающим озорством и бесконечным весельем, что навеки запечатлено в лучиках морщинок, разбежавшихся от не поменявшихся с годами глаз. Андрей, забывшись, поднял голову, чтобы сходу потонуть во взгляде стоящего рядом Горшка. Он редко это делал, даже не задумывался почему, а теперь вдруг подумал, что зря. Тёмные-тёмные, внимательные, в этот момент совершенно ясные глаза смеялись, ждали реакцию, а Князь немеет. Немеет и невольно сравнивает. Теперешний Горшок потасканный. Миша версии пары десятков лет назад, такое ощущение, что подмигнёт сейчас, прямо Князю, таким шаловливым выглядит. А этот будто держит равнение. Пару раз подняв-опустив голову, напомнив глупого карасика, хлопающего ртом, Андрей ощутил наступающую на пятки грусть. Время так быстро летит. Минувшее остаётся на чёрно-белых фотокарточках, что едва ли могут сохранить те мгновения, что в полном объёме остаются только в памяти людей. Да и память, и та недолговечна, всё затирается, будто кассета. Поверх старых записей пишутся новые. — Так понравился, что дар речи пропал? — съязвив, Горшок улыбнулся, развеивая немного тоску, демонстрируя ровный ряд зубов с выдающимися клыками, стало сразу понятно, что одни зубы у него свои, а другие вставные. — А-э… ахуеть, — многозначительно выдал Князь, а Миха, запрокинув голову, весело рассмеялся, хлопнув по плечу тяжёлой рукой. — Ничё не заметил? — не снимая улыбку, он указал пальцем туда, где раньше, как оказывается, была чернеющая щель. Горшок стоял близко, настолько, что Андрей чувствовал тепло его тела, волнами расходящееся спокойствие, которое после выброса адреналина ощущалось ещё более сладко, теперь убегать никуда не хотелось, хотелось стоять рядом и услышать историю, как Миха остался без зубов. Их диалоги заканчивались удачно с переменным успехом, хотелось, чтобы сегодня статистика перевалила в положительную сторону. — Тебе их тоже выбили? — постигая таинство разглядывания чужих глаз спросил Андрей. Он даже не обратил внимания на одну из предыдущих фраз, потому что несмотря на очевидную шутку, что скользила в Михиной интонации, он понимал, что — да. Именно в такой формулировке, понравился до потери речи. — Ага, щас, — Горшок и сам потянулся к рукам Андрея, зажал бумагу между указательным и средним пальцами, повертел фотографию, припоминая, наверное, тот момент, когда она была сделана. — Когда мелкий был, решил на турниках повисеть, встал, прицелился, и ка-ак пр-рыгнул! — Миша лязгнул челюстью как Щелкунчик, потёр кончик носа. — Как повисеть?.. В смысле зубами что ли? — не на шутку удивился Андрей. — Ими самыми, — языком Горшок пробежался по вставным, Князь проследил за этим простым и вызывающим действием. — Ну, знаешь, обычная ситуация, с кем не бывало? — театрально отыграл Миша, толкнувшись своим бедром, чуть оттеснив Андрея. — Вот это ты даёшь… Да, конечно, каждый день разрываюсь от нестерпимого желания вытворить необдуманную херню, — не до конца уверовав в то, что причиной дефекта может оказаться подобная глупость, Андрей вскинул брови. Хотя, это же Миша, как у людей у него не бывает. — Не-е, это было обдуманное решение… Ну, настолько обдуманное насколько мне позволяли умственные способности на тот момент. Так что не дуйся, я не со зла тебя подъёбываю, сам ракушкой ходил, — Горшок не с фотографии, а всамделишный, подмигнул, улыбнулся, заразил этой улыбкой и Князя. — Спасибо, что рассказал, — тихонько прошелестел Андрей уже на выходе. Он, как-то даже нехотя вернул фотографию владельцу, дождался, когда тот вновь всунет её между страниц, а книгу вернёт в шкаф. Словно Кощей Бессмертный, который прятал иглу в яйце, а само яйцо в зверях. Он обернулся, напоследок оглядев комнату, что, судя по всему, была основным обиталищем Миши в этом доме. Из размеров дома, что он разглядел, пока они ехали, Андрей сделал преждевременный и ошибочный вывод, что Горшок отстроил себе хоромы с золотым унитазом, и как-то сейчас водится — с несколькими разом «гостевыми» комнатами. Но каково же было его удивление, когда в голову внезапно пришла мысль, что Миша оставил все комнаты пустующими для того, чтобы их заполнили те люди, которым он тут рад вне зависимости от обстоятельств. Князь затаил дыхание на доли секунды, моргнул, и уже другими глазами посмотрел на Горшка. Тот хотел жить с семьёй. Миша их ждал и надеялся, что когда-нибудь этот дом станет таким же живым, как и та комната, в которой сидел он сам. Князь поспешил отвернуться. Они вернулись на кухню. Андрей чувствовал себя смущённым и тронутым только от мыслей о подобном. Он будто приоткрыл завесу. Разгадал такую загадку, что Сфинкс нервно дымил в сторонке. Это показалось ему до болезненного очевидным, когда дверь гулко захлопнулась, пустив еле слышное эхо по всему дому, стоящему особняком от соседних коробок с острыми черепичными или шиферовыми крышечками. Князь нахмурился, вновь ощущая глухую тоску, что охотливо заскочила в его открытую душу. Ещё фотография эта, что заставила сердце сжаться. Вот уж действительно, время никого не щадит, оно идёт вперёд как ледокол, кроша замёрзшую воду в прозрачную труху. Горшок уловил эту смену эмоций и воспринял по-своему. — Ну, не серчай, ё-моё, не серчай и прекращай обижаться на всё подряд, — а вот у Миши настроение подскочило моментально, как давление у гипертоника, он простодушно кинул слова, почёсывая колючий подбородок с неравномерно проглядывающей сединой, даже не подозревая, о чём в самом деле Андрей думу думает. — А ты перестань вынуждать меня реагировать только обидами, — на автомате парировал Князь, мельком наблюдая, как Горшок сцепил руки в замок у себя под челюстью и пристально уставился на него, который вновь старательно прятал взгляд. — Не смотри так, пожалуйста, — тихо снисходительно хмыкнув, Миша чуть ослабил удавку своего пристального внимания. — Я заметил… Не переносишь смотреть в глаза людям? — «Нет. Только вам» — мрачно подумалось Андрею, но вслух он не произнёс ничего, терпеливо ожидая, когда кожу на лбу перестанет припекать. — Ладно. Наверное, тебе и вправду лучше знать, чё случилось, — эти слова моментально помогли отвлечься от печалей, что завладели разумом, хотелось притопнуть в победном жесте, но Князь удержался. Вдруг Мише не понравится, и он разозлится. И прощай нормальный диалог. Хотя, Горшок видимо заметил этот порыв, потому как по его лицу рябью мелькнуло плохо определяемое микровыражение. — Ну… Давай что ли с начала начнём? — Миша уронил голову на кулак, волосы его сухо рассыпались драгоценным каскадом, выражение глаз показалось уставшим. — Что, прямо с девяносто второго? — интуитивно Андрей скопировал позу и невинно захлопал ресницами. — Не с этого начала, ё-моё, — хохотнул Горшок. — А разве может быть несколько начал? — Безусловно, а как иначе? — Андрей ощутил себя Алисой из небезызвестного произведения Льюиса Кэрролла. Вся ситуация была мнимой кроличьей норой, а мир, в который он попал полнился ядрёным безумием, где он то ощущал себя невыносимо маленьким, то безразмерно большим. Миша же по этой аналогии был поехавшим шляпником, что не страдал безумием, а наслаждался им. Надышался ртутных паров от своих флисовых шляп, и сорвало ему колпак. А он и рад. Чудак. — Ну да ладно, несколько начал. Вспоминай то, какое нужно, — покладисто согласился Князь. — Я когда спрашивал тебя про отношение к группировкам в целом, собирался уточнить, знаешь ли ты, что моё ОПГ далеко не одно? — Андрей нахмурился. Ну… Он знал, конечно. — Знаю, — Миша кивнул, мол, «отлично». — И, наверное, ты догадался, что моя группировка не контролирует твой район, — Горшок склонил голову к плечу, посмотрел выжидающе. — Э-э, ну я как-то не задумывался об этом, — немного неловко признался Князь. Горшок не стал его в этом упрекать, хоть и улыбнулся кривовато, уголком полных обветренных губ. — А что ты тогда делаешь тут? Разве это не опасно? — со святой наивностью уточнил Андрей. Горшок против воли умилился. — А вот это и давай считать началом. Район, где ты живёшь, контролирует другая группировка, с которой у меня и возникли… Некоторые неразрешённые вопросы, — Горшок чуть покачался на стуле, как ребёнок, который не хочет говорить, но понимает, что надо. — По дорогим сердцу… это ты уж загнул, Княже, так… Прошвырнуться решил, на тебя в привычной среде обитания посмотреть, — до дома оставалось совсем недолго. — Не отшучивайтесь, зачем вы здесь?.. Не поверю, что мимо проезжали. Вы, просто так ничего не делаете, — Андрей набрался наглости и задал интересующий его вопрос. Горшок вздёрнул бровь, снова каким-то образом развернувшись так, что Андрей увидел этот надменный жест. — Уверен, что хочешь знать? — с наигранным и давящим сомнением спросил он, а Князь поджал губы, помрачнел и помотал головой. Нет, он не был уверен, что хотел бы это знать. Миша кивнул, и поддал газу. — Можешь считать, что решил с тобой повидаться, — Андрей таким ответом тоже не удовлетворился, Горшок сам только что дал понять, что настоящую причину не озвучит, с чего бы обманываться? Больше спрашивать ничего не хотелось, разговор сам собой зашёл в тупик. Воспоминания всплыли в памяти, как дохлые рыбы — вверх брюхом. Андрей оттянул ворот кофты, который показался вдруг удушливо узким. — Я не буду ебать тебе мозг со всеми издержками и причинно-следственными связями, — Горшок замахал руками и зачастил, глотая окончания и слоги, это заставило Андрея коротко зависнуть в наблюдении за Горшенёвским сумбуром. — Это всегда не особо приятно… выяснять отношения, а если точнее — обозначать свои интересы в бизнесе, который мы крышуем. Это сразу начинается делёжка, ебаная неразбериха, претензии, — на живом лице Михи возникло выражение крайней заёбанности, он скривился, заломил брови, будто его донимал мерзкий душок гнили. Со всем этим криминальным миром Андрей совершенно забыл, что Горшок человек, такой же, как и он сам, со своим тараканами, переживаниями, страхами. О Великий и Ужасный Горшок, лидер и основатель ОПГ чувствовал и ошибался, а ещё уставал. Вроде обыкновенные наблюдения за свойственными любому живому человеку процессами, но это то, что вызывает эмпатию, помогает прочувствовать те примитивные горести, что испытывает вымотанный человек, потому что, давайте честно, не каждый может назвать себя криминальным авторитетом, а вот вымотанным и уставшим, каждый, хоть разочек да бывал. — Их интересует наша сфера влияния, нас их — нет. Так в жизни бывает, ты любишь светлое фильтрованное, а она кислое шампанское, ты любишь секс и рок-н-ролл, а она сопливую романтику и попсу, сечёшь, да? — провёл «наглядную» аналогию Миха, Князь ухмыляясь кивнул, поняв только то, что второй вариант высказанный Горшком, это сборная солянка всех отрицательных качеств, что в себе может содержать будь то человек, или ситуация, с которыми Миша дел предпочёл бы не иметь ни при каких обстоятельствах. — Не пойми меня неправильно, — сложив руки как пловец для погружения, Миша втянул голову в плечи, вылупился и выставил руки в молитвенном жесте. — Они залезли не в ту песочницу, и теперь попытаются переломать все мои игрушки. У нас давние тёрки, как раз с того самого начала прямиком с девяносто второго. И так вышло, что ты, мой милый, ушастый друг, якшаешься с криминальным элементом, стало быть, аж мной. Поймать тебя не поймали, мы встряли… — Значит, получается, что столько страху я натерпелся всё же по твоей милости?.. А теперь я ещё и втянут в ваши разборки?! — ужаснулся Андрей, отшатываясь на стуле с подползающим к горлу осознанием ситуации. Миша цыкнул, ходуном заходили желваки на точёном лице, взгляд прибавил весу. — Получается, — будь Князь кисейной барышней, обязательно бы бахнулся без чувств. — Пиздец, — от страха, что накатывал волнами, Князя заколотило. Он побелел и сжался в комок. — Да чё ты трусишься раньше времени, ё-моё? Как полотно, — неодобрительно пробурчал Миха и неожиданно положил свою руку на предплечье Андрея, жёстко и уверенно провёл вверх-вниз, будто пытался втереть тревогу, как ядрёный бальзам «Звёздочку», чтоб она под кожу впиталась и там растворилась щиплющим согревающим жжением. Не помогает. — Прекращай, слышь, соберись, Андрюха, — перегнулся через стол, чтобы поймать взгляд прозрачных несчастных глаз. — Посмотри на меня, ну, — Князь поднял взгляд сразу же прикусив дрогнувшую губу. Снова ощутил себя таким маленьким и незначительным в этих жерновах непонятной ему системы. Похоже, от него больше ничего не зависело. — Хорош. Чуть что, ты сразу в панику, я понимаю ты б один там остался, тогда оправданно на очко бы подсел, а щас чего мечешься? — Хочешь сказать, что я не один остался? А с кем? С тобой что ли? — отдёрнул руку, как от электрического провода, ощетинился, глянул волком. — Да ну? Я ж тебе никто, — Андрей стал колючим. Миша, быть может, и хотел бы разозлиться и ответить, не сдерживая себя в выражениях, да вот только молчит терпеливо. — Мы в одной лодке, понимаешь, да? И тогда я психанул, может быть, остался и не прав, — нехотя признал Горшок. Князь попытался себя взять руки, раз даже в речи Горшка проскальзывали интонации здравомыслия. — И… — он запнулся, чужая рука вновь оказалась на его, придерживая, покоилась она теперь на его запястье, контрастируя своей бледной светлотой с более смуглой кожей, жест этот странно успокаивал, будто Миша гипнотизёр. — И что теперь? — А чё? Теперь дело за малым, — Миха хмыкнул, подкатил припадочно глаза, крякнул, проведя пальцами по глотке, изображая всем понятный на подсознательном уровне жест. Андрей вздрогнул и сглотнул, по позвоночнику пробежал холодок, изморозью застыл в основании черепушки. — Тебе, правда, придётся на людях не появляться, пока я всё не улажу… — Что-о? — не сдержал возмущения он. — Как это не появляться? — Не тупи, ё-моё, то и значит. Ты, сам того не подозревая, облегчил мне задачу. Тебе не долго придётся шкериться… М-м-м, скажем недельку. В шараге напиздишь что-нибудь про семейные обстоятельства, или болячку себе какую выдумай, никто нихрена даже не заметит. А потом я отвалю. Всё по-чесноку, в этот раз точно, — чувствуя опустошение, Князь опустил башку к столешнице, чтобы стукнуться лбом о твёрдую поверхность. Час от часу не легче. — Всё не так уж и плохо, — вроде даже жизнерадостно отозвался Горшок, отодвигаясь на своём стуле, лязгнули ножки. — Хочешь чай? — Давай, — без энтузиазма бормочет Андрей, в целом признавая Горшковскую правоту и рациональность предложения, но стоило представить, что размеренный темп его жизни застопорится, становилось не по себе.

***

Звук выстрела, а следом град выбитого стекла застаёт их как раз на кухне, прямо в тот момент, когда Миша в обеих руках подносил кружки с дымящимся чаем к столу и Андрею за ним. Вся атмосфера рушится буквально по мановению волшебной палочки, вновь становясь невыносимой. Князь вздрагивает и ударяется коленками о столешницу снизу. Ароматный чай оказывается на полу, на рубахе и даже штанах Горшка. Андрею не успевает стать совестно, потому что следующая пуля обивает оконную раму, заставляя забыть о такой мелочи, как расплескавшийся кипяток. Инстинктивно Миша прикрывает голову руками. — На пол! — с короткой заминкой отдаёт команду он. Андрей уже на опыте. Ох, как бы ему ему не хотелось иметь подобный опыт. Но делать нечего, он проворно плюхнулся в ноги Мише, и даже не стал обижаться, когда тот отфутболил его, как сдутый мяч, ближе к стене. Только теперь Андрей в полной мере догадался, для чего Миша каждый раз говорит ему пригибаться. Оказывается, не из большого желания, чтобы ему кланялись в ноги. Нужно это было для того, чтобы уйти с линии огня и беспорядочной стрельбы, только вот странно, что сам он лишь чуть пригибался, будто не стреляли вовсе, а где-то в отдалении взорвалась петарда и ему ничего не грозит, и его это никак не касается. — Это за мной? — дрожащим голосом интересуется Князь, отползая в сторону двери и поглядывая за Горшком, что следовал за ним. — Не обольщайся, — они оказываются в коридоре, Андрей на интуитивном уровне понимает, что лучше вскочить на ноги, он сильно терял в манёвренности в положении, распластанном по полу. На белеющем лице Миши на короткий миг появляется выражение озабоченности, Князю думается, что тот обеспокоился судьбой товарища-бандита, что был, видимо, в это время на улице, но Горшок быстро справляется с собой, и всем своим существом оттесняет Князя к стене, чтобы не стоять как мишень, растопырившись посреди комнаты. — А вот щас не кажется тебе, что умение пользоваться пушкой не было бы лишним? Вроде ничё такого, а уверенности сразу бы прибавилось. Правда? — практически над самым ухом вибрирует голос с железными вкрадчивыми нотками. На улице слышится беготня, суета, выкрики. Князь думает, а может и правда не так плохо. Миша шмыгает носом, коротко кривится — раздумывает. — Медленно, по стенке, иди к кабинету. — А ты? — А за меня не волнуйся. Мне нужно захватить подарочек для гостей, нельзя же их принимать с пустыми руками? Негостеприимно, как-то, — Горшок отклеился от стены и трусцой добрался до одной из комнат, моментально скрывшись за дверью. Что в этот момент творилось в голове Андрея, представить можно было с трудом. Хаотичные обрывки бредовых мыслей на подобии таких, что нужно было оставить завещание. Правда, он себя быстро одёрнул, завещать-то ему и нечего по сути: койку в общежитии присвоят кому-то другому, пожитки отдадут родителям, а картинки и стишки… ну, это кроме самого Андрея никому и не интересно, так что разницы никакой. Горшок выскакивает из комнаты, прихлопнув ногой дверь и отшатнувшись в сторону. Со свистом за ним прострекотала парочка пуль, проделав в полотне несколько глазков разом. В руках у Миши, как показалось Андрею сначала, длинная палка странной формы. Приглядевшись внимательнее, он понял, что и не палка это вовсе, потому как в следующее мгновение она приобрела вполне узнаваемые черты двуствольного ружья. Ага. Даже так. — Хорошая вещь, — кивает Горшок, проследив взгляд и взвесив в руке оружие. — И в хозяйстве всегда пригодится, — дико взмыленный Князь не понял, зачем он это сказал, но Миша кивнул, соглашаясь. Им не удаётся больше перекинуться репликами, потому как Горшок смотрит в окно, что находилось в конце коридора. Видимо, он наблюдает то, что ему очень не нравится. Князь скорее по привычке оборачивается туда же, куда и Миша, но тот отвлекает его внимание окликом. — Пойдём, — Горшок ловит его взгляд. Андрей видит по нему, что лучше не пытаться заглядывать по окнам, особенно по развешанным. Горшок переламывает двухстволку, ловко и без лишних телодвижений, Андрея рывком дёргает назад, изрешетят же идиота. Князь храбрится, а у самого сердце заходится, парнишка совсем. У Миши нездорово блестят глаза. Сам он ни любви, ни ласки от родителей не получал никогда, беспризорником рос, видел все ужасы нищей жизни и к своим семнадцати насмотрелся такого, что зреющая перестрелка в доме, в общем-то в порядке вещей, а что поделать? Никто никогда не заботился о том, что он увидеть лишнего может, чего-то такого, что неокрепшая психика навсегда обзаведётся келоидным, уродливым рубцом. Андрей сейчас немногим старше его тогдашнего, и он не готов становиться причиной, из-за которой юный паренёк будет вздрагивать от каждого громкого звука. Вряд ли тех, кто напал, удастся уломать на то, чтобы они стреляли потише, дохлый трюк, настолько же дохлый, насколько и труп во дворе, которого мельком увидел мужчина, через узкое окошко, оставалось надеяться, что Князь ничего не рассмотрел из-за неудобного положения и широкой спины перед носом, или в крайнем случае не понял. Они с Андреем идут по стеночке, Миша его спиной почти притискивает, чтобы головушки своей светлой не высовывал, чтобы шальную не схватил, до них пока не добрались и ещё не открыли огонь, но это не значит, что какой-нибудь проворный и самый исполнительный идиот не объявится через окно. У Горшка зреет план, для исполнения надо Шурика отыскать, Балу всегда в гуще событий, но в этот раз им повезёт, Миша жопой чувствует, что хоть в этом им повезёт. — Миш? — голос слабый, перепуганный, аж сердце неприятно жмёт, и, ебать, коматозная совесть разлепила смеженные веки, очень не вовремя. — Залепи дуло, не отвлекай, — резко и грубо, но действует на Андрея наоборот как-то странно, он сжимает тёмную рубашку на спине мужчины, тянет его ещё ближе к себе, действительно как живой щит, но Горшок от этого не злится отчего-то, ему наоборот спокойнее от знания, что умереть он может защищая мальчишку, не бесцельно словить пулю, а спасая чью-то жизнь, светлую, незапятнанную убийствами и всей этой гнилью, пожалуй так бы он и хотел умереть, если бы ему предоставили выбор. — Батюшки, хоть бы по сторонам смотрел, — голос Балу вызывает неподдельное счастье у обоих, Шурик подходит ближе и широко распахнув глаза, открыто смотрит на Андрея, а потом на товарища, молчаливо спрашивая, какого дьявола происходит, и какие указания касательно всего этого балагана будут. — Спасибо за совет, ё-моё, — Миша за шкирку выпихивает Андрея вперёд. — Уведи его, сейчас же. — Куда? — одновременно спрашивают они, Андрей до глубины души возмущённо, Балу серьёзно, понимает, что времени на бессмысленные споры у них нет. — Да куда угодно, — отмахивается Горшок. — Чтобы под ногами не мешался, — должно быть лишнее, но зато Андрей точно тут остаться не захочет. И вправду. Миша перехватывает светлый взгляд. Океанской синью там расплескалась пронзительная обида. Им редко удавалось поддерживать длительный взгляд глаза в глаза, но такого взгляда Миша ещё не видел. Князь прячет глаза, и ему не остаётся ничего другого, кроме как вернуть всё своё внимание ружью. — Окей, — кивает Шурик и, схватив Андрея под локоть, тащит его за собой. — Пойдём-ка, смотреть тут больше не на что, — успокаивающим тоном проговорил Балу, и без сопротивления уволок какого-то аморфного Андрея в противоположную от Миши сторону. Горшок так и остался стоять. На его впалых щеках перекатывались желваки, а брови низко нависали над почерневшими глазами. — Я предупредил Поручика и Ренегата, они скоро будут. Машка на чердаке, отстреливает, — докладывает Балу. Миша не глядя кивает. Значит пока оборону держать он будет вдвоём с Машей.

***

Балу Андрея не дёргал, не толкал, не пихался — просто вёл. Даже не одёргивал, когда тот вертел башкой. Нехорошее предчувствие поселилось на душе, и так тяжко было после разговора, а теперь стало совсем тревожно. Шурик вышел вперёд, к двери, что вела на задний двор. — Держись позади, — советует Балу и выходит в промозглую прохладу. Выход этот располагался прямо рядом со спуском в подвал. Кирпичная пристройка скрывала лестницу и уже знакомый Князю вход в подземелье. Этот спуск уже не кажется таким отвратительным, как поначалу. Андрей немного удивляется своим ощущениям, но кажется, это к лучшему. На улице вдруг тихо, дом не окружили и не обстреливают бесперебойно, лишь шквалистый ветер рычал и подвывал, в доме было тепло, Князь глуповато подумал про чай, который они с Мишей так и не выпили. Он отогнал от себя мысли, что больше и не выпьют никогда, ему не нравились такие пессимистичные настроения. Он не гадалка, в конце-то концов, чтобы видеть будущее, откуда ему знать, попьют или не попьют? Чуть дальше лежали поленья. Ещё не порубленные, разных диаметров, они белели кружками светлой сырой древесины. Князь непривычно уставился на Шурика, более миниатюрно сложенного, чем долговязый Горшок. — Колёса нам, наверное, прострелили в первую очередь, — как-то подозрительно спокойно предположил Балу. — Чёрт бы с ним, уезжать всё равно слишком опасно, — Князь проследил за тем, как Саша потрогал волосы, немного рассеянно, разговаривая сам с собой. Выйти с территории дома, который обстреливают — задача из интересных. Окажись Князь в этой ситуации один, никуда бы не пошёл, а спрятался бы. Заперся бы где-то, авось забудут или не найдут. Глупо, очень глупо, но слишком страшно облажаться, ведь ценой ошибки в лучшем случае будет быстрая смерть, в худшем случае вывезут в лес и запытают до смерти, а потом прикопают где-нибудь под кустом. Пока всё утихло, Князь с неудовольствием повертел головой. Осадок неприятный остался. То Миша откровенничает с ним, фотографии себя молодого и красивого показывает, то просит увести с глаз долой. — Боже блять, да он искренне верит в то, что говорит и делает. Ничего удивительного в том, что у вас столько врагов, которые пытаются избавиться от конкурента. — Тут такое постоянно, разборки группировок в смысле, — тихо отозвался Шурик, выглядывая из-за угла. — Недавно одна банда подкинула гранату в баню, пока глава второй, не очень ему угодной, там отдыхал со своими людьми… Поговаривают, кишки снимали даже со светильников, — без интонации выдал он. Князь тяжело сглотнул, в красках представив такую картину. — Фиг с ними с кишками, пойдём, — прозрачная тень Шурика проскользила вдоль стены, путеводной звездой зовя за собой и Андрея. Без проблем, конечно, не обходится. Князь рассчитывал, что путь они держат к тому же выходу, через который попали на территорию, но Балу бесшумно и целенаправленно вёл его вдоль дома. Вечерние звуки природы подозрительно стихли, жухлая трава припала к притоптанной земле. Никакого света от фонарей, только пара окон горела приглушённым шторами светом. До той стороны дома, где выбили стекло они не доходят, потому что Балу указывает на неброскую железную дверь, мол, сюда им надо, и, недолго пошарив в темноте руками, отворил её с приятным не скрипучим звуком. Дверь неприветливо раззявила чёрную пасть. Шагать туда не хотелось, бездна какая-то. — Это гараж, через него можно наружу выйти, и нас не пристрелят, — энтузиазма сразу прибавилось. По ходу пути в абсолютной темени, Князь посбивал какие-то бидоны, кажется, наткнулся на ковёр, свёрнутый трубочкой. Машины тут не было, они на кой-то хрен оставили её на улице. Балу протиснулся за спиной, приобнял за руку, чтобы предостеречь от ненужных столкновений и шума. Князь, неловко переставляя ноги, думал о том, что Шурик продал душу дьяволу за кошачье зрение. Либо же он слишком хорошо ориентировался на знакомой местности. — Почему вы машину не загнали? — шёпотом поинтересовался Андрей, выходя следом за Балу. — А как бы нам это помогло? Только бы шуму наделали… Да и выехать не смогли бы. Машина — это плохое укрытие от перестрелки, металл тонкий, да и горючее… в бак попадёт и окажешься ты по стёклам размазанным, как варенье. — Слишком много расчленёнки на один диалог, — чуть более нервно, чем хотел, ответил Андрей и осмотрелся вновь уже снаружи. Это был дачный посёлок. Поблизости стояли ещё пустые участки, дома на снос, дома, что только строились, и уже где-то поодаль остальная часть жилых зданий. В отдалении виднелся лес. — И куда вы меня упрячете? — Балу с каким-то недоумением во взгляде молча повернулся к нему и ничего не ответил. Князь прикусил губу, умолк и решил лучше обдумывать реплики, что собирается отпустить с языка. Конкретно Балу ничего дурного ему не сделал, наоборот вёл себя по-человечески. Не гоже срывать своё раздражение на других, когда оно направлено на одного конкретного человека. — Я знаю одно место, минут пять ходьбы. — А вас разве не ждут? — Ждут, поэтому чем раньше выйдем, тем больше вероятность, что дождутся, — рационально. Это место оказывается сараем. Чуть косым, неприметным, но вроде бы не заброшенным. Вроде это хорошо, значило, что там не царит полное запустение, а с другой, сюда мог наведаться хозяин. Их нагоняет приглушённый звук у дверей, Князь готов поклясться, что это выстрелы, смягчённые расстоянием, но всё равно отчётливые. Почему же соседей это не тревожит?.. — Тут часто охотятся, поэтому местные привыкли, — пояснил Балу. Объяснение, притянутое за уши. Что же эти охотники рассмотрят под занавесом переплетённых веток? Шурик руками отодрал полностью гнилой замок, аккуратно кинул его подле двери, и в наступившей неловкости они вошли. В нос ударил лёгкий запах сырости, но его быстро перебил аромат сухой травы и машинного масла. Справа от входа высился стеллаж с инструментами, верстак, слева какой-то сундук, доисторических времён паутина пряталась по углам. И конечно же здесь было сено, очень много сена. Князь прошёл вглубь осматриваясь, и только когда понял, что в помещении теплее, чем снаружи, то ощутил холодок, что разрядом пустил тремор в конечности. Вечером температура сильно упала. — И что? Даже не скажете: «А я говорил»? — уже заранее уязвлённый смотрит на Балу, присаживается на этот сундук, потому что больше не на что. — Тебе от этого станет легче? — Шурик красноречиво посмотрел на трясущиеся руки Андрея, тот сложил их и зажал между коленями. — Ну вот, не станет, — Балу плюхнулся рядом. — Как думаете… Как они там? — осторожно спросил Андрей, искоса посмотрев на чужой расплывчатый профиль, что отливал аконитовым цветом. — Не знаю. Тут никогда нельзя предугадать. Можно только надеяться, — Князь кивнул несколько раз, соглашаясь. — А что… что вы будете делать, если Горшка, если его не станет?.. — окончание предложения он неприглядно зажевал. Зря он, наверное, задал такой вопрос. Шурик затихает, по нему ничего не скажешь, лишь нахмурился сильнее и перебрал пальцами на коленке. — Ты, наверное, думаешь, что у нас всякие пути отхода продуманы, — без осуждения говорит. — Что если его прикончат, то я или кто-то из приближённых сходу займёт это место. — А это не так? — Андрей несколько устыдился своего вопроса. Если его со стороны послушать, то товарищи Миши мелочные и лицемерные крысы, Балу в том числе. Князю очень не хотелось, чтобы Балу оказался таким. — Мы когда помоложе были, — вдруг перевёл тему Шурик, чем сбил Андрея с толку. — Договорились, что если один раньше других скопытится, то другие отомстят тому, из-за кого… «И отомстить, когда ты всё услышишь», мне тогда сразу вспомнилась тень отца Гамлета… Представь Миху мрачно бродящим на площади у замка… Лирическое отступление, извини я уже в маразме, но я не буйный, — Балу махнул рукой, тихонько и тоскливо посмеялся. От этого у Андрея пробежали мурашки. Наверное, ту фотографию Балу сделал, снова не в тему подумалось ему. — Ну знаешь, договорились, посмеялись и забыли. Эдакие мушкетёры, типа один за всех и все за одного. А посмеялись, кстати, не потому что мы такие тупицы, что смерть ни во что не ставят, — Князь приподнял брови и пару раз моргнул, «ну да, ну да, особенно к смерти серьёзно относится Горшок». — Просто она всегда кажется такой недосягаемой, случается вокруг, а не с тобой самим, и это… порой заставляет поверить в собственное бессмертие. Она, знаешь, пройдёт по касательной, заденет тебя подолом балахона и отойдёт, но это временно. И вот так раз повезёт, два, три, а потом не повезёт, статистика — стрёмная штука. И вот Миха походу уверился, что и море ему по колено, и смерть ни по чём. — Он сказал, что в этом весь кайф. — Он эгоист. — Почему? — Потому же почему и все остальные эгоисты. Он не думает о других, — пожал плечами Шурик. — Помереть это пол беды, это каждый дурак может, а ты представь, что все остальные заботы на близких лягут… Все эти похоронные агентства, все документы, крематории, жуть. У меня бабка умерла, до сих пор счета за коммуналку на неё приходят, сто десять лет бабуське, по бумажкам-то… Вот пристрелят его щас, а я ему пизды вставить захочу за то, что он взял да откинулся, а тут бац! И пизды вставлять некому… Грустненько получается, правда? — Саша обернулся к нему, Андрей кивнул соглашаясь. — И что делать буду… Я не знаю. Плакать, наверное? Надеяться, что черти в аду его отдерут во все щели? Раз уж я недостаточно сведущ, — Князю внезапно понравился этот ответ, такой по-человечески простой. — Мне пора, засиделся я с тобой, — Шурик хлопнул себя по коленкам знаменуя свой уход. — Пока, — пригрозил он пальцем, — сиди тут и носа не кажи наружу, — Андрей фыркнул. — Может, ещё придумаем пароль? Ну, чтоб наверняка, — не удержался. — Э не, — шурша тонким слоем сена, что припорошило дощатый пол, Балу подошёл к выходу и ещё раз пригрозил пальцем, напоследок, шутливо, но всё же надеясь, что Андрей останется тут. Князь уходить никуда не собирается, ему некуда. — Удачи там… Что ли. Саша уходит, оставив его с ворохом мыслей наедине. Окольными путями, как и шли, Шурик скрывается в ночи, мелькнув напоследок копной светлых волос и плотно прикрыв за собой дверь, потом растворился, как чёрт в омуте. В сарайчике не так уж и плохо. В задницу впились особенно колкие соломинки, но Андрей не огорчился, лишь поёрзал приминая их, устраиваясь как в гнезде. Сложилась особенная атмосфера: всё вокруг синело мраком и слилось в один цвет, что отличался лишь оттенком, что-то темнее, что-то светлее и прозрачней. Князь отклонился назад, сено податливо промялось, и он осел чуть ниже в стогах. Сухая трава, наверное, ещё хранила в себе мизерные частички тёплого летнего солнца, под которым та росла и наливалась зеленью. Хотелось лето, а ещё не наступила даже зима. А после зимы предстояло наступить весне, влажной и сырой, с запахом земли и талого снега. Андрей задумчиво опустил ладони в ломкие ворсинки, вытянул одну и недолго думая сунул в рот, раскусил зубами, и вместо травянистого сока ощутил полое ничего. Проскочило в его ассоциациях что-то, что должно быть ощущали только дети, которых впервые вывозили на природу до поздней ночи. Многого также не позволялось, но зато ощущение приключения овладевало ими. В дальнем углу сарая стоял аккумулятор, прикрытый изодранным кожаным плащом, что был призван защищать этот блок от сырости и грызунов. Посредственная защита. Усталость, что копилась весь день начинала наступать с новой силой, вдавливать Андрея в траву, как в матрац, организм намекал на то, что лучше бы ему поддаться и не противиться. Затылок касается рыхлой подстилки, волосы путаются меж стебельков и ссохшихся листиков, опутывает терпкий запах сухостоя и машинного масла, немного горьковато. Князь позволяет себя сморить.

***

— Горшок! Сбоку! — слабо предупредила Маша, придерживаясь за спинку стула одной рукой. Второй она держалась за голову. Миша выставил руки блокируя серию ударов, что на него обрушилась. — Уже понял, спасибо за своевременность, — взрыкнул он и всей своей тушей навалился на противника, оттесняя его туда, где больше свободного пространства. По пути они посбивали стулья, едва не поскользнулись на липком разлитом чае, под подошвами хрустнули останки чашек. Пистолет, который Миша подобрал с одного из отправленных в нокаут, или на тот свет, он не успел проверить пульс, обнадёживающе и привычно тяготил пояс штанов, хорошее подспорье и гарант того, что его самого раньше времени не порешат. Пистолет — это определённо плюс. Рядом в себя приходила Машка, по её скуле, начиная от виска, текла густая дорожка крови. Это минус. Она ненадолго выпала из общей суматохи после тяжёлого удара, от которого не успела увернуться. Горшок её не винил, но стало куда тяжелее не сорваться в пучину слепой ярости, в пылу изнуряющей борьбы. Мозгом он понимал, что для удачного исхода драки нужно правильно распределить возможности, учесть возможные промахи, свои типичные ошибки, не дать их разгадать и воспользоваться, залатать слабые стороны, найти тактику, чтобы её по итогу придерживаться, но сделать это было тяжело, особенно, когда хотелось помахать кулаками исключительно из желания выпустить пар и прочувствовать вкус борьбы. Если сокрушительная агрессия выйдет подобным образом, то он очень скоро потеряет силы и ничего противопоставить не сможет, даже если найдёт слабые стороны соперника. Приходилось себя сдерживать и с вскипающей в бульон кровью думать про запропастившегося хрен знает куда Балу. Его помощь сейчас пришлась бы очень кстати. С этой мыслью Миша без замаха прописывает противнику в челюсть, заставляя того отшатнуться. Патроны в двустволке кончились. Само ружьё он чуть было не погнул о кого-то, кого им от души отделал. Теперь с оставшимся бандитом, которые, как выводок крыс, повалили в дом, они перешли на старую добрую рукопашную. Кого удалось, Маша расстреляла ещё на подходе, но она в отличие от Миши была с винтовкой, стрелять этой махиной с короткого расстояния проблематично и бесполезно, поэтому винтовка осталась лежать у окошка, с накинутой на гладкий металлический корпус мешковиной. Сама Маша пришла на помощь уже внизу, когда люди вломились. Внезапные гости не стали тянуть и осаждать дом, как крепость. Всё происходило быстро, во многом из-за отсутствия у Горшка возможности организовать оборону. Многолетний опыт помог. Команда из Горшка и Мышки получалась слаженная, а результат продуктивным. Почти от всех удалось избавиться, их то и было всего четверо, да вот только прежде, чем один отправился к праотцам насовсем, то успел прописать Маше. За всем не уследишь, как ни старайся. Миша в долгу не остался и лёгкой, помнящей, как это делается, рукой свернул тому шею. Тело на лету толкнул в коридор, то неудачно подпёрло дверь, та вроде и не нараспашку встала, а вроде и приоткрыта. Сомневаться в своих способностях не приходились, как работать кулаками Горшок знал хорошо. — Слушай, прекращай, а? Сколько уже предложений было, чё ты упёрся, как этот, быка врубил и вола ебёшь, может, если ты перестанешь ломаться, тогда Жорж оценит и сохранит тебе жизнь, — напавший шмыгнул расквашенным носом, сплюнул кровавые сопли, а в довершение высморкался. По полу живописно растеклись осклизлые кляксы. Прозвучал он насмешливо. И ежу понятно, какая это «жизнь» будет, если Миша в этот момент крышей поедет и вдруг согласится. Дерущиеся медленно ступали по кругу, как крадущиеся звери. Того и гляди, в любой момент набросятся друг на друга, аж искрит. — Как благородно с его стороны, аж тошнит. Можешь от меня, в знак благодарности, ё-моё, передать пулю в ответ, — Миша слизал набухшую капельку крови, что застыла в уголке губы, нездоровым злым весельем сверкнули тёмные глаза. — Жоржа, я так, кстати и не видел ни разу за всё время этих ваших выебонов. Занятой человек, — саркастически закивал Миха, периферическим зрением наблюдая, как Маша проморгалась, но в себя ещё не пришла. В его голосе звучало не сдерживаемое презрение. Прикрываться своими шавками и сидеть на жопе ровно, ждать, когда всё сделают за него, и так бездарно терять своих людей. Этого Горшок не понимал, понимать не собирался и проникался ещё большей ненавистью. Одна искра дала пламя. Они вновь сцепились, клубком развернулись в пространстве. Мишу неудачно занесло и боком он приложился об угол стены, позвоночник прошибло болевым разрядом, из глотки вырвался звериный рык. Он на одно мгновение потерялся в пространстве и преимущество моментально оказалось на стороне соперника. Горшок уже приготовился получить удар и по возможности блокировать, но ожидания его подвели, он слишком поздно сообразил, что сейчас произойдёт, бросился было за оставшимся ублюдком, да не поспел. Тот, видимо, оценил свои шансы против Горшка в рукопашном бою как неудовлетворительные и прикрылся Машкой, как последний трус, выставил её, почти беспомощную перед собой, живой стенкой, и осклабился, прижавшись скулой к её голове. — Что замер? А ну давай, давай, делай чё собирался, проверим, выдержит ли эта хорошенькая головёшка пулю, — прохрипел он, ероша загнанным дыханием короткие волоски на голове Маши. Горшок остолбенел, будто в его голове сработал тормоз. — Вот и отлично, что ваша подстилка сослужит службу и мне, ёпта, — Машка дёрнулась, лицо её на мгновение перекосило от злобы, но она быстро затихла в чужой, незнакомой хватке. Когда ты одна единственная женщина среди оравы мужиков — терпение — это тот навык, который приобретается вперёд всего. — У вас устав такой дисциплинарный? Где прописано девками прикрываться в случае чего? — не удержался от злой колкости Горшок. — Закрой пасть и не гавкай, ты, сука, не в том положении, чтобы огрызаться! — Прости, мамочка, я больше так не буду, — Миша сделал честные невинные глаза, но голос упал, в нём появились металлические нотки. — Надо было придушить тебя ещё в девяносто втором, чтобы твой выкидыш не травил нормальным пацанам жизнь! — Это вы что ль нормальные? — искренне удивился Миша, и брови его взлетели, выдавая чистоту эмоции. — С ума сошёл, сосунок? Тебе Жорж мозги через трубочку высосал, когда принимал в свой цирк уродов, ё-моё? Чё ты вообще бормочешь, обморок? Купи календарь и посмотри блять, в девяносто втором единственного, кого ты мог придушить, это себя самого пока дрочишь, — быканул Миша, потрясая головой, и накаляя гневом вокруг себя пространство. — Ты дырка, с пиздецки раздутым самомнением, понимаешь, да? Тебя босс выбрал для этого «задания», — Горшок начал кривляться издевательски, выделив слово скрипучей интонацией, изобразил в воздухе кавычки и агрессивно продолжил, — просто, потому что можно отъебать и выкинуть нахуй, как салфетку с кончой. А если вдруг, каким-то хуем, тебе удастся выйти отсюда живым!.. — не успел Миша закончить и насладиться концентрированной ненавистью, что в этот момент была направлена целиком на него одного, мудак несильно крутанулся на месте и пистолет лёг горизонтально на щёку Машки, целясь то ли в неё, то ли в самого Горшка. — Выходи! — взгляд направлен поверх плеча Горшка. Он настолько зол, что рациональное мышление отключилось. Миша не в том состоянии, чтобы здраво оценить обстановку и проанализировать на что, точнее на кого направлен чужой взгляд. — Что? Из себя, утырок? — Горшок коротко обернулся, едва не проворонил ещё одного припозднившегося актёра погорелого театра — Шурика, что застыл в проёме с уныло клюющим пистолетом. Он не мог нормально прицелиться, куда не ткни дулом, то можно продырявить подругу. Такой вариант негласно не рассматривался никем из них. — Отпусти её, — выражение лица Саши деревенеет. Он сжимает пистолет, перехватывает ствол удобнее. — Передай пушку ему, — ткнул дулом, как указкой в Мишу. — И без глупостей! — прикрикнул он, а Горшок подкатил глаза, но кивнул Шурику и вальяжно принял оружие. Друзья переглянулись и, может быть, первый раз вообще за всё то время, что их крепкими узами связывает тесная дружба, не поняли друг друга с полувзгляда. Горшок присаживается и кладёт пистолет на пол. — Тише, тише, не нервничай, а то палец соскочит. Тогда наш диалог станет значительно короче. Понимаешь о чём я, — посоветовал он и толкнул пистолет к ногам мужика. Пистолет неохотно закружился и замер, не докатившись до чужих ног. Машу тряхнули, огромная ладонь сжала её челюсть заставив запрокинуть голову. Горшок затылком увидел, как напрягся Балу, но он не издал ни звука, лишь сцепил покрепче зубы. Миша собирается встать, уже отталкивается от пола. — Оставайся на коленях, — прилетает сверху и он поднимает глаза. В горло Маше упирается дуло. Миша остаётся в этом положении. — Ну как тебе? Нравится? Запомни своё место, — от ярости у Горшка судорожно дёрнулись пальцы на правой руке, если бы у него появилась возможность, Миша бы голыми руками раскроил мудаку череп. Он это видел, но дразнил, как агрессивного пса, которого сдерживает цепь. Он знал, что эти двое беспомощны, пока в его руках эта безмозглая курица. Маша дёрнулась на пробу, но толку от этого мало. Удерживающий её человек больше вдвое, её положение незавидное. Шишковатые пальцы сильнее сдавили лицо, холодный метал отчётливее впился в светлую кожу шеи. — А ты ничё такая, кобла, да больно смазливая только, даром бритая, — вторая рука похабно скользнула, ощупав небольшую грудь, надавливая на костяную клетку. Миша не выдержал, дёрнулся. — Убери грабли, сука! — рявкнул он. Если бы взглядом можно было убивать, человек, что удерживал страдающую от омерзения Машу, давно бы уже лежал, корчась в агонии. — Воу-воу, только посмотри, — Маша замычала и отвернула лицо. — А то, что? — Увидишь, блять, только попробуй, блять, только, сука, пальцем её тронь! — прошипел Горшок подаваясь вперёд. — Только брехать и можешь, псина, — повлияли ли слова Горшка, или же тому надоело выводить и так нестабильно выглядящего Мишу из себя, но в любом случае руки из компрометирующего положения он убрал. Горшок, отнюдь, не расслабился, он смотрел на Машу не моргая, будто выискивал в ней надлом, трещину, которая появлялась у всех представительниц хрупкого пола после домогательств, но та держалась, а потом и вовсе коротко взглянула на него. И что-то такое мелькнуло в её больших светлых глазах, что Мишу немного попустило. — Пошёл нахуй. — Ёпт, да ты ущербный наркоша, а ещё права качаешь, слышь, фраерок, не многовастенько на себя берёшь?.. — Чего ты ждёшь?.. — Горшок до крови прикусил налитую металлической горечью губу, пытаясь заставить мозг работать в том направлении, в котором он того хотел. Надо успокоиться и ткнуть прицельно. Миша задумчиво поменял положение, переставил ноги улучшив отток или приток крови, чёрт его знает, но временно стало легче. На колени давил собственный вес, напряжение в мышцах медленно нарастало. — Хотел бы загасить, уже от всех избавился бы и дело с концом. Тут что-то другое, — не обращая внимания на чужие слова, Миша размышлял вслух, бесцеремонно перебивая и ровным счётом игнорируя все злостные проклятия в свой адрес, выставляя напавшего круглым идиотом. — А-а-а, — протянул он, — всё ясно… Вы столько раз успели облажаться, что ещё один промах и тебя босс на кукан насадит, если опять вернётесь ни с чем, — Горшок закусил губу и чуть склонил лицо — верный признак того, что он сдерживает подступающий смех. — Заткнись! Сукин сын! — Так я прав, — почти в восторге вторил Миша. — Ему мало моей смерти, теперь точно мало. Раз уж все гнойники вскрылись, и я в курсе, значит можно играть по-крупному и дрочить на своё всемогущество… ебать, кто тут ущербный, — Миша захохотал. Его нисколько не смущало своё коленопреклонённое положение. Униженным и оскорблённым он себя не чувствовал хотя бы потому, что не хотел доставлять радости налётчику. Стоя на коленях, с поднятыми руками, в положении, в котором обычно менты брали преступников, он умудрялся оставаться язвительным и злым, а ещё безукоризненно устрашающим и зловещим, как ворон, предвестник чего-то нехорошего. Горшок нарывался. Откровенно нарывался на чужую агрессию. Миша был искусным провокатором и нисколько не стеснялся этим пользоваться. В этой ситуации не только сам он, Шурик и Маша были в западне, но и подосланный прихвостень. Миша с радостью воспользовался предоставленной ему возможностью говорить всласть гадости, ведь рот ему не заклеили. Мудак оказался в мышеловке: застрели он Машку, сам с волчьим билетом, вне очереди отправится в ад. Горшку даже пистолет не понадобится, судя по бешенным глазам, убивать он будет медленно и со вкусом, голыми руками. Отпустить Машку, чтобы заткнуть ненавистного Горшка — тоже не может по схожей причине. Оставалось стоять и беситься. Миша оскалился и поднял взгляд, встречаясь глазами с чужаком. Тот с трудом, но выдерживал, хоть и создавалось такое ощущение, что Горшок видит его насквозь, вот прям как патологоанатом. — Обиженных в жопу ебут, страшно представить, сколько раз вы уже дырявые, — сделав страшные глаза ужаснулся Миша. Всё происходящее до абсурдного глупо, а глупость он, как известно, не жаловал. В голове не укладывалось, что Жорж с девяносто второго таит и лелеет обиду, строит козни до сих пор. Черта, присущая маньякам, которым когда-то по молодости, некая абстрактная подруга сказала, что член у них маловат, а эти маньяки взяли, да и возненавидели всех женщин и стали их убивать. Сравнение даже в мыслях показалось не этичным, но Мише на это было начхать. Он даже не знал, как реагировать на то, что этой метафорической «подругой» оказался он сам. Вроде и смешно, а вроде над сирыми и убогими не смеются. Что взять с больных в своём раздутом чувстве важности людей. До появления «Конторы» никто не оспаривал авторитет группировки, в которой царствовал Жорж. Травма до конца дней. Сейчас было ясно, что оставшийся тянет время, ждёт подмогу, ровно, как и Конторские. Только это и оставалось делать, гадать, кто первым приедет и надеяться, что свои. Признаться, к такому никто не был готов. План Миши заключался в том, что конкуренты выберут нейтральную территорию для облавы. Для них ситуация сложилась не самым благоприятным образом: Ренегат с Поручиком просто-напросто не успевали приехать, Балу стреножили и лишили любой возможности на достойное сопротивление, а Горшка поставили на колени, решив указать на «его место», видимо в чисто поучительных целях. Жаль только забыли, что переучивать уже поздновато, и урок «правильного тона» обернётся боком самим «учителям». Не сейчас, так потом. Пол в доме отдаёт резонансно Мише в кости. Потом раздаётся топот. Дождались. Это не голос Поручика или Ренегата. Только что ситуация стала безвыходной. Закрытая дверь в кухню распахивается, вбегают люди, так сразу не разобрать сколько. Машка под шумок вывернулась из чужих рук, развернулась стремглав и врезалась острой коленкой между ног. Мужик охнул и осел, Горшок не понаслышке знал, что из этого положения удар у неё сильный. Балу, которого больше не сдерживает возможная смерть подруги кидается вперёд, с намерением выбить пистолет у того, кто удерживал Машу, и у него это получается. Только толку всё равно не шибко много. Всё приходит в движение стремительно. Миша вскакивает на ноги свободно, одним махом, и искренне не понимает, почему в глазах так мучительно быстро темнеет. Ответ он осознаёт не до конца, потому что сознание утягивает Горшка в беспросветный мрак и густое отупение, в ушах поднимается гул. По затылку бежит тёплая тугая струйка крови… рука, что было метнулась инстинктивно к голове, безвольно опускается. Прежде чем отключиться окончательно, на пальцах он ощущает липкую влагу.

***

Из неспокойной дрёмы, что полнилась множеством смазанных инфернальных образов, Андрея вырвал какой-то звук. В то время пока он находился на границе сна и реальности, пространство вокруг окончательно потеряло градусы тепла, зато вернуло навязчивое чувство дискомфорта, губы пересохли и начинали трескаться, Князь прошёлся по ним сухим языком. Звук повторился. Андрей осознаннее распахнул склеивающиеся то и дело глаза, уже хотел было позвать Шурика, но остановился, стало не по себе. Дверь медленно приоткрылась, Князь тяжело сглотнул ком образовавшийся в глотке и побоялся шевелиться, он всё ещё надеялся, что это Балу за ним вернулся, или Миша. Хотя бы Миша, он будет рад и ему. Пожалуйста, пусть этот день просто закончится. В сарай заходит человек. — Балу?.. — хрипит спросонья и вскакивает, чуть не запутавшись в ватных ногах. Прицепившееся к одежде сено взлетает за ним. Это не Балу. Дверь с грохотом захлопывается.
По желанию автора, комментировать могут только зарегистрированные пользователи.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.