Тень зверя

Квартира Эрика Бирна, 21:13       Эрик чувствовал себя отцом непутевого ребенка, который напакостничал, а выслушивать нравоучения в школу отправил родителя. Он нерешительно мялся на кухне точно девчонка на дискотеке, и не знал, как подступиться к делу.       Дед основательно восседал на пуфике, тяжелым взглядом осматривая свои владения. Кофе в чашке перед ним был настолько крепким, что заставил бы Эрика сморщиться от кислоты. Увы, судя по лицу старика, ему бы сейчас не помешало запузырить чего посерьёзнее. В такой момент парень и сам не отказался бы от спиртного. Напряжение в квартире достигало критической отметки, а с дедом шутливые фокусы не срабатывали.       До появления Ви Эрик не встречал человека, имеющего храбрость бросать вызов старому тирану. Ей бы не обижаться, а целовать ему ноги в благодарность за спасение! Она видела врагов там, где их отродясь не бывало.       Эрик уже сам начинал злиться. Он не понимал, из-за чего весь сыр-бор и почему нельзя без разборок попить чай в семейном кругу. Для него, привыкшего к теплому родительскому очагу, такое положение вещей выглядело нонсенсом.       — Поганка! — громыхал дед, взбешенный до такой степени, что остатки волос у него на затылке начинали шевелиться. Его авторитет до сих пор заставлял маленького мальчика в недрах подсознания съеживаться под убийственным напором. Эрик тупо моргал, не зная, куда себя пристроить. — Смотри на неё! Даже не вышла! Вся в своего папашу! Вот кто кровь нашу попортил, сукин сын!       Эрик, уже почти полгода наблюдавший, как эти двое бодались друг с другом, мог сказать точно — отец Ви не имел никакого отношения к её наследственному мерзопакостному характеру.       — Ну чё ты кипятишься? Ты бы с ней поласковей, она бы, может, и оттаяла.       — Я?! — заорал мужчина, подпрыгивая на сидушке от возмущения. Эрик шикнул. — Это я-то — неласковый?! А кто с ней вошкался? Кто её избитую забрал, привез, отмыл...       — Blyaha muha, дед, не перегибай палку! — он стал ходить туда-сюда, от волнения не в состоянии даже присесть. — Я её позову и нечего тут разводить на пустом месте...       — Стой! — гавкнул мистер Хэйз. Эрик замер как вкопанный. — Еще звать её, нахалку, не хватало! Много чести!       Они одновременно услышали, как дверь, ведущая в комнату девочки, приоткрылась со скрипом. Кот вбежал на кухню, семеня пушистыми лапками. Он с разбегу прыгнул на стойку рядом с раковиной и настойчиво ткнул мордой в спину хозяина. Эрик, думая, что так скроет нервное возбуждение, схватил его и стал наглаживать против воли. Чёрный комок шерсти распушился, закусывая между зубов чужой палец. Парень даже не поморщился.       Ви тоже появилась. Вошла вслед за Макбетом и вела себя ничуть не лучше. Она приземлилась напротив деда, но молчала так, будто рот был набит иголками. Мужчина в бешенстве раздувал ноздри.       — Сподобилась, значит!       Ви без лишних эмоций потянулась за конфетой, а потом стала долго и упорно её разворачивать, позволяя всем присутствующим слушать раздражающий шорох фантика. Посыл был очевиден. Эрик никак не мог расслабиться, но Макбет, окончательно потеряв терпение, напоследок довольно ощутимо прокусил ему кожу и вырвался из тисков.       «Пусть уж лучше молчит», — обреченно подумал Бирн, наблюдая за немой сценой. — «Хотя бы не показывает свой ядовитый язык! В конце концов, она вышла к нему — уже прогресс».       — И долго ты тут будешь губы дуть?! — повысил голос мужчина. — Между прочим, вспомнили бы на чьи деньги вы вдвоем тут задницы пристроили!       — Ничего, раскошелишься, с тебя не убудет, — сказала ему внучка, заталкивая в рот конфету. Сердце у Эрика пропустило пару ударов. Кровь отхлынула от лица. Он забыл вдохнуть. — Десять лет в ус не дул, теперь открывай карман.       Дед стукнул кулаком по столу. Вазочка с блестящими обертками зазвенела, ударившись о солонку.       — Я тебя назад к твоему папаше отошлю!       На Ви эта угроза, казалось, не произвела никакого впечатления.       — Отсылай, — сказала она спокойно. — Можно подумать, я просила тащить меня сюда!       Эрик больше не мог выносить их обоих. Он заговорил, собираясь предупредить очередной скандал.       — Так, послушайте! Вы оба! Не умеете разговаривать нормально — не начинайте!       Ви его перебила:       — Я и не горела желанием!       — Вот и помолчи! Шипишь на нас, будто бы нам есть, что делить! А ты! — он махнул рукой в сторону деда. — Заканчивай со своими приказами! Нашелся командир! Ты больше не в армии, уже пора бы к своим-то годам это понять. Мы вроде как теперь одна семья, так что проявите уважение!..       Сестра удивленно фыркнула. Дед нахмурил брови.       — Ты тоже часть нашей семьи, Ви, и всегда была ей. Да, дед виноват перед тобой, — старик закашлял, явно собираясь вмешаться, чтобы это оспорить, но Эрик его проигнорировал. — Мы оба виноваты. Так дай нам шанс! Разве мы не заслужили его? — она отвлеченно смотрела в сторону прихожей, сложив руки на груди. Весь монолог, видимо, никак не влиял ни на одну из сторон. — Я стараюсь, дед старается, так постарайся и ты немного! Мы должны научиться жить вместе. Мирно. Без вот этих ваших разборок. Они у меня уже в печенках сидят! Я привык к спокойной жизни, знаете ли. Хотите собачиться — вперед! Живите у деда и ругайтесь там до посинения!       Тот, наконец, сумел встрять в разговор:       — Без сопливых разберемся!       — Да мне вообще всё равно, — холодно отрезала Ви. — Пофигу! Не надо было меня забирать, вот и всё. Не мучились бы сейчас.       Эрик присел на табуретку, чтобы быть ближе к сестре. Он хотел дать ей понять, что она могла найти в нём союзника, если бы только захотела поискать. Но Ви не хотела или делала вид, что ей не требовалась поддержка. Она предпочитала воевать в одиночку.       — Мы не мучаемся из-за тебя, уж поверь, — подытожил парень. — Сама подумай, ну вот что бы ты там делала? Что бы с тобой сейчас было?       — Ничего! Ничего бы не делала. Все было бы так, как должно было быть!       Эрик растерял последние аргументы. Они прежде никогда не обсуждали случившееся так прямо. Он старался не касаться запретной темы, а Ви её избегала. Дед появлялся нечасто, но каждый раз с его приходом история всплывала вновь и вновь. Эрик боялся ненароком сделать хуже, поэтому притворялся безразличным к подробностям. Он ничего не спрашивал на прямую, хоть ему и хотелось знать. Если бы Ви снова слегла, он бы винил себя.       Она встала из-за стола.       — Да погоди ты! — она увернулась от его руки. — Ви!       — Анька!       Но она не откликнулась ни на одно из своих имен. Эрик вопросительно пожал плечами, молча спрашивая, зачем старик подливал масла в огонь. Ви скрылась за закрытой дверью, оставив их наедине. Наконец удалось перевести дыхание.       — Мы вроде договаривались не называть её Аней, разве нет? Неужели ты не можешь хоть немного посочувствовать? Обижаешься, а сам-то не лучше! Что ты на неё каждый раз набрасываешься? Как, по-твоему, она должна на это отвечать?       Дед громко отхлебнул из чашки.       — Просто будь с ней мягче, а она ответит тебе тем же.       Моложавое лицо всё-таки поникло. Темные брови опустились, зеленые глаза в точности как у внучки стали даже печальнее, чем у нее. При виде такой безнадежной картины у Эрика защемило в груди.       — Ладно, деда, — он ободряюще похлопал его по спине. — Не кисни. Мы возьмем этот бастион, вот увидишь. Она еще нас полюбит. Дом семьи Кэрриган, 23:32       Мартин терпеть не мог вечеринки. Он старательно избегал праздники и торжества, отделываясь подарками, лишь бы не участвовать в этих оргиях. На чаше весов спокойствие перевешивало все удовольствия. Иногда он забывал, почему, но жизнь сразу давала повод вспомнить. Как сегодня. Громкая музыка раздражала, люди, либо пьяные, либо просто надоедливые выводили его на темы, обсуждать которые не хотелось.       Этот день рождения был одним из худших на его памяти, но не потому, что его выбила из колеи высокая температура, и не потому, что он снова оказался за пределами всеобщей компании. Быть отрешенным со временем ему даже понравилось — одиночество часто идет рука об руку с гордыней. Только не в этот раз. Мартин ненавидел себя весь вечер и ненавидел Пэйдж не меньше. Проклинал дурацкую тусовку, порывался уйти как можно скорее, но совесть не позволяла ему оставить Маккинли на растерзание гиенам. Весь вечер он наблюдал за ней исподтишка, пока жарил барбекю, но ближе не подходил. Она тоже. Сбежав к грилю, он избавился от навязчивого общения и раздраженно крутил там сосиски, попутно отпугивая угрюмым лицом всех желающих поболтать.       — Ты бы хоть поел, — сказала подошедшая именинница. Её глаза уже с трудом концентрировались на конкретных предметах.       — Кусок в горло не лезет.       Агата замялась. Гилмор уже давно заметил, что ей рядом с ним было неловко. Он стал последним на всем белом свете, узнавшим про её чувства. Это знание его тяготило. Мартин не испытывал к ней ничего, кроме сочувствия. Он предпочел бы и дальше оставаться в неведении.       — Ты весь вечер грустный. Вечеринка не нравится?       — Не люблю я вечеринки.       Он намеренно не оставлял повода продолжать разговор. Агата опустила голову.       — Я хотела... я дала слово, что скажу сегодня.       Мартин чуть не взвыл. Он до боли сжал в кулаке рукоятку лопатки. Если бы земля вдруг разверзлась и погребла бы его, он принял бы это с благодарностью.       — Не унижайся. Ты знаешь, мне ответить нечего.       Агата сгорбилась еще сильнее. Как будто сама хотела исчезнуть. Парень не мог найти для неё жалости, как бы не искал. Он поднял крышку гриля, изображая, будто занят готовкой, взял со столика тарелку, чтобы положить сосиски, не обращая на дрожащую Агату внимания. Хотелось проморгаться от дыма, а еще хотелось, чтобы она поскорее избавила его от своих излишних эмоций.       — Не надо так расстраиваться из-за меня, — сказал он. — Я этого не заслужил.       Он чувствовал себя дураком. Надеялся оправдаться, но не смог придумать как, поэтому молчал, пуская беседу под откос. Взглянув на Агату из-под бровей, он тут же мысленно зачеркнул слово «идиот» у себя на лбу и написал там «чудовище». Вечер был испорчен окончательно.       Кэрриган протянула руку и зная, что за ней наблюдали, до упора приложилась к раскаленной ребристой поверхности машины для барбекю. Мартин инстинктивно схватил её за запястье, чтобы уберечь от ожога, но слишком поздно.       — Ты с ума сошла?       Она вырвалась. Пошла прочь, ничего не сказав, а он остался растерянный и разбитый. Чисто случайно он вдруг увидел, что место Пэйдж пустовало.       Они решили его до белого каления довести?!       Он быстрым шагом двинулся за ограду, лишь теперь в полной мере ощущая, с каким трудом давались движения. Ему сразу стало зябко. Будучи все время при деле у огня, забыть про холод получилось легко.       Пэйдж уже подходила к лесной чаще, когда он вышел за пределы сада. Здесь голос леса заглушал музыку. Мартин боялся, что в темноте мог упустить подругу из виду, поэтому почти бегом преодолел расстояние до деревьев, но среди ветвей проще не стало. Во тьме чащобы ничего нельзя было разобрать, а мобильник остался на столике у дома. Пришлось идти наугад, загребая опавшие листья влажными от капель кроссовками.       Мартин замер. Он понял, что она рядом еще до того, как увидел её. Любой шорох мог выдать его присутствие. Пока глаза свыкались с темнотой, он смотрел на Пэйдж из зарослей. Она упала рядом с бревном и, облокотившись на него, рыдала навзрыд.       Он зажмурился. Не хотелось признаваться себе, что он тоже стал причиной этих слез. Его ненависть к ней осталась там, на крыльце. В ту минуту она длилась вечность, а теперь растворилась, оставив после только горечь. Он простил. И сделал бы это снова, вытвори она что-нибудь похуже. Он бы простил ей даже нож, воткнутый в сердце. Ах да! Нож уже давно торчал у него в груди. Еще с младших классов. Она воткнула его шутя, а вытащить не смогла. Мартин тоже не смог, а потом привык и больше не хотел с ним расставаться.       Он выступил вперед.       Пэйдж, увидев его, стала поспешно вытирать слезы.       — Уйди! — рявкнула она. — Тебя тут еще не хватало! Иди отсюда!       Мартин не послушал. Он приземлился на старую деревяшку. Сидя на траве, девушка развернулась к нему спиной. Рыжие кудри в темноте совсем не блестели, казались каштановыми. Он помнил их запах наизусть. Даже сейчас, когда нос был забит и перестал воспринимать запахи, она пахла, как и всегда — сочным зеленым яблоком, треснувшим от спелости. Ему хотелось прижать её к себе, но он наверняка весь провонял дымом и копотью сосисок.       — Когда всё это закончится, Мартин? — спросила Пэйдж, содрогаясь в плечах как при истерике. — Я больше не могу! Почему я должна делать вид, что мне весело? Ничерта мне не весело!       — Знаю.       — Всем насрать! Всем плевать на Карен, всем плевать на меня...       — Не всем.       — Всё без толку! Я как зверушка ношусь, а всё бесполезно! Школа, работа, дом, школа, работа, дом... я не знаю, что делать! За что хвататься? Пожалуйста, скажи, что мне сделать! Я послушаюсь в этот раз, обещаю.       Мартин в ужасе понимал, что у него нет правильного ответа.       — Уйдём отсюда, — сказал он.       Это всё, что пришло ему на ум. Всё, о чем он думал весь вечер. Они не должны были быть здесь.       — Уйдём? Куда? Я бы сбежала на край света, если бы это помогло, — Пэйдж посмотрела прямо на него. В уголках её глаз продолжали собираться слезы. — С тобой. С тобой, только с тобой. Если бы ты попросил, но... ты ведь никогда не попросишь. Я, идиотка, думала, что ты предпримешь что-то, когда увидишь меня с другими, — она придвинулась ближе и опустила голову ему на колени. — Всё было бы проще, если бы это случилось со мной, а не с Карен.       Мартин задохнулся.       — Что ты несёшь?!..       — Правду. Так было бы правильней. Она не заслужила... Это я! Вот, кто должен был умереть! Я, я, я! Как ты не понимаешь? Как ты не видишь этого?! — Мартин больше не мог выносить её слез. Он сполз на землю и сжал Пэйдж в объятиях, чтобы она перестала дрожать. — Как можно жить после этого? Лучше вообще не жить, чем вот так! Я не могу спать, не могу есть, я всех ненавижу! Мне всё противно! Почему это случилось со мной? Почему с нами? Почему не с Агатой, почему не с Алеком? Почему не с кем-то другим?       — Есть шанс...       — Есть шанс, что она вернется?! — Пэйдж вырвалась. Она уже кричала на него. — Скажи правду, а не эту отмазку! Я её сестра, Мартин! Я чувствую, что её нет, понимаешь? Я всем телом, всей душой, каждую минуту, чувствую, что её нет! И ты сам это знаешь! Ты ведь видел Жука! Видел? Видел, каким он стал? Он тоже всё понимает, только сказать боится. Вся наша надежда — обман! Пустой звук! Мы себя дурим, лишь бы не признавать очевидное! Никто её не найдет, и она уже не вернется!       Пэйдж рухнула ему на грудь. Она выла как раненое животное. Её трясло, буквально колотило. Мартин оцепенел. Он в противовес ей не двигался и не дышал, но его сердце отбивало такой ритм, будто он галопом скакал на лошади.       Он хотел спрятать её в объятиях от всего мира. Хотел защитить от реальности, колючей проволокой опутавшей их обоих. Он готов был принести себя в жертву, голыми руками разорвать прутья, чтобы дать ей возможность освободиться, но этой жертвы не требовалось. Он был бессилен точно так же, как и сама Пэйдж, и всё, что он мог — утешать, вытирая слёзы.       — Идем отсюда, — снова попросил он, когда она стала потише, а всё накопленное выплакалось. — Останешься у меня. Можешь жить, сколько хочешь. Родаки не будут против. Только напиши Джеку, чтобы не совался сюда. К чертям собачьим этого Кадманна! Его жизнь и без нас накажет. Да уже наказала!       Пэйдж оторвалась от его футболки. Она внимательно вглядывалась ему в лицо, а он уже действительно побаивался, как бы грудную клетку не разорвало на части. Уши горели. Он сам весь полыхал от температуры.       — Ты прав, — покорилась она. — Я позвоню.       Она достала мобильник, утерлась рукавом кофты и шмыгнула носом. Мартин смотрел на её ресницы, подсвеченные экраном телефона.       Неужели, этот ужасный вечер спокойно подойдет к завершению?       — Джек, это я. Ты далеко? Что?.. Нет, я не говорила, — слыша обрывки разговора, Мартин понял, что рано обрадовался. — Я только сейчас хотела сказать! Не отменилась вечеринка, мы все здесь... Конечно, он тут! Да нет, уже не надо. Мы сейчас уйдем, — Пэйдж подскочила. Она потянула его за собой. Он, еще не успев подняться, разобрал позади подозрительный шорох и весь обратился в слух. — В другой раз! Идём!       — Стой! — он прислушался уже внимательнее.       Ветка сломалась. Затем еще одна. Треск усиливался. Чем ближе к ним подбирались, тем больше смелели. Мартин взглядом приказал уходить дальше в чащу. Он собирался пойти другой дорогой, чтобы разминуться с ними, и добраться до мотоцикла. Рука девушки лежала в его руке.       Они шли через заросли, толком не зная, правильный ли маршрут. Оба молчали. Оба пытались стать бесшумными. Мартин готов был поклясться — Алек шел за ними по пятам, а подмога, как он понял по обрывкам разговора, не придёт не потому, что Пэйдж передумала, а потому, что осечка случилась еще до звонка.       Так для кого была ловушка? Для Кадманна? Тогда почему они сами в нее попались?