Квартира Эрика Бирна, 15:52
Ви ушла из школы до окончания уроков. Заставлять себя учиться было бесполезно. Она ужасно измоталась, поэтому вернулась в квартиру Эрика, радуясь, что он сам не появится здесь до вечера. В спальне девочка обессиленно легла на кровать рядом с котом и уткнулась в одеяло. Хотелось заплакать, просто чтобы стало легче, но из глаз не вытекло ни слезинки. Внутри затянули тугой узел, не дающий эмоциям просочиться наружу. За окном протяжно сигналили автомобили. Макбет даже не проснулся. Ви смотрела в потолок на мерцающую от бликов люстру и твердила одно и то же, будто это могло помочь. «Всё под контролем. Пока еще ничего не случилось. Я что-нибудь придумаю». Бархатная полоска на шее придушивала. Пришлось расстегнуть замок и положить её на прикроватную тумбу. Кот возмущенно прищурился и вытянулся во весь рост, намекнув, что территория занята. У него на морде буквально читался культурный шок — кто-то посмел прийти и разбудить его среди бела дня! Если бы он умел говорить, то обязательно сказал бы пойти поискать другое спальное место. Но Ви не собиралась этого делать. Она сгребла его в охапку и, несмотря на протесты, прижалась к теплому тельцу. Пусть Макбет не подозревал, что в данный момент был её лучшим другом, но терпеливо сносил ласки и почти каждую ночь приходил спать под крылышком новой хозяйки. Недолго сопротивляясь, он устроился поудобнее, уткнулся мордой ей в руку и снова засопел, оставляя на коже приятный мокрый след от черного носа. Ви тоже отбрасывало куда-то... Снова в школу. Она сидела в классе в совершенном одиночестве, а урок вёл Фойербах. Задней мыслью она понимала, что не должна тут находиться. Немецкого в расписании не было и в помине. Ничего он ей не преподавал! Вот только он всё-таки вышагивал перед доской с указкой и, наконец, перестал притворяться. Его истинное лицо выступило на свет — холодное, надменное и безразличное ко всему. Ви предприняла попытку подняться, но зря. Её парализовало. Немец приближался, а она сидела перед ним как фарфоровая кукла в позе прилежной ученицы. — Итак, мисс Бирн, — сказал он, подойдя ближе. — У меня к вам лишь один вопрос. Будьте честны. От этого зависит ваша оценка. Язык ослушался. Ей будто вкололи местный наркоз в стоматологическом кресле. Она трусливо взглянула на него, ища в сердце храбрость противостоять более сильному противнику. Холодные пальцы нежным касанием погладили кожу на щеке. Они развернули лицо к свету, пошли дальше... к шее, по ключицам к вырезу блузки... — Где Пэйдж, Виви? Ты же знаешь, где она? Ви хотела сказать, что не знает. Она, правда, не знала. Всё естество вопило бежать оттуда, но тело обратилось врагом. Оно подыгрывало Фойербаху и отказывалось отвечать на команды. Он присел перед ней на колени. Ви поняла, что нужно проснуться. Мужская ладонь оковой легла на тонкую щиколотку, поползла по бархатной поверхности капронового чулка к бедру, под юбку. — Аня, — четко проговорил он, а Ви хотела закричать. Изо рта не вырвалось ни звука. Она как немая, силилась сказать, что имя не её, но он не понимал и не обращал внимания на жалкие потуги оправдаться. — Скажи и я не сделаю тебе больно. Будет только приятно. Они были не в классе. Это был не класс. Гараж. И тот продавленный, вонючий диван. И в этот раз — немец. Он вжимал её в обивку так сильно, что Ви не могла дышать. Она судорожно металась в поисках ножа, но не находила его. В этот раз нечем было защититься. Она ощущала, как он цеплял губами её губы. Как водил языком по сонной артерии, помечая жертву слюной. Лучше бы она ослепла... Лучше бы она умерла. Он стал похож на него. На чудовище... на животное. Ви зажмурилась. Отключилась. Она не хотела испытывать боль и не хотела снова причинять боль ему. В этот раз она поддалась. Пусть он разорвёт её на куски, когда наиграется. Пусть. Это больше не важно. В этой отвратительной реальности звук мобильного зацепил спасительным крючком и вытащил на поверхность. Макбет лежал у неё на груди. Ви попыталась стащить его с себя и тут же получила хук когтистой лапой. — Ай! Она почувствовала, что взмокла. Школьная блузка сбилась кверху и липла к телу. Голова по тяжести сравнилась бы с чугунной кастрюлей. Судя по электронным часам, прошло около тридцати минут. Неужели она так мало спала? А показалось бесконечно... Девушка вытащила телефон из кармана пиджака, висящего на спинке кровати. Мартин обошелся без приветствий. — Ты еще в школе? — Дома, — сказала Ви очень тихо, словно её могли подслушать и отчитать. — А что? — Я к тебе еду. Ви подумала, что окончательно тронулась. Она снова взглянула на экран, чтобы удостовериться в личности звонившего. — Разве ты не в больнице? — Был. Давай потом об этом, ладно? Спускайся. Ви никуда не собиралась. Она думала запереться в комнате, поужинать мороженым с печеньем, дождаться Эрика и, возможно, спросить у него про Фойербаха. Стало понятно — планы шли к чёртовой матери. Снова случилось что-то страшное. Даже не хотелось конкретики. Она так устала от постоянного напряжения, что уже ничему бы не удивилась. — Есть новости о Пэйдж? — Да. И нужно, чтобы ты поехала со мной. Ви мысленно отвешивала эфемерному двойнику пощечину за пощечиной. Она должна была отказаться. Сыграть безразличность вместо сочувствия. — Я немного приболела, — сказала она. Самопрезрение переполнило чашу отвратительности этого дня. — Плохо себя чувствую. Мартин молчал. Ви вдруг отчётливо поняла, что она согласится, если он попросит снова. Пусть лучше дед просверлит в мозгу дырку нравоучениями, чем она откажется, пытаясь держаться подальше от эпицентра событий, и будет ненавидеть себя ещё сильнее. — Пожалуйста, Ви. Я один не смогу.Дом семьи Драммонд, 16:00
Рейко ходила из угла в угол, качая у груди малышку. Она прошла туда-сюда по одной траектории около тридцати раз. Фойербах перестал считать, когда число перевалило за эту цифру. Он сладко зевнул. — Ты посмотри, какой козлина! — возмущалась девушка, пока они еще были вдвоем. — Я просто поражаюсь! — Сядь, — сказал Вил, потирая веки. — У меня уже в глазах рябит. После работы в школе он вновь вернулся в дом Драммондов. Незаконченные дела не давали перевести дух. Рейко как гарпия металась в гостиной, больше не в состоянии терпеть поведение Мэтта. Она выпила на кухне три чашки кофе и теперь розовым помпоном кружилась по комнате в махровом халате. Вилу кофе не помог. Пока он еще двигался, сон не морил, но как только оказался во власти приятного кожаного кресла, его повело за горизонт сознания. Тело расслаблялось, а прыгающие на паркете солнечные зайчики действовали подобно маятнику гипнотизера. — Где он?! — рявкнула Рейко. Фойербах вздрогнул. По ощущениям он уже спал, только забыл зажмуриться. На крик с кухни пришел Кевин. Его взволнованное лицо показалось из-за дверного косяка. Рей повернулась к нему. — Лапушка, поиграй с ней где-нибудь в другой комнате, ладно? — он подошел и послушно принял сестру. Та агукнула, радуясь брату даже больше, чем матери. — Ты поел? — пока мальчик кивал, она быстрым привычным движением гладила его по голове. — А витамины выпил? Его сгорбленная поза выдавала неуверенность. Он с тоской смотрел на мачеху, будто собираясь сказать ей что-то, но... Они с Вилом переглянулись. Кев сжал зубы и выдавил, несмотря на присутствие лишних ушей. — Рей, — позвал он. — Не трогай его. — Ну, уж нет! Сегодня он точно получит! Он от меня бегает целую неделю! Звук шагов на лестнице оповестил о долгожданном приближении Мэтта. Он спустился вниз прямо из душа, поэтому не удосужился надеть футболку. Весь его вид давал понять, что он не благословил их общество своим появлением раньше, как раз потому, что его здесь ждали. Ещё не спустившись, он уже подал голос: — А этот-то чего тут забыл? Фойербах спросонья не понял, что это обращение адресовано ему, а когда понял, то моментально пробудился. — Пасть прикрой, пока туда кулак не влетел! — Вил, прошу тебя! — одернула его Рей. Ей не терпелось разобраться с ним самостоятельно. — Мэтт, подойди! Вил сонно моргал. Глаза так противно резало, будто между верхним и нижним веком засунули острый лист бумаги. — Зачем? Мэтт замер поодаль. Несмотря на просьбу, Кев не ушел. Он остался стоять за спиной у Рей, прикрывая тыл. Серьезный и сосредоточенный, он будто готовился броситься и закрыть её от пули. Вил чувствовал, что его самого забрала ярость. Он прекрасно знал, как долго подруга боролась со старшим из пасынков. Сначала пыталась завоевать его любовь, потом добивалась уважения, а в конце просила, чтобы он хотя бы признал её членом семьи. Всё было тщетно. Тогда она направила всю любовь на Кевина и малышку, а с Мэттом держалась на расстоянии, пока он снова не откалывал новый фокус. Она стояла, вся ощетинившись. — Ты дал пистолет своему дружку? — прозвучал вопрос без прелюдий. — Не вижу повода, почему я должен тебе отвечать. Фойербах с трудом втягивал воздух. Он уже побаивался, что не сможет молча наблюдать, как мелкий шакал рычит, забывая, кто он и с кем разговаривает. Оскорбления, присланные по его адресу, он спокойно отсылал назад, но обиды, нанесенные друзьям, вытерпеть не мог. Этот рефлекс выработался у него на подсознательном уровне. Он был для брата щитом, закрывающим его от матери. Теперь любого, кто подбирался достаточно близко, чтобы стать ему другом, он защищал до последней крови. Рейко не хватало физических сил для отпора, а у него их было в избытке. Он раскидывал от неё навязчивых посетителей, когда они работали в баре. Дирку не доставало смелости и Вил вступался за него в школе, когда его дразнили нюней и сопляком. Одногруппники Эрика наслаждались его безотказностью, пытаясь свалить на старосту все групповые задания, но напарывались прямиком на Фойербаха, а уж он не занимал наглости для отказов. — О-о-о, — затянула Рейко, ставя руки в боки. — Пока ты живешь в этом доме, повод есть! Мэтт осклабился. Вил смотрел на него с кресла и чувствовал, что не мог затушить ненависть, разгоравшуюся к паршивцу. Он был на голову выше мачехи. Постоянные занятия спортом его закалили, дали ему крепкий торс, но не прибавили мозгов. Он был обиженным ребенком с телом взрослого мужика. Рей выглядела на его фоне хрупкой статуэткой. — А хули ты тут поселилась? Я упустил момент, когда ты стала хозяйкой. Когда личинку из себя выплюнула? — он махнул в сторону сестры. — Дом — мой!.. Кроха, к счастью для большинства присутствующих, пока ещё ничего не понимала. В ярком красном костюмчике с рюшами она была похожа на рождественскую игрушку, повисшую на брате. Она радостно щупала его за нос и ждала, когда на неё обратят внимание. Кев потерял дар речи. Судя по виду, он мучился перед выбором, одновременно желая защитить Рейко и не переходить дорогу Мэтту. Он с опаской переводил глаза с одного на другого, не зная, как поступить. Вил избавил его от этого выбора. Он встрял первый. — Твоё тут только говно в унитазе, — сказал он и хотел продолжить, но Мэтт вдруг переключился на его персону. — Когда тебя спросят, тогда рот и откроешь. Что-то не помню, чтобы я тебя спрашивал. С виду он оставался флегматичным. Словно всё это его не трогало. А, может, и не трогало. Вил был в замешательстве. Он не мог читать по нему, хотя обычно не жаловался на проницательность. — Мэтт! — взорвалась Рейко. Немец встал. — Вил, сядь на место! Малютка насупилась, испугавшись громкого звука. С щеки сорвалась крупная солёная капля. Кевин ожил и стал усиленно качать девочку, лишь бы она не плакала. — Кев, отнеси Холли в другую комнату! Старший Драммонд растил себе достойную смену. Мэтт перенял у него многие повадки. Увы, не лучшие. Отец умел разговаривать с другими тактично, пока не желал продемонстрировать свою власть. Сын сразу пришпиливал к ногтю, забывая, что пока ещё никакого влияния не имел. Их несостоявшиеся бодания всё-таки прервали. Отец семейства спустился из кабинета, удивленно осматривая всех собравшихся в гостиной. — Вы чего разорались? Стены трясутся! Мэтт сразу улизнул, а Рейко перебросила всю агрессию на Фрэнка. — Он совсем уже обнаглел! Ты его распустил! Ты ему безнаказанностью руки развязал!.. Драммонд, порядком уставший от ситуации в доме, хотел поскорее восстановить тишину. — Успокойся. — Успокоиться?! Ты дал ему пистолет! Парню семнадцатилетнему! У него в башке ветер гуляет, а ты ему оружие даешь! Вилу страшно хотелось курить, а вот участвовать в очередном скандале — не очень. Он вышел на крыльцо, сел там на ступени, привалился к перекладине и задымил, прикрыв глаза. Видимо, опять задремал. Когда очухался, папироса тлела у самого фильтра, а Рей сидела рядом, выставив из-под халата голые коленки. — Иди в дом, — сказал он. — Холодно тут. — Дай сигарету. Я уже не вывожу. Парень неуклюжим движением достал из кармана куртки мятую пачку. — Крепкие, — предупредил он, и Рей закивала, хотя, наверное, не слышала его предупреждений. Её сердце осталось в стенах здания. — Ты такие не куришь. — Давай уже! — он подкурил. Девушка затянулась, придерживая сигарету у губ дрожащей рукой. — Дурдом какой-то. Вил улыбнулся, закуривая вторую. — Да уж. Ветер перебирал во дворе пожухлую траву. Солнце спускалось к горизонту, размазывая тени длинными штрихами. Поздние лучи не согревали, но перекрашивали предметы в оранжевый. Рейко молча курила, а Фойербах смотрел на лес. От усталости он уже совсем ничего не соображал и присутствовал больше как манекен. Мысли расползались в разные стороны. — Оставайся потом, — сказала она вдруг, обернувшись к нему. — Я тебе постелю наверху. Ты уже никакущий, куда тебе еще за рулем ехать. — Нет. Я лучше домой. Рей прищурилась, а потом почесала зудящее веко, растирая длинную черную стрелку. Сухие осколки туши осыпались ей на щеки. — Вот скажи, куда тебя несет! Не будь таким же болваном, как мои мужики. Отоспишься и поедешь, что ты как маленький. У тебя всё равно дома никого. Я тебя и покормлю потом, а то, небось, жрешь один фастфуд, — Вил театрально притворился, что снова заснул, лишь бы избежать нравоучений. Рейко засмеялась и ударила его по плечу. — Дурак! — Успокойся. Я не твой ребенок и в состоянии сам о себе позаботиться. Девушка снова подняла это заявление на смех. Он позволял ей смеяться над его шутками и над ним самим. — Как ты вообще? — нерешительно начала она. — Поговорим о Мел? — Не хочу я про неё разговаривать. Рей моргала, внимательно изучая его реакцию. Уставшая и взвинченная она всё равно выглядела красивой в золотых лучах заката. Мужчины никогда не обходили её вниманием, и Вил знал почему. Дочь англичанки и японца — в Клиффроке она была экзотическим экспонатом, привезенным издалека. Высокая, эффектная, модельной внешности — она знала, какое впечатление производила на противоположный пол. Самоуверенность помогала ей в работе. Рейко втиралась в доверие, изображая красивую глуповатую дамочку, которой можно рассказать все секреты. Флирт был её манерой общения. Она окрутила Фрэнка, чтобы вылезти из бедности, но искренне любила их общую дочь и Кевина, а если бы Мэтт позволил, любила бы и его. — Я до сих пор немного в шоке. Думала, у вас дело к свадьбе идет. Не то, чтобы мне твоя Мел очень нравилась, но вы вроде любили друг друга. Или я не права? — Я же сказал, что не хочу ничего обсуждать. — Знаю, прости. Просто... я о тебе волнуюсь, Вил. — По-моему, у тебя есть куча других поводов, чтобы поволноваться. Рей согласилась. — Это точно. По всем фронтам полная жопа. Дома, с... — она огляделась, чтобы продолжить без проблем. Потом зашептала и немцу пришлось прислушиваться. — Ты бы поговорил с Дирком? Насчет работы. Убедил бы его уволиться, потому что я уже больше не могу. — Я? — поперхнулся Фойербах. — Я талдычу одно и то же уже сколько? Опять его кроет? Он же только из отпуска вернулся! — Ничего не говори! Я боюсь за него. И я не могу всё время быть с ним, я нужна здесь, детям, и моя работа... Вил кивнул. — Я поговорю, — он прикрыл её ноги подолом халата. — Возвращайся в дом. Тебе бы самой поспать. Опять начальство лютует? — Не спрашивай! Лучше бы как в прошлый раз, зашивались! Вот ты такой уставший хочешь ехать, а, между прочим, слышал, что в выходные сыночек нашего депутата в аварию попал? — Вил мотнул головой. — Вылетел на встречку, протаранил два автомобиля, в одном водитель погиб. Меня из дома в ночи выдернули. Давай, говорят, езжай, будешь первой! Мать моя королева, я там такого насмотрелась, ты бы знал! Первый раз видела, чтобы кишки по дороге так размотало. И что в итоге? Прошла инфа, что он под кайфом был, папенька его пошерстил и мою статью пихнули в жопу мира! Спасибо, что не в мою! Авария. Сын депутата. Наркотики. Постепенно до Фойербаха начало доходить. Он сглотнул слюну, ставшую горькой от табачного дыма. — И как красавца звали? Живой он? — Бенджамин Рокс его звали. Да лучше б он сдох! Накидаются своей дряни, а потом за руль садятся и людей убивают! Без понятия, жив он или нет, да и знать не хочу! Увозили на скоряке — был живой. Только его так тачкой зажало, еле выскребли. Теперь вряд ли он когда-то за руль сядет. Чем дольше она рассказывала, тем сильнее тяжелое осознание вины цепляло Вила за живое. Он рвал лапу совести из груди, но когти обламывались и застревали в плоти. — Его ведь и не накажут. Спрячется тоже, как мой охламон, за спину папашки, и ищи-свищи. Как безнаказанность руки-то развязывает! Один раз дали понять, что нагоняя не будет, и всё! Человек заходит всё дальше и дальше. Что Мэтт, что его дружочек Алек — оба одинаковые. Боже, если я узнаю, что они что-то сделали с девочкой, я их убью. Немец встал. Он не до конца осознал услышанное. — Ты куда? — всполошилась Рейко. — Вил? — Сейчас приду. Действительно ли он вообще слышал это или воображение сыграло с ним шутку? Он спрашивал себя, почему вдруг стало так погано. Атрофировались все чувства, кроме брезгливости. Он шёл и не мог остановиться, словно бег помог бы ему скинуть с шеи хомут отвращения, душивший до хрипоты. Он планировал это? Нет. Он хотел такого исхода? Нет. Он был виноват в случившемся? Совесть не позволяла ответить отрицательно на этот вопрос. Вил достал телефон. С той стороны потухшего экрана его смиряли бесстыжие глаза. Когда подобное стало для него нормой? Когда он стал таким? «Ты всегда был таким, — звучал в ответ голос его матери. — Посмотри на себя! Какой ты щуплый, страшный! Господи! Я родила уродца! Ты же урод, ты хоть сам это понимаешь? Таких, как ты, раньше душили в люльках. Надо было сделать так же! Или скинуть тебя с лестницы и забыть, как страшный сон!..» Неужели, она была права насчёт него?..Лес, 16:10
Когда Дирк приехал на вызов, он заметил, что на обочине уже стояли две полицейские машины и карета скорой помощи, а рядом сидел чумазый зареванный ребенок, который бросился к нему сразу, как увидел. Мужчина собрал все оставшиеся силы, предугадывая, что дальше будет только хуже. — Мы вас ждём! — затараторил мальчишка. — Идёмте, идёмте! Сколее! Медведь сказал, он вам позвонил, чтобы вы плиехали. Мы и сколую тоже вызвали. Галке совсем плохо стало, Заяц остался с ней, ей лекалство дали. Он потащил его за рукав вглубь лесного массива. День клонился к своему завершению. Мальчик долго вел его по кочкам, не раскрывая других деталей. Дирк старался смотреть под ноги, но всё равно больше буравил всклоченную светловолосую макушку. — Можешь подробнее рассказать, что у вас тут случилось? — спросил Райанхардт. — Как тебя зовут-то? — Холёк. Джош, то есть. Мы были на ласкопках, — Дирк вопросительно прищурился, но уточнять не решился. — Копали. Я всех заставил эту яму выкопать, а там... там... этот мешок... там... — он повернулся, чтобы посмотреть на взрослого таким потерянным взглядом, будто бы тот должен был подсказать ему нужное слово. — Она... Она хотела, чтобы мы нашли её, понимаете? Она нас ждала. Дирк плотно сжал губы. Он похлопал паренька по плечу в знак поддержки, но сказать что-то вразумительное не смог и вопросы решил больше не задавать. Джош был в шоке. Большего от него нельзя было добиться. За всё время работы Райанхардт видел несколько трупов. Каждый из них въедался в память в мельчайших подробностях. До конца изгнать эти образы из головы не получалось. Он притворялся стойким, но даже себя не мог убедить, что в состоянии справиться с этой работой. Когда она открывала перед ним настоящие ужасы человеческой жизни, он зажмуривался, надеясь, что они пропадут, если долго делать вид, что их нет. Дирк увидел столпившихся коллег издалека. Всё ещё ждали криминалиста. Нервно курили, посматривая с высоты роста на раскопанную ребятами могилу. Райанхардту стало дурно уже от одного вида пластикового пакета, из верхней части которого выбивалась выцветшая рыжая прядь. — Bei den Göttern! — сказал он, сморщившись от вони. От запаха хотелось нацепить на нос прищепку. — Не знаю, что ты сказал, но дремучий караул, это точно, — ответил его коллега, когда Дирк подошел ближе к яме. Он был гораздо старше него, лет на пятнадцать, а борода на лице добавляла пару лишних годков. — Вот ребятишкам подфартило, ни дать, ни взять. Хоть малая затихла, а то так надрывалась, аж в груди всё ныло. Дирк посмотрел в сторону детей. Они сидели втроём на пледе, специально принесённом из машины скорой помощи, и жались друг к другу как птенцы. Голова девочки лежала на коленях у второго паренька. Дирк поймал на себе его долгий, стеклянный взгляд. Он гладил подружку по волосам, а она запоздало вздрагивала после истерики. — Вы скидываетесь? Дирк выпал из размышлений и уставился на подошедшего молодого парня в полицейской форме. Тот постоянно сдувал со лба надоедливую прядь и улыбался. Это выглядело неуместно. Шло вразрез с ситуацией. Дирк тупо смотрел на него, не зная, как реагировать. Ему хотелось укорить его за улыбку, но имел ли он право?.. Многие тряслись за свои шкуры, а вот посочувствовать чужой смерти могли не все. Перед носом застрекотали страницы блокнота. Райанхардт непонимающе пожал плечами. — Спорим, кто там. Младшая или старшая. — Тьфу, блядь! — взорвался старший коллега. Дирк сперва не понял, о чем его вообще спросили. От шока он растерял весь словарный запас. — Дай сюда! — мужчина рванул из рук наглеца записную книжку, но тот держал крепко. — Дай сюда, сказал! Сучий потрох! Увижу, к чертовой собаке все пальцы поотрываю! Сейчас узнаю, кто придумал, башку отвинчу! — А чего ты к нам-то пришел? — спросил Райанхардт, с трудом сдерживая праведный гнев. — Ты бы ещё к детям подошёл, спросил. — Да чё вы начали-то! Шутка просто. Приехал эксперт. Чертыхаясь, спустился в яму под пристальным наблюдением полицейских. Все вокруг оживились и, так или иначе, были заинтересованы содержимым пакета. А Дирк не был. Он делал вид, что трясся от вечерней прохлады, а не от страха перед грядущим зрелищем. Пакет вскрыли. Парень гадал, видел ли он когда-то что-то хуже этого? Наверное. Два предыдущих трупа — наркоман, сорвавший половину черепа пулей, и владелец магазинчика у дороги, истыканный ножом в попытке ограбления, — всё ещё были похожи на людей. Дирка пугала мысль, что пару часов назад они имели цели на завтрашний день, а потом жизнь перемолола их в мельнице времени как отбросы. Сейчас он об этом не думал. То, что лежало перед ним, уже мало походило на человека. Это был только след, оставшийся от него. Совсем крохотный в масштабах вселенной и огромный в масштабах людских душ, успевших соприкоснуться с душой этой девочки. Дирк не мог вдохнуть. Перед ним стояло лицо её матери — серое, измученное тревогами и бессонницей, постаревшее от потери смысла существования. Станет ли ей легче, когда она узнает, что он нашёлся? Он был тут, в земле, завернутый в грязный целлофан. Цветок, который она растила много лет и берегла дороже сокровищ. Цветок, который надеялась оставить после себя. Он лежал здесь. Растоптанный и сгнивший, утративший былую красоту и ставший удобрением. Из таких цветов во всём мире собрался бы немыслимый букет отчаяния, оплаканный материнскими слезами. Краем глаза Дирк увидел, как встречавший его мальчишка подскочил и бросился через кусты в сторону дороги. Ему так хотелось тоже убежать отсюда, лишь бы не видеть этот кошмар. Он попросил сигарету и стал глотать дым, чтобы перебить зловоние хоть на секунду. Уже давно одолев зависимость от никотина, он постоянно возвращался к ней, когда не мог справиться с чувствами. Задрав ограничительную ленту, он нырнул под ней и тоже пошёл в сторону тропинки. Ему нужно было привести мысли в порядок, пока его не хватились. Удаляясь от места событий, он так глубоко затягивался, что с непривычки даже стал кашлять. Он шёл и шёл, не видя ничего вокруг. Бессильное смутное желание посмотреть в лицо убийцы смешалось в нём с желанием никогда не видеть эту мразь. Ему было противно знать, что существа, способные на такое, живут рядом с ним, что они тоже имеют право считаться людьми. Дирк смотрел, как ветер играл листьями деревьев. Здесь многие из них по-прежнему оставались зелеными. Его внимание привлекло движение на стволе. Он пригляделся, но подумал, что показалось. И зря! Там что-то было. Это что-то смотрело на него крохотными глазками-пуговками и держало в зубах семечку. Рыжий зверёк испуганно, но внимательно всматривался, шевеля смешными ушами с кисточками. Дирк замер. Он хотел подойти ближе, но побоялся спугнуть его. Цепляясь коготками за кору, белка молниеносно перепрыгнула на соседнюю ветку, затем ещё на одну и пропала из вида в недоступной для взгляда части дерева. Она всё еще была там, Дирк знал это. Присутствие другого ощущалось в воздухе, но увидеть её снова было невозможно. Она затерялась среди листвы и исчезла. Райанхардт затушил сигарету и смял окурок в кулаке. В эту минуту он увидел три фигуры, идущие прямо на него — убежавший мальчик, приятель Пэйдж и сестра Эрика. — Вы что здесь делаете? — спросил он. — С ума сошли! Это место преступления! Дирк уже понял, что придётся объясниться и с ними тоже. Мартин шёл впереди под руководством Хорька. Парень запыхался от бега и выглядел ужасно больным. Даже хуже, чем в прошлый раз, когда они виделись в больнице. Он сам походил на покойника. Дирку показалось, что даже мальчишка рядом соображал сейчас больше. Он думал, что нашли Пэйдж. — Вы знаете, кто там? — Мартин замер, ожидая ответа как приговора. У него под глазами залегли чёрные синяки. Видимо, всё время, пока Пэйдж была в розыске, он почти не спал. Ждал новостей. Любых. А Дирк не мог сообщить ему ничего нового. — Зря вы приехали. Туда вас всё равно не пустят, — сказал Райанхардт. Сжалившись, он добавил: — Это не Пэйдж. Мартин ему не поверил. Или не мог поверить. Он боялся, что его обманули, и боялся, что это правда. Второй вариант был не лучше. Они оба были плохи. Чувства парня Дирк представлял с трудом. Выбор из двух сестер, каждую из которых он знал и любил по-своему, был жесток. Мартин хотел, чтобы в земле лежала не Пэйдж, но и помыслить не мог пожелать смерти Карен. — Это точно? — спросил он, держа Хорька за плечи левой рукой. Тот уткнулся ему в куртку и так крепко обнимал в ответ, будто мог унять этим дрожь. Он всхлипывал, душа стоны в толще чужой одежды. — Вы уверены? — Точнее скажет только экспертиза, но... тело так сильно разложилось... Недели для этого мало, — он смотрел на цепенеющие детские пальцы, вцепившиеся в край футболки Мартина. Маленький кулак до боли стискивал ткань. — Искренне соболезную всем вам. Дирк не нашёл других слов. Он посмотрел на Ви, стоящую поодаль. Она не плакала. Райанхардт ещё тогда, в участке, заметил, какие взрослые у неё были глаза. Мартин присел на корточки и обнял мальчика. Ребёнок беззвучно стонал, уткнувшись другу в плечо. Он, вздрагивая, льнул к нему, словно тот мог спрятать его от несправедливости, мог защитить его от свалившегося бремени. Мартин хотел бы, но был не в силах. Ни он, ни кто-либо другой. — Мне очень жаль, Джош, — сказал парень, прижимая маленького друга ближе. Джош плакал, размывая солёными слезами запёкшуюся на щеках грязь. Он не хотел, чтобы это видели другие, и Дирк перестал смотреть.