Квартира Эрика Бирна, 19:30
Стоя в душе под обжигающими струями воды, Ви с таким усердием терла грудь мочалкой, что по коже расползлась сеть бордовых пятен. Это не помогло. Чужие прикосновения, ожогом тлеющие на ребрах, соскоблить не получилось. Теперь под пижамой все горело, а девушка снова чувствовала себя даже не человеком, а куском мяса. Она искреннее считала тело источником большинства проблем — быть в нем ей опротивело уже давно. Редкий снег, заметный из окна второго этажа, кружился в пламени фонарного света. Тишину нарушало только мирное урчание Макбета, теплым комком приткнувшегося в районе поясницы. Ви смотрела, как крупные хлопья парили в воздухе и приказывала себе спать. Если бы из головы торчал провод как у компьютера, она бы вырвала его, не задумываясь. Судя по ощущениям, однажды у нее уже получилось провернуть нечто подобное — полгода назад, когда дед забрал ее из дома. Месяц, проведенный в постели, для Ви пролетел так, словно кто-то в одно мгновение сорвал календарный лист. Из тридцати дней она почти ничего не помнила. Тогда время суток вычислялось по приходу Эрика — он сидел у кровати ранним утром перед учебой и поздно вечером, вернувшись с занятий. Она стала притворяться спящей, чтобы не видеть его жалостливое лицо. Днем в квартире постоянно дежурил дед. Они оба боялись, как бы она не наложила на себя руки. Ви перебирала слова Фойербаха как нанизанный на нитку бисер. Промолчи она, Кадманн отступил бы? Нет, он пришел туда с намерением ее унизить. И все же как быстро она нашла новых неприятелей, будучи отрезанной от старых контактов! Немец был прав в чем-то. Она уже давно с пренебрежением относилась к каждому представителю человеческого рода. Любого воспринимала как врага. После смерти матери она отвернулась даже от собственного отца. Их последний разговор до сих пор свинцом звенел в груди, а дед не позволял ничего исправить, решив, что пока им лучше не поддерживать связь. Сколько будет длиться это «пока» Ви не знала. В дверь коротко постучали. Девочка вздрогнула и обернулась. Заснула или просто не услышала, как Эрик вернулся? — Спишь? — спросил он, заглянув в комнату сестры. — Можно войти? Она разрешила. Эрик был идеальной кандидатурой для компании в этот вечерний час. По крайней мере, он имел представление о личных границах и никогда не лез туда, куда его не просили. От него все еще веяло уличным холодом. Прежде, чем присесть рядом, он щелкнул выключателем настольной лампы. Привыкшие к темноте глаза неприятно кольнуло. Макбет приподнялся, выгнулся и зевая стал перебирать когтями пододеяльник. Парень с улыбкой погладил его за ухом, а потом пересадил к себе на колени. — Ну, как ты? — он вытянул ноги на постели, сверкая смешными красно-желтыми носками с хот-догами, и для удобства подложил под спину подушку. — По виду — лучше. Отек немного спал, не зря компресс прикладывали. А голова? Не болит? — Нет. Надеюсь, уговор в силе? Ты не скажешь деду? Брат к этой просьбе отнесся спокойнее, чем Фойербах, хотя тоже не остался в восторге. В конце концов, Алека он никогда не видел, да и вообще не знал о его существовании. Ви наврала, что это была случайность, которая больше не повторится. С ударившим ее человеком они просто друг друга не поняли. — На первый раз заметано, — нехотя сказал он. — Понимаю, сам живу по принципу: чем меньше он знает, тем спокойнее. Но не в твоем случае. Короче, еще раз придешь побитая и я все выложу. Ви выдохнула. Сердце подсказывало: раз Эрик пообещал, то не проговорится, а вот насчет немца она не была так уверена. Собеседник, подключившись к ее каналу мыслительных передач, тоже про него вспомнил. — Хоть Вил пригодился. Я как чувствовал!.. Быть благодарной Фойербаху жутко не хотелось, однако его предложение о дружбе вдруг перестало казаться дурацким. Сейчас она даже злилась. «Что же ты не пришел раньше?» — думала она, снова и снова оглядываясь на случившееся. — «Постоянно крутился рядом, когда был не нужен, и опоздал, когда понадобился». Обвинения не имели оснований, корить его было не за что. Если бы не он, ее ждал позор и еще несколько мучительных минут в лапах Кадманна. Тем не менее, Ви побаивалась, что помощь дорого ей обойдется. — Почему ты ему так доверяешь? Как вы вообще подружились? Вы же разные люди. Эрик медлил, словно сам никогда не задумывался над этим вопросом. Он почесывал бороду и хмурился, то ли действительно разыскивая решение, то ли подбирая слова. — Чего непонятного? — просиял он, озорно переглянувшись с сестрой. — Сторожу его тело для опытов. Где еще такой экземпляр увидишь? Ви оперлась на локоть, терпеливо дожидаясь серьезного ответа. Она придвинулась ближе и почувствовала приятный аромат освежающего мужского шампуня. — Не такие уж мы и разные, Ви. Просто ты его плохо знаешь. Мы когда с ним на первом курсе познакомились, я тоже думал, что он жуткий нарцисс. Зато он в женском коллективе фурор произвел, девки штабелями укладывались. Я даже позавидовал: гордиться нечем, а везде как бельмо, еще и иностранец, как начнет шпрехать — все, капутт, у тебя шансов нет. Мы с парнями смеялись: надо же, какой фигляр выискался! Только почему-то изо дня в день в одной и той же задрипанной футболке ходит. Мы с ним начали общаться, когда в баскетбольной команде стали играть. Целый месяц на площадке грызлись. Думал, убью его. Так он своими высокомерными замашками бесил, аж трясло. А потом я понял, что он этим сам себя подбадривает. Люди об него ноги вытерли, а он баран упрямый — отряхнулся, пошел дальше, и еще всем показал. За это и люблю. Ну да, иногда перебарщивает. Это у него в одиночестве в башке шестеренки клинит. Эрик медитативно наглаживал кота, уткнувшегося в темно-синий пуловер. От быстрых движений шерсть электризовалась и в полутьме сверкали крохотные искорки тока. — Думаешь, почему он у нас постоянно торчит? Ему и пойти-то больше не к кому — я и Дирк, все. Мел ушла, родственников у него здесь нет, да и в своей Германии он никому не сдался. Ты намекаешь, что я лучше него буду? Да еще неизвестно, что бы я вытворил, хлебни я столько же, сколько он. Меня отец всегда учил относиться к другим с пониманием. Так что я никого не сужу, — Ви уставилась в подушку. Эрик, видя ее замешательство, поддел девчачий нос пальцем. — И тебе не советую. Уж ты-то лучше многих знаешь, какие в жизни бывают обстоятельства. Она окончательно перестала смотреть на брата, пожалев, что завела их разговор не в ту степь. Прозрачный намек усвоился четко: не осуждай другого, если стоишь в грязи сам. Эрик осторожно коснулся ее волос и погладил, будто проверял, позволит ли. Ви сопротивления не выказала. Спустя столько времени она наконец-то решила вознаградить его за старания. Пока он заслуживал доверия как никто другой. — Я тебя загрузил? От давно забытого чувства защищенности Ви даже опешила. Она совсем перестала двигаться и просто лежала, наслаждаясь моментом. Пальцы у Эрика все еще были прохладные и совсем не походили на мамины, но... жест так сильно напоминал о ней, что перехватывало дыхание. — Приятеля-то твоего выписали сегодня, знаешь? «Приятеля? — удивленно подумала Ви, сперва не сообразив, о ком шла речь. Водоворот собственных переживаний закрутил ее в тугой узел, не давая вспоминать ни о чем другом. — Мартин!» — Какой же он переполох устроил, когда из палаты сбежал, — усмехнулся Эрик одним уголком рта. — Всю больницу на уши поднял. Жаль парня. Страшная история с вашей Пэйдж, конечно. Кому расскажи — не поверят. За год из семьи две девчонки пропали! Наверное, родители кому-то дорогу перешли, — Ви неопределенно пожала плечами. — По-другому даже объяснить не могу. Надо у Дирка спросить, чего там как. Я его вообще-то уже давно не видел, он как на работу устроился, весь в бумажках окапался, его фиг куда вытянешь. Но спрошу, обещаю. — Были бы новости, уже весь город на ушах бы стоял. — Твоя правда. Теперь Ви в возвращение подруги почти не верила. Тогда в больничной палате она сказала Мартину, что не все потеряно, но время шло и растворяло их надежду. В лабиринтах домыслов, где каждая тропинка вела в никуда, Ви решила придерживаться самой страшной и самой очевидной из них — Пэйдж мертва. Она больше не мучается и никогда не узнает, как поступили с ее сестрой. — Считаешь, ее не найдут? Эрику можно было сказать правду. С Мартином она бы на откровения не решилась. — Может и найдут. Закопанной в яме как дохлого зверька. — Сурово! — удивленно выдохнул Эрик. — Так нельзя. Будем верить в лучшее. Иногда случаются чудеса, этого у жизни не отнять. Может, как раз вашей Пэйдж повезет. Ви скривилась. — Лучше принять случившееся уже сейчас. — Я бы не принял. Даже когда отец погиб — раз! В один момент! Я узнал сразу и узнал точно, но все равно не поверил. Даже думал, что смогу что-то изменить, если буду очень сильно стараться. Просто наколдую! Силой мысли, силой воли, называй, как хочешь, — он улыбнулся, но улыбка вышла натянутой. — Вот проснусь и все как раньше, надо только подождать. И он опять сидит там на кухне, мама рядом жарит ему картошку, и вся квартира насквозь провоняла луком. Я эту вонь терпеть не мог, а потом все бы отдал, лишь бы прийти и снова ее почувствовать. Глаза у него задрожали и в струящемся свете засверкали точно стеклянные. В уголках собралась предательская влага. — Вот видишь, до чего ты меня доводишь, — сказал он, смеясь и потирая веки. — Начала тут со своими сентиментальными темами, а я не подготовился, — она осторожным, но крепким движением придержала его за предплечье вместо множества ненужных слов. — Не говори своему другу такого. Ему нужна поддержка, все остальное он и без тебя знает. Пусть верит, пока у него есть надежда, и потом еще немного. Не собираясь с ним спорить, Ви только ответила: — Я бы и не сказала. Но Пэйдж это никак не поможет. Лучше буду думать, что виновных найдут и накажут. — Накажут, — со знанием дела заявил Эрик. — От людей скрыться не сложно, а вот от кары не уйти. Ви прикусила губу. Она и сама частенько об этом задумывалась. Вот почему кошмар не закончился даже после побега из страны. Над ней висел тесак рока и ждал момента, чтобы рубануть по шее. Ви должна была расплатиться за содеянное. Судьба выписала ей счет, но пока не назначила взыскателя.Дом семьи Драммонд, 19:47
В шикарной гостиной Драммондов Алек чувствовал себя героем дня. Он постукивал сигаретой по бортику мраморной пепельницы и как никогда ощущал, что находился на своем месте. Вот какой должна быть его жизнь! И она была такой, пока не влезла проклятая сука Маккинли. От жребия, выпавшего на его долю, Алек до сих пор пребывал в полнейшей прострации. Будучи единственным ребенком в семье, где все всегда делалось для него и под него, он вдруг столкнулся с нуждой ютиться в крошечной квартирке дяди. Мать пусть и растила его в одиночку, но сделала все, чтобы он никогда ни в чем не нуждался. В семье родственников, где кроме племянника разевалось четыре голодных рта, его персона отошла на последний план. Он ел, что давали, и спал в гостиной на старом диване, воняющем кошачьей мочой. — Ты бы видел его рожу! — заржал Кадманн, снова припоминая мельчайшие подробности стычки в туалете. Конечно, некоторые он приукрасил, а про другие не рассказал намеренно, чтобы Мэтт точно оценил пересказ по достоинству. — Полный пиздец! Стоит, — он подскочил с кресла и изобразил фрица во всей его ипостаси, — вылупился на меня, урод страшный, а сам ничего сделать не может. Руки-то коротки! Эта блоха в углу ноет, слюни развесила: «ы-ы-ы, не трогай его, отпусти». И вся трясется как при мандражке, психованная! — он показал, как Ви дрожала. — Че, выкусила? Надо было ей еще хуем по щекам поводить, суке такой. Жаль мобила разбилась. Я бы тебе видос показал. Телефон он жалел больше всего. С прошлой работы он уволился месяц назад из-за ссоры с начальником и теперь ему снова придется искать новый способ заработка. Лишиться связи было не так страшно, как лишиться возможности слушать музыку. «Долбанный ублюдок! — думал он, вспоминая, как немец безжалостно раздавил мобильник. — Ты еще попляшешь». Алек сел. Мэтт с задумчивой улыбкой отпил из бутылки колу, разбавленную коньяком. От алкоголя щеки у него зарумянились, грубое лицо смягчилось, и он стал похож на школьника больше, чем обычно. — И Фойербах просто сглотнул все, что ты сказал? — Драммонд недоверчиво прищурил серые глаза. — А че он вякнет-то? Он же препод! Я еще с него за телефон спрошу. Приятная волна адреналина провоцировала Кадманна на новые свершения. Он уже готов был показать фашисту, на кого тот нарвался. О, он сильно пожалеет, что посмел его унизить! Мэтт почти смеялся. Точно, напился. В последнее время он старался не улыбаться без надобности — благодаря неудачному падению на лед, два зуба с левой стороны скололись у него почти до основания, а поход к стоматологу то и дело откладывался. — Угомонись. С ним не прокатит. У немца крепкая броня. Надо точно знать, куда бить, чтобы уложить с одного удара, иначе он озвереет. Алек пытался схватить мысль за хвост. — Есть идеи? Драммонд сделал новый глоток и подался вперед из кресла. Судя по вздоху облегчения, ему стало комфортнее. Вогнутая спинка сковывала плечи. — У меня только одна — подождать. Работка-то не для него. Его слабое место видно невооруженным глазом — член чешется. Алек заржал, удивляясь, когда это Мэтт успел так хорошо узнать фашиста, но алкоголь диктовал не задавать лишних вопросов, а наоборот — блеснуть знаниями. — Он уже мутит с Агатой. Наверно, и в трусы успел залезть, я не спрашивал. Ей-то че? Она бы любому подставилась, только помани. Для друга новость явно стала сюрпризом. От веселья не осталось и следа. Все черты у него сразу заострились и выдающиеся скулы стали еще заметнее. Он никогда не был красавцем, да и симпатичным считался с натяжкой, зато выглядел мужественным и девушкам это нравилось. — А девка синеволосая ему кто? — Хер ее знает, откуда она вообще вылезла! Какая-то родственница вроде. Или тоже подружка. Или ни то, ни другое. — Быть не может, — сказал он, сводя брови к переносице. — Он бы тогда не прибежал. Их прервал звонкий женский смех, раздавшийся на крыльце. Мэтт поднялся, спеша ретироваться до того, как мачеха откроет замок, а Кадманн лишь задрал голову повыше. Обложка последнего альбома группы «кэннибал корпс» напечатанная на футболке у парня расплывалась в разные стороны и от того казалась еще страшнее. Коньяк, выпитый на голодный желудок, требовательно попросился наружу. Алек сглотнул кислое предчувствие блевотины. — Пошли давай. — Ща, — сказал Кадманн, нарочно замедляя движения. — Надо в туалет. Драммонд поднялся по лестнице еще до того, как Рей вошла в дом. Она поставила бумажный пакет на пол и встряхнула зонтик от налипшего снега, тут же осевшего на коврике в прихожей. В наушниках кто-то поддерживал с ней беседу, а она то и дело посмеивалась. Сняв дубленку, Рей вытащила из-под платка волосы, закрученные кольцами. Даже забранные в хвост они все еще доставали ей до лопаток. Затем она присела на тумбочку, чтобы расстегнуть ботфорты, а Алек вполоборота наблюдал, как ножки в капроновых колготках то поднимались, то опускались на пол. От вида тонких щиколоток и округлых бедер у него запылали уши. Рей бодро двинулась в сторону кухни с пакетом подмышкой, а Кадманн подскочил ей навстречу. — Помочь вам? — Мари, погоди секунду, — она отстранилась от разговора. — Что ты сказал? Алек приосанился и указал на продукты. — Помочь? Донести? Рей окинула его оценивающим взглядом. Светло-карие радужки отливали янтарным блеском. Даже без каблуков она по-прежнему была на несколько дюймов выше него. Просто модель, сошедшая с обложки журнала. От выпитого еще красивее, чем он помнил. Как всегда энергичная, яркая, как шаровая молния, влетевшая в окно, и поразившая всех в одно мгновение. — Вот ты о чем! Помоги. Я люблю внимательных мужчин. От окрыляющего чувства собственной значимости, Кадманн чуть не выпрыгнул из кожи. Он выхватил ношу и стал петлять за ней, как привязанный на веревке. Терпкий шлейф духов кружил голову. Облегающее черное платье подчеркивало все изгибы тела, а он жадно смотрел, силясь запомнить каждый. На кухне миссия была исполнена, но Алек не хотел уходить. Рей перестала болтать и долго стояла у открытого холодильника, разыскивая на полках минералку. В большое горизонтальное окно со створками Кадманн увидел, что на улице совсем стемнело. Две потолочные лампы над раковиной осветили пространство. Их с Рей разделяла только барная стойка со встроенным винным шкафом. Одна бутылка была откупорена и стояла на блестящей столешнице без пробки. Тягучий запах вина окутал всю комнату, а Алек уже и так был пьян. Он стиснул рукой край стула, чтобы закрепиться и перестать едва заметно раскачиваться туда-сюда. Перелив воду, Рей сделала несколько жадных глотков. Кадманн смотрел, как она пила, в унисон проглатывая скопившуюся слюну. На поверхности стакана остался след помады, а Алеку захотелось слизать ее прямо с толстого зеленого стекла. Не без удовольствия он подмечал, как наблюдают за ним хитрые, кошачьи глаза. Он-то уже давно успел изучить ее. Разглядывал, как кукольную модельку, которую можно вертеть по кругу, и пришел к выводу, что перед ним самые длинные ноги и самая сочная задница их захудалого городишки. Будь он на месте Мэтта, он бы не воротил нос, а уже давно потрахивал ее в тайне от их обрюзгшего папашки. Рей присела на стул и кивком попросила его занять место напротив. Второго приглашения не требовалось. — Как удачно мы уединились, — сказала она, вся подавшись к нему навстречу. Он не мог определиться, куда смотреть. Аккуратная грудь, приподнятая тугим бюстгальтером, не давала ему сосредоточиться. — Ты не замечал, наверно, но я за тобой наблюдала. «Правда? — радостно подумал он, теперь переключая внимание на ее сладкий ротик. — Мэтт сказал, ты та еще шлюха. Да оно и к лучшему! Только скажи, и я отлижу тебе прямо здесь, под столом. Только скажи». — Я увидела, что ты делаешь, Алек. — И что же? — криво ухмыльнулся он. Рейко тоже улыбнулась ему. На левой щеке у нее появилась прелестная ямочка, а вот улыбка вышла наигранной, и Алек насторожился. — Зачем ты стелешься под Мэтта? Пытаешься завоевать его уважение, да? Ему в штаны словно пихнули комок снега. Он моментально сник. Хитрая стерва, уличив момент замешательства, прижала его, как глупого мышонка, попавшего ей в лапы. — Зачем ты позволяешь ему вертеть тобой? Кадманн занял оборонительную позицию. — Никому я такого не позволяю. Рей спрятала острый крюк внутри красивой наживки. Она подцепила его за больное и потащила из привычной стихии. — Алек, — снова повторила она. — Я слежу за вами давно и я не слепая. Что происходит? Знаю, у тебя тяжелый период, — ее мягкая ладонь потянулась через стол и сжала его руку. — Ты плохо переживаешь разлуку с матерью и в семье дяди тебя не любят. А ты бы, конечно, хотел, чтобы тебя там любили. — Черта с два! — грозно выплюнул он, но от прикосновения не увернулся. Ее розовые губы гипнотизировали. Алек чувствовал себя преступником, который замер в свете прожекторов. От неожиданности он даже не помыслил уйти в тень. — В такие моменты легко оступиться. Это со всеми бывает, особенно по молодости. Падают — все, а поднимаются через одного. Кубарем катятся, — Кадманн фыркнул. — У тебя сейчас нет людей, готовых помочь тебе, а я могла бы. Опомнись, пока ты не поставил крест на своей жизни. Мэтт мою помощь не принимает, но ты-то будь умнее! Он молча смотрел, как узор на паркете размывало волнами. Участвовать в разговоре было противно. Как он мог так попасться? От проповедей его тошнило, ими уже Агата достала, теперь еще эта!.. Помощница! — Ты вообще осознаешь, как он задурил тебе мозги? Ты мимикрировал под него, перенял его повадки, пытаешься думать, как он. Но ты не он. Где же твоя индивидуальность? Ты запутался? Ты не знаешь, где твои желания, а где его? — Все я знаю! Но Рей была неумолима. — Тогда ты должен знать, что ваши хотелки не всегда будут совпадать. Рано или поздно дороги разойдутся, и Мэтт сбросит тебя как балласт. Как он сделал это с его девочкой, Сабриной. Он втопчет тебя в грязь и не оглянется. Ты этого хочешь? Упасть еще ниже? Тебе еще не стыдно перед самим собой? Нет, правда-правда. Мне интересно! Как ты себя выносишь? Алек взбрыкнул и вырвал запястье. На последних секундах разговора Рей быстро вкручивала болты. — Ты станешь ему неугоден, и он на тебе отыграется. И ничего ему за это не будет, сам понимаешь. Его прикроют, а ты как будешь? Останешься один и всех собак спустят на тебя. — Пошла ты! — перебил он, в страхе услышать больше. — Все выгадала, сука? Выставила сиськи и надеялась, что я поведусь? Рей откинулась назад, смеясь. — А ты разве не повелся? Это был эксперимент. Видишь, как легко ты поддаешься чужому влиянию. Алек развернулся к лестнице, трепеща от ярости. Он стыдился, что не до конца выковырнул из себя чувства. Легкий флер мнимой победы, опьяняющий после разборок в туалете, растаял. На его место снова пришло отчаяние. Оглядываться на свои поступки он не хотел. Однажды свернув не туда, он не мог признаться в ошибке. Продолжал идти напролом, боясь обернуться и увидеть, как все, что он любил, навсегда осталось позади, отрезанное пожарищем, зардевшимся от его спички. Рука помощи? Нет! Ему это было не нужно. Алек уже давно хотел, чтобы его просто добили. Заходя все дальше и дальше, он ждал, когда его остановят, и надеялся на быструю реакцию. Но никто не шевелился. Кроме его крыши, готовой отправиться в свободный полет. Значит, нужно было сделать что-то еще? Поле для дальнейших действий пугало его своим масштабом. Предела здравомыслия он почти достиг, а вот человеческая жестокость была безгранична.Школа, пятница, 13:15
Агата два дня дожидалась возвращения Ви. Перед уроками она бродила по коридорам, на большой перемене заглядывала в столовую, и постоянно осматривалась. Но случайной встречи не произошло. Отсутствие девочки пугало, а Кэрриган не могла затушить внутри раскаленный уголек вины. Казалось, ей бы полегчало, объясни она, как все случилось. Несмотря на то, что прежде она желала Ви зла, зрелище в туалетной комнате заставило пересмотреть приоритеты. Она не предполагала, до чего Алек опустился. Ви объявилась на третий день. Агата увидела ее утром у входа и тут же поняла, как тяжело будет толкнуть отрепетированную речь. Она оттягивала момент, ходя вокруг да около, а потом... рядом с Бирн объявился Мартин. В последний раз они виделись на похоронах и даже не заговорили. Он не смотрел на нее специально, а она боялась поднять глаза. Тогда на дне рождении все выглядело правильным. Пэйдж получила по заслугам. Агата твердила одно и то же: сама виновата, иначе быть не могло, но... почему тогда она ни разу не пришла в больницу, чтобы навестить друга? Уже успев потерять всякую надежду на разговор с Ви, по пути на обед Агата вдруг увидела ее через окно. Та сидела одна на нижней ступени футбольной трибуны. «Лишь бы не ушла!» — содрогнулась Кэрриган, стараясь как можно быстрее попасть в рукава куртки. Она даже не переобулась: выскочила на улицу в легких балетках и побежала к площадке. Зима шла по пятам за осенью. Ее присутствие уже можно было почувствовать. Дыхание вырывалось наружу облачками полупрозрачного пара и от ветра, который забирался под пуховик, хотелось свернуться в клубок. Но заморозки не представляли помеху для спортсменов. На поле бегало несколько самых отчаянных учеников — от вида их тел в летних футболках Агате стало еще холоднее. Подкрадываясь сзади, девушка только теперь заметила, что место рядом с Ви больше не пустовало. В горизонтальные прорези между рядами сидений она увидела мужчину. — Ты что вытворяешь?! Что ты тут уселся? Ты не только себя компрометируешь, но и меня! — в отчаянии взывала Бирн к его совести, повыше поднимая книгу, чтобы закрыть лицо. — Поздно шапку надел, мозгам уже не поможет. — Тебе бы тоже шапка не помешала, — сказал в ответ голос с характерным немецким акцентом. Агата мерзляво поджала пальцы на ногах, не в состоянии сдвинуться с места. Казалось, что Фойербах самый настоящий дьявол, ведь куда бы она ни пошла, он обязательно там появлялся. «Подожду, — упрямо подумала она, пусть ей и хотелось быть от него как можно дальше. — Вдруг уйдет». Будучи в невыносимо несуразном положении, она даже умудрилась согреться. Стыд заставлял кровь быстрее бежать по венам. — Между прочим, могла бы ответить на мои сообщения. Его рука, лежавшая на пластиковой спинке, почти касалась ее плеча. Увы, кроме Агаты уличить подлеца было некому. — Я тебе номер дала не для того, чтобы ты мне по ночам написывал. — Видел, ты не спала, вот и написал. Хотел узнать, как ты. Ник за тебя очень переживает. Все уши прозвенел, никак не уймется. Сказал, ты дралась как фурия. Ви перелистнула страницу. — Хочешь проверить? — Я?! — засмеялся Фойербах. Пальцы поймали темно-синюю прядь и придержали кончик. — Я с амазонками не связываюсь. Сразу бы сдался. «Мерзавец!» — зло возмутилась Агата. Она как будто протрезвела. Поглаживание волос, наверное, было коронным приемом в арсенале его фокусов, а она-то, дура, повелась на такое! Почему она вообще поверила, что понравилась кому-то вроде него? Выжала из его речей сладкий сироп и залила в уши. И ради чего?! Сдался он ей в этом чертовом баре! Если бы она не видела, как он подвозил Пэйдж, ни за что не понесла бы ему забытый на стойке бумажник! Кто же знал, как обернется желание в отместку за Мартина перехватить новый интерес подруги. Да, он был эффектный: высокий, гораздо старше, еще и немец, но потраченных усилий не стоил. Агате просто хотелось доказать, что она тоже может впечатлить мужчину. Ви отклонилась, а затем быстро вернулась в прежнее положение, придавив лопатками наглую мужскую ладонь. — Вроде я тебя предупреждала следить за конечностями и не пихать их, куда не попадя. От ее манеры общения с Фойербахом Агата окончательно растерялась. То, как лихо Ви скинула шкуру тихой мышки в схватке с Алеком, до сих пор не укладывалось в черепной коробке. Вил освободился из тисков, улыбаясь. — Думал, не заметишь. Не зуди, вообще-то подарок тебе принес. — Даже представить боюсь... Он достал из-за пазухи баллончик и вручил ей под удивленное «ого». — Вдруг в следующий раз меня не будет рядом. Ви не успела поблагодарить. Детский смех заставил дернуться их обоих. Презент спрятался в кармане. Три суетливые фигурки надвигались на беседующих без всякого стеснения. Фойербах обернулся и увидел позади омертвевшую Кэрриган. Будь у нее единственная в жизни возможность растаять в воздухе, Агата бы ей воспользовалась. Плюсом к уже состоявшемуся унижению, она вдруг узнала на пробегавшей школьнице миленькую розовую курточку. Бриджит тоже оторопела, застав сестру за непонятным занятием: — А ты чего тут стоишь? — спросила она, даже не подозревая, что разрушила ее маскировку до основания. Вслед за Фойербахом повернулась и Ви. С правой стороны скула у нее все еще переливалась от синего до зеленого. Эти двое, не имея ни единой общей черты, сейчас были похожи, как разнополые версии одного человека. Злобные, транслирующие надменное презрение. Агата с опозданием отступила, ругая себя за промедление. Кожа на щеках горела огнем. — Герр Фойербах, герр Фойербах! — тараторили дети наперебой. — Помните, вы нам про Германию обещали рассказать? — Помню, — обреченно вздохнул немец. — На уроке расскажу. Дайте еще пять минут подышать. Мне в вашей тюрьме строгого режима до вечера сидеть. Ребятам шутка пришлась по вкусу. Они звонко смеялись, обложив его полукругом. Уходя к ближайшим зарослям, Агата прекрасно разбирала голос Бриджит. — А я вас нарисовала. Можно вам подарить на память? Она, и правда, рисовала теперь все подряд. Мать говорила, что творчество помогало справиться с горем. — Похож, — констатировала Ви с ехидной усмешкой. Фойербах закашлял, но быстро собрался. Бриджит талантом художника не обладала, зато выкладывала душу. — Danke. Очень мило с твоей стороны, что уделила мне время, — выглядывая из своего нового убежища, Агата видела, как он свернул листок и убрал во внутренний карман пиджака. — Давайте, бегом в школу... Потом с вашими байками разберемся. — Ви тоже встала. — А ты куда? — Туда же вообще-то. Дети побежали вперед, а Фойербах пошел вместе с Бирн. Специально замедлялся, чтобы идти рядом. — Баллончиком умеешь пользоваться? — А что? Предлагаешь на тебе затестить? Вил держался на расстоянии, но подстраивался под ее шаг. Ви тоже не торопилась перебирать маленькими ножками. — Начни уже свой яд сцеживать и впрыскивать его как змея, тогда и без защиты обойдешься. — Не волнуйся, как только научусь, ты узнаешь первым, — точка в теме была поставлена. — Блин, ты бы сменил парфюм. Рядом с тобой дышать невозможно. Парень не растерялся. — О-о, извините, принцесса, — затянул он. — Я не виноват, что у тебя рядом со мной перехватывает дыхание. — Лучше бы перехватило и тогда бы я твоих самовлюбленных шуток не услышала. — Так я вроде не страус, чтобы в песок зарываться. Черт, — он ощупал брюки. — Выронил зажигалку. Идите без меня. Агата стояла за деревом, чувствуя себя куском коры, слипшимся со стволом. Уминая пожухлую редеющую траву мысками туфелек, она снова ощущала себя лишней на всем белом свете. Совершенно ненужной и незаметной. Но Фойербах быстро это исправил. Он направлялся к ней. Девушка отшатнулась и чуть не упала, ступив на бугристый корень. Бежать было глупо и поздно, поэтому пришлось притвориться неодушевленным предметом. Агата застыла. Немец приблизился. — Кто здесь? — гадко ухмыльнулся он, делая упор на то, как глупо она попалась. Кэрриган смотрела на него во все глаза, боясь моргнуть. Сердце больно кололо в груди. — Как вы меня оба уже достали! Последний раз предупреждаю — завязывайте! Продолжите ошиваться вокруг девчонки и с миром мы больше не разойдемся. Ви подарила вам шанс, будьте благодарны. Я бы ни за что его не дал, — он неприятно щелкнул ей по носу. — Поняла? Агата отвела взгляд. Рядом с ней по крепкой кожице клена полз длинноногий паук. Она до трясучки боялась насекомых, а Фойербах убил его, не поведя бровью. Прижал кулаком и смахнул остатки трупа. — Скажи Кадманну, пусть пожалеет свои зубы — продолжит путаться под ногами и я его отпинаю. Когда он ушел, она еще долго боялась выпрямиться. От страха навернулись слезы. Глотку сдавило и Агата перестала дышать, чтобы не разрыдаться. Вот бы кто-то пожалел ее хоть разочек! Она снова позавидовала Ви. Как он за нее заступался, уму не постижимо! Ради Агаты такого никто и никогда не делал. Идя по краю футбольного поля, хлюпая образовавшейся в ноздрях влагой, она вдруг заметила Мэтта. Он отвлекся от игры и отер краем футболки свою крепкую, бычью шею, взмокшую от бега. Они переглянулись издалека. Да, Драммонд мог помочь отвязаться от немца, но она слишком хорошо его знала, чтобы принимать помощь. То, как он поступил с Сабриной, не воодушевляло. И то, как отомстил обидчику, сломав челюсть на хоккейной площадке, — тем более. С Фойербахом она была знакома поверхностно и не могла оценить расстановку сил. Вдруг он никогда не воплотит свои угрозы в реальность? Он же учитель... на что он способен, кроме заигрываний на скрипках доверчивых девичьих душ? А что мог Мэтт? Углубляться в его подвиги ей даже не хотелось. «Пусть лучше все остается так, как есть», — обреченно решила она.