Школа, 14:35
В школе утрата подруги стала для Мартина ощутимее, чем прежде. Он не мог свыкнуться с ее отсутствием и по инерции продолжал искать в толпе рыжую макушку. Пэйдж смотрела на него с каждой доски объявлений. В столовой гостей первым делом встречало ее старое фото, на котором она улыбалась так, как делала это до пропажи Карен. Мартин шел мимо множества копий знакомого лица и старался не поднимать глаз. Жалкие клочки бумаги даже в таком количестве не заменяли настоящего человека. Он был уверен, что Пэйдж жива. Чувствовал это. Не мог объяснить принцип работы интуиции, но отчетливо ощущал, как нить, связывающую их воедино, дергали с другого конца. Пэйдж словно звала его из темноты, а Мартин тыкался везде, не находя источник крика. Их непрерывный диалог, где он постоянно просил прощения, высосал его досуха. Пожалев Алека, он дорого расплатился за мягкосердечность. Сделай он тогда чуть больше, им не пришлось бы разделиться. Кадманн мозолил глаза одним своим видом. Бесстыжий ублюдок ходил довольный в то время, как семья Пэйдж, оплакивая малышку, ждала любую весть о старшей дочери. Мартин подозревал паршивца во всех смертных грехах. Он решил, что вытрясет из него признание любым возможным способом и морально готовился идти на крайние меры. Стоя рядом с Ви, он наблюдал, как она шаманила над замком. — Подержи, пожалуйста, — попросила она, протянув учебники. Ее оправдание синевшего на скуле фингала, показалось ему нелепым до смехоты. Поскользнулась в ванной и ударилась о раковину? Надо быть дураком, чтобы поверить. Щелк. Дверь шкафчика отворилась, изнутри выпорхнула бумага и приземлилась на пол. Ви наклонилась за ней. Да, Мартин никогда не нуждался в компании, но сейчас простая человеческая близость была ему приятна. После исчезновения Пэйдж у него больше не осталось друзей. Люди, которых он когда-то относил к этой категории, стали либо врагами, либо чужаками. Он дожидался, пока Ви соберет вещи и специально отворачивался от множества свечей, зажженных в память о Карен. Яркое пятно из фотографий и записок всё равно пестрело на горизонте. Стыдно, но страх за Пэйдж оттеснил траур на второй план. Карен всегда выделяла его среди приятелей сестры. Он знал ее почти тринадцать лет: видел, как она росла, становилась самостоятельной и все меньше походила на старшую Маккинли. Та часто шутила, что родителей не удовлетворил результат их первой работы, поэтому они создали более совершенный экземпляр. Чаще всего мать девочек встречала его на пороге и кричала снизу на второй этаж, кто пришел. Карен всегда выбегала первой. Она перепрыгивала две последние ступеньки и развлекала Мартина болтовней, чтобы развеять скуку. Уходя, он постоянно находил в куртке тайком распиханные кислые леденцы и жевал их в пути до дома. Ей с детства нравились настольные игры, она могла часами говорить о рисовании, училась играть на гитаре и показывала ему правильное расположение пальцев на струнах. Он старательно изображал заинтересованность, взамен обещая прокатить ее на мотоцикле, когда она повзрослеет. Карен улыбалась, морща нос как котенок. Говорила, это будет «супер круто». А потом кто-то решил, что может отобрать ее жизнь, словно та ничего не стоила. Умертвить, скинуть труп в яму как мусор. Как содранную оболочку, оставшуюся после использования. И этот кто-то мог быть поблизости. Ви пихнула смятый листок в карман. Она машинально метнула взгляд вдоль прохода и изменилась в лице. Мартин обернулся, чтобы разыскать предмет ее нервозности у себя за плечами. Фойербах надвигался из дальнего конца коридора. Скрип металлических петель на дверце ясно дал понять, что Ви не хотела с ним пересекаться. Она усиленно делала занятой вид и копалась на полках. Еще немного и она просто влезла бы в шкафчик, чтобы запереться в нем изнутри. «Скользкий, мутный тип, — думал Мартин, вспоминая, как он пялился тогда на Пэйдж в столовой. — Что тебе еще надо?» — Привет, — поздоровался Фойербах, остановившись рядом. — Мартин, да? Мартин замер. Изображать любезность он никогда не умел, а облизывать лощеного петуха даже не собирался. Он вызывал ироничный смешок и ни капли доверия. — Слышал, ты в тачках сечешь. У меня вроде как мотор стучит. Можешь взглянуть? Ви с опаской выглянула из своего укрытия и посмотрела на пришедшего. Ее любопытство проигнорировали, и она скрылась снова. — Диагностика денег стоит. — Без проблем! — отделался Фойербах, смахнув со лба надоедливую прядь волос. — Сегодня получится? Зайди ко мне после урока, — потом добавил гораздо тише: — Один. Он что-то недоговаривал. Мартин вычислял реальную причину его прихода. Может, он что-то знал о Пэйдж? Вряд ли. Тогда что?.. Получив согласие, Вильгельм сразу потерял интерес к его персоне. Он подался вперед и постучал по железной перегородке. Ви опять позволила себя увидеть. — А ты уже закончила? — Нет. — Подвезти тебя потом? Мартин презрительно зыркнул в его сторону. Сдурел, что ли?! С каких пор учителя развозят учениц по домам? И ведь не постеснялся! Прямо в лоб предложил, как будто забыл о его присутствии! — Спасибо, обойдусь, — холодно отозвалась Ви. — Еще заглохнешь по дороге... Фойербах облизнул губы. — Не каркай. У меня мощный мотор. Просто барахлит, с кем не бывает. Ви нырнула обратно. Мужской взгляд, поглаживая, прошелся по ее шее, лопаткам и спустился ниже. — Проверять не буду, — сказала она, окончательно спрятавшись. Мартин почему-то ощущал себя лишним между ними. Зрачки у Фойербаха искрили как бенгальские огни и замечать это было противно. Нараставшее внутри возмущение требовательно приказывало вмешаться в диалог, но Вильгельм, по-видимому, чхать хотел на порицание. — Я ее довезу, — встрял Мартин, видя, с каким облегчением выдохнула его спутница. — Тебе после такой травмы за руль-то можно? — Фойербах не отступал с завоеванных позиций без боя и искал лазейку, чтобы устоять на месте. — Тем более, мотоцикл... Мартин тоже не собирался отдавать Ви в лапы этому изврату. — А вы врач? Она закинула сумку на спину и разбила их спор. — Я поеду с Мартином. Фойербах явно не воспринял отказ как проигрыш. Он кивнул, снова расцветая улыбкой. Рука ослабила узел темно-бордового галстука, затянутого на шее. — Gut, — согласился он. — Дама выбирает кавалера. Жду тебя после урока, Гилмор. Он наконец-то откланялся и ушел в том же направлении, откуда появился. Высокая фигура в черном наглаженном костюме еще долго виднелась на фоне учащихся, стайками прибившихся к стенам. — Я что-то не догнал. Он к тебе лезет? Пристает? Или мне показалось? Ви поспешила его переубедить, а сама несколько раз нервно сдавила и разжала язычок лямки на рюкзаке. — Забей. У меня брат с ним дружит. Попросил за мной присматривать, вот и все. «Все, да не все», — подытожил про себя Мартин, но опровергать ничего не стал. Они двинулись в сторону класса. — Ты бы не связывался с ним. У него в башке стучит, а не в машине. Серьезно, не ходи к нему. — Ладно, — сказал он, хотя сам знал, что пойдет.Дом семьи Драммонд, 00:21
Мартин не одобрял насилие с тех пор, как научился контролировать гнев. Это было последнее средство в решении конфликтов, но временами наставала и его очередь. Жизнь явно нарочно стравливала их с Кадманном. Проверяя убеждения на прочность, она вдруг дала ему второй шанс. Кровожадное нечто, вновь пробудившееся внутри, радостно встрепенулось. Мартин утешал себя мыслью, что иногда прощение становилось преступлением пострашнее мести. Алек нарвался сам. Его предупреждали тридцать три раза и все без толку. Его стоило проучить, пока он не вытворил очередную жесть. Позавчера — Пэйдж, вчера — Ви, а кто завтра? Дети? Девочки вроде Карен? «А если и с ней — тоже он? — у Мартина сжался кулак. — Что тогда?» Во рту пересохло. Он настраивался на худшее. Самые ужасные предположения обретали контур. От Кадманна уже давно можно было ожидать чего угодно. Пальцы до скрипа стискивали руль, но напряжение не отступало. Пустая дорога казалась черной дырой, которая беспощадно засасывала их в свое нутро. Он смотрел вдаль и видел во тьме только страх, притаившийся в самом укромном уголке его души. Он скреб в груди и просил остановиться, пока не поздно. Представляя, что два ублюдка могли сделать с Пэйдж, Мартин снова становился глухим к воплям здравого смысла. «Это ради нее, — повторял он. — Если есть шанс выяснить, где она, надо им воспользоваться». Мозг изо дня в день просчитывал все возможные версии случившегося. Он хотел точно знать, как все было. Рассказать правду мог лишь один человек — Кадманн. Драммонд остался бы нем даже с раскаленной палкой в заднице. Фойербах на пассажирском сидении кашлянул и выпустил дым через нос. Пусть Мартин и оказался здесь благодаря ему, он уже почти забыл о его присутствии. Они не разговаривали. Затаились в темной машине. Вильгельм выглядел спокойным и сосредоточенным, словно задуманное входило в круг его обыденных дел. Он играл в телефон и подкуривал сигареты одну за другой. Мартин тоже пытался притвориться хладнокровным, но, к сожалению, не обладал настолько отточенной выдержкой. Нервный тик его выдавал. По виску ползла предательская капля пота. Поясница под кофтой пылала, хотя приоткрытое окно не давало воздуху застояться в салоне. — Вы не боитесь? — спросил он, искренне интересуясь ответом. — В лучшем случае вас уволят, если это всплывет. В худшем — посадят. Фойербах снова чиркнул зажигалкой. Дуновение ветра, прокравшееся через оконную щель, потушило свернутый в бумаге табак. — У меня хорошие друзья. План казался сомнительным с самого начала. Да, Алека пора было осадить. Уже сейчас, сидя в автомобиле с человеком, к которому он не питал особого доверия, Мартин размышлял, зачем Фойербаху впутываться в их разборки. Из-за Ви? Ему, что ли, несправедливость не давала покоя? Мартин с мерзким чувством осознания собственной ошибки признал правоту Пэйдж. Лучше бы они тогда забили скотину на дне рождении. А если бы он сам пораньше остановил ее, удержал от глупой, никому ненужной войны... если бы он сказал правду о своих чувствах... если бы нашел смелость... И еще множество похожих «если бы», скопившихся в один камень преткновения. — Мы с ним тоже дружили, — зачем-то сказал он. Фойербах закивал. — Сидел бы ты здесь, если бы я этого не знал, — волнение не давало скрепить цепочку следствия. Собеседник, видя его замешательство, поспешил добавить: — Дети мелят языком все подряд. Я краем уха услышал, что ты уже однажды что-то подобное делал. — Что?! Я?! Нет!.. Не так. Я просто пригрозил ему. Сказал, чтобы держался от Пэйдж подальше. Экран мобильного в руке у Вила потух. Мартин перестал видеть его лицо. Это был просто голос из черноты, с сарказмом ухмыляющийся над оправданиями. — Помогло так помогло! Чем пригрозил? Разговор рассеивал мандраж. Удалось перевести дыхание. Делиться воспоминаниями с этим пижоном казалось гиблой затеей, но тишина дробила нервные клетки. — Он был мне должен... Я его спас в детстве. Собака на него бросилась. Здоровая, ротвейлер какой-то — сорвался и сиганул через забор. Чуть башку ему не отгрыз, — Мартин закатал рукав куртки: — Вот, — он показал Фойербаху особенно заметный рубец на предплечье. — Я его отбивал, сколько мог, пока родители не прибежали. После всех выходок Алека сопоставить его с тем мальчиком из прошлого было практически невозможно. Мартин будто смотрел на бывшего друга через кривое зеркало, исказившее образ до неузнаваемости. Тот, кого он защищал, не жалея своей шкуры, умер. Ничтожество, занявшее его место, не имело право на существование. — Подставился под удар ради приятеля? — хмыкнул Вильгельм. — Похвально! На нем-то шрамов что-то не видать. — На лице всего два не зажило. Один под подбородок сполз, а второй — над бровью, он татушкой забил. Смартфон на приборной панели коротко пискнул. Мартин метнулся к нему, забыв вдохнуть. Зыбь накатывающей тревоги поползла прямиком к сердцу. — Не пожалел? Не думал потом, что зря спас? «Как же, не думал! Думал столько раз, даже не сосчитать». В сообщении Кевин написал только одно слово, но каждая буква сплясала на коже чечетку. — Идет. Жук рассказал им даже больше, чем нужно. Во сколько Алек обычно отчаливал, в каком виде выдвигался и как добирался в соседний район. Кадманн всегда ходил пешком — лишних денег на транспорт у него не было, а Мэтт отказывался подрабатывать развозчиком. Тот никогда не садился за руль пьяный. Отец, боясь за сохранность сына, угрожал, что отберет машину, если узнает. Алек вывалился из-за забора, прикрыв калитку. Он недолго стоял, смотря на луну, серпом зависшую в небе. Из внутреннего кармана расстегнутой ветровки он достал пачку и прикурил, с трудом сопоставив зажигалку и кончик папиросы. Мутное никотиновое облако взмыло у него над головой. Автомобиль, из которого за Кадманном наблюдали две пары глаз, стоял поодаль, прячась в тени соседнего здания. Могильная пустота улицы когтем вырезала на полотне ночи присутствие кого-то живого. Вдалеке раздавался раздраженный лай собак. Алек расслабленно покачиваясь, пошел по тротуару, не видя никого и ничего. Его уязвимость провоцировала нападение. Мартин готовился стартануть в любую секунду. Ладонь, лежавшая на рычаге коробки передач, подрагивала в нетерпении. — Не торопись, — сказал Фойербах, смотря, как Кадманн остановился у чужого ограждения и стал расстегивать штаны, чтобы нассать на кустарник. — Пусть напоследок погуляет. Там дальше поменьше домов. Меньше ушей. Будет орать как резаный, сразу чую. — Я бы вам это и так сказал. Он без Мэтта сразу сдуется. Они поехали следом, когда он продолжил движение. Мартин напрягался, боясь допустить ошибку. Сердце подводило, но колесо уже закрутилось: положение вещей больше не поддавалось контролю, обстоятельства приказывали вести себя по ситуации. Рядом с решительностью Фойербаха сомнения выглядели дико. Мартин вспоминал, к чему в прошлый раз привела его слабость. Нападки Алека перевешивали на весах мораль и совесть. — Только не гони, когда пристегну, а то еще копыта откинет. Ему много не надо. Задача не убить, а напугать. Педаль газа плавно вдавилась в пол. Автомобиль поперхнулся и послушно ускорился. Пара щелчков все-таки стукануло во внутренностях старой тойоты. Рев двигателя быстро выдал их присутствие. Кадманн обернулся. Он не сразу сообразил, что машина неслась на него. Понял, уже когда стало поздно. Они пересекли проезжую часть и вырулили на дорожку, раскатывая шинами комки снега. Мартин перестал смотреть по сторонам: застывший силуэт завладел его вниманием. Алек выронил сигарету и шлепал ртом как рыба. Он заметался, не зная, что предпринять. Рискнул бежать, только алкоголь запутал ему ноги. Фойербах хохотнул, наблюдая за его падением и за тем, как убого он пытался подняться. Мартин притормозил на автомате. Он почти ничего не соображал. Смотрел, но не видел. Был наблюдателем, но не участвовал, хоть и находился в гуще событий. Глаза заныли от напряжения. Он резко отупел, как будто кто-то дернул рубильник. Вил выскочил из салона и направился к Алеку. Через лобовое стекло было видно, как Кадманн до последнего старался справиться с отказавшими конечностями, ползал в грязи и даже почти смог выпрямиться. Фойербах не позволил. Он схватил его за капюшон и дернул вниз. Алек задрыгался как насаженный на крючок червяк. Вил молча перехватил его волосы и потащил за собой брыкающуюся тушу. — Пидрила! — раздался шипящий возглас. Пальцы в исступлении разжимали на затылке властную руку. Вил дернул сильнее. Протянул его еще несколько дюймов без всяких препятствий. Боль мешала Алеку сопротивляться. Он вопил до высоких нот, а для Мартина этот крик переливался в музыку. Он бы слушал его перед сном, чтобы успокоить нервы. — Du armes Schwein! Будешь орать, — сказал Фойербах, волоком таща гада за собой, — я тебе скальп сорву и прибью на стенку к своей коллекции. Алек цеплялся за асфальт, до мяса обламывая ногти. Он упирался изо всех сил. Наверняка знал, чем это закончится. Мартин наслаждался его беспомощными судорогами. Он будто следил за фильмом. Не могло это все быть реальностью. — Не поеду! — голосил страдалец. — Не поеду, уебок ты конченный! Лучше тут убей, мразь, — он снова попробовал вырвать волосы, но Вил не позволил. Алек завыл, страшно кривя губы, и схватил его за штанину, чтобы удержать от новых движений. Фойербах брезгливо пихнул его коленом. — Тебе пиздец потом будет! — рычал Кадманн, ослабленно тащась за мучителем. — Молись, сука... Хана тебе! В школе все узнают! Так что давай — лучше сейчас! Ну, вперед, давай, убей!.. Мартин нажал на кнопку открытия багажника и вышел. Тело одеревенело. Все движения выполнялись на автомате. — Держи руки, — скомандовал Фойербах. Ладонь тут же мертвой хваткой сжалась на чужих запястьях. Лязг наручников на время отбил у Алека желание буйствовать. — А-а-а! Спелись, да? — сказал он, заглядывая Мартину в лицо. — А ты меня удивил! Значит, я — хуй поганый, твоей дружбы не достоин, а это чмо — здрасьте, пожалуйста? Пиздец, ты лицемер! Вил вытащил из багажника рулон клейкой ленты. Отмотал и откусил зубами. — На! Заклей пасть, а то я его угандошу. — Давай! — взбрыкнул Алек, пока Фойербах обматывал ему лодыжки. — Валяй! Че, сможе... Речь оборвалась на полуслове. Кадманн не ожидал, что Мартин действительно исполнит приказ. Он мычал и лягался как взбесившийся конь, но все равно не мог справиться с двумя противниками. Они сообща перебросили его в багажник. Фойербах сразу пошел за руль, а Мартин стоял, тупо уставившись на сколы старой краски на поверхности металла. Глухой стук изнутри выворачивал его наизнанку. — В тачку садись! Машина тронулась сразу, стоило лишь захлопнуть дверь со стороны пассажира. Знание о том, куда они ехали и зачем, прилипло где-то на корке мозга, но скрывалось в области подсознания. — Не трясись ты так. Нормально все будет. Тело не слушалось. Дрожь окатила от пяток и до кончиков волос. Алек выбивал кулаками азбуку Морзе. Душераздирающий скрежет когтей, скользящих по обивке, сводил с ума. Фойербах включил магнитолу, чтобы заглушить лишний шум. «Даже бровью не повел, — ужасался Мартин. — Либо хороший актер, либо отбитый наглухо». Для него окружение превратилось в один комок звуков и картинок, сменяющих друг друга. Они мчались по городу, оставляя позади жилые дома. Сегодня лес был их сообщником. Он скрыл их от посторонних.