Дорога за городом, 01:37
Алек моментально протрезвел. Алкоголь отпустил быстро, а вот наркотики продолжали струиться по венам, откидывая его в тяжелейший транс. Сколько они ехали? Час? Два? Всю ночь? Он состарился и умер на пике страха. Прожил в темноте багажника целую жизнь, обливаясь холодным потом, стекающим на ресницы. Соленые капли щипали глаза. Он перестал трепыхаться, решив беречь силы. Вдруг удалось бы сбежать? Это был единственный шанс на спасение. В драке любому из них он не соперник, а уж двоим сразу и подавно. «Убьют, — думал он, съежившись в чреве машины. — Ну и ладно! Убивайте, суки! Давайте! Вперед! Только быстро!» Шестое чувство подсказывало, что даже если они везли его на убой, не стали бы торопиться. И если из добропорядочного Мартина еще получилось бы выдавить жалость, то из фрица — нет. «Пусть тогда лучше Гилмор. Слышишь, ты, там? От твоей руки готов умереть». Автомобиль остановился. Кадманн истошно задышал через нос, уничтожая остатки кислорода в замкнутом пространстве. Тело произвольно вжалось в самый дальний угол и заходило ходуном точно в припадке. Он сделал над собой усилие, чтобы перестать трястись. Зубы отбивали чечетку. Неторопливые шаги отсчитывали оставшиеся ему минуты. Чем громче они становились, тем сильнее Алека колотило. Может, он умер бы раньше от приступа? Так было бы даже лучше. Крышка приподнялась с въедливым скрипом. Алек увидел нависшую над ним фигуру и замер, словно его могли не заметить, если бы он перестал шевелиться. «Не Гилмор», — упав духом, понял он. Калейдоскоп небесных осколков вертелся, распадался и собирался вновь. — Gute Nacht! — раздался сверху хриплый баритон. — Где бы встретиться, да? Все подгадывал, где же пересечься, а тут такая удача! Судьба! Алек ничего не мог выговорить не потому, что ему заклеили рот. Липкое предчувствие завернуло его в кокон ужаса. К шее, упирающейся в шершавое покрытие, перестала поступать кровь. Она вся отхлынула к сердцу. Фриц вытащил его наружу за шкирку. Боль от удара копчика о край багажника пронзила позвоночник. Кадманн рухнул вниз, но тут же заерзал, пытаясь принять сидячее положение. «Уже мог врезать. Но не бьет. Будет что-то другое. Ну, что, что, что ты придумал, сукин сын?» От неизвестности его раздирало в разные стороны, а наркотическая дымка усугубляла положение. Мир вокруг точно ожил: он рассыпался на фрагменты сияющими частицами и вибрировал от любого движения. Тайфун эмоциональных вспышек, ворвавшийся в мозг, поработил сознание. Алек был здесь и сейчас, а еще там, наверху, в каждом отрезке времени и охватывал триста шестьдесят градусов обзора. Он был везде. В каждом листке, в каждой ползучей букашке, вовремя не ушедшей в спячку, в противно хрустнувшей щебенке под ботинками Фойербаха... Тот посадил его так, чтобы они оказались напротив. Скотч сдернули, но остатки клея по-прежнему ощущались на коже. Взгляд скользнул вверх. Габаритные огни наложили на Фойербаха свой отпечаток. Тусклые глаза переливались багровым цветом. Из них на Алека смотрело то, чего он боялся и хотел больше всего на свете: возмездие пришло по его душу. Это был демон, вылезший из глубочайшей расщелины ада. Он сидел здесь, рядом с ним, и держал в руках его жизнь. Внимательно вглядываясь в самую его суть, Фойербах словно воткнул кол в сердцевину плода и занес молоток, чтобы расколоть скорлупу. Захотелось прикрыться. Улизнуть, пока он не разглядел что-то, о чем Алек не подозревал сам. Бледное сосредоточенное лицо рассекла улыбка. Блеснувшие зубы стали удлиняться в клыки. Алек опустил веки. Трип его добивал, а фантазия разыгралась не на шутку. Когда Фойербах заговорил, он снова выглядел как обычно. — Классно придумал вообще-то, — похвалил он. — Я про Пэйдж. Сегодня разберем все твои подвиги по порядку. Гнаться за велосипедом на тачке — круто! Молодец! — он потянулся и уничижительно похлопал ему по щеке. На макушке зашевелились волосы. — Ты крутой! Жаль, не подумал, что можно между спиц в колесо палку воткнуть. Еще и мальчишка влез! Вот незадача! Но вы его, конечно, быстро кулаком в челюсть угомонили. Правильно! Так и надо! С хера он под руку лезет? — Не бил я его. Фойербах понимающе закивал. — Да мне вообще похую, веришь? Пацана избили — это факт. Ты в машине сидел? Сидел! И ничего, ссыкло ты вонючее, не сделал. Зато как благоро-о-одно с Пэйдж поступил, — протянул он с иронией. — Отпустил на все четыре стороны. Ну, ты не обольщайся! Тебе не подфартит, как ей. Я не такой благородный. Он достал ключ и провернул его в наручниках. Одно запястье оказалось на свободе. — Затем было что? Ты нашел пистолет? Оставил парня подыхать в лесу с разбитой башкой? А, нет! Погоди-ка. У тебя большой послужной список, немудрено запутаться. Сначала были фотки, которые ты разослал по всей школе. А потом, — брови у него поползли к переносице, — ты решил врукопашную побороться с малышкой на голову ниже тебя и на пару десятков фунтов легче. Достойного соперника выбрал, сказать нечего! Вы ведь, ебнутые, всегда таких выбираете — слабых, девчонок, детей... Другие ведь могут дать сдачи! Что? — взгляд разъедал плоть, а Алек корчился, продолжая выслушивать перечисление всех своих прегрешений. — Стручок стоит от такого? Я вас, гнид, знаю! И нет бы дело дракой закончить. Не-ет! Тебе этого показалось мало. Ты решил ее в грязь втоптать. Смотри-ка, пальцы уже заканчиваются, а твои достижения — нет. А ты представь, если бы тебе за каждую провинность отрубали по одному? Хочешь попробовать? Как баба заголосишь! Приятного мало, зато эффективно. Культями ты уже точно никого не облапаешь. Кадманн собрал для ответа всю храбрость. — Ясно, — сказал он, разлепив сухие губы. — Все из-за этой мелкой дряни? Трахаешь ее? Вот че ты прибежал! — Ты нагадил на моей территории, — Фойербах подтянул ближе пустой металлический браслет и пристегнул к фаркопу. — Тебе такой шанс выпал — вперед, проваливай! Куда там! Шатался за ней по всей школе, проходу не давал. Ждал повтора? Недостаточно поиздевался? Я бы сдал тебя копам, но нет возможности, а ты ведь не успокоишься, если оставить все, как есть. Так что вот тебе наука, Алекс... или как там тебя? Erst wiegen, denn wagen. За маленьким человечком может стоять кто-то покрупнее. И вот тут, куда ты решил сунуться, стою я. А я таких клопов, как ты, давлю, пока из них все гнилье не вытечет. Он выпрямился. Его кулак дважды стукнул по багажнику. — Мартин! Мотор завелся. Алек в панике оглядывался, надеясь увидеть водителя в боковое зеркало. Он понял, что сейчас машина поедет и потянет его за собой. Дернул плечом со всей дури, сделав попытку вырваться, но освободиться не смог. Острый край наручников впивался в кожу до рези. — А пока будешь кататься, подумай, что расскажешь нам о Пэйдж. Чем больше мы узнаем, тем легче будет твоя дальнейшая участь. Автомобиль тронулся и тяжелое тело Алека против воли хозяина потащилось вдогонку. Жилы напряглись как струны, готовые оборваться от перетяжки. Щебень не давал пяткам закрепиться. — Я посмотрю отсюда, — добавил фриц. — Не хочу такое зрелище пропускать. Кадманна перевернуло на живот. Противиться движущей силе было бесполезно. Он видел перед собой дно старой тачки, с которого стекала грязная талая вода. Грудь так пекло, словно она готовилась треснуть напополам. Мартин прибавлял скорость. Поднявшаяся от мелкой гальки пыль забивалась в рот и оседала на языке, мешая даже кричать. Парень блеял как баран и был так же беспомощен. В этот жалкий миг он подумал о матери: «Да. Сегодня умру. Хорошо, что она не узнает, как именно».Лес за городом, 01:58
Мартин наблюдал, как Фойербах отстегнул Кадманна от машины и разрезал на ногах ленту. Чумазый, с сочившимися ссадинами на помятом лице, он опрокинулся на спину и не мог продышаться. Вздрагивал, сводя сбитые коленки. Изорванная ткань куртки лоскутами висела у него на локтях. — Ну что? — злорадствовал Вил. — Как тебе аттракцион? — Алека ослепил ужас. Черные глаза уставились в пустоту. — Рано ты расслабился. Дальше будет веселее! Мартин был так близко к правде и так боялся узнать ее, что оцепенел сам. Пограничное состояние шокового ступора не давало ему рассуждать трезво. От трассы Вил повел Кадманна перед собой, небрежно подхватив за ветровку. Ведущий, шаркая, переставлял ступни. Спотыкался, хотя фонарик освещал им путь. Он размяк и превратился в полужидкую массу, неохотно поддающуюся приказам. Мартин видел это, даже будучи замыкающим в их колонне. Иссохшую траву под покровом еловых ветвей припорошило снегом. Где-то в одинокой тиши выстрелил крик птицы и эхом отозвался под ребрами. Парень шел, не зная, хватит ли у него сил перебраться за горизонт ночи. У Фойербаха заканчивалось терпение. Тягучие облака, висевшие над ними, не двигались. Жизнь встала на паузу. Все, кроме них, замедлили беспрерывное движение к смерти. Мартин думал о Пэйдж. Никаких сожалений касаемо сделанного он не испытывал. Сердце облачилось в броню. Кадманн не удержал равновесия, споткнувшись о кочку. Надзиратель попробовал поднять его, но тщетно — ослабевшие ноги разъезжались на влажной почве. — Ладно, — сказал Фойербах чугунным тоном. — Не хочешь по-хорошему — твой выбор! Взгляд Алека испуганно метнулся к бывшему другу, вымаливая помощь, но Мартин к его мучениям был почти безразличен. Стоило зерну сомнения прорасти внутри, он сразу напоминал себе о других людях, действительно заслуживающих сострадания. Нахождение в их рядах этой персоны выглядело оскорблением для остальных. Вил вытянул ремень из брюк, накинул на Алека удавку и для верности застегнул пряжку над кадыком. Кадманн скреб горло, в надежде ослабить натяжение. Кашлял до сипящих хрипов, но показательное выступление никого не трогало. Немец дернул упряжь, заставляя скотину приникнуть пониже. Видимо, не рассчитал с напором: пленник ничком свалился наземь, прочертив мордой по его обуви. — Похоже, в говно наступил, — Фойербах с усердием вытер испачканную подошву об лицо Алека. — А, стой... это твоя рожа! Не признал! Что-то ты поник. Хомут не нравится? Ты же громче всех кричал там, в туалете, что любишь такое, — его кулак остервенело рванул зажатую между пальцами кожаную ленту. — Или что? Передумал уже? В позиции слабого-то не нравится быть? Мартин через силу смотрел, как Вил над ним измывался. Ему было одновременно дико и радостно видеть такое. Справедливость все же существовала... Не как нечто эфемерное, а как дело рук человека. Ее творили люди. Пока безнаказанность повсеместно цвела буйным цветом, всегда находились те, кто мог выкорчевать ее из земли. И что тогда? Совершенное от безысходности насилие приравнивалось к правосудию? Разве он не опустился до уровня Алека, став его мучителем? Да, цепочку жестокости начал плести кто-то другой, но ведь Мартин ее продолжил. И звено, прикрепленное им, последним не станет. — Пусти, — судорожно дрожа на ковре мокрых гниющих листьев прохрипел Кадманн. — Пус... ти... Я пойду. Пой...ду... сними! Издеваясь над ним, Фойербах буквально получал удовольствие. Игрался как с полудобитой тушей: каждое поползновение вызывало ответную реакцию. — Ни хрена подобного! Время моего предложения истекло. Теперь ползи, уебок. Алек боролся, стоя на четвереньках, но Вил был сильнее. Ему пришлось подчиниться, хоть он и не оставлял попыток сбросить удавку. Протащившись ползком не дольше минуты, он взвыл и дернулся снова. — Кхх... ха... не могу. Больно. Рук... ке. Мартину стало противно. Брезгливость поборола непреодолимое желание добить его самостоятельно. — Пэйдж не сказала тебе, что ей больно, когда ты наступил ей на пальцы, — напомнил он. — Да тебе бы и плевать было! Сгорбившаяся фигура сидела перед ними, готовая к любому повороту событий. Алек дрожал, но не от холода. Судя по неразборчивым вздохам, раздающимся из-под навеса темных волос, — плакал. Сперва даже не поверилось, но Фойербах тоже это услышал. — Ты чего? — он направил луч света прямо на него. — Плачешь? Девчонки не плакали, а ты плачешь! Пацан малолетний лучше тебя держался, когда его твой дружок отколошматил. А тебе ручку больно! Бедняга! Подожди... Это я только размялся. Мартина отшатнуло. Перед ним заплясали мутные пятна. Вил осторожно достал заткнутый за пояс пистолет. Доставал медленно, чтобы все видели. Он даже не сказал, что принес оружие. — Смотри, — Фойербах присел и теперь уже направил фонарь на себя. — Как ты сказал? Урод, да? Мое страшное ебало тебе еще до твоей паскудной кончины сниться будет. Хотя, может, и не будет, — дуло коснулось опущенного подбородка и заставило Алека поднять глаза, — вдруг у меня сейчас... Он сделал резкий выпад. Кадманна передернуло от неожиданности. — ...палец-то как соскочит, — страшил Вил. — Боишься? Еще пойдем посмотрим, какую мы там могилу выкопали. В ней тебя точно никто не потревожит. Первое время поспрашивают: а где этот кретин, который вечно всем доставлял проблемы? А потом забудут. Скажут: да и слава богу! Сдох и сдох! Думаешь, вспоминать будут? Повесят фотки на шкафчик, поставят свечи и записки напишут? Ага, жди! Кому ты сдался-то? Даже вон, — он кивнул на Мартина, — твой друг о тебе горевать не станет. Хороший парень, между прочим. И посмотри, как ты его достал! Но у тебя еще есть шанс нас порадовать. Мы жаждем узнать, где Пэйдж. Алек с придыханием выпалил то, что они слышали уже тысячу раз: — Я не знаю! Не знаю я, где она! Фойербах недовольно поджал тонкие губы. Он пристально всматривался в изуродованное страхом лицо напротив. — Как это так — не знаешь?! По-другому спросить? Вы догнали ее?! — рявкнул он. — Что потом было? Избили? Изнасиловали? Где вы ее бросили?! Или отвезли куда-то? Что вы сделали?! Кадманн крутанул плечами и заорал почти в голос: — Да ничего! Мы... — заикнулся он. — Мы ее не нашли. Злоба подбивала Мартина вмешаться. В эти россказни он не верил и готов был надавить, чтобы вытянуть истину. Надавить, пока он не переломится. Вил тоже не пришел в восторг от вранья. Он увереннее перехватил пистолет. — Не неси дурь! Где девочка?! Говори правду! Алек бросил на него ненавидящий взгляд. — Это правда. — Что потом было? — спросил Мартин. — После того, как я отрубился? — Мэтт сказал, что видел, куда она побежала. Мы шли за ней, но не могли найти. А у меня в башке все звенело. Он сказал посидеть, а сам пошел искать. — И что дальше? Алек рыкнул. — Заснул я, блядь, вот что! Проснулся — уже светало. Замерз, как тварь. Мэтт разбудил, сказал, что все обошел, но она как провалилась! Вот и все! По презрительной ухмылке Фойербаха, подсвеченной снизу сиянием телефона, Мартин понял, что он не единственный, кто не поверил. — То есть, Мэтт искал, пока не рассвело? Упорный! Ведь мог найти и ничего тебе не сказать... Он, наконец, отвел пушку подальше, давая продохнуть всем присутствующим. — А это уже у него надо спрашивать... — И спросил бы, но к нему не подобраться. Впервые за все время у Алека прорезалась глупая, неуместная улыбка. Ее словно вырезали из журнала и налепили поверх морды чудовища. — Да ты не торопись. Успеешь еще. Он, кстати, знает, ты в курсе? — Знает что? — Про тебя, — он вытер рукавом выступившие брызги слюны. — И про девчонку. Все знает. Думал, спрятался? Концы в воду? Нифига подобного! Он знает, что это был ты. Мартин перестал улавливать суть. Слушал, но не мог сложить два и два. Первым делом подумал о Ви, только речь, конечно, шла не о ней... что-то уже свершилось. Жуткая догадка пронзила висок. Он уставился на Фойербаха, ища опровержения. Надменное, безликое лицо, подчеркнутое резкими тенями, не блистало эмоциями. — И что? Что он мне сделает? Судя по всему, у Мартина тоже поехала крыша, раз он так легко доверился незнакомцу и оказался тут, в лесу, в компании двух психопатов! — Скоро узнаешь! И на Агату не надейся. Ты ее не получишь. Вмешавшаяся трель мобильника перебила его смех. Вил даже обрадовался. Он быстро ретировался подальше от лишних ушей, оставив Алека на попечение Гилмора. А Мартин с ним наедине находиться не хотел. Он отлетел в мрачные размышления, чтобы отстраниться от происходящего, и подставлял новую информацию в уравнение со множеством неизвестных. — Один не смог? — спросил Кадманн, поглядывая на него снизу-вверх. — Подозревал, что отомстишь, но чтобы с этим заодно!.. Полегчало тебе? Поверил, да? Вопрос остался непонятым. — Не нашли? Уснул? Серьезно? — хохотнул Алек, окончательно выдернув его в реальный мир. — Мэтт — и не нашел? Мэтт! И не нашел в чащобе кобылу, бегущую по кустам, обламывая все ветки! И ты в это поверил? Ну ты и даун! Мы ее так выебали в два смыка, она не то, что встать, даже ползти не могла. Все рыдала и рыдала... Тебя звала! Опять не повезло, Гилмор. Не валялся бы без сознания, был бы третьим. Или посмотрел бы со стороны. Ты же у нас любишь зрителем быть, куколд херов. Два шага соразмерные целой пропасти — расстояние, отделявшее их друг от друга. Мартин не заметил, как приблизился. Первый удар — прямо в переносицу — заставил Алека повалиться навзничь. Он даже не успел закричать. Вообще ничего не успел. Только упал и обмяк. Мартин склонился над ним, с оттяжкой потянул на себя кольцо, торчащее из нижней губы, заставляя Кадманна приподняться следом. Зрачки у него метались туда-сюда. Тонкая паутина сосудов оплела белки. Пальцы резко рванули сталь вместе с мясом. Кровь ручьем потекла на подбородок, орошая Мартина долетевшими горячими брызгами. Кто бы сказал, что Алек умел так вопить! Кольцо из брови сорвалось даже легче. Второй удар оглушил Кадманна окончательно. Дальше все заволокло алым маревом. Мартин ничего не запомнил.Лес, 02:33
Зато Вил сразу понял, что опоздал. Когда он ринулся через заросли, чтобы остановить бойню, вышедшую из-под контроля, на Алеке уже не осталось живого места. Лицо превратилось в кровавое месиво, на котором не различалось ни единой знакомой черты. Его будто прокрутили в мясорубке. — О-ху-еть, — сказал Вил по слогам, потому что ничего другого не пришло на ум. Успокоить Мартина оказалось не так-то просто. Он до последнего цеплялся за Кадманна, видимо, решив добить его во что бы то ни стало. Сам метался как бешеный и даже пробовал ударить Фойербаха в ответ. — Угомонись! Его переклинило. Пелена, застилавшая обзор, крупными слезами собралась в уголках глаз. Спусковой крючок ярости сорвался и не заставил долго ждать помрачнения рассудка. Вил знал это чувство лучше многих. — Пожалей себя!.. Не делай этого! Ради себя не делай, слышишь?! Он слышал только одно: как она откашливалась, лежа на кровати и в бешенстве вырывался из хватки брата. Почему Крис не понимал, что ее нужно прикончить? Когда она перестанет дышать, он вздохнет с облегчением. — Отвали, сказал! Пусть, вон, она послушает! Ты слышишь, сука, кашляешь там? Как, понравилось?! То-то! Я с тебя за все спрошу! Сдохни лучше сейчас! Теперь — моя очередь. Усекла, мразь?! Теперь — моя очередь! Он замахнулся и влепил Мартину пощечину. Ладонь онемела. Мартин осел и замер, роняя обжигающие капли. Вил видел перед собой что-то, отдаленно напоминавшее человека, но больше им не являвшееся. Он вряд ли соображал, что натворил. Состояние аффекта все сделало за него. Их заложник тоже не шевелился, хоть и по-прежнему был в сознании. Алек дышал, пуская мелкие бордовые пузыри. — Не бы-л... о... — сипел он. Вил наклонился, чтобы расслышать отчетливее. Слова с трудом отделялись от хрипов. — Не бы-л... о... — Чего не было?! — Пат... ронов. Тогда. Кх-ха... у меня... не бы-л... о... пат... ронов. Дав... ай... добей... чего жд... ешь... Поток мыслей хлынул в голову из прорвавшейся дамбы дурных предчувствий. Они не планировали убийство. Напугать, прижать — да, но не убивать. А теперь он, чего доброго, откинется от потери крови или от какой-нибудь травмы, несовместимой с жизнью. «Если не успеешь довезти, он окочурится прямо у тебя в машине. Оно тебе надо? Кто будет его искать? Скинуть его в овраг и дело с концом, сам сдохнет. Получит то, что заслужил, — Вил присмотрелся внимательнее. — А если не сдохнет? Нет, не сдохнет. Такие, как он, так просто не подыхают. Может, правда, добить? А, черт с ним! Еще очередной грех на свой счет записывать!» Он обхватил его за поясницу и взвалил тело себе на плечи. — Мартин, подъем! Двоих я не донесу. Дорога назад петляла в два раза дольше. Алек хоть и выглядел тощим, все равно весил немало. Жаркий след его затихающего дыхания заставлял Вила торопиться. Он шел, не оглядываясь, быстро переставляя ноги. Боялся запнуться, упасть, приблизить ненароком и без того кружившую над ними смерть. Хотелось поскорее добраться до тачки и позвонить Эрику. Как объяснить, почему он принес в больницу подростка, избитого до такой степени, что его нельзя было опознать, пока придумать не получалось. Уже на трассе он завалил Кадманна на заднее сидение, а сам сел за руль. Спина ныла от напряжения. Мартин, приземлившийся на соседнее кресло, выглядел хуже некуда. Он весь вымазался кровью и уже нельзя было понять чьей конкретно. Его правая рука не шевелилась. Заживать будет долго, Вил знал по опыту. Загипнотизированный своей болью, Мартин смотрел в одну точку и создавал впечатление трупа, только что вылезшего из ямы и решившего подсесть рядом. Сюда они ехали втроем, а обратно Вил возвращался в одиночестве. Он тоже был весь в крови. В зеркало заднего вида он увидел свое лицо, вымазанное бордовыми штрихами, и судорожно отер шершавую щеку. — Меня тут самого сейчас инсульт шарахнет, — ругнулся он. — Что он тебе сказал? Ничего. Догадаться было не трудно. «Убили, ублюдки, — зло подумал Фойербах. — Все-таки убили». Фары позволили увидеть пространство впереди. Вил слышал, как завертелись колеса, откидывая мелкие камни, и тойота тронулась прямиком в густую мглу, державшую их под колпаком. Он пошарил по карманам в поисках сигарет, но пачка, наверное, выпала. Как всегда, очень вовремя. Без курева стало погано вдвойне. А потом... втройне. Из недр машины раздался приглушенный рык. Она проехала еще пару футов и встала без движения. — Это еще что за херня?! — изумленно спросил Фойербах, будто ему могли взять и ответить. — Что, блядь?! Что случилось?! Ну же! Поехали! Как бы искренне не звучали просьбы, автомобиль на них не реагировал. Вил просто сидел и матерился, потому что не нашел других средств для успокоения. Он просунулся назад, чтобы проверить, стоило ли надрываться. Алек был жив. Нить затухающего сердцебиения еще не оборвалась. «Придется нести, — ужаснулся он. — Придется тащить на своем горбу это чучело. Отсюда! Из жопы мира! Да он того не стоит! Нет, к чертовой матери! Свое здоровье дороже. Не понесу». Он чуть ли не пинками вытолкал Мартина из салона и заставил залезть под капот. Тот с трудом вынес вердикт. — Я не спец, не могу точно сказать. Масло хлещет, походу, мотор стуканул. Не поедет она, тянуть надо. Приговор звучал бесповоротно, но Вил уже снял куртку, закатал рукава и думал сам начать чинить. Жалкие потуги не привели ни к чему, кроме потери времени. Синеволосая гадюка ворвалась в его воображение с саркастичной ухмылкой. «Вдруг еще заглохнешь по дороге». — Сглазила, — прошептал Фойербах. — Накаркала, зараза! Выбора не осталось. Он решил позвонить, чтобы машину отогнали и отвезли Мартина домой. — А с ним что? — спросил он про Алека. — Что-что?! Придется нести, уже и так сколько стоим. Попрошу, чтобы меня где-нибудь подобрали. — Вы там не врите, не надо меня выгораживать. Говорите, как есть, если спросят. — Что я скажу тебя уже не касается. Он снова взвалил истерзанного Кадманна на спину. Тяжелое дыхание больше не различалось, зато крошечная копия Ви, сидевшая у него на закорках, то и дело ехидно подхихикивала. «Лучше помалкивай, — угрожал он ей. — Серьезно, лучше молчи. Спишь у себя там в кровати, ни о чем не тревожишься. Вот и спи. Пока еще можешь спать спокойно».