Квартира Эрика Бирна, суббота, 12:07
Всю ночь Ви чутко спала. Страх за Мартина не давал сомкнуть глаз. Она ведь просила Фойербаха придумать, как наказать Алека без вмешательства полиции, но получила отказ. Значит, он передумал, а ее в известность решил не ставить? Зато сказал Мартину, которого еще в больнице замкнуло, — убить, отомстить, даже сесть за содеянное. У Ви подскакивало давление. Фойербах без мыла вылез бы из любой задницы, а вот Мартину отмазаться не позволила бы никому не нужная честность. Когда в прихожей раздался стук, неоновые цифры на дисплее электронных часов показывали пять утра. Ви только глубже зарылась носом в подушку. Сон был сильнее любопытства. Да и что нового она там увидела бы? Квартира частенько превращалась в проходной двор, где можно было застать всех друзей Эрика вместе или каждого по отдельности. Ему повезло. Ви не имела права на недовольство, поэтому молча сносила и гостей, и беспардонный интерес к ее персоне. Сегодняшний день не стал исключением. С утра пораньше по коридору уже слонялись туда-сюда, топая и переговариваясь. Ви окончательно проснулась лишь к обеду, зевнула, натягивая поверх пижамы теплую кофту, и прокралась к двери. Шепот в гостиной взорвался заливистым хохотом. Три голоса. Все мужские. Ви до крови искусала губы. Она уже попыталась провернуть прохладную металлическую ручку, но все никак не могла заставить себя выйти. — Ай! Уй! — Терпи, — строго сказал Эрик, прерывая чьи-то болевые стоны. — Ай! Ты... не тесто месишь! «Это немец», — узнала Ви и могла бы как обычно подумать «опять он!», но сейчас почему-то вздохнула с облегчением. По крайней мере, Фойербах был ей уже знаком и он, к счастью или к сожалению, видел в ней не только довесок к Эрику, про который можно забыть сразу, как только он пропадает из поля зрения. Да, Фойербах был нахал. Он не имел понятия о личном пространстве, заглядывал школьницам под юбки, проводил тайные махинации, и, наверное, делал еще много чего, о чем она даже не догадывалась. Тем не менее, Ви с удивлением обнаружила, что ей подставил плечо последний человек на планете, на которого она бы подумала опереться. — Терпи сказал, — повторил Эрик. Ви с опаской высунулась в проем. — Сейчас поясница отвалится, и я вообще с дивана не встану! Аж в коленку стрельнуло! С такими врачами врагов не надо. — В следующий раз будешь аккуратнее, — сказал незнакомый голос. — Уже не мальчик! Эрик засмеялся: — Мда. Все! Третий десяток разменял. Списанный товар. — А сам-то! — Что, «сам-то»? Я на правильном питании. У меня все конечности работают. — Это на что намек? — возмутился Фойербах. — Я тоже пока не жалуюсь. Второй парень не уставал подливать масла в огонь: — Да мы не сомневались даже! Твоя самая главная конечность еще со школы, где надо и не надо — всегда пожалуйста! Вся кровь туда отлила. Мозг голодает. — Ты договоришься, Райанхардт! Завидуешь — завидуй молча. Ви прокралась по коридору, ступая на мысках. Парни ее перемещений не заметили, хотя дверь в гостиную была приоткрыта. Ви шмыгнула в ванную, а на обратном пути беседа приняла новый, более интригующий оборот. — Ничего не будет ему за наркотики. На первый раз — предупреждение, на второй — штраф. А вот если он очухается и решит своего мучителя под статью подвести — это легко. Ви вжалась в стену. Пальцы теребили растянутый рукав свитера. — Как бы этот правдоруб сам не пришел и не подставился под статью. «Жесть! — простонала она, захлебываясь бешенством. — Не одно, так другое. Это когда-нибудь кончится?» — Alles! Не могу больше, пойду курну. Уже колпак свистит думать об этом. По матовому стеклу дверной перегородки поплыли длинные тени. Фойербах встал, а Эрик поднялся следом. Они вышли на балкон, позволив сквозняку по-хозяйски шнырять между комнат. Холодный поток воздуха лизнул щиколотки и мурашками рассыпался на коже. Дирк остался в кресле. В щель Ви видела, как Макбет лежал у него на коленях и трактором тарахтел от приятных поглаживаний между ушей. Присутствие еще одного человека заметили быстро. — Привет, — Райанхардт подался вперед, чтобы лучше видеть шпионку в проходе. — Разбудили тебя? Решив больше не скрываться, Ви подошла и села на диван. — Невозможно эту сладкую парочку успокоить. Очень громкие. Хочешь чего-нибудь? — он потянулся к столику. — Чипсов? — Нет, спасибо. Я хотела спросить у вас... о Пэйдж. Есть какие-то новости? Любые, даже если плохие. Ей хотелось поверить в него. Ну, вдруг она ошиблась? Вдруг у него получится им помочь? Вдруг он не так безнадежен? Она помнила, как он носился с детьми в лесу, как передал их из рук в руки родителям и долго объяснял каждому что будет дальше. Он не казался равнодушным и это подкупало. — Много всякой информации поступает. Кто-то видел похожую девушку в одном, в другом городе... Звонили матери, даже выкуп просили, представляешь? Чушь, конечно. Ничего святого, нажиться хотели. После объявления награды все вообще, как с цепи посрывались. Трудно найти в этой куче что-то важное. Мы все проверяем, каждую заявку отрабатываем, но пока мне тебе сказать нечего. Он смущенно дергал на вязаной жилетке верхнюю пуговицу. Весь его вид был таким несчастным, словно Ви готовилась его ударить. Даже на взрослого перестал походить. Перед ней сидел кудрявый подросток с большими виноватыми глазами. — Мой друг... точнее, друг Пэйдж очень переживает. Он близкого человека потерял. Страшно за него. Дирк нервно глотнул пива, перебирая взглядом ворсинки на ковре. — Да, — неизвестно с чем согласился он, теперь устремив все внимание на кота. Макбет хитро щурился от удовольствия. — Вашему другу не помешала бы помощь. Психологическая, я имею в виду. Разок заступив за черту, редко кто останавливается. Дирк умолк, как будто опомнился, что сказал лишнее. Ви сжала тонкую ткань пижамных штанов. Не хотела думать об этой фразе. Не хотела думать ни о чем. С балкона вновь потянуло прохладой. Фойербах ввалился в гостиную, запнувшись о порог. Он схватился за тюль, чтобы удержать равновесие, и чуть не сорвал его с крепления. — Сука! — ругнулся он, сминая в кулаке ажурную занавеску. — У меня после твоего массажа еще и ноги откажут. Зажигалка летела ему затылок. — Промазал, — радостно сообщил он Эрику, когда та просвистела мимо. — Все глаз косит? — У кого? У меня?! — задохнулся Эрик. — Вспомни, какой я красивый трехочковый забрасывал, — сказал он, любовно разглаживая шторы. — Ты вандал херов! Мамкино творение мнешь! Приедет, задаст тебе! Ви тут же вскочила, освобождая насиженное место. Жаль, не успела уйти чуть раньше. Фойербах все причитания Эрика благополучно прослушал и сразу переключился на даму. — Доброе утро спящим красавицам. Насмешливый тон провоцировал ответить с издевкой. Ви терпеливо прожевала раздражение и прежде, чем скрыться в тени прихожей, сказала просто: — Привет. Дирк разочарованно вздохнул: — Спугнули ребенка. Не дали поговорить. — Что, страшный небритый? — Шума много от вас, вот что. Ви все равно прокралась на кухню и нетерпеливо зажала на чайнике кнопку кипячения. Шанс на очередную перепалку с Фойербахом совсем не радовал. Наоборот. Если бы он заявился, в угоду Эрику ей бы пришлось изображать молчаливое смирение. В спальню она пришла, зажав в кулаке горсть конфет. Здесь ее дожидались сложенные в стопку учебники и измятая, прочитанная вдоль и поперек, записка, дальнейшая судьба которой вела прямиком в мусорное ведро. «Ви! Я хотела извиниться лично, но не смогла. Извини меня. Правда, извини. Алек сказал, вам поговорить надо было. Я не думала, что он дойдет до такого. Что он вообще способен на такое! Он меня убедил, ты знаешь, где Пэйдж. Видимо, это тоже вранье. Прости, если сможешь. Мне жаль». Ей жаль! И что это меняло? Сочувствием вину не загладить. Подброшенными в шкафчик записками — тоже. «Видела, Фойербах возле тебя ошивается. Не верь ему, что бы он ни сказал. Он лицемер и обманщик». Вердикт был возмутительный. «Пошла ты! Давай, поучи еще, гадина такая! А ты сама кто? Извиняется она! Я уж лучше ему доверюсь, чем тебе!» Ви смяла листок и швырнула в помойку. Ей эти подсказки не требовались. Она не питала никаких мнимых надежд касательно порядочности Фойербаха. К ней постучали. Резко, настойчиво. Кто стоял за дверью, не надо было даже угадывать. «Иди отсюда. Уходи! Не хочу я с тобой разговаривать». Стук раздался снова. Он бы не перестал, пока бы она не открыла. Ви сдалась. Фойербах стоял на пороге с пакетом еды из макдональдса. — Научился стучать? — Nein, — улыбнулся он. — Покрутил ручку, но было заперто. Симпатичная пижамка! Невозмутимость была делом принципа. Ви задрала нос и инстинктивно скрестила руки, уже зная безудержную страсть Фойербаха шарить взглядом по любому женскому телу в ближайшем радиусе. Подлая память будто специально подсовывала под нос противные воспоминания. Не видеть ее голой на видео Алека он не мог. «Какое позорище! — в отчаянии подумала Ви и захотела испариться на месте. Фойербах смотрел ей в глаза, будто понимал, о чем она думала. — Хоть не сказал ничего до сих пор! Видит бог — скажет и я сама сделаю так, чтобы он провалился в пекло! Я больше с ним в жизни не заговорю!» — Хочешь, дам поносить? — Боюсь, размерчик не мой. — Это мне? — спросила Ви, указывая на пакет. Ей не терпелось запереться снова. — Не-а. Подразнить пришел. Подумали, вдруг выманим на запах еды. Или ты питаешься исключительно шоколадными батончиками? — она сделала выпад. Фойербах отклонился. — Не надоело в своей темнице сидеть? У нас вроде перемирие, а ты все шарахаешься. Я сытый и добрый: уже кое-кого надкусил, так что можешь не бояться. В гостиной работал телевизор, но их все равно могли услышать. Ви перешла на шепот. — Сам-то не боишься? Может, это я укушу? Она сделала новую попытку вырвать пакет, но снова осталась ни с чем. — Попробуй! Зубы сломаешь. Между прочим, твоими молитвами машина отъехала в мир иной на неопределенный срок. Встала как вкопанная. — Ни о чем таком я не молилась. Только о пирожке с вишней и о молочном коктейле. «И чтобы ты исчез!» Ему наконец надоело играться. Ви вырвала еду, жадно прижала к себе теплый пакет. — Я слышала, — прошептала она. — Что ты сделал? Зачем Мартин влез? Ты же говорил там про полицию что-то. К здравому смыслу взывал! Фойербах кивал, кривя тонкие губы. — Говорил, но ты не послушала, а этого ужа давно пора было прищучить. Ви раздирало надвое. Одна половина смеялась: она радовалась страданиям Алека и хотела бы увидеть их вживую. Вторая половина подобных мыслей боялась. Она точно знала, что насилие всегда имело продолжение. — Не благодари, — опередил Фойербах. — Это был личный вопрос. У меня к мучителям беззащитных патологическая ненависть, вот и все.Улицы города Клиффрок, 20:41
Вил к произошедшему относился без лишнего драматизма. Ну да, Мартин перестарался. Сорвался, бывает. Весомый повод его оправдывал, и встань Фойербах на его место, себя бы не корил. Если они и правда девчонку угрохали, стоило Алека вообще добить, чтоб не мучился. Сам же просил! Его еще немного потрусило, как бы Мартин не выдал их обоих с потрохами, а потом выпил шесть бутылок пива и как отшибло! В данный момент все у него было в порядке: спину отпустило, появилось настроение, друг шел рядом. Сломанная тачка, конечно, печалила. Денег в нее вбухать придется немерено. Дирку, обычно пьянеющему первым номером, опять дало по мозгам. Его уже ощутимо мотыляло по заснеженному тротуару. — Погоди так нестись... — Вил замедлил шаг. — У меня аж в глазах все потемнело. Сам Фойербах чувствовал себя прекрасно. Он шел в распахнутой куртке и совсем забыл про холод. И почему они не остались у Эрика?.. Он уже пребывал в таком состоянии, когда выпил много, но недостаточно! Легкий привкус былой безмятежной молодости манил его зависнуть где-нибудь до утра и еще... безумно хотелось женщину. Он уже полгода жил как какой-то евнух и поставил свой личный рекорд по воздержанию. Упахивался на работе, близко общался в основном с мужчинами и по-прежнему иногда скучал по Мел. Эта слабость была такой мимолетной, словно он боролся с привычкой, периодически допуская действие на автомате. Дирк остановился. Тяжелое дыхание обращалось в клубки пара. Вил взглянул наверх. На темно-синем небосводе рассыпались сияющие жемчужины. То ли от выпитого алкоголя, то ли просто потому, что он давно не смотрел на небо, оно показалось ему таким красивым, аж проснулось желание жить. Фойербах опустил локоть Дирку на плечо. — Ты хоть в курсе, как я тебя люблю вообще-то? — В курсе, — просиял бледнеющий Дирк. В этой информации он наверняка нуждался в последнюю очередь. — Ты как нажрешься, всегда это говоришь. — Это правда! Это от души. Дирк оперся на него и стоял, прикрыв веки. На вечерних улицах еще слонялись люди. Вил с завистью смотрел на парочки, так не вовремя идущие под руку, и с тоской провожал их взглядом. Приходить в пустую темную квартиру, где никто не ждал его возвращения, уже осточертело. — Пойдем. Мне вроде полегчало. — Давай к тебе? Не могу уже у себя в четырех стенах как затворник какой торчать. Вот мы почему у Эрика не остались? Дирк загребал мысками ботинок подтаявший снег. — Девчушка там из-за нас в туалет по стеночке крадется, а ты все пристал со своей ночевкой. Вил хмыкнул. Его почему-то распирал интерес, и он не постеснялся спросить: — Что ты о ней думаешь? О Виви? — Ничего, — пожал плечами Дирк. — Почему я должен о ней что-то думать? — его чуйка моментально включила сигнализацию. — А почему тебя волнует мое мнение? — Просто. — Что «просто»? Мы почти не общались, как я могу судить? Обычная девочка, только глаза взрослые. На Эрика похожа, даже и не сказал бы, что они не родные. — Да, она как будто старше своего возраста. Я бы уже и забыл, сколько ей лет, если бы не личико. Дирк напрягся сильнее. — Ты сейчас это к чему ляпнул? У тебя что, какой-то интерес к ней? Он со своим умением всегда попадать в яблочко, выбил этим вопросом дополнительные очки. — Какой еще интерес?! — засмеялся Фойербах. — Вот и я пытаюсь понять какой! Хотя я уже понял! Я еще в квартире думал, чего у тебя павлиний хвост распустился, а тут вон оно что! — он оседлал своего любимого коня и понесся по полям нравоучений как заядлый наездник. — Ты с ума сошел?! — Отстань! — Нет, скажи, ты с ума сошел?! Не наделай дел, Вил! Я тебя прошу, не наделай дел! Эрик тебя пришибет и будет прав! — Да это еще неизвестно, — нарочно подзадоривал Фойербах. Все равно ему никогда не удавалось Дирка остановить. — Вдруг обрадуется, что породнимся. Дирк потерял дар речи. — А... то есть, ты уже настолько далеко загадал? — Я вообще ничего не загадывал. Шучу! Видел бы ты свою рожу! Спросил просто, вот и все, а ты раздул трагедию! — Просто интересно, просто спросил — что ты передо мной тут бисер метаешь? Ты никогда никем не интересуешься просто так. Тебя посторонние люди вообще мало волнуют. Вот я и поражаюсь, как это тебе ночью позвонил ученик, а ты сорвался ради него в лесополосу, чтобы помочь? Я никакой стыковки между вами не вижу. А звони кто тебе безразличный, ты бы трубку не взял или послал куда подальше. Уж молчу о том, как у него твой номер появился! — Я тебе уже трижды пересказал, как все было. — Помню, — отчеканил он. — Но не верю. Ты там присутствовал, да? И зачем? Тебе-то это что дало? — Вот! Видишь! Что бы мне это дало? Ничего. Помог по доброте душевной и все. Почему ты еще с таким дедуктивным мышлением по карьерной лестнице не взлетел? — подколол Фойербах, на самом деле желая поскорее съехать на другую тему. Дирк удивленно засмеялся, засовывая руки поглубже в карманы стеганой куртки. Легкий морозец щипал ему щеки. Он щурился от ветра и прятал нос за клетчатым шарфом. — Увольнением не пахнет? — Нет. Пока это дело с сестрами не разрешится, никуда я не пойду. Хоть тресни, никуда не сдвинусь. Вил и без уточнений все понимал. Райанхардт не ушел бы с насиженного места, как бы оно не пекло ему задницу. Поэтому его нужно было подвинуть к выходу силой. Обойтись меньшей кровью. Пусть лучше потеряет работу, чем голову. — Почему? — Да потому... у меня какое-то противное чувство, как будто в отделе всем все известно. Один я... ну, может, не один, но хожу как дурак. Им сунули на лапу, чтобы помалкивали и не давали делу с мертвой точки сдвинуться, а я как Сизиф камень тяну-тяну, а толку ноль. Вилу было в принципе безразлично, поймают ли убийцу. Малышку этим не возвратить, зато Дирк мог подставиться. В успех друга в расследовании Фойербах почти не верил, но побаивался, как бы он случайно не копнул там, где этого делать не стоило. — Я просто хочу вернуть родителям хоть одну дочь. Понимаешь? Мать их все меня спрашивает, найдут ли эту сволочь, которая убила? У нее одна надежда, что его накажут, что будет справедливость какая-то. Вот он ходит где-то, наслаждается свободой, новую жертву подыскивает или снова убил, а рядом со мной есть те, кто его знают. Даже, возможно, в лицо. И им-то этот факт по барабану! Получается, для этой твари нашлись заступники, а для ребенка, которого он убил, — нет. Но это вчера он выбрал незнакомую им девочку, а завтра возьмет и грохнет их дочь, внучку, сестру. Тут никто не застрахован! Сейчас Вил не собирался размышлять о несправедливости. Он четко решил, что должен попросить Фрэнка убрать друга с должности, подключив связи. — Ты бы думал об этом поменьше. Слишком близко все к сердцу принимаешь. Работу от жизни надо отделять. Дирк пнул попавшую под ноги металлическую крышечку. Та со звоном прокатилась по мощеной дороге и вылетела на проезжую часть. — Работа и есть моя жизнь, Вил.Школа, понедельник, 11:20
С уходом Карен все изменилось. Пока в детях еще теплилась надежда на ее возвращение, они могли держаться вместе. Теперь, когда Белка лежала в земле, укрытая цветами, их разбросало в разные стороны. Жук отгородился ото всех шипованным забором. Ник смотрел на него и хотел закричать, что он тоже страдал, ему тоже было больно... они могли бы пережить горе вместе, но Кевин погряз в себе и перестал замечать других. Хорька перевели в другую школу, подальше от травмирующей обстановки, а с Галкой они никогда не общались так близко, чтобы проводить много времени друг с другом. Она пыталась заменить Карен рисованием и болтовней с другими девчонками. Ник остальных одноклассниц ставил на ярус ниже, но начал подмечать за Галкой позорное заискивание. Она подстраивалась под них, притворяясь глупышкой, и не слышала, как за спиной ее уже окрестили прилипалой. Бриджит просто не знала, что делать дальше. Карен была ее единственной подругой с детства. Он сам чувствовал внутри гнетущую тоску. Ему очень хотелось, чтобы друзья сплотились в тяжелые для всех них минуты, но никто из них не желал того же. Ник остался один и это одиночество давалось ему труднее всего на свете. Он больше времени проводил с матерью и страдал еще сильнее. Вдобавок после похорон его замучили кошмары. В них он вновь и вновь возвращался к той яме: иногда уже знал, что на дне, а иногда все переживал снова. Иногда Карен была уже мертва. Иногда нет. Она вылезала из пакета, отплевываясь от чернозема и улыбалась. — Там так трудно дышать! Как же вы долго искали! Он ведь знал, что я здесь. Почему не сказал? — удивлялась она, поворачиваясь затылком. — У меня что-то в волосах, Ник. Пожалуйста, посмотри. Пальцы начинали перебирать ее рыжие локоны, а они выпадали целыми прядями. От криков пересыхало во рту. Ник просыпался в мокрой футболке, липнущей к телу, и лежал как парализованный, вцепившись в простынь. Слыша через стену сиплый, надрывный кашель матери, он ощущал в комнате чужое присутствие и боялся пошевелиться. Никаких молитв он не заучивал, но молился, как мог, чтобы смерть от них отстала. Если бы мать умерла, кошмар обрел бы реальные очертания: жизнь наедине с папашей-алкоголиком не получалось даже представить. В этот день третьим уроком в расписании стоял немецкий. Большую часть информации Ник уже пропустил мимо и просто наблюдал за птицами, устроившими за стеклом летучие пляски. Иностранный язык всегда значился последним в списке его интересов. Впрочем, все обучение было для него скорее в тягость. Звонок прозвенел, а Ник так и сидел, с завистью поглядывая на столпотворение у учительского стола. Фойербах раздавал конфеты за выполненные домашние задания. На переменах ученики слетались на него как пьяные осы, а он терпеливо помогал с дурацкими склонениями, рассказывал смешные истории про свое житье в Германии и шутил, что его оттуда выперли из-за недостатка педантизма. Заяц не понял, как он умудрился завоевать всеобщее доверие так быстро, и в какой конкретно момент это случилось. Сперва от него все пришли в ужас. Ник и сам невольно подумал — все! Приехали! Где только этого вурдалака отрыли? Неужели придется учиться? А потом Фойербах, раздав задания, бестактно дрых прямо на уроке, прикрывшись учебником. Ник с такой откровенной наглостью еще никогда не сталкивался и был поражен до глубины души. А уж когда он увидал, как тот разъезжал на своем ржавом тазу с таким лицом, будто водил феррари, — вообще очумел. Немец стал его любимым персонажем в школе. — Ник, — позвал его Фойербах, когда мальчик уже собрал книги. — Задержись на минуту. Заяц остался. Он привалился к передней парте и сгорбился, поглядывая на последнюю конфету, призывно поблескивающую на столешнице золотой оберткой. Преподаватель нетерпеливо провожал взглядом каждую спину. — У меня к тебе деловое предложение, — начал он, когда закрылась дверь. Ник сразу встрепенулся. — Окажи услугу. Последи за Виви в школе недельку-другую. Если увидишь, что за ней кто-то таскается, — дай знать. — Это еще зачем? — возмущенно затарахтел Ник. — Я вам что, шпион какой-то? Фойербах знал, чем его подкупить. — Не бесплатно. Я заплачу. Четыре фунта в день, идет? Заяц уже давно смекнул, что деньги — это главная движущая сила в жизни. — Во-о! — обрадовался он. — С этого и надо было начинать! А зачем, если не секрет? Фойербах приторно улыбнулся. — Для ее безопасности. Ник не решил, устраивал ли его такой ответ. В принципе — да. Любопытство, конечно, покусывало, но в целом — какая разница, если будет выгода? — Деньги вперед! Фойербах ухмыльнулся и полез во внутренний карман пиджака: — Ишь ты!.. Пока он считал купюры, Заяц пораскинул мозгами. Есть возможность получить от их сделки больше, чем просто наличные. Фойербах явно владел какими-то тайными знаниями. Внешность у него была далекой от идеала — отталкивающая и даже пугающая, если сказать по правде. Несмотря на это, вокруг него постоянно вились дамочки. — И еще кое-что. Кроме денег. Нужен ваш совет. Фойербах оторвался от кошелька. Он испытующе поглядел на него из-под светлых бровей, придвинулся и отпихнул тетради подальше. — В какой области? Имей в виду, мои услуги тоже не бесплатны. Снижаю до трех фунтов и даю консультацию. Ник распахнул рот. «Падла! Заломил цену! Ладно, делать нечего», — обреченно решил он и вдруг запнулся. Как корректно подойти к предмету волнений он не придумал. Фойербах ждал. Ник стоял перед ним как перед расстрелом. Бордовые пятна, зацветающие на физиономии, выставляли его идиотом. Он уставился в пол. — Допустим... есть женщина, которая мне нравится... Вильгельм сразу расслабился. Видать, готовился к чему-то другому, а тут амурные дела! Для него, наверно, это даже не проблема. Он вернулся в прежнее положение — отклонился в кресле, звякнув металлическими часами на запястье. Заяц стыдился поднять глаза. — Прямо-таки женщина? — спросил Фойербах, с усмешкой выделяя последнее слово. — Девушка... — поправил Ник. Он склонился ниже, чтобы никто, не дай бог, не распознал его смущение. — Девочка! Все вы поняли! — Так. Уже легче. И в чем проблема? Ник сделал глубокий вдох, чтобы выпалить сразу: — Я ей безразличен и другого она любит уже давно. Что делать? Скажите! Из-за нависших волос он различал, как Фойербах лыбился, явно подтрунивая. Сидел такой довольный, аж плюнуть в него хотелось. — А избранник ее что? — Ничего. Пофиг ему. — Gut. Нам же лучше. Советы дам, но тебе они не понравятся. От радости вторую уточняющую часть предложения Ник прошляпил. Зато сразу подскочил вплотную. Такую ценную и компрометирующую его информацию никто не должен был слышать. — Во-первых, красота — это десятое дело. Даже если она есть, на смазливой роже далеко не уедешь. Заяц приободрился. Красавчиком он никогда не был и периодически очень переживал по этому поводу. Шрам под носом не давал ему покоя. Ник с нетерпением ждал, когда у него начнет расти борода — за ней скрылся бы хоть один ненавистный изъян. А пока волосы на лице не росли, с ним приходилось мириться. — Внешность — двадцать процентов успеха, подача — восемьдесят. Харизма — наше все. Преврати недостатки в достоинства. Ты сам себя стесняешься и это видно. Свою неуверенность засунь далеко и надолго и не показывай другим. Во-вторых, манеры. Ты мне все цветы в кабинете обхаркал. У тебя в лексиконе тридцать слов и половина из них матные. — Чего-о-о?! — заорал Ник. — Того! — гаркнул Фойербах еще громче. Заяц прижал уши. — Девчонка сбежит, чтобы тебя не слышать, — Ник почти с обидой признал справедливость замечания: Галка постоянно от него удирала. — И, в-третьих. Научись следить за собой. Никто не любит нерях. Особенно женщины. Причешись, постирай рубашку, погладь форму, зашей дырку на локте... Мне продолжать? — Да понял! — насупился Ник. Это были последние слова, которые он ожидал услышать. — Ну, а еще что? Ему совсем не верилось, что Бриджит обратит на него внимание, если он выполнит такие глупые условия. Он ожидал чего-то другого... а тут помойся и причешись! Ерунда какая-то! — Что еще? Ты это сначала сделай! Тренируйся перед зеркалом, развивай речь, не горбись! Учись подавать себя. Будь обходительнее с женщинами. Хотя бы с одной, — уточнил Фойербах. — Вовремя дверь придержи, развесели шуткой, помоги донести рюкзак, а не гони на своем скейте как ужаленный и не сноси всех без разбора. Фойербах с чувством выполненного долга отхлебнул из кружки остывший кофе. Ник из вредности решил пырнуть его провокационным вопросом. Это было нахальство чистой воды. — А вы-то чего тогда один? — Кто сказал, что я один? — Ну, кольца нет, значит, не женаты, — пояснил Ник. — Да и видно вообще-то, как вы на всех девок глазеете. Фойербах кашлянул, чуть не подавившись насмерть. Появившиеся на лбу морщины ни о чем хорошем не сигнализировали. Он уставился на Ника, за секунду обратившись в раздраженное чудовище. — Мортон, я не понял! Ты забылся?! Я не твой дружбан! Сейчас быстро память освежу! С пинка отсюда вылетишь! — Да ладно-ладно! — поспешил отделаться Заяц. — А чего вы злитесь? Я вам по чесноку сказал. Ник прикинул, что в таком состоянии ему не до пропажи сладостей. Он под шумок потянулся к оставшейся на столе конфете, пока Фойербах выдувал из ноздрей пар. — Ку-уда! — не тут-то было! Фойербах рявкнул, стукнув по столешнице кулаком. Зайца перетряхнуло. — Ручонки свои загребущие все тянешь! Они переглянулись. Ник выпятил челюсть и демонстративно убрал пальцы. От негодования у Вильгельма на макушке зашевелились волосы. Он стал похож на попугая, из которого выдернули пару перьев. Ник, подметив это, перестал бояться. Он хохотнул и спрятал улыбку, закусив губу. Фойербах затряс головой. — Ешь уже, дурень, — бросил он в бессилии перед его ребячливостью. — К следующему уроку чтобы домашку сделал. Заяц, конечно, стал кивать, поддакивая, но ничего делать не собирался.