Автобусная остановка, 20:39
— Анечка... Солнышко ты мое, не плачь! Не плачь, пожалуйста, — прохладная рука перебирала у лица ее волосы и аккуратно отвела непослушный локон за ухо. — Аня... Ну, посмотри на меня, — мама вытирала ей слезы, а они все капали и капали без остановки. Такие соленые, что обжигали кожу, стекали по щекам и даже струились на подбородок. — Прости, бусинка. Давай не будем так прощаться... Голос у нее надламывался через слово. Девочке будто панцирь нацепили на грудь. Она не могла вдохнуть, не видела ничего, кроме ее тонких, болезненных пальцев, считающих складки на покрывале. Ведь говорила себе, что не будет плакать. Думала, что не будет. Как же так? Ее мамочка умирала, а она оставалась жить?.. Аню словно швырнуло под поезд. Колеса раскатали ее в мясо, а она все еще была жива. Это был сон. Мозг отторгал мысль о смерти как чужеродное нечто. Она лелеяла надежду на выздоровление до последней секунды. Даже сейчас, когда мама прощалась с ней вот так... в случайном разговоре, между делом, она не думала, что они действительно разлучатся. — Я очень, очень тебя люблю. Ты даже не представляешь... Больше всех на свете, — она гладила и гладила ее везде, где только дотягивалась — лоб, брови, шейка, плечи... запоминала малышку до последней веснушки. — Ты у меня такая красивая, такая умненькая! Ты мой маленький комочек счастья, а я самая счастливая женщина на свете. Честно! Веришь? Из-за тебя! У меня самая лучшая дочка. Только... Аня застыла, когда пропали ее объятия. Она наконец-то взглянула на нее и не знала, кого увидела. Эта женщина на подушке не была похожа на ее маму, хоть улыбалась и говорила точно так же. Каждое движение причиняло ей боль. Она зареклась выглядеть бодрой, но иллюзия требовала слишком много усилий. Худая, бледная, слабая... Кожа у нее посерела и плотно обтягивала череп. В уголках рта алели трещины, а на шее вились ручейки пота. Глаза ввалились и больше не блестели как раньше. Она уже тогда стала трупом. Просто пока сохраняла сознание. — Не запоминай меня вот такую. Помни меня здоровой. Ты всегда была моим маленьким чудом. И ты еще обязательно будешь им для кого-нибудь другого. Аня ничего не слышала. Она бросилась к ней и обхватила за плечи... «Я тебя не пущу! Никуда не пущу! Ты останешься! Прошу тебя... останься со мной... Я полжизни отдам, чтобы ты осталась... Или всю! Я отдам всю, мам! Только останься... умоляю, останься...» — Анька! — засмеялась она. — Тише, задушишь! Ну что ты? Не бойся, — она сгребла ее ладошки и поцеловала шершавыми губами одну за другой, одну за другой... — Папа для тебя все сделает. Ты не будешь одна. Вы будете вместе, будете заботиться друг о друге. Поддержи его вместо меня. Ты теперь его опора. И... не дай жизни проглотить тебя, ладно? Будь стойкой. Обещаешь? А потом ее не стало. Лежал плед, которым она кутала ноги, когда замерзала, лежала шелковая подушка, вышитая ее руками, на тумбочке стоял флакон ее духов, а в шкафу висел ворох платьев... Все эти вещи остались, а ее больше не было. Для миллиардов людей эта смерть не изменила ровным счетом ничего. Земной шар не прекратил движение, солнце не перестало вставать над горизонтом. Для всех остальных эта смерть была лишь одной из множества подобных смертей. На похоронах Аня ни с кем не говорила. Сидя в автобусе, насквозь провонявшем свежей краской, она даже не понимала, где находилась. Ее мир встал на паузу, хотя люди вокруг торопились жить. Когда гроб опустили в землю, у нее в груди лопнул последний трос, много лет связывающий их с матерью воедино. Отцу было не до дочери. Аня ловко шмыгнула в толпу. Просто шла и понятия не имела зачем. Хотела сбежать оттуда... спрятаться где-то, побыть наедине со своим горем. Дед поймал ее. Его и тетку Аня видела впервые. Старик беззвучно плакал, смахивая с сурового лица слезинки клетчатым платком. Женщина в черной шляпке, почти точная копия матери, постоянно что-то шептала и тоже плакала, не сдерживаясь. Этим глупым, почти оскорбительным страданиям не верилось. Внучка косо смотрела на деда и презирала его до глубины души. «Что же ты не спас ее со всеми своими деньгами? Она до последнего тебя ждала, а ты приперся сейчас?! Где же ты был столько времени?! Ни ты, ни папа! Что же вы оба не спасли ее?! Лучше бы вы все сдохли, а она осталась! Лучше бы вы сдохли! Лучше бы я сама умерла!..» Время унесло с собой боль, но оставило взамен воспоминания. Все чувства, бывшие некогда барханами, по которым девочка пробиралась к нормальной жизни, сжались до одной крошечной песчинки. В этой пустоте она нашла кого-то другого. Он вдруг очнулся и стал диктовать свои правила. И потом, как бы Ви не уверяла себя, что она усыпила его, держала на привязи, ей не удалось до конца в это поверить. Внутренне она знала одно: если что-то пойдет не так, он опять вырвется и прикончит кого-нибудь еще. Мимо автобусной остановки машины мчались на полной скорости. Ви пришла сюда на автопилоте, ни на секунду не выпуская из мыслей слова Агаты. Может, она неправильно все поняла? Эта несчастная дуреха никак не тянула на убийцу. Теперь, когда девушка пропала из виду, Ви показалось, что у нее просто разыгралось воображение. А если все правда, куда же Агата спрятала тело? Что она с ним сделала? Почему Пэйдж не нашли? Или не там искали? Все предположения спутались, скудные ответы не приводили к разгадкам. Когда подъехал автобус, Бирн ловко запрыгнула по ступенькам и приложила карточку к валидатору. Хотелось поскорее вернуться в свою обитель, посмотреть сериал и обняться с ведром мороженого. Большая часть кресел пустовала. Новые пассажиры рассыпались по салону, поторапливаясь занять лучшие места. Дверные створки закрылись, но водитель не спешил давить на газ. Город не впечатлял. Мощные гранитные строения провоцировали тревогу. Кучкуясь по разным сторонам улицы как грибы, они смотрели оттуда пустыми глазницами окон, кое-где пряча за занавесками жильцов квартир. Задние двери распахнулись снова. Судя по звукам, в них влетело по меньшей мере торнадо. Разгоряченное и взъерошенное оно без спроса уселось рядом и с громким выдохом откинулось на спинку сидения. Сердце подпрыгнуло почти до горла. Сделав один оглушающий удар, оно встало как заглохший мотор в ожидании нового запуска. Ви вылупилась, растерянно подбирая нужный вопрос. Фойербах втиснул в проем между рядами свои длинные ноги. Автобус поехал. Она осталась запертой вместе с ним в этой консервной банке. — Ненавижу, блядь, автобусы, — ругнулся он, выставляя в проход правое колено. — Хоть кто-то о высоких людях думает? Другое колено невзначай прижалось к женскому бедру. Ви прекрасно это почувствовала, но почему-то притворилась безразличной. — Что ты здесь делаешь? Он дернул молнию на куртке и быстрыми движениями дважды приподнял воротничок рубашки. Волосы, раскиданные от бега, белой паутиной переливались на свету. — Шел за девчонкой, — сказал он, все еще пытаясь отдышаться. — Остановился бычок выкинуть, а она взяла и исчезла! Пришлось бежать, а у меня, знаешь, дыхалка уже не та, чтоб за школьницами гоняться. Его крепкая рука не касалась ее, просто лежала сзади, однако и развязности этого жеста хватало с лихвой. Ви уже думала сорвать со стены аварийный молоток и треснуть ему в бубен изо всех сил. Печка почти не работала и внутри было ненамного теплее, чем снаружи. Зато Фойербах мог заменить собой целую батарею. Жар его тела ощущался на расстоянии. Ви ерзала, будто в обивке спрятали острое жало канцелярской кнопки. Понятия не имея, как себя вести, она с перепуга так прикусила щеку, что теперь из ранки во рту сочилась кровь. — Что с тобой? — с издевкой спросил Вильгельм. — Живот крутит? За прошедшую неделю Ви скопила целую кучу оскорблений, но пока вспоминала алфавит, онемевшая от непредвиденной близости, автобус подскочил на кочке. Вил удержал ее подле себя. — Куда собралась? — неуклюжий рывок к потолку его рассмешил, но он постарался не орать на полсалона раненой гиеной. — Я только пришел, а ты опять убегаешь. Давай-ка держись, пока тебя в стратосферу не забросило. Его покровительственный тон подливал масла в огонь. Ви искала повод съязвить. И он, конечно, был. Фойербах позволял себе слишком много и делал это так непринужденно, словно много раз пудрил доверчивым глупышкам мозги. «Так и есть, — тревожно звенел внутри голос интуиции. — Рассчитываешь на дурочку? — она со страхом всматривалась в его лицо. Задорный взгляд лукавых глаз обжигал неприкрытой самоуверенностью. — Все ясно. Нашел легкую добычу?» В грудь будто швырнули булыжник. Ви ненавидела немца за то, что он искал с ней встреч, но еще больше ненавидела себя за то, что ждала их. Нужно было быть жестче — ему не давать спуску, а самой спрятаться за щитом безразличия. — И зачем ты так несся? Что-то важное или как обычно — пришел надоедать? Сидение вибрировало от быстрой езды. Двигатель натужно тарахтел где-то во внутренностях транспортного средства и был в этой беседе третьим. Когда Фойербах наклонился, Ви забыла отпрянуть. К своему удивлению, она уловила свежий аромат бергамота, приятно оттеснивший стойкий запах новой кожаной обивки кресел. — А че жмешься-то, ехидна? — проворковал он. — Замерзла или соскучилась? Шепот ее ошпарил. Она злобно отфутболила его коленку. — Была бы поласковей, я бы, может, и погрел тебя, — он выхватил ее ладонь, пока она еще ничего не успела сказать ему наперекор, и прижал сначала ко лбу, а потом к шее. — Чувствуешь? Шпарит на всю. Нежная, почти прозрачная кожа наощупь походила на кальку. Трогать ее было любопытно. Ведомая рука медленно скользила по ней, вымеряя каждый дюйм, и уже поползла дальше, через кадык, ниже, к ключицам. Пуговицы, расстегнутые у горла, никак этому не препятствовали. Ви окончательно перестала понимать, что творилось. Вот, что случилось с Агатой? Вот так он ее охмурил? Конечно, не нужно много ума, чтобы соблазнить школьницу. Парочка комплиментов, чуть побольше внимания и дело в шляпе! Автобус тормознул на остановке, открывая морозному ветру путь внутрь. Мозги остудились. Ви резко рванула запястье. Кулак, который вновь сжался в кармане, пылал огнем. — Сменил парфюм? Его довольная физиономия сверкала не хуже начищенного пенса. — Спасибо, что заметила, — от его важного вида Ви тоже разобрал смех. — Иногда в таких вещах тяжко разобраться без женщины. — Не смеши! Я ни за что не поверю, что у тебя нет подружки, с которой ты мог бы посоветоваться. Как же та... — пока они отъезжали, немец гадал, о ком шла речь. — В полицейском участке? Красивая азиатка. — Рей? Да, — согласился он. — Рей очень красивая женщина... но не в моем вкусе. — А! Старовата? Радость отвалилась от его лица как плохо приделанная маска. — Нет, замужем. А я свободный человек, если ты к этому выруливаешь. Можно было просто спросить. Ви фыркнула, отворачиваясь к стеклу. — Мне это безразлично. Но в отражении выжидал момента оппонент похуже. Пока Вил не видел, ее точная копия ухахатывалась, тыча пальцем в солнечное сплетение. «Вранье! — кричала синеволосая гадина. — Ты врушка!» Бирн готова была убиться об стену, лишь бы она заткнулась. — Да я так и понял, — злорадствовал Фойербах. — Ник сказал, ты про меня много спрашивала. Это был удар ниже пояса. Ви разинула рот, но не выдавила ни звука. Она окрестила Зайца предателем и моментально решила, что никаких денег он не получит. — Что?! Нашел, кого слушать! Зачем ты вообще мне его подсунул?! — Не ори! Пока он за тобой приглядывал, ты за ним приглядела, а мне спокойнее. Он хороший пацан, получше многих, так что зря ты. Она представляла, с каким удовольствием дернула бы на куртке бегунок расстегнутой молнии, чтобы до боли прищемить ему подбородок. — Хороший. Только продажный! — Не без этого. Ты тоже не ангел, но я закрываю глаза на твои повадки бешеной собаки. Я, кстати, в твоем возрасте тоже был постоянно злой. Сколько тебе там? Тринадцать? — подтрунил он. — Потом пройдет. Ви не хватало воздуха. Негодование плотным кольцом обернулось вокруг горла. — Только не надо баек про свою молодость. Я это слушать не хочу. Ты понятия не имеешь, с чем сравниваешь. — Да, мне тогда тоже казалось, что мои проблемы смертельны. Как видишь, их можно пережить. — И что у тебя были за проблемы? В школе обижали или девчонки не давали? Просто трагедии! Вил переборол раздражение. — Ты там на родине тоже была такая бесстрашная? Ремнем не пороли? Видимо, нет, а то бы язык лихо укоротился. — Зато тебя, наверно, знатно лупили. И судя по всему, чем-то тяжелым. Голубые глаза перестали разбрасывать вокруг слепящие искры. Безмятежное балагурство закончилось. Ви внутренне сжалась. Свинцовое облако чужой ауры захватывало ее в свои объятия. — Мне больше нравилось, когда ты помалкивала. Следующие десять минут они ехали в полном молчании. Настроение совсем испортилось, и Ви чувствовала себя так же, как чья-то жвачка, прилепленная на спинке сидения прямо перед носом. Раздавленная и пожеванная событиями сегодняшнего вечера она надеялась поскорее оказаться дома, но автобус по закону подлости полз со скоростью улитки. Фойербах поднялся и вдруг схватил ее локоть. — Пора на выход, — не растерялся он. Неправда! Ви усиленно вглядывалась в мрачные переулки, но ничего там не узнавала. Пусть многоквартирные строения в разных частях города и походили друг на друга как братья, они все же не были идентичны. — Нет, — сказала она в полной уверенности, что этот слепой крот в темноте перепутал остановку. — Еще не доехали. Как только транспорт остановился, немец выдернул ее наружу и повел вглубь дворов. Коварный план раскусили с опозданием. Бдительность давно спала крепким сном. — Я с тобой никуда не пойду! Пока Ви лихорадочно выкручивалась из его захвата, Фойербах ловко стянул с ее головы капюшон и намотал на кулак. — Да пусти ты! — упиралась она, стараясь совладать со страхом. — Что я тебе, собачка какая-то? — Иногда напоминаешь. Такую мелкую горластую трясогузку. Возомнила себя овчаркой, вцепилась в пятку и грызет. А если рядом с ней топнуть посильнее, она возьмет и от инфаркта откинется. Сердечный приступ уже и впрямь показывался на горизонте. Во рту пересохло. Ви сдавила челюсть, чтобы унять зубную дробь. — Успокойся, — сказал он ей, когда они вошли в подъезд и встали у лифта. — Просто будешь под присмотром. Утром я отвезу тебя домой. Во сколько Эрик возвращается? В восемь? «Ах ты! Все выгадал! Знал, что он сегодня в больнице! Хорошую отмазку придумал, не подкопаешься!» Он открыл дверь, но Ви не спешила бросаться в разинутую пасть квартиры, хоть та и ждала, когда в нее шагнут без оглядки. — Заходи. Я живу один. «Матерь божья! И мне должно стать от этого легче?!» — Я отъеду ненадолго. Надо помочь убрать зал после дискотеки и машину забрать. Если что — пиши, номер у тебя есть. Когда он ушел, Ви вытерла о джинсы потные ладони. По ней как будто прокатился самосвал. Ее всю колошматило от злости и бессильной обиды на саму себя. Опять она, идиотка, осталась наедине с мужчиной на его территории. Дед бы ее прибил. Пока вертелись стрелки часов, Ви дрессировала сердцебиение. Без всякой надежды она зачем-то покрутила замки и с тоской выглянула в кухонное окно с четвертого этажа. Она, пожалуй, могла бы сползти по водосточной трубе, но для таких фокусов было все-таки высоковато. Голос интуиции перебил звериный рык желудка. Из-за волнения она совсем ничего не ела с самого утра и потому решила первым делом наведаться на кухню. Там доживали свой век одинокий престарелый банан, кетчуп и молоко, которое, судя по консистенции, готовилось выползти на волю. В раковине громоздилась Пизанская башня из тарелок, а на столике стояла кружка с тройным кофейным ободком. Ви прошлась по прихожей дважды, разыскивая туалет, и заодно осматривая хоромы. К своему удивлению, она поняла, что его жилище не вызывало в ней ужаса. В спальню она вошла без лишних угрызений совести. В конце концов, он заходил в ее комнату! Здесь женский дух еще не выветрился до конца. На постели лежало розовое покрывало, а на резном карнизе колыхались кружевные занавески. В дальнем углу стоял туалетный столик, на котором вместо косметики возвышались груда бумаг и стопка тетрадей, а на спинке стула в накидку висели три или четыре цветные рубашки. На подоконнике несчастные растения молили о смерти или о капле влаги. Ви полила их из чашки и уже уходя, случайным взглядом подцепила на комоде две фоторамки. Обе лежали стеклом вниз. В одну из них вставлялась совсем старая фотография: два мальчика, похожие друг на друга, позировали на баскетбольной площадке. Фойербах был долговязый, лохматый и смешной, а парнишка рядом, от силы лет двенадцати, очень смущенный и как будто потерянный. Второе фото — с девушкой в цветочном саду. По тому, как нежно льнула она к своему спутнику, не составило труда догадаться, какие отношения их связывали. «Надо же! — удивленно подумала Ви, разглядывая пышные кудрявые волосы и пухлые щечки. — На вид очень милая. И что ты в нем нашла?»Квартира Вила, 22:03
«Купи еды!» — грозно приказывало сообщение на смартфоне. Когда Вил вернулся с коробкой пиццы под мышкой, в квартире было обыденно тихо. На секунду ему даже показалось, что Ви сбежала. Он бы не удивился, если бы она умудрилась спуститься по водосточной трубе или связала из его вещей канат, чтобы прыгнуть вниз с тарзанкой. Но в гостиной все-таки горел тусклый огонек настольной лампы. Это было странно... он уже отвык, что кто-то мог ждать его здесь. Ви спала, свернувшись на диване калачиком. Не посмев потревожить ее сон, он вышел и вернулся, когда закончил все дела, — переоделся, разобрал пакеты с продуктами, перемыл всю скопившуюся посуду и сварил в турке какао. Гостья так и не проснулась. Он долго стоял, рассматривая ее с высоты своего роста. Пятки в белых носках подрагивали от напряжения как у спящего котенка. «Охотишься?» — со смехом подумал он и присел, опустив кружку на пол. Свежее личико, обрамленное налипшими прядями волос, выглядело по-детски очаровательно. Длинные брови не хмурились. Виви расслабилась и больше не казалась слишком серьезной для своих лет. Это была сама невинность во плоти, пока спала зубами к стенке. Она тихо посапывала, а Вил сидел рядом и вслушивался в ее дыхание. Рука легким движением отогнула ворот сиреневой водолазки. Тогда в раздевалке он толком ничего не успел рассмотреть. Слишком уж быстро она прикрылась. Шрам был короткий, некрасивый, от штопанной раны. Чересчур заметный на нежной девичьей шейке, но всегда удачно замаскированный то лентой, то одеждой под горло. В этом Ви следовала выбранному прикрытию. На людях одевалась сдержанно: минимум ярких цветов и максимум ткани. Пока большинство учениц подворачивало юбки выше, чем того требовал школьный устав, она не следовала их примеру. Не носила ничего облегающего, почти не красилась и, судя по маленьким розовым ноготочкам, не фанатела от маникюра. Виви поморщилась, а Вил отстранился. Румяная и помятая после сна она напоминала ему детеныша, не вовремя оторванного от матери. Увидев его так неожиданно и так близко, девушка замерла, редко смежая веки. — Чего пугаешь? Уселся тут как маньяк. Он поднял с пола кружку. — Наслаждался тишиной без твоей бубнежки. На, — Ви приняла напиток. — Бедняга, изголодалась за час. — Плюнул, небось? — Нет, член макнул, — видя, как она зависла, он добавил: — Шутка! Пей. Пятнадцать минут эту хренотень наваривал, — Бирн подтянулась. Вил откинулся на спинку дивана. — Давай, рассказывай. Какой черт тебя на дискотеку принес? — Пришла потанцевать. Она трусливо придвинулась к подлокотнику, а Вил подался вперед. Права на прикосновения он не имел. Все предлоги были жалкими и очевидными. Его ладонь примостилась рядом с ее крошечной ножкой, в надежде, что та сама случайно до него дотронется. Ви поджимала мизинец, неотрывно вглядываясь в чашку, и обкусывала губы от смущения. — Заметил. На моих нервах ты отлично выплясываешь. Заточенный взгляд пронзил его насквозь. — А ты бы мог получше выполнять свою работу. Не меня выслеживать, а смотреть, чтобы дети не проносили с собой спиртное. — В трусы им залезть? — ему понравилось, что она перестала увиливать от прямого контакта. — Кто хочет, тот напьется, как бы их не шманали, уж поверь. Я вот всегда шел на опережение — сразу пьяным приходил. Бирн скорчила осуждающую мину. — По-твоему, это достижение? — Scheiss, — вздохнул немец. — Я сейчас в окно выйду, чтобы не задохнуться. Ты с рождения такая зануда? — А ты с пеленок оболтус? Как тебя только в учителя занесло! Вил засмеялся. Он и сам понятия не имел. Все случилось так быстро... он цеплялся за любую возможность уехать из дома. Кем быть в будущем не думал, да и к глобальной мечте не стремился. Жизнь швыряла его из стороны в сторону как оторванный лист, а он умело приспосабливался к ее переменам. — Сам удивляюсь! Я не парился над выбором профессии. Из гимназии меня выперли за хулиганство. А в другой школе перекрестились бы, если б узнали, что я детей учу. Мне там ничего хорошего не пророчили. Была одна училка... громче всех кричала, что скорее помрет, чем я сдам экзамены. Не поверишь!.. Я сдал, а она через месяц взяла и откинулась. Как рассчитала! Ви так глубоко вдохнула, что могла бы за раз поглотить весь кислород в комнате. Она заслонилась от него веером пальцев, сдерживая смех. — Мда... мне смеяться или плакать? — Лучше ответь на мой вопрос. Зачем ты пришла? Совесть гложет? Героиней хочется быть? Просто интересно, когда до тебя дойдет значение фразы «не привлекать внимания»? Объясняю. Это значит тихонько сидеть в своей норке, грызть там орешки, конфетки, что еще ты там ешь? А не лезть во все дырки, размахивая шашкой направо и налево! Хочешь казаться хорошей, да? И как? Получается? — Как бы не получалось, — снова озлобилась Ви, — я по крайней мере стараюсь, Фойербах. Градус беседы опять подскочил к ощутимому пределу. Бесконечная партия в пинг-понг, где они с вывертом перебрасывали подколы через барьер вежливости, могла продолжаться до самого утра. Оба слишком хорошо различали слабости друг друга. Немец разочарованно цыкнул: — Можешь звать меня Вилом. — Не могу, — со всей строгостью в голосе отчеканила девочка. Нежные сумерки гостиной стирали между ними дистанцию. Обстановка располагала к откровенным разговорам или к откровенным поцелуям. Вил бы понимал, как себя вести, не имей она никакого отношения к Эрику. Будь она старше, он бы тоже не растерялся. А сейчас сидел как дурак и пялился на нее, перебирая в воображении занятные картинки. Он невольно представил ее вместо той семнадцатилетней вертихвостки, которая полгода назад скакала на нем на заднем сидении машины. Ви явно догадывалась, о чем он думал. Ее невидимая рука схватила его за шею и придушила до потери сознания. Он тяжело сглотнул и выдавил многозначительную улыбку, не переставая смотреть ей в глаза. «Вместо этого могли бы по-тихому пососаться. Так, на пробу. Ради интереса. Не говори, что тебе не хочется. Или нужно настоять? Скажи, как сделать, и я сделаю». Виви транслировала довольно ясный ответ. «Даже не вздумай лезть! Я тебе это какао за шиворот вылью!» Он не стал напирать, хоть и знал: она бы уступила, если бы он надавил. «Жаль. Немного надеялся, если честно. А настаивать не буду. Ты же схватишься за любую возможность от меня отмахнуться. Наврешь, что ты была против, а я, гондон, заставил...» Этот диалог между ними не состоялся, но нить беседы так натянулась, словно они произнесли каждое слово. Ви отстранилась, нервно заправляя волосы за уши. Фойербах поднялся. — Принесу пиццу. Пока он шел на кухню, немного отлегло. Он остался покурить и стоял у открытого окна, чувствуя, как поток прохладного воздуха обнимал его за плечи. Гул холодильника раздражал. Вил достал оттуда бутылку пива: оно еще не остыло, но было уже не до того. «Угомонись. Подыши. Не будь мразью, — говорил он себе, тупо уставившись в стекло. Сквозь дымную завесу блестели два горящих глаза. — Девчонке шестнадцать лет, всякого дерьма повидала, хуле ты еще пристал? Потом подрочишь и хватит с тебя». Он не услышал, как она подошла. Как будто материализовалась на пустом месте. Облокотилась на подоконник, один кусок пиццы протянула ему, а второй держала у рта и наматывала на палец тянущийся сыр. Ночь уже давно расплескала между домов тьму, но крошечные фигурки людей все еще перемещались по пешеходным дорожкам. Отсюда открывался вид на оживленную часть улицы. Вдали с перебоем горела вывеска круглосуточного супермаркета, и кое-где уже мерцали рождественские огни. Ви нахохлилась, жадно делая новый укус. Пицца была сочная, но уже остыла. — Как тихо! И холодно! Бр-р! — Вил потянулся и закрыл створку. — Скажи... что ты ему сделал? Этому Мэтту... Фойербах театрально оскорбился. — Я?! Ты за кого меня принимаешь?! Перепутала с кем-то? Я школьный учитель... — А еще хороший актер и тот еще махинатор. — Ну, уж до тебя мне далеко! Не надо мне мозги перещупывать. Из меня веревок не навьешь. У тебя свои секреты, у меня свои. В конце концов, я даже не в курсе, кто ты такая! Как тебя зовут, девочка? Виви повернулась к нему в пол-оборота. Запах персика и меда кружил голову. Вил мог бы завалить ее прямо здесь, на полу. Скрутить руки за спину, чтобы она не могла ему сопротивляться, залезть под одежду... слушать, как у нее дрожит дыхание. У него бы стоял как каменный. «Вдруг ей бы даже понравилось?.. — он зажмурился. — Пиздец ты животное! Дожил! Это даже неинтересно. Никакого спортивного азарта». Он почти залпом заглотил все содержимое бутылки. Сердце колотилось в два раза чаще обычного. Ему стало жарко. И стыдно. Перед ней, перед другом, перед собой. «Mein Gott! Эрик, сука... дай сил». — Опять забыл? — подколола Ви. — Может, тебе витамины попить? Для памяти? В чем дело? Это из-за Алека? Рассказывай! Почему Мартин целую неделю в школу не ходит? Он ловко уклонился от прямого ответа. — Во всех красках расписать? — Мог и на видео заснять. Не пришлось бы ничего пересказывать. Фойербах поперхнулся пивом и заплескал брызгами грудь. — А ты кровожадная зверюга! — Я пошутила. — Не уверен. — Если дело не в Алеке, тогда в чем? Язык не поворачивался объяснить. Она бы решила, что была права насчет него с самого начала. — Тебе это знать не нужно, — Ви мило сморщила веснушчатый нос. Ломтик пепперони опасно съезжал по краешку надкусанного треугольника. — И так суешься, куда не попадя. Вокруг столько всего происходит, а ты не думаешь о своей безопасности. Держись подальше от этого козла! И ото всех подозрительных личностей. — Тогда мне лучше уйти. Ее компания требовала от него выдержки. В упреках Ви иногда оказывалась еще хуже Дирка и заставляла ощущать себя не только умственно отсталым, но и просто неполноценным. — Нет, не прокатит. Не хотела бы оставаться, уже давно позвонила бы Эрику. Или в полицию. Сказала бы, страшный дядька тебя украл... Бирн с вызовом осмотрела его сверху вниз. Футболка в свежих влажных пятнах и растянутые домашние штаны шарма не добавляли. — И пострашнее видали! — Сочту за комплимент. Потом она сидела в гостиной в обнимку с пиццей и переключала пультом каналы. Он держался на другом конце дивана и был больше озабочен беседой, чем фильмами. Когда пошел курить во второй раз, Виви снова появилась рядом. Грызла шоколадку и рассуждала, как ей повезло, что мать еще с детства готовила ее к переезду в Англию. Мечтала, чтобы она получила высшее образование, живя у тетки. Получилось по-другому, но труды не прошли даром. Только теперь Ви вообще не видела смысла в экзаменах и не знала, как судьба сложится завтра. Все ее мечты остались в другом городе. Вил, хоть и не любил сладкое, куснул от шоколадной плитки прямо из ее рук и посоветовал поменьше думать, чтобы не сойти с ума. Снова рассказывал про школу. Как взялся за учебу за два года до выпуска, сдал тестирование и даже умудрился выхватить спортивную стипендию. Ему эти события казались уже такими далекими, как будто происходили не с ним. В один момент он моргнул и переместился из детства во взрослую жизнь, а дальше стал бегать в колесе однообразных дней как подопытная крыса. Чтобы разрядить обстановку, он попросил показать ему парочку приемов по самообороне. Ви смущенно отказывалась. Если бы она только позволила, он бы продемонстрировал ей трюки позанятнее этих. Уже после двух, когда его переборол сон, она выключила телевизор. Ушла, но вернулась и принесла с собой плед, а потом долго искала длинную сторону, чтобы накрыть ему ноги. — Ты должен меня отвезти, помнишь? Утром. Я поставлю будильник. Он повертел затекшей шеей и растянулся во весь рост. — А я ведь и правда могу увезти тебя... в смысле, украсть. Похитить. — Неужели? — притворно изумилась девчонка. — Буду иметь в виду. Только не забудь сказать об этом моему деду. Засыпая, Вил разбирал, как смешно топали по полу ее пятки. В квартире завелся домашний гном, а он этого не заметил.