Квартира Эрика Бирна, суббота, 07:03
Ви сразу увидела дедовы ботинки, стоявшие на коврике в прихожей. На экране телефона мигали три пропущенных вызова — один за другим, с минуты на минуту. Значит, пришел недавно. Внутри себя она завыла, проклиная Фойербаха до седьмого колена, и попробовала бесшумно притворить дверь. Ручка поддалась со скрипом, а замок все равно громыхнул, когда две его части сомкнулись воедино. Из гостиной выглянул злобный старик и замер в проеме, угрожающе сложив руки на груди. — Так, — сказал он, сдвинув брови. — И где тебя бултыхает? Ви сходу бросилась в омут с головой. Дед был на взводе и готовился выстрелить яростью прямо ей в висок. Его грозное лицо, отмеченное морщинами, не предвещало ничего хорошего, а скандал не вписывался в ее планы. Она слишком мало спала, чтобы бороться на равных. — В школе была вечеринка. Я осталась у подружки. Мужчина подтянул ремень, туго перетягивающий плотный живот в полосатой рубашке, и начал издеваться без предупреждения. — Да уж видал твою подружайку с балкона! Мощная деваха! Кого-то напоминает, да вот шо-то не могу понять кого... — Интересно! — подыграла Ви, быстро скидывая верхнюю одежду. Она надеялась, как можно скорее ретироваться в свое убежище. — Скажи, если вспомнишь. Но старик был настроен решительно. Его голос в лучших традициях уже приобрел командно-воспитательный тон, а по тонкому кружеву терпения внучки разошлась разрывная стрела. — И давно Фойербах в твои подружки заделался? Эрик, значит, на практику, а ты по чужим х... болтам вприпрыжку? Это с каких-таких пор ты у него ночуешь?! Ви не поверила своим ушам. Она признавала за собой кое-какую вину. Да, могла настоять, чтобы отвез домой. Да, могла позвонить Эрику и нажаловаться на его дружка, перешедшего все границы. И как он мог стоять здесь и читать ей нотации после всего?! Как он мог так смешать ее с дерьмом, прекрасно зная о ее прошлом?! Неужели она выглядела как легкомысленная дура, готовая кинуться на первый попавшийся член? Да она и целовалась-то всего раз в жизни! — У тебя маразм начался?! Ты что мне тут говоришь?! Я выпила какую-то бодягу вместе со всеми. Развезло, не нашла ключи, а он там дежурил. Вот и повез к себе. Я еще в машине заснула и спала всю ночь без задних ног! Он, вон, даже боялся, как бы вы двое не разорались — разбудил меня в шесть утра, чтобы привезти. — Пошла на вечеринку? — со смехом уточнил дед. — Потому что он там дежурил? — Что?! Все доводы разбивались о гранит его упрямства. Миссия по убеждению оставалась невыполнимой. Два тяжелых взгляда вперились друг в друга, и каждый тянул невидимый канат на себя. — Тебя жизнь ничему не учит. Я уже понял, талдычить нечего. Все мимо пролетает. Svin'ya vezde gryaz' naydet. Один раз пронесло, думаешь, второй раз тоже повезет? Он стоял как глыба, которую не столкнуть с места. Редкие волосы свалялись после шапки и портили его суровый вид своей нелепостью. Мощный квадратный подбородок выпятился вперед, заставляя тонкие губы, смоченные слюной, наехать одна на другую. — Повезло?! Считаешь, мне тогда повезло?! Это была горькая капля яда прямо на открытую рану. Ви хотела сказать очень многое, но не могла определиться, с чего начать. Кулаки сжались так, что ногти впились под кожу. С каждой новой репликой дед подкидывал дрова в костер ее ярости. Разгоревшись во всю силу, пламя ползало в груди. — Да, повезло! Жива ты, а не тот, другой! А мог бы и убить тебя! — он стал махать возле ее носа указательным пальцем. — Одно дело со школьником бодаться, а ты иди, попробуй, уложи такого здорового лося! Сжав рубчатые каемки рукавов, чтобы не было видно непослушную тряску рук, Ви решила играть по его правилам. — Я теперь понимаю, почему мама с тобой не общалась! — выпалила она на одном дыхании. — Лучше сдохнуть, чем все это слушать! Дед оторопел всего на секунду. Его физиономия вмиг вспыхнула красным как вовремя включенный сигнал светофора. Бесчестный ход сработал, но сделал еще хуже: мужчина сдвинулся с мертвой точки и надвинулся на нее явно без добрых намерений. Ви задним ходом отступала на свою территорию. — Потому что не хотела признавать очевидное! И вот, поглядела бы на тебя! Кого вырастил твой папашка! Ее в могилу загнал, а свою дочурку скинул на старика! Это была неправда. Отец всегда старался позаботиться о ней. Решение отправить ее подальше от дома он принял в страхе за дальнейшую судьбу своего ребенка, а не потому, что хотел избавиться от проблем. — Это я точно слушать не буду!.. — она, наконец, перешагнула порог маленькой спальни. — Ты не имеешь права так о нем говорить! Он меня вырастил, и это он меня воспитал! Он все отдал, чтобы вылечить маму! А ты где был?! Сидел тут, на мешке с деньгами, как Скрудж, пока она умирала?! Ну, что вылупился?! Ждешь, что я тебе в ноги упаду за свое спасение?! Да оно мне нахрен не сдалось! Повторяю для тех, кто в танке: я не хотела быть здесь и не просила об этом! Дверь захлопнулась с грохотом. Через барьер донесся сначала грозный топот, а потом взбешенный вопль: — Я тебе сейчас по башке хлопну, дрянь неблагодарная!Квартира Эрика Бирна, 07:42
После ночного дежурства Эрик едва сумел самостоятельно дотащиться до дома. Еще не успев войти, он услышал характерный старческий кашель. Сумка на длинном ремне сползла с плеча. Парень предчувствовал продолжение «веселой» ночки и чуть не растекся от усталости прямо в прихожей. Дед стоял у плиты, повязав на пузо фартук в цветочек, и лихо орудовал в сковороде лопаткой. На кухне приятно пахло беконом. Жареные яйца скворчали на разогретом масле. Эрик сглотнул слюну. Организм не мог выбрать между едой и сном. — Ты чего так рано? — За машиной. Ее надо в сервис везти. А еще у меня дверь в гараже заедает и свет рубит, что-то с проводкой... что ты там нахеровертил без меня?! — Я?! У меня все работало. Его вечные проблемы с техникой надоели чуть в меньшей степени, чем перекладывание ответственности с больной головы на здоровую. С облегчением опустившись на стул, Эрик закрылся ладонями. Ныли все кости. — И что уже случилось? — дед раздраженно причмокнул. — Надеюсь, это не насчет Ви, — очередной непонятный звук, раздавшийся вместо объяснения, дал понять, что дело было как раз в ней. — Дед, ты в натуре достал уже! Ты портишь все мои попытки наладить с ней хоть какой-то контакт! Что опять? — Конечно, на деда легко стрелки переводить, дава-айте! Он у вас всегда крайний! Глаза закатились автоматически. — А ты в своем репертуаре! Ты как не в духе, так у тебя все херовые, один ты хороший. Страх притупился от усталости, и Эрик спокойно выговаривал свои мысли. — Вот! Ваша благодарность! Что ты, что твоя сестричка!.. Odnogo polya yagody! Парень засмеялся, мечтая поскорее завершить разговор. Подкравшийся со спины Макбет потерся боком сначала о ножку стола, а потом о штанину хозяина. — Так с чьего поля ягоды-то? Ot osinki ne rodyatsya apel'sinki! — Говоришь — как хер во рту держишь! Дед выключил конфорку и переложил на тарелку яичницу с помидорами. Пока Эрик мыл руки, Макбет уловил в воздухе мясные вибрации и по-хамски запрыгнул на стол. Пришлось снять его от греха подальше, но пушистый террорист тут же водрузился обратно и зацепился когтями за скатерть. — Да уйди ты! — раздраженно припугнул Бирн, стаскивая его на пол во второй раз. — Тебя уже от еды скоро разорвет! Старик поставил перед внуком ароматный завтрак, а себе налил чашку кофе. — Позови ее, — сказал он. — Пусть поест. — Вот иди и позови! На амбразуру не лягу, у меня сил нет. И не пойдет она, если поругались. Опять будет в комнате до вечера сидеть, — немного поразмышляв, он решил, что сейчас самый верный момент предложить свою идею: — Нам бы надо ее ко врачу сводить. К психотерапевту... — Ага! Так она и пошла, уже лыжи натирает! Эрик макнул в желток хлеб и опустил в рот. Горячая еда заставляла язык неметь. — Если мы сейчас ничего не сделаем, дальше будет хуже. Она может себе навредить. Или кому-то другому. Она все засунула в себя, но рано или поздно эта бомба рванет и зацепит нас. И вот тогда мы с тобой хлебнем по полной! — Ну, вперед! Попробуй уговорить ее пойти к мозгоправу! А ты это, знаешь, чего? Ты попроси своего сердобольного дружка, авось поможет! Парень непонимающе прищурился. — Какого дружка? — Того самого! Твоего ВильХельма, будь он неладен! — А он тут каким боком вообще? Дед едва держался, чтобы не вывалить на него какую-то информацию. — Вот тебя дома ночами нет, ты и не в курсе, где она бродит. — Ты можешь прямо сказать уже? Я тут должен в семь утра загадки разгадывать? — Она у него ночевала. — Чего?! — Эрик подавился со смеху. Но дед остался непоколебим. Перегруженный мозг едва скреплял между собой причинно-следственные связи. — Чего? — тупо повторил он, не понимая, почему в этой правде нет и доли шутки. — В смысле? — Чего-чего?! Чего заладил? Я с балкона видал, как он её подвозил. Она сама сказала, что была у него. Будто бы ходила на пляски и там напилась, а он отвез ее к себе. В голове у Эрика ни одно из этих сведений не сходилось с привычным поведением Ви. — Вот видишь! — зашипел он на полтона ниже, взмахнув вилкой. — Видишь, что я говорил! Давно она стала по вечеринкам пьяная бродить? И это еще хорошо, что ее Вил забрал, а не кто другой. — Не разделяю твоего оптимизма. Помяни мое слово, твой выродок нам подгадит! — А почему сразу выродок? — оскорбился Эрик. — Ты мне не обижай его, ладно? Как вискарь с ним пить, так, значит, нормально все было. Это вообще я его попросил за ней присматривать, чтобы она там дел не натворила. И знаешь, он пока хорошо справляется! Дед все заслуги Фойербаха делил надвое. — Какой молодец! Так присматривает, аж все глаза проглядел. Эрик решил больше не отвлекаться от завтрака. — Прекращай! Я с ним поговорю, доволен?Больница, 14:20
Алек правда думал, что умер. Последняя вспышка сознания потухла, разбрасывая во тьме огненные брызги боли. Периодически он слышал рядом голоса, но речь не разбирал, а когда очнулся, не понял, где находился. Было светло, как в раю. Зрение подводило, глаза отказывались фокусироваться на предметах. Тело не слушалось. Его словно нашпиговали битым стеклом и лучше было не шевелиться, чтобы не испытывать лишних мучений. Конечно, он попал не в рай. Из большого больничного окна лился вполне обычный, далеко не божественный, дневной свет. Из вены торчала длинная прозрачная трубка и как лиана вилась куда-то вверх, за пределы его обзора. Стук сердца то и дело напоминал о себе противным пикающим звуком, крича, что он еще не умер, он еще поживет и неизвестно, сколько это продлится. Рядом стали носиться медсестры, врачи, а через пару дней к нему даже пустили офицера полиции. Тот сонно зевал и записывал его показания. Алек твердо стоял на своем: вечер помнил плохо, был пьяный, шел ночью домой и на него напали какие-то отморозки. Хотели денег, но не нашли. Нет, лиц он не видел. Нет, описать их не сможет. Потом пришел дядя, и Алек невольно повеселел. Счастье длилось недолго: ровно до тех пор, пока родственник не раскрыл рот. В его сказку о случайном нападении он не поверил. Решил, что племянник нарвался на неприятности и струсил выдать обидчиков. Даже обрадовался такому повороту событий, понадеявшись на терапевтический эффект горького опыта. Все ждал, когда парень возьмется за ум, потому что неимоверно устал от его выкрутасов. За несколько месяцев совместного проживания Алек высосал из его семьи все соки. Ничего другого Кадманн и не ожидал. После того, как он терроризировал мелких надоедливых кузин, воровал деньги из заначек и раскуривался косяками прямо в гостиной на глазах у детей, надеяться на сочувствие не приходилось. Он ждал Мэтта, но друг почему-то не шел. Может, не знал?.. Когда он не явился и на третий день, Алек с отвратительным чувством собственной ненужности стал уповать на Агату. Ну, уж она-то должна была к нему прийти! Потом он вспомнил их схватку в туалете и то, как сильно пихнул ее, чтобы она от него отвязалась. Видимо, так он потерял последнего человека, который еще хоть немного верил в него. От жалости к себе палата подернулась соленой дымкой невыплаканных слез. Он лежал на кушетке, хлюпая носом, сдавив в руке край пододеяльника. Один глаз, скрытый под распухшим веком, по-прежнему почти ничего не видел, а второй разбирал как по небу наперегонки мчались пуховые облака. Стоило Алеку только раскваситься, как сразу объявились гости. Он быстро сморгнул капли, чтобы разобрать, кто к нему пожаловал. Лучше бы и не разбирал! Накативший ужас превратил его в окоченевший труп. Фойербах не поздоровался. С противным скрипом пододвинул стул, повернул его спинкой вперед и сел напротив. Сегодня поехавшим не выглядел. Аккуратно причесанный и одетый в зеленый джемпер он даже напоминал адекватного человека, пока молчал. — Ну? Как жизнь? Как здоровье? — спросил он, не скрывая насмешку. Алек в последний момент удержался, чтобы не послать его к черту. — Я в тебе разочарован. Немца ответ позабавил. — А я тобой и не очаровывался. — Думал, добьешь. — Добил бы, да в тюрьму неохота. Но ты понял правильно. Я тут как раз по этому поводу. Улыбаться и говорить было больно. Порванная губа еще не зажила, да и все остальное лицо скорее напоминало маску из бетона — пока он оставался бесстрастным, оно как будто ему не принадлежало, но стоило сглотнуть, повернуться, даже просто вдохнуть поглубже — напоминало о себе в ту же секунду. — Не ссы, я ничего не сказал, — кряхтя от боли в ребрах просипел Кадманн. — И не скажу. Не из-за тебя, не обольщайся. Если б ты избил, я бы тебя сдал, а его не буду. Но ты же и так в курсе, — чтобы не чувствовать себя беззащитным, он попытался привстать, но так и остался в лежачем положении. — Думаешь, я тупой? Не раскусил твою схему? Сначала не раскусил, радуйся. Ебать ты, хитрый хуй! Все рассчитал. Бедняга Мартин и не понял, как ты им крутанул. Фойербах едва заметно ухмыльнулся краешком рта и снова стал похож на того черта, державшего его на мушке. — Ты же специально его раздразнил, а потом швырнул меня ему в пасть как кусок мяса. Смылся в кусты как мразь конченная. Кто тебе звонил в час ночи? Будильник? Спрятался там и смотрел, как он меня линчевал? Сам манжетики не запачкал. Кто за рулем был, когда меня по трассе волокли, — Мартин, кто меня избил — тоже он... — Твоя правда. Мне пачкаться сейчас нельзя, а парню нужен был шанс отомстить. Вот я его и дал. Алек не думал, что он признается. В его представлениях Фойербах начинал отпираться, а не соглашался со всеми обвинениями, ничего не стыдясь. — Зачем приперся, раз знаешь, что я его не сдам? Это не я с ним дружить перестал, а он меня нахуй выставил из своей жизни. Был мой лучший друг, кстати. Если тебе интересно. По откровенному безразличию было очевидно, насколько слушатель заинтересован в подробностях его взаимоотношений. — Ты ему скажи, это... ну, чтоб не корил себя, вся хуйня. Мы с ним квиты. Он там еще гроб не сострогал? Странно! И скажи, чтоб... короче, если хочет, пусть придет. Обхватив руками спинку стула, Фойербах отрезал без всяких успокоительных прелюдий. — Не придет. Алек догадался и без подсказчиков. — Все равно скажи. И что я ему напиздел, тоже скажи. Маккинли я не видел. Если б видел — было бы ровно так, как расписал, не побрезговал бы ей. От бешенства прямой нос Фойербаха заострился еще сильнее, а глаза помутнели от надвинувшихся бровей. Алек с трудом выдержал взгляд исподлобья. «Какая же у тебя рожа стремная!» — подумал он, потея от волнения, и снова, как на записанной кассете, прокрутил в памяти увлекательную экскурсию за город. — Ты гребанное чмо! — выплюнул немец. — Не учили тебя не лезть без спроса к девкам в трусы? — Она мне всю жизнь переломала, проповедник херов! Да лучше б я ее в тот вечер вообще не касался! И никогда с ней не связывался! Думал свое эго потешить: в детстве нравилась она и сиськи классные отрастила. Кто бы сказал: «Не лезь, сука! Она тебя сожрет!» Она мной воспользовалась, чтобы хвостом перед Гилмором вертеть, а потом еще и с матери моей захотела денег! Обиделась, что кинул. А я бы и так кинул, даже без его угроз. Я их не испугался, мне его жалко стало... Вил не реагировал. Он явно готовился уйти и с презрением оценивал каждую реплику, поглядывая на циферблат часов. — Ничего непонятно, да и не очень интересно. А напиздел зачем? — Не хотел, чтобы ты меня пришил. Он — ладно, я ему знатно насрал, а ты хер пойми кто, вылез из своего Фрицланда и решил вершить справедливость? Ты? — Алек выжал улыбку, ощущая, как вновь расходится порванная плоть. — Распинаешься как святой, только зачем был этот концерт? Из-за нее? Хоть дала присунуть в знак благодарности? — Вил встал, но Кадманн, обретя былую уверенность, уже не мог заткнуться. — Че, тянет на детей? На гладеньких маленьких девочек? Ты бы это... поаккуратнее. У нас тут педофила-убийцу ловят. И ты как раз вылитый! Дерганными движениями гость задвинул стул обратно и наклонился над кроватью. — Тогда я бы на твоем месте еблет прихлопнул, а то не ровен час опять в лесу встретимся. Но в следующий раз я заряжу пистолет. Алек проглотил противный ком, мешавший дышать. — Совет хочешь? — Чего? — заржал немец. — Совет? Ты со своей жизнью сначала разберись, а потом советы давай! Советник! — Не лезь к ней, — перебил Кадманн, игнорируя его протест. — Уж этих самок богомола я знаю! Не так-то просто они с Маккинли сцепились... но та хотя бы никогда не притворялась скромницей. — Все, Алек, бывай! Лечи тело, а потом подлечи башку. И спасибо, что багажник с перепуга не обоссал, а то я забыл подстелить клеенку. — Пошел ты! Вот увидишь, ты с ней такого говна нахлебаешься! У Кадманна, и тут и там переломанного, было всего два развлечения: телевизор и рефлексия. Он не понимал, почему даже его обидчик удосужился прийти сюда, а друг так и не объявился. Вспоминая слова Рейко, он вспомнил и как просил помочь матери, когда их семье так требовалась помощь. И как Мэтт сказал потом, что отец не сможет ничего сделать. Правда? Это было так сложно? С его деньгами, с его связями, было так сложно помочь ей избежать тюрьмы? А Мэтт вообще передавал его просьбу?Школа, понедельник, 11:37
Ви нагнала Агату прежде, чем та успела выскочить на лестничную площадку. Она попыталась затеряться среди снующих учеников, но Бирн ловко выцепила ее в толпе и схватила за локоть. — Отпусти меня! — затараторила беглянка. — Пусти, мне больно! — Отпущу, когда поговорим. — О чем это? Она довольно правдиво изобразила удивление. Взгляд Ви стал безжалостным. Она перешла на шепот и перехватила руку Агаты в более дружеском жесте, изображая обыденную прогулку по коридорам школы. — Либо ты все говоришь мне, либо я иду в полицию... — И что ты там скажешь, дура?! — зло зашептала Кэрриган. Ви сильнее дернула ее на себя. Конечно, ни в какую полицию она не собиралась, а просто искала угрозу, после которой Агата выдала бы все без утайки. — Тогда я скажу Мартину. Думаю, ему будет очень любопытно послушать мой рассказ. И в отличии от полиции, он мне поверит без доказательств. Девушка долго молчала прежде, чем сдаться. — Не говори, прошу. Давай встретимся после занятий. На каменном пляже, в порту. Знаешь, где это? Я буду ждать тебя там у пирса в четыре часа. Когда они с Агатой разошлись, Ви пошла в гордом одиночестве с книгами подмышкой. Из конца коридора раздался настойчивый свист. — Эй, ты! — взорвался в утихающем гуле мальчишеский крик. — А ну стой! Кидалово! Заяц бежал к ней, расталкивая на пути зазевавшихся школьников. В толкучке он запнулся о чью-то ногу и чуть не пропахал носом паркет. Ви засмеялась, но дожидаться разъяренного собирателя долгов не стала. Она спряталась в нужном кабинете еще до того, как он вынырнул из-за угла.Каменный пляж города Клиффрок, 16:10
Ви бродила вдоль кромки воды туда-сюда, слушая шум прибоя. Волны ластились к ногам, слизывая с обуви мазки грязи. Ветер ощипывал облака и расшвыривал по небосводу вырванные клочки. Было прохладно. Снег растаял, оставив на память противную слякоть. Где-то вдали морские суда блуждали по водной глади. Пнув первый попавшийся булыжник, Ви уже окрестила Агату обманщицей, когда увидела ее невзрачную фигурку, быстро семенящую к океану. В таком крошечном масштабе она казалась незначительной фишкой на огромном игровом поле. Она шла по камням, сгорбившись, с трудом переставляя ступни. Полы ее бежевой дутой куртки разлетались в разные стороны. Ви зарылась в вязаный шарф. Кэрриган встала рядом. — Будешь? — спросила она, выудив из кармана измятую пачку сигарет. — Я не курю. — Вообще-то я тоже, — но подкурила все равно. Пароходный гудок достиг береговой полосы. Агата затянулась, неточно перехватывая фильтр, и призналась: — Я не помню, что я тебе говорила. — Рассказывай с начала. — Ладно. С начала так с начала, — она резко выдохнула, будто готовилась бежать марафон. — Вечер был отстойный, и Пэйдж этому посодействовала... Ты, наверное, думаешь, что я хотела ей навредить, планировала, с Алеком сговорилась... Все не так. Я ничего не планировала, пусть она даже в мой день рождения умудрилась меня использовать. Не заступайся за нее только. Ты ее знала очень мало, а я с детства. Нарастающая агрессия пекла грудь. Агата пыталась считать ее реакцию, и Бирн это заметила, но виду не подала. — Ближе к делу, — выговорила она сквозь зубы. Они пошли по берегу, держась на расстоянии. — Мы с Мартином тогда поссорились. Я хорошо выпила... — Ви наградила ее осуждающим прищуром: — У меня был праздник, понятно? День рождения! Раз в году! Короче, мы поссорились, я выпила еще... мне хотелось побыть одной, а в доме постоянно терлись гости. А у нас там совсем рядом лес. Вышел за ограду и уже среди елок, даже музыку слышно. Я ушла и сидела там. Не знаю, сколько. Кажется, долго. Я даже не знала, что они тоже были в лесу! Я не знала, что у Алека был пистолет! Да, я сказала ему, как Пэйдж хотела его подставить... я тогда не знала... Ви остановилась, напрочь забыв все свои установки. — Ты сказала ему?! Карие глаза Агаты блестели как два влажных камушка. — Да, сказала. Ты не понимаешь... Он мой друг. Он был моим другом! Он такого не заслужил. — А она, по-твоему, заслужила?! — Видишь, это замкнутый круг! Они оба были моими друзьями, как я могла выбрать? — Но ты же выбрала. — Да, — она опустила голову. — Пэйдж об меня ноги вытерла, она мной крутила, как хотела... мы с ней дружили одиннадцать лет! А потом заявилась ты!.. И Мартин... и все так наложилось... А Алек всегда меня поддерживал. — Нет. Он тоже тобой крутил, как хотел, но ты зациклилась на своей несчастной любви. Только Пэйдж не виновата, что Мартин тебя не любит. И он тоже не виноват. Одинокая тяжелая капля прокатилась за шиворот. Ви поежилась и надвинула капюшон, чтобы не околеть окончательно. Дождь разрезал плотную туманную завесу, висящую над водой. Небо и океан слились в поцелуе, вобрав в себя все оттенки серого цвета. — То есть, виновата я?! — отчаянно простонала Агата. — Этого я не говорила. — Ты не знаешь, каково это. Когда вроде понимаешь: «не надо, нельзя, не люби его, будет только хуже», но уже не можешь остановиться, — Ви действительно не знала. И не хотела узнавать. — Я старалась разлюбить, правда... не получается. Особенно когда он постоянно рядом. Я его люблю уже пять лет, ну, и... ни в чем его не виню. Это моя проблема, не его, я знаю. Для Ви подобные признания звучали как тарабарщина. Как это «не получается разлюбить»? Значит, недостаточно старалась! Зачем обрекать себя на такие глупые страдания? — К счастью, жизнь на этом не заканчивается и в мире еще много всего. Ты бы лучше научилась уважать себя, а не быть подстилкой для каждого, кто тебя поманит. Что дальше? Ты ушла в лес, что потом? — Потом... Она выбежала на меня и стала кричать. Я сидела у дерева... а она кричала, прям в истерике билась, пыталась что-то объяснить, но я ничего не понимала. Все, что я поняла — она выронила телефон и ей нужно позвонить, вызвать полицию. Я решила, она опять подставу придумала... сказала, телефона нет. И его не было! Мне же даже положить его некуда было! Плохо помню... мне все казалось нереальным. Она меня поднимала, уговаривала вернуться в сад, позвать на помощь, а я не соглашалась. Не шла и все! Я так плакала, мне вообще было не до нее! Надоело, что ее проблемы всегда важнее моих! Почему я всегда должна делать так, как она хочет? А дальше... какой-то провал. Она все тянула меня, мы поругались. Я была злая, — Агата задрала подбородок повыше, остужаясь под холодной моросью дождя. — Даже не знаю, как это случилось... Я схватила ее за плечи, вот так, — для пущей убедительности она наглядно показала на Ви движение, опустив горячие ладони на ее худые предплечья. — И отпихнула. Только помню, как она упала... оступилась и повалилась назад... а потом все... все... ты бы слышала этот звук! Как у нее затылок приложился о дерево! Бах! Как расколотый орех... господи-господи... Я так испугалась! Я даже не смогла наклониться к ней, чтобы пощупать пульс. Но мне показалось, там была кровь... Я этого всего не хотела. Это было не специально. — И ты просто бросила ее там?! — Говорю же, испугалась! Ты бы что сделала?! Если бы человека убила, что бы ты сделала?! «Убежала... но он никогда не был моим другом». — Я почти не спала! Даже протрезвела! Меня всю трясло и рвало, и, как нарочно, все куда-то провалились! Том, Мартин, даже Алек... Я думала сказать, пока еще не поздно. Потом заснула, а на утро... струсила. Ты не представляешь, что я пережила! Я думала, убила ее! Когда все закрутилось, приехала полиция... я готовилась ехать в тюрьму! Я уже на себе крест поставила. Все, понимаешь? А ее не нашли. Ну, как это? Тела нет... и не могло мне это присниться! Все было на самом деле! Я спросила у Алека, вдруг они ее видели, но он говорит — нет. И я ему верю! Хоть убей, я ему верю! Я уже все варианты перебрала. И один-единственный, который подходит по всем параметрам: Пэйдж очухалась и сбежала. Ви это мнение не разделяла. — Допустим, твой Алек сказал правду, и они с дружком ничего не сделали. Но ведь они искали, пока она была там, в лесу, лежала у дерева без сознания. Так почему они ее не нашли? — Да откуда мне знать! — вспылила Агата. — Может, она вообще притворилась! А потом встала и ушла! А может, они не там искали!.. Картинка не складывалась. Пояснения были притянуты за уши. — Почему ты не рассказала все это в полиции? — Ты в своем уме?! — она уже полезла за новой сигаретой, но передумала и просто продолжила идти рядом: — Ты вообще как это представляешь?! — Это могло помочь расследованию. — Чем?! Будь она в лесу, ее бы уже нашли! Ви не хотела спорить, пусть и допускала другие варианты. У нее ныло в висках, когда дело касалось пропажи Пэйдж. — Только никому не говори! Прошу тебя! Мартин меня возненавидит... — Успокойся. Я ничего не скажу. Агата сникла. Ее пухлые губы в трещинках утратили естественный розовый цвет. — Не думай, я не рада... Как бы я на нее не злилась, как бы ее не ненавидела иногда, я не рада! Мне все время так противно от самой себя! — красные от холода пальцы переплелись друг с другом. — Что бы там ни было, как бы она не относилась ко мне, я тоже перед ней виновата. Если бы она была здесь сейчас... я бы сказала ей все... я бы попросила прощения. Шум океана скрыл дрожь, насквозь пропитавшую ее голос. Запах соли бил в нос. Ви увидела под ногами крошечную ребристую ракушку и быстро наклонилась, чтобы поднять ее, пока прибой не унес сокровище в пучину вод. — Мне ее так не хватает, Ви. Было проще, когда мы не общались, а теперь... я даже не знаю. Мне плохо, она постоянно мерещится... даже снится. И мне не с кем поделиться... У меня не осталось друзей. Я и сюда идти не хотела. До последнего оттягивала момент, страшно было: что ты подумаешь обо мне? Что ты скажешь? А потом решила, нечего уже терять. Ви в свою очередь шла сюда, не собираясь опускаться до жалости. Нельзя было оправдать поступки отсутствием силы духа и все же... Агата выглядела такой измученной, словно не спала несколько дней подряд. Без макияжа она совсем потускнела — светлые брови сливались с кожей, ресниц почти не было видно и на лице ключевой нотой играли большие карие глаза. — Мне сейчас полегчало. Я так устала все держать в себе. Иногда казалось, мозг взорвется, — она вдруг схватилась за рукав ее пуховика и сжала его как последний оплот надежды во всем мире. — Спасибо! Спасибо тебе. Не только за то, что выслушала, но и за тот вечер. Спасибо, что не осталась равнодушной. Спасибо! И извини меня еще раз. Я не просто так написала записку. Мне, правда, жаль... Алек не должен был... Стыдно за него. И за себя, конечно, тоже. Можно... я тебя обниму? В порядке исключения Ви могла бы это позволить. — Можно. Только осторожно. — Спасибо! — с облегчением выдохнула девушка, в тысячный раз рассыпаясь в благодарностях, и прижалась к ней, очень ненавязчиво заключив в кольцо рук. Видимо, восприняла шутку за чистую монету. Оно и неудивительно! По ощущениям Ви говорила с ребенком, пусть и сама выглядела на ее фоне гораздо младше. — Как-то погода совсем испортилась. Ты любишь кофе? — во рту почудился сливочный вкус горячего напитка. Конечно, она любила кофе! Особенно сейчас, когда они обе уже продрогли и вымокли, он бы не помешал. — Давай я тебя угощу? Почему бы и нет? В конце концов, Ви оплатила ей такси и была совсем не против угоститься чем-нибудь вкусным. Они вместе двинулись прочь от океана. Порыв ледяного воздуха сорвал с головы капюшон. — Слушай... — Агата перекричала свист в ушах. — Насчет Фойербаха... — Ви нервно вздохнула. Ну, что еще? Его тень следовала за ней везде, куда бы она не отправилась. Что еще ей нужно узнать о нем? — У вас с ним что-то есть? — Что?! — вопрос обидел хуже оскорбления. Смущение нестерпимо клеймило раскаленной печатью прямо на щеках. — Конечно, нет! Он друг моего брата, понятно?! И на этом все, — кулак с силой сдавил в кармашке влажную ракушку. — А у тебя?.. — Ничего! Ты что! Он омерзительный! Просто подумала, вдруг вы... и ты ему доверишься... я хотела предупредить... — Не надо! — упрямилась девочка. — Ничего нет! И почему Агата так его боялась? Видя, как неприятно ей говорить о нем, Ви не стала давить и вызывать расспросами лишние домыслы. Спросила о другом. Не менее волнующем. — Вы же дружили с Мэттом? Можешь рассказать о нем? — Зачем он тебе? — Агата двинулась по пути уточнений: — Что ты хочешь знать? Что-то конкретное? Он сын богатого отца, играет в хоккей в нашей школьной команде, спортсмен, подающий надежды в учебе... — И потом этот спортсмен и подающий надежды ученик вырубает Мартина бутылкой? Кэрриган смахнула со лба крупные капли. — Мэтт ни с кем не считается. Он делает, что хочет, и никто ему не указ. Я неплохо ладила с его девушкой, когда мы еще типа дружили... У нас с ней мамы вместе работали, тоже дружили. Так что я хорошо знала Сабрину. И как его можно простить после такого? Как можно с ним общаться вообще? О Сабрине Ви услышала в первый раз и понятия не имела, о чем шла речь. — После чего? — Ей пришлось переехать. Как пришлось... Родители собирались на него в полицию заявление написать, но отец Мэтта как всегда вовремя подсуетился и дал им денег. Такой ужас... мать Сабрины сказала, он им даже угрожал. Говорил, им тут тяжело придется, если не успокоятся. Вот и переехали. — Так что он сделал? Агата потупила взгляд. — Он ее изуродовал. Лицо изрезал. Об этих подробностях особо никто не в курсе. Знают, что уехала из-за Мэтта. Чтоб отстал от нее. Мама просила не болтать. Поэтому я тебе по секрету рассказываю. Вот так! А ты бы видела, как он ее добивался! Как одержимый! За их отношениями вся школа наблюдала. Я даже ей завидовала... — с тоской призналась она. — Наверное, не я одна. Но Сабрина ему мало благоволила, у нее тогда был свой интерес — другой игрок хоккейной команды. Оба за нее бились. Дикость прямиком из каменного века — вот, как это звучало для Ви. — Все решил случай. На тренировке они подрались, и Мэтт с подачки другого очень неудачно упал. Был без шлема... В общем, без отцовских денег в хоккей ему путь был заказан. Зато Сабрина смилостивилась. Сидела с ним безвылазно в больнице три месяца. Себя винила. Сначала жалела, а потом... ей понравилась его любовь. Такая безбашенная! Он ради нее что угодно мог сделать. Я серьезно! Что угодно! Если б она сказал ему пойти броситься с крыши, он бы пошел. «Ну вот и пожалуйста! — подытожила Бирн. — Вот тебе и безбашенная любовь». — Два года с чем-то они встречались, но она его никогда и не любила, наверное. Поэтому и изменила. Мама сказала, она изменила, вот и лицо изрезал — чтоб больше не смотрел никто. — С тем вторым парнем? — Нет, ты что! Он и подойти к Сабрине боялся, когда они сошлись. С ним тоже получилось ужасно. Мэтт же ему потом челюсть на матче сломал в отместку за свою травму. А с кем изменила — не знаю. Вроде как с каким-то левым мужиком. Даже старше нее. И, кажется, он был еще и женат вдобавок... Порезал девчонку из-за измены... Фойербах был прав насчет него. Ви запнулась. Огромный червь подозрения зашевелился внутри. Мозг быстро прогонял новую информацию по кругу, вставляя ее в старые схемы. — Что с тобой? — удивилась Агата, видя ее растерянность. — Все нормально? — Да. Идем. Призрак немца не отставал ни на шаг. «Это был ты, да? — спрашивала она, почти на сто процентов уверенная в своей догадке. — Вот почему ушла твоя девушка... вот почему он тебя ненавидит... это был ты».