Кабинет немецкого языка, 13:51
Раздобыв в медпункте аспирин, Вил с невероятным облегчением растворил его в кружке с водой. День был из разряда «и так херово, но мы постарались, чтобы было еще хуже». Утром по ту сторону зеркала стоял непроспавшийся алкоголик. Отвратительнее его вида было лишь одно — необходимость идти на работу. В школе все как будто сговорились. Перед занятиями его остановила знакомая учительница и целых двадцать минут тараторила без умолку. Ему было так плохо, что он даже не смог придумать предлог для отхода. В его отсутствие Ник и Кевин организовали в классе далеко не тайный бойцовский клуб. Протащив их обоих до кабинета директрисы, он выслушал от нее недвусмысленное обвинение в халатном отношении к работе. — А вы где были, герр Фойербах?! — спросила она, а Вил едва удержался, чтобы не указать просящееся на язык место пребывания. Но, увы, там он не был уже давно... Поэтому молча сглотнул и этот ответ, и другой, где говорил, что ей вообще нужно сказать ему спасибо за сегодняшнее появление в стенах этого здания. На перемене они с Ви столкнулись в коридоре, но та, увидев его еще издали, бросилась в противоположную сторону. Он никак не мог выкинуть из головы эту встречу и с дурным предчувствием на душе решил проверить, чем закончилась их вчерашняя переписка. Когда открылся его пьяный позор, под рубашкой включили обогрев на полную мощность. Пальцы чуть не раздавили лобную кость. Все сообщения были прочитаны, но остались без ответа. Его безудержные заигрывания завершались не менее красноречивой фразой: «этот абонент добавил вас в черный список». «Ебанный ты мудила! — в ужасе подумал он, видя в самом начале три исходящих вызова. От бешенства он мог торпедой вылететь в окно. — Что ты ей сказал?!» Что бы ни сказал, все остальное не постеснялся набрать от руки. И как бы не рылся в темноте воспоминаний, ничего конкретного выудить оттуда не удалось. Он помнил, как Рей уехала на такси, как ушел Дирк... К тому времени наверху началась дикая тусовка, в которую они с Эриком ворвались как два горных козла, и потянули за собой девушек. Он крутил в танце миленькую миниатюрную блондиночку, а дальше... Дальше — провал. В кислом облаке вчерашнего угара он напоролся на непонятный обрывок вечера, никак не стыкующийся с другими. Вил абсолютно точно сидел с кем-то в машине уже после застолья. С девушкой. И почему на члене нельзя было посмотреть историю как в интернет-браузере? Голова была одним огромным нарывом, который пульсировал от любого неосторожного движения. Фойербах облокотился на столешницу, краем глаза видя перед собой листок с надписью «объяснительная». — В жопу себе сунь эту объяснительную! — прорычал он едва различимо, резким движением отшвырнув документ на другой угол стола. Раздался неловкий кашель. В дверной щели показалась крохотная пуговка носа — ученица мялась на пороге. — Извините, герр Фойербах. Можно войти? — Bitte, komm ein! — не растерялся Вил. — Hast du etwas eilig? — ответом ему был слабый кивок. — Ok. Setz dich! Тяжело было запомнить сотню школьников в лицо, но эту отличницу он помнил. В его папке с документами хранился рисунок, выведенный ее карандашом. Мелочь, но приятно. — Я хотела про Ника и Кевина спросить. Как их накажут? — А! Не переживай за них. Боксеры посидят дома, остудят пыл. — И всё? — заплаканные глаза с надеждой устремились на него. — Их не исключат? Вил улыбнулся. Ее искреннее волнение умиляло. — Нет. Но я был бы тебе признателен, если бы ты вправила своим оболтусам мозги. После уроков пусть махаются, сколько влезет. Не у меня в кабинете, не в школе... Бриджит, Вил вспомнил имя, уставилась в пол, словно ее отчитывали за провинность. Он завис. Выбрал слишком грозный тон? Маленькие ладошки заслонили от него румяные щеки. Подавшись вперед, Фойербах облокотился на пластмассовую ручку кресла. Боль в черепной коробке заиграла на трещотке. — Они тебя обидели? В верхнем ящике нашлась пачка бумажных платков. Он протянул ей парочку. Какое-то время девочка ничего не могла говорить, только промокала соленые градины салфеткой. Бумага размокла и в ход пошли рукава, из-под которых виднелись кружевные оборки блузки. — Это все из-за меня. Я их поссорила. — Не верю, — усмехнулся немец. Бриджит опешила, на секунду задержав дыхание — Что? — Не верю. Пацаны и без тебя найдут повод грызться. Ник устал быть на вторых ролях, а Кевин все еще горюет. Быстро не пройдет, должно отболеть. Бриджит взглянула на него глазами Агаты. Темные волосы, опущенные брови, небольшие забавно торчащие ушки... ничего этого в старшей Кэрриган не было. Черты сестры угадывались все равно, но она мало походила на нее внешне, не смотрела заискивающе и выглядела очень вдумчивой. — Я раньше не знала, как это... Опустошающе... Потерять кого-то. Подбор слова удивлял. Вил поставил перед ней стакан с водой, и девочка начала пить, оставляя на стенке запотевший след дрожащего дыхания. — Да уж, вам не позавидуешь. Приходится взрослеть раньше сверстников. — Я до этого была такая безмозглая! Очень мало ее ценила. Думала, если б не она, Кевин на меня внимание обратил. Наверное, она теперь это знает, — Бриджит всхлипнула: — Я все время была к ней несправедлива! Кевин мне был не нужен. А она нужна! Я только теперь это поняла, когда уже ничего нельзя отмотать назад. И нельзя обнять ее снова. Я очень любила ее, несмотря ни на что. Очень! Больше сестры. Это походило на исповедь. Фойербах в священники не записывался, однако с пониманием предоставил свои уши. — С ней ты не ладишь? — Ну, Агата она... она неплохая, просто... У нее другая жизнь, а я в нее не вписываюсь. И ладно, так даже лучше. Я ведь тоже вижу, какая она, — ее кулачки сжались под столешницей. — Я такой быть не хочу! Как она, как брат... не хочу быть жалкой. Я за ней до сих пор вещи донашиваю, судьбу донашивать не собираюсь. Нельзя ненавидеть ее за это, но иногда... кто-то другой за меня думает. Кто-то злой. Бывает у вас такое? Иногда он очень-очень сильный и совсем не затыкается. — Конечно, зайка, это у всех бывает. С собой бороться — как свой хвост кусать. Ты всегда в проигрыше. Уверен, на самом деле, ничего плохого ты не хотела. — Ник тоже. Он за меня заступился. Вот они и подрались. Вил понимающе закивал. — Побереги слезы, это того не стоит. И поговори с Ником. Он тот еще олух, но олух добрый, — Бриджит уставилась в пол. — Ему тоже нужна поддержка. А чтобы ты не волновалась, я поговорю с Кевином. Идет? — Он ничего вам не скажет. Вы его не знаете, не знаете его семью. И Мэтт... Вил был в курсе их семейной драмы. Первая жена Фрэнка не одобряла его способ зарабатывать деньги. Не найдя возможности остановить мужа, она собиралась уйти к другому и прихватить с собой детей. Кевин принял ее сторону. После развода родителей он мечтал остаться с матерью, но старший Драммонд все решил через суд. Женщину безосновательно лишили родительских прав и сыновей, конечно, не отдали. Мэтт поддержал отца. Он заклеймил мать как предательницу, а брат превратился для него в коврик, о который можно вытирать ноги. — Я боюсь за него. После Сабрины... Бриджит осеклась. У Вила, все еще пребывающего в отходном трансе, по-прежнему не находилось сил на уловки. — Что «после Сабрины»? — девочка трусливо замялась, демонстративно изучая стену позади преподавателя. — Не бойся, можешь сказать. У меня плохая память. Храню секреты как могила. И она рассказала ему все, что знала от матери. Заговорщицки нашептывала, будто их могли подслушать, и перебирала складки форменной юбки. Фойербах сидел оглушенный как недобитая рыба. Их последняя встреча пошла в его памяти полосами помех. Он помнил ее глаза, подведенные розовыми тенями. — Не бойся, я не надоеда. Я же знаю, ты женишься. Доставать не буду. Спасибо за ласку... — И смазку! Всегда пожалуйста. — Мне это было нужно. Правда. Он поверил с трудом, но для лжи не было мотива. Ребенок просто поделился с ним секретом. Со звонком они простились, и, уходя, Бриджит сказала: — Спасибо, герр Фойербах. У вас... не будет проблем? Из-за драки? — Нет. Иди. Обо мне не волнуйся.Школьный двор, 14:57
Вся подготовка Зайца к сегодняшнему дню пошла насмарку. Ви поняла это сразу. Он ждал ее за школьным забором и кружил на скейте на свободном участке дороги. Куртка по обычаю висела на перекладине вместе с портфелем. После долгого пребывания в помещении воздух на улице казался очень свежим. Солнце подмигивало из-за облаков, но теплота лучей земли не достигала. Большая часть учеников разъехалась по домам, а преподавательский состав покидать школу не торопился. Темно-зеленое чудовище Фойербаха с новой вмятиной на пассажирской двери все еще дремало на законном месте. Ви сунула бутылку с водой в боковой карман рюкзака и поспешила к Нику. Чувство стыда за их утренний разговор выворачивало душу наизнанку. Мальчишка попал под раздачу совсем не вовремя, когда она рвала и метала после похмельных стенаний брата. Надо было еще постараться выдать настолько низкую гадость, ничего не зная о его семье! И она с этим справилась на «отлично». Теперь, будучи в курсе подробностей, Ви уже не могла думать о нем без жалости. — День отстой? — об этом кричал и весь его помятый, печальный вид, и ссадина на подбородке, расцветшая багровым. Ник коротко кивнул, продолжив выписывать на дорожке незамысловатые пируэты. — Как и любой другой. Что ни день, то поебень. Ви позволила себе улыбку. — Жиза. С кем подрался? — он увернулся от ответа, но Бирн догадалась и так. — В этот раз хоть дал сдачи? — Не-а. Хотел сначала. До этого думал — смогу! В рожу ка-ак дал бы ему! Не смог. И ничего бы это не решило. Все бы стало еще хуже. И он... мой друг все-таки, — Ник заупрямился, заметив, с каким сомнением уставились на него зеленые глаза: — Да, он мой друг! Спорить было бесполезно. Ви промолчала, пусть и считала, что друзья обычно не бьют по зубам в конфликтах и не толкают в спину. — Сука! — обомлел Ник. Его вниманием завладел выезд с парковки. Ви дернулась, но оглянуться не успела — детские пальцы грубо схватили ее за рукав, приказав не шевелиться. — Не оборачивайся! Там Мэтт. Пялится тебе в затылок. Рэндж Ровер затормозил быстрее, чем они успели обдумать план действий. Ветер перебирал обнаженные ветви как струны. Дверь водителя распахнулась и выбросила в тишину ударные звуки тяжелого рока, зыбью перекатившиеся в груди. — Валим! Он щас до меня доебется! Заяц ломанулся за вещами, а Ви забыла, как функционировать. Если бы она побежала прямо сейчас, то успела бы улизнуть, а вот Ник — вряд ли. Мэтт вырос сзади как внезапно надвинувшаяся волна. И Ви знала, что обычно бывает после, — стихийная сила разрушает и переламывает все, до чего может дотянуться. — Ты куда так спешишь, Ник? — Дела у меня, — откликнулся мальчишка, натягивая куртку. — Че хотел? Ви не сделала ни единого движения. Длинная четкая тень пожирала ее силуэт до тех пор, пока они с Мэттом не стали единым целым. Тело вновь обратилось в темницу для сознания. Душа металась внутри, мечтая сбросить его как ненужный груз, тянущий ко дну, и упорхнуть ввысь, в свой мир, где никто не посмел бы причинить ей вреда. — У тебя дырища на пиджаке. Видел? — Да, видел. Поставив одну ногу на скейтборд, Ник исподлобья глянул на Ви, но она не поняла, как трактовать этот знак. Бежать? Или наоборот не бросать его? — Откуда взялась? — А то ты не знаешь! Мэтт встал с ней вровень. На одну обманчивую секунду он почудился ей даже выше Фойербаха. Вот только к немцу она уже привыкла, а Мэтта увидела вблизи впервые. От него пахло освежающим мужским дезодорантом и влагой. Нос с горбинкой в профиль напоминал острый клюв. Трусливое желание свернуться клубком под камнем, в надежде, что он промчится мимо, не давало сосредоточиться. — Слышал кое-что, — сказал парень, держа руки в карманах бомбера и лениво переваливаясь с пятки на мысок. — И очень удивился... — Мне некогда! Ник скребнул стопой по асфальту, но не успел уехать. Его сцапали прямо с доски. Скейтборд покатился дальше, громко пересчитывая мелкие трещины, подскочил на бугорке дороги, перевернулся и исчез под колесами машины. — Вот даешь! Аккуратнее надо быть. Хорошо, что я тебя подхватил, а то бы расшибся. Попав в захват, Ник дергался изо всех сил, вертел шеей, но чем больше сопротивлялся, тем сильнее Мэтт сдавливал тиски. — Да что с тобой такое? Какой ты дерганный! Стой спокойно! У твоей семейки лишних денег на новое тряпье нет. — Пусти! — Успокойся! Не заставляй делать тебе больно. Я этого не хочу. Ви ему не поверила. Рука, перебравшаяся к Нику на плечи, пошла дальше и кольцом сжалась на горле. Мальчик повиновался. Весь красный и запыхавшийся от борьбы, он перестал выставлять локти, и больше не шевелился. — Так что, Ник? Почему я тебе не нравлюсь? — Мэтт склонился, чтобы заглянуть ему в глаза. Под коротким ежиком волос у него на затылке различались полосы старых шрамов. — Как в наш дом ходить, так ты был первым! Жрать, ночевать — милости просим. А тут тебе все не так стало! Я, значится, урод, с Кевином вы больше не друзья... — Плевать тебе на него! Баллончик лежал во внутреннем кармане пуховика. Ви осторожно потянула ползунок молнии вниз. Старалась расстегнуться беззвучно. — Как ты много пиздишь! Надо быть поумнее. Замок заело. Мэтт ее заметил. Пальцы рванули несчастную застежку, отцепили липучку кармашка... Она уже держала его, уже нащупала его в углублении... Даже вытащила! Но Мэтт среагировал быстрее. Он с размаху врезал ей по ладони и выбил зажатый в кулаке трофей. Звякнув об асфальт, тот покатился прочь. Она бросилась следом. Рука одеревенела, словно по ней саданули молотком и пульсировала, отдаваясь болью до самого предплечья. Ви уже ничего не видела. Серый холст дороги сливался в одно пятно и расширялся в геометрической прогрессии. — Смотри-ка! Если она не остановится, ты узнаешь, как пахнет горелая кожа. Вонища, небось, как в жопе твоей мамки, прикинь! Ви обернулась на его голос. Мэтт потряс в воздухе зажигалкой и чиркнул кремнем. Губы у Ника превратились в одну напряженную линию. Его старания держать огонь подальше от лица успехом не увенчались. Он зажмурился, будто слепота в случае чего могла уменьшить боль. Теперь Мэтт разглядывал ее от ботинок до макушки и с омерзением щурил маленькие мертвые глаза. Она стояла перед ним навытяжку и чувствовала себя вещью в скидочном отделе, которую не хотели покупать даже после сброса цены. У нее все еще была вода. В рюкзаке. Но Драммонд следил за каждым движением. — Как ее зовут? — спросил он, не обращаясь к ней напрямую. — Пусть ответит, — просьба звучала как приказ. Ви промолчала. — Она что, немая? Я реально ни разу не слышал, чтоб она говорила. Если бы Ви научилась убивать взглядом, Мэтт бы уже умер. — Мне не нравится, как она смотрит. Скажи ей, чтобы смотрела понежнее, — Ник, весь зеленый от страха, сглотнул, но ничего не выдавил. — Ты оглох?! Мэтт встряхнул его. От резкого движения огонь лизнул Зайцу ухо. — Ай! Пусти! Запах жженых волос забивался в ноздри. Ви уже совсем ничего не соображала. Ей нужно было вырвать мальчика из чужих лап, и эта мысль заслонила собой все остальные. Она подлетела и пихнула Мэтта в грудь. Она хотела бы быть копьем, чтобы пронзить его насквозь. Хотела бы, чтобы он рухнул и корчился от боли. Мэтт устоял. Стало ли ему больно? Нет. Только смешно. Когда он толкнул ее в ответ — одной рукой, не прикладывая никаких усилий — Ви даже не поняла, как упала. Что будет дальше не имело значения. Аварийное табло с надписью «вставай!» бесперебойно горело красным.Школьный двор, 15:16
После окончания уроков на школьной территории наступал тихий час. Ученики наперегонки улепетывали от здания, словно боясь, что из окон вот-вот высунутся щупальца и начнут заталкивать их обратно. Вил тоже вышел оттуда с большой радостью. А если бы его пустили домой одновременно со школьниками, то сиганул бы с дистанции раньше всех остальных, еще до стартового сигнала. Предел его мечтаний был довольно прост — холодная бутылка пива и мягкий диван. На парковке он вспомнил, что там тоже запрещалось курить, и пошел дальше, перекатывая сигарету по зубам. Привкус табака успокаивал нервы. Уже подходя к автомобилю, он разглядел за забором у выезда непонятную картину. «Was?! — взвыл он, прищурившись и приложив ладонь козырьком ко лбу. — Опять?! Scheisse! Was für ein Arschloch?!» Вил видел, как Виви встала с земли. Видел, как ее пихнули снова. Заяц орал, чтобы Мэтт не бил ее, и лягался, будучи у него на коротком поводке. Смотря, как этот маленький терминатор поднимался второй, третий раз, Фойербах одновременно гордился ей и был в бешенстве. Драммонд отшвыривал ее прочь, даже не давая выпрямиться в полный рост. Вил встрял между ними. — Как вовремя я на вашу вечеринку успел! А чего не позвали? Мэтт ответил без тени улыбки: — Ты и так везде всунешься. — Без разрешения не суюсь. Только по обоюдному желанию. Ты чего это? — он указал на огонь. — Зажигалку зачем держишь? Подкурить мне хочешь? — сигарета перекочевала за ухо. Где-то на уровне поясницы кулак сжал его рубашку. Ви прикрыла тыл. «Не трясись ты, дурында», — сказал он мысленно и перехватил под курткой ее запястье. Страх песком скрипел на зубах. Ник дрожа выглядывал из капкана. Лоб у него блестел от пота, а в мутных глазах переливался блик ужаса. В эту секунду он отчаянно напоминал Вилу брата. Сердце у Фойербаха походило на бутон хлопка, облаченный в гранитную скорлупу. Для большинства людей — камень, безразличный к их страданиям, но пух, впитывающий любую слезу, для тех, кто был ему дорог. — Не хотела со мной говорить, — обиженно процедил Мэтт. — Не удостоился чести. С тобой она тоже не говорит? Наверняка по другой причине? — он толкнул языком щеку, одновременно изобразив рукой поступательные движения. — Хуй твой во рту мешается? — Ник перевел дыхание. Пламя зажигалки перестало рдеть у его ресниц. Мэтт снова перекинулся на Ви. — Насасываешь ему? Вил не понимал, что происходит. Нечто громадное с непомерной скоростью разрасталось сзади. Титаническим усилием он старался держать осанку, стоять ровно и не мог... Это «что-то» было сильнее, могло раздавить их всех. Оно взобралось к нему на плечи и прижало к земле. Фойербах оглянулся. Там по-прежнему стояла только маленькая девочка. — Что, уступить тебе местечко? — выплюнула она в Мэтта. Вил не успел себя одернуть. Заржал. — Извини. С мужиками только по большой любви, а ты не в моем вкусе, — губы у Драммонда презрительно изогнулись, а на шее стали различимы напряженные мышцы. — Если бы не твой папка, я бы тебе башку оторвал и в баскетбольную корзину забросил. — Попробуй! — Я с вами, с долбоебами, пытаюсь не связываться, но вас ко мне как магнитом тянет! Никак вы не поймете, что я среди вас, ебнутых, самый поехавший! Были бы поумнее, держались бы подальше. Вот твой щенок намек не понял и теперь в больнице кости сращивает. Ты бы, кстати, сходил к нему, а то он там без тебя весь обревелся. Скучает человек! До детей не опустился — и на том спасибо! А ты и ими не гнушаешься! Отдай пацана! Он сегодня уже получил свое, —Мэтт не реагировал, а Фойербах не собирался размусоливать. Он рявкнул почти басом, и тут же почувствовал, как рука Ви сильнее сдавила ткань. Ее неровный пульс трепетал на кончиках его пальцев. — Дай мне его! Мэтт подзадоривал, щелкая зажигалкой перед носом у перепуганного мальчишки. Страх был для него деликатесом. — Или что? Что будет? Чего замер? — выпучился он. — Давай, я как бы тут жду твою придумку. Пошевели остатками мозгов, если там еще есть чем шевелить. Или у тебя дальше размахивания хуем ничего не заходит? — Не понимаю, почему ты им так озабочен. Какие-то проблемы? Хочешь, покажу? Вдруг попустит? Ви осторожно разорвала прикосновение. Фойербах ладонь не убрал. Ждал. В руке появилось что-то прохладное. Пальцы аккуратно ощупали предмет. Ви сумела достать из бокового кармана бутылку. Ник задержал дыхание. Он весь как будто обратился в комок нервов. Вместо зрачков разверзлись две черные дыры, оплетенные сетью сосудов. Вилу хватило секунды. Плеснув в Мэтта водой, он потушил огонь. Будь внутри бензин, никто бы не расстроился, если бы эта тварь вспыхнула как свечной фитиль. Наслаждаясь зрелищем, Фойербах еще бы и прикурил от пламени. Пока Драммонд замешкался, стряхивая с щек капли, немец пульнул пустую бутылку ему в голову. И попал. Мэтт отшатнулся, и это промедление стоило ему власти над ситуацией. Вил приблизился, выхватил зажигалку и отшвырнул ее. Он вырвал Зайца почти без боя. Ник ткнулся ему в грудь, еще не до конца осознав, что все закончилось, а потом вцепился в него, проверяя, правда ли это он, а не тот другой, желавший ему зла... Фойербах выдохнул. — Я ис-спугался, — прошептал Ник, спрятавшись в складках его рубашки. — Знаю. Ты хорошо держался. Мэтт ретировался к машине. Мокрый, опозоренный и взбешенный Драммонд сел за руль. — Гнида ебанная! — заорал Вил. — Давай, проваливай! А то присядешь еще на эту бутылку! Давай, fick dich, du Drecksack! Хочешь выяснять отношения — выясняй со мной! Драммонд дал по газам. Задним ходом он прокатился, переломав попавший под колеса скейтборд. Треск доски прошелся по Нику током. Он дернулся, но Вил позволил ему вырваться, лишь когда машина отъехала на приличное расстояние. Заяц побежал к скейтборду, оставив их с Виви вдвоем. Вил все стоял свирепый, как прикованный к цепи распаленный пес, а она вдруг приникла к нему сзади. Уперлась лбом где-то между лопаток и тут же отстранилась вновь. Он повернулся, чтобы узнать, как она, и различил что-то еще в немой благодарности, с которой Ви на него смотрела. — Цела? Боясь быть рассекреченной, девочка кивнула и отвела глаза, но Вил заметил уже слишком много и по-прежнему ощущал на себе ее затухающую эфемерную хватку. «Я не смогу», — транслировала она ему, глядя на Ника. Он отдал ей ключи от тойоты, а сам сделал усилие, чтобы приблизиться к мальчику. Еще не знал, что будет говорить. Мысли в кучу собирались очень медленно. Заяц сидел на коленях и вздрагивал при каждом вздохе как слабенький цыпленок. Расколотый скейтборд лежал подле него. Он превратился в бесполезную щепку. — Вставай, приятель, — сказал Фойербах и мягко погладил его по голове. — Вставай! Пойдем. Оставь ее. Ник утирал сгибом локтя предательские слезы. — Я с-соб-беру. Склею. Мне нужно собрать ее. Вил присел рядом. — Купим тебе другую. Обещаю. — Нет! — задохнулся Ник. — Не нужна мне другая! Я ее не оставлю! Я соберу. Фойербах не успел ничего возразить. Ник припал к раскореженным кускам скейтборда и прижал их к груди. — Вы н-не понимаете. Это доска Карен, — слезы его ослепили. Соль выжигала радужку. Мальчик продолжал наощупь собирать обломки и цеплялся за них, боясь, как бы и их у него не отняли прежде, чем он успел бы запомнить каждый дюйм. — Это все, что у меня от нее осталось. Я ее не брошу! Вил запустил пальцы ему в волосы. — Это просто вещь. Ты не продлишь ей жизнь этим, Ник. Ты должен ее отпустить. — Не могу! — всхлипнул он и вдруг задал, как младенец, ужасно сложный в своей простоте вопрос: — Почему она умерла? Ник смотрел на него распахнутыми глазами, словно Вил был богом, который спустился, чтобы растолковать ему то, чего не получалось понять. Как он должен был объяснить этому мальчишке, что жизнь иногда отнимала у людей самое дорогое, ничего не давая взамен, и просто наблюдала, как они справятся с этим? Как он должен был объяснить, что смерть часто приходила к тем, кто ее не ждал, и не спрашивала разрешения, кого забирать с собой? — Я не знаю. Ты не поверишь, я уже четверть века прожил и до сих пор еще мало что понял, — Фойербах выдавил ободряющую улыбку, но в ней чувствовался горький привкус бессилия. — Не удобряй горе, чтобы оно тебя не сожрало. Надо перешагивать и не оглядываться. Я вот наворотил дел, когда надо было переступить и забыть, дальше пойти... а легче мне не стало. Они пошли к машине вместе, оставив позади весь сегодняшний день. Ник выглядел таким поникшим, словно из него вырвали позвоночник. Уже в салоне, сидя отвернувшись к окну, Заяц все еще плакал, стыдясь самого себя. — Ты был прав, — выдала Ви, когда автомобиль тормознул на светофоре. — Я скажу деду. — Как вовремя! Только уже все, поезд уехал. Тут тебе дед вряд ли поможет, а то еще и сам встрянет. Не лезь, я поговорю с отцом этого ублюдка. Понадеемся на лучшее, но гарантию не дам, — он бросил на нее через зеркало страшный взгляд. — Ты меня поняла?! Не вздумай лезть! Ви согласилась и попросила высадить ее на остановке. Не хотела провоцировать деда на новые подозрения. Ник оживился, стоило ей выйти наружу, и придвинулся, обхватив подголовник водительского кресла: — Он же не из-за меня подошел? Правда же? Это все не из-за меня было, не из-за Кева... просто... просто... — Вил вздохнул. — Ну и че ему от нее надо?! Они дождались, пока Ви сядет в автобус. Уже заходя в открытые двери, она в последний раз обратила на Фойербаха взор. Он сложил пальцы в форме телефонной трубки, подав ей знак позвонить уже из дома, и чувствовал себя при этом ничуть не лучше Ника. И как он проглядел, что Мэтт так долго прощупывал почву? Ненависть вымахала в нем из крохотного ростка в гигантское дерево, которое вдруг накренилось в сторону того, кто принес семена. Мэтт не мог напрямую сделать больно ему, он полгода безуспешно искал слабое место и в одно мгновение обнаружил сразу два — ребенка и девушку. Вспомнив, что у него за ухом была сигарета, Вил подкурил. — Герр Фойербах... а можно у вас переночевать? Отец дома орать будет, а то еще и треснет. Можно? Я мамке напишу, что у друзей откисаю. — Ладно. Поехали.