Дом семьи Драммонд, 16:04
— И р-раз! И два! Держи счет! Ты отрываешь пятки от пола. Сначала пришла боль. Она всегда приходила первой. Тянулась от шеи к подбородку, колючей проволокой обматывая челюсть. Во рту было сухо. Язык быстро облизнул слипшиеся губы — соленые, покрытые тонкой корочкой запекшейся крови, стекавшей из носа. Вдалеке, за плотной ширмой тумана, отгораживающего настоящий мир от того эфемерного облака, где дрейфовал Ник, звенели детские смешки. — Холли, — этот голос он знал. По крайней мере, думал так, пока был далеко — от дрожи гласных душа кровоточила жалостью. — Держись! Прошу, держись за сидение! Пытаясь почувствовать тело, Ник пошевелил ногами, а вот с руками провернуть тот же фокус не получилось. Он совсем их не ощущал. — Хреново! — сказал кто-то по близости, но ресницы были слишком тяжелыми, чтобы быстро открыть глаза. — Не катит. Не жалко тебе другана! Свет бритвой резанул по зрачкам. Ник вспомнил... Вспомнил! Он упал. Его толкнули в спину, и он упал... ступени были так близко! Память возвращалась постепенно, и он уже узнавал комнату, в которой находился. Гостиная. Приближающийся вечер выпил из нее все краски. Ник полулежал на диване, приткнувшись к плотной вельветовой подушке. Руки онемели до локтей, потому что запястья были связаны сзади. Под кожей сновали острые жалящие мурашки. Рядом сидел Мэтт, державший при себе лом, один конец которого тяжело склонялся Нику на коленку. На кофейном столике лежал разобранный смартфон и переломанная надвое сим-карта. Должно быть, Кева. Другой телефон, принадлежавший Нику, Мэтт вертел в ладонях. Гнида! Он шарился по его карманам! А блокировку как снял? Палец его приложил? Кевин тоже был здесь. Чуть дальше у телевизора он приседал, вытянув на прямых руках большой резной стул, на котором сидела Холли и радостно повизгивала каждый раз, когда брат опускался на корточки. От рассеченной брови у него текла кровь. Он то и дело приподнимал плечо, чтобы, изловчившись, утереть ее рукавом футболки. Ник дышал нервными урывками. Комната наполнялась темнотой как бочка, переполненная мазутом. В этой тьме Ник слепо барахтался, обездвиженный собственным страхом. Он будто попал в кошмар и никак не мог стряхнуть с себя сон. Мозг отторгал мысль, что это происходило в реальности. Его что, взяли в заложники? Ну и зачем? Зачем он этому психу... Или не он? Ему нужен кто-то другой?.. — Он тебя... — выговорил Ник, цепляясь взглядом за скуластое лица Мэтта. — Убьет. Приходилось держать сознание в кулаке, чтобы оно не упорхнуло вновь. «Нельзя его бояться, — твердил себе Ник, смотря, как Мэтт оборачивался, но зубы стучали дробью. — Он почует, что я боюсь, и тогда совсем озвереет». Трусость делала тело вялым. Смех Мэтта походил на скрежет когтя, царапавшего стекло. — Понятно, что ты хочешь... Ты хочешь, чтобы... он пришел. За мной. Он тебя убьет! — Кто? — вопрос жалил неприкрытой издевкой. — Фриц? Твой фриц никогда никого не убивал, — Ник сглатывал, но в горло будто засыпали горсть песка. — Мне сказали, доброе сердце — его главное достоинство. Но смотри! — он ткнул ломом в сторону брата. — Доброе сердце — такая же слабость, как атрофированная конечность. Ник смотреть не мог. Жалость была так похожа на презрение, что уже нельзя было отделить их друг от друга. — Хватит! — выплюнул Ник в Кевина, не собираясь слушать бред, который нес Мэтт. — Что ты делаешь?! Не пляши под его дудку! Ниче он мне не сделает! Хватит! Прекрати! Но Кевин был слишком далеко в своих мыслях, криков он не слышал. Пот катился у него по шее, собирался в подмышечных впадинах, оставляя на футболке темные пятна. От громких воплей Холли перестала улыбаться. Повернувшись вполоборота, она сосредоточенно глазела на Ника, пока ее кудряшки подпрыгивали то вверх, то вниз. Стыд сдавил ребра. Теперь малышка сидела, притихнув, и тревожно оглядывала людей, собравшихся вокруг нее. Лишь бы только не плакала! Ник зло пнул лом, лежавший у него на ноге, — вот и все сопротивление, на которое хватило смелости. Эта смелость тут же срикошетила в него ударом кулака под дых. Во рту разлился привкус селезенки. Ник завалился вперед, ткнувшись в предплечье Мэтта, и хватал воздух, пытаясь протолкнуть его внутрь. Кашель душил, требуя отхаркнуть легкое. Комната смазалась. Два голоса, слившись в единое целое, превратились в какофонию звуков. Один обращался к нему, второй — взывал к совести Мэтта. — Раз ты такой умный, должен понять... — Перестань! Я делаю, что ты хочешь! — ...говорю один раз. — Не трогай его! Дальше-то что?! Потом что? Что ты будешь делать? Ты хоть думал?! «Он сам не знает». — Заорешь — я тебе коленную чашку раздроблю. Будешь много пиздеть — раздроблю вторую. — Ты себе жизнь ломаешь, а не нам! Папа тебя больше не защитит. Он устал уже от тебя! Прикосновение металла ощущалось сквозь плотную ткань брюк. Ник не шевелился, чтобы боль не расползалась по телу, но от ругани она пульсировала жарче. Так трудно было вычленить тишину. Слушать ее. Применить взамен обезболивающего. Фойербах за ним придет. Обязательно. Он его не бросит. Он точно придет, точно-точно. Надо только немного подождать. Ник больше не разбирал, что говорили Кевин и Мэтт. Он отодвинулся в угол и запрокинул голову на спинку дивана. Люстра с плафонами в виде цветов, раскачиваясь едва заметно, врастала в потолок. Кто-то был здесь еще... помимо них четверых. Этот «кто-то» стоял на кухне, в той части, которую нельзя было увидеть отсюда, но, как не приближайся, как не высматривай его, он все равно оказывался вне поля зрения. У Ника свело онемевшие пальцы. Он знал, кто был там. Он знал это чувство достаточно хорошо, но никогда еще оно не было настолько ярким. Никогда она не подбиралась так близко... Смерть была у него за спиной. Времени стало удушающе много. Ник складывал минуты из секунд, водружал их одну на другую, пока башня ожидания не рассыпалась в пыль. Мэтт что-то разглядел за окном и приподнялся, чтобы лучше видеть тропинку, ведущую к дому. Внутри себя Ник завопил, ерзая на месте от напряжения. «Слава Богу! Слава Богу!» Он тоже привстал в надежде скорее увидеть Фойербаха. Грудь обожгло тепло. Он готов был взмыть в воздух. — Открыто! — крикнул Мэтт, зная, что гость притаился на пороге. — Смелее! Я открыл тебе все замки! Дверь отворили боязливо. Ник осел. Сердце подскочило к кадыку, билось и билось, точно сошло с ума. Вместо Фойербаха в прихожую вошла Ви. Не помня себя от приливающей тошноты, Ник захрипел: — Ты зачем пришла, дурная?! Дура! Уходи отсюда! Гнев захлестнул, перекручивая кишки. Ник безуспешно дергал запястья, но веревка въелась плотно, уже почти срослась с кожей. Ненависть к Ви и Кеву жрала, жадно отрывая куски. В эту секунду она переросла ненависть к Мэтту и заполнила собой комнату без остатка. Запирать замок Ви не стала. Ступала тихо, подбираясь ближе. Пока она стояла в коридоре, темнота, скопившаяся там, защищала ее от пристальных взглядов, а потом отпустила постепенно. Бледное лицо под накинутым капюшоном толстовки напоминало слепок. С него стерлись все черты, кроме глаз, которые тревожно скакнули от Кевина к Нику и снова притворились безразличными. Что-то было в ней странное. Чужое. — Улыбнись! — Мэтт навел на нее телефонную камеру. Несколько касаний и фотография улетела адресату. Устав от надрывного сопения брата, Мэтт подал ему знак исчезнуть, и тот, не откликаясь, рухнул в кресло без сил. Ви замерла у дивана, держа руки в карманах толстовки. Пронзающий взгляд Мэтта полз по ее телу, облизывая бедра, очерчивая каждую складку ткани на синих джинсах. Он заговорил, а Ник различил в его голосе пугающее придыхание, которого раньше не замечал. — Соскучился по тебе, — сказал Драммонд полушутя-полусерьезно. — Вспоминал. Губы Ви изогнулись от отвращения. Побаиваясь нового удара, Ник затараторил, путаясь в буквах. — Ты зкас-сала кому-нибуть? — Не-а, — с радостным воодушевлением отозвался Мэтт. — Ты не понял. Она бы сказала, если бы пришла за тобой. Но она пришла, потому что хотела прийти. Ко мне. Ей нужен был предлог. Я его дал. Просто так она не могла. Она хочет стоять в белом пальто, хотя сама наверняка думала, как бы нам встретиться снова. Я все сделал за тебя. Довольна? Ви, немая до этой секунды, вдруг обрела голос, но лучше бы молчала и дальше. — Да, — ответила она легко и просто. Удивление камнем упало Нику в пятки. — Спасибо. Мэтт похлопал по колену, приглашая ее присесть. Глаза Ника стремительно ползли на лоб, грозясь оказаться на затылке. К его мимолетному облегчению Ви скривило еще сильнее, словно к носу ей сунули тухлое яйцо. — Что с рожей? — спросила она, смотря на Мэтта со смесью интереса и тревоги. — Выглядишь в сто раз хуже, чем обычно. — Волнуешься за меня? — Нет. Жду. Вдруг сам подохнешь, раз тогда не сдох. — Я б тогда тебя затрахал до смерти, чтоб ты ползти не могла, и в воду бы бросил. Че-то ты забыла, как скулила мне на ухо. А я хорошо помню. «Отстань, не надо, не тро...» — Заткнись! Ник сидел, придавленный глыбой ужаса. Он глянул на Кевина, в состоянии только таращиться в пространство. Тот качал Холли на ноге, отбивающей нервную чечетку и, зажимая сестре уши, старался, чтобы она ничего не видела. Мэтт выкинул руку вперед, собираясь схватить Ви за локоть, но прикоснуться не успел. Что-то тонкое и блестящее сверкнуло в ее ладони. — Это мой нож, — прошипел Драммонд, ластясь к острию, хотя оно уже и так уперлось ему в кадык. — Как раз пришла вернуть. Ненормальная! Она понимала, с кем говорила? С психом, с убийцей! Он мог выбить нож одним движением, сломать ей руку в трех местах, и что она тогда стала бы делать?! Ник и себе-то не мог помочь, как он поможет ей, если вдруг что-то... лучше бы она не приходила вообще! Надо было сказать Фойербаху! Надо было позвонить в полицию! — Вы че... ебанулись? — выдавил Ник, ошалело оглядывая их обоих. — Вы совсем ебнулись?! Никто не обратил на него внимания. Первым делом Ви отняла лом и кинула его за спину, потом гавкнула, чтобы Мэтт развязал пленника. Он подчинился. Удивление Ника достигло размеров Юпитера. Когда веревка ослабла, руки закололо сильнее. Щипало и жгло, словно он сунул их в кипящее масло до самых плеч. С Ви было что-то не то. Наверное, адреналин ударил по мозгам от испуга. Надо сказать ей, чтобы она поняла, до конца поняла, с кем говорила. — Он... — Ник трусливо взглянул на Мэтта. — ...убил Карен. — Я?! — Мэтт заржал, сотрясая диван. Лезвие опасно вывернулось к подбородку и скребнуло по щетине. — Нет, не я. Но убийца тут, под боком. «Да! Это ты!» Мэтт смотрел куда-то ему за спину, а Ник уже не мог терпеть. Когда же он признается?! Сколько можно?! Все понятно и так! Кто-то коротко всхлипнул. Ник обернулся к креслу. Кевин дрожал, и слезы лились у него по лицу, смешиваясь с потом. Мэтт оскалился. — Что ты написал в своем письмеце? Ну, в том, в предсмертном? «Дорогой Ник, прости, я случайно убил нашу подружку?» Ник смаргивал резь и не знал, почему сам стал видеть так плохо. Он услышал что-то, но не понял что именно. Мир затих. Звучал его дыханием. — Нет. Там было просто «Ник». Без всяких приставок. Знаешь, почему? Ему на тебя насрать! Это неправда. Неправда... Он не хотел слушать, как Мэтт говорил с ним от лица Кевина, но сам Кев не произнес ни слова. Ник боролся с желанием ударить его. Скажи, что это не ты! Скажи, что это неправда! Не плачь! — Сам расскажи, — наконец выговорил Кевин. — Расскажи, как ты изнасиловал ее наверху. Нет! Не надо! Не надо! Воздух был раскаленной лавой. Ник совсем перестал видеть. Он задыхался. Он ненавидел их всех.Дом семьи Драммонд, почти год назад, 17:38
Приближался конец учебного года. На календаре догорали последние майские деньки. Неизвестно, зачем учителя продолжали задавать домашние задания, но Кевин мечтал поскорее с ними разделаться. Буквы в тетради лезли одна на другую тоже будто спеша. — Прекращай, — сказал он ей, не отрываясь от своих каракуль. Чувствовал, что она никак не могла успокоиться. — Ты сосредоточиться мешаешь. Какое стоп-слово? Лучше помоги тут с уравнением. И все, свобода! Тучи за окном в такой опасной близости висли над деревьями, что казалось верхушки вот-вот проткнут их как воздушные шары. Собирался дождь, это точно. Птицы летали низко. Вообще-то на вечер у него были совсем другие планы, но Рей вызвали на работу и их традиционную пятничную игру в Уно пришлось перенести. Карен тоже не должна была приходить, но сбежала с классов по гитаре, чтобы поделиться с ним большим горем. — Мама меня убьет! — в отчаянии сказала она, кусая ногти. Она стояла к нему спиной, смотря сквозь стекло в темнеющий сад, оживший от ласки ветра. Будто искала там помощи или поддержки. Короткие пряди, выпавшие из высокого хвоста, завитками лежали на ее шее. — Я все обыскала, все! Всю сумку! Где я его оставила?! Это же подарок! Что я теперь скажу? — Так и скажешь — потеряла телефон. Ты же не специально. Теперь Кевин силился вспомнить, какой она была тогда? В последний раз? Он хватал отдельные куски, накладывал их друг на друга. Не получалось. В некоторых местах мозг прошелся ластиком, не разбирая, что было важно, а что нет. Карен обернулась через плечо. Побелевшая от переживаний и с непривычной задумчивой складкой между бровей, она открыла рот, чтобы заговорить, но голос потерялся во всплеске музыки. Кевин машинально закатил глаза, наблюдая, как Карен вздрогнула от неожиданности и выругалась. Недостаточно громко, чтобы можно было расслышать, но достаточно четко, чтобы можно было разобрать по губам. Она подскочила и стала разминать ему плечи как перед боксерским поединком. — Дебил! — зло пыхтел Кевин, чувствуя, как девичьи руки переходят на голову и перебирают ему волосы. Он с тяжелым сердцем покосился на радионяню, приложил прибор к одному уху и зажал второе, надеясь слышать лучше. Тихо. — Давай! — теперь Карен подпрыгивала на ковре позади него, показывая боевые приемы и смешно выкидывая кулаки. — Покажи ему! Кто в доме хозяин! Выбей из него все дерьмо! Ну, без драки. Просто скажи. — Это не с моим братом. Ни то, ни другое. — Хочешь заплету тебе маленькую счастливую косичку на удачу? — Оставь свои девчачьи фокусы для Галки. — Как хочешь! Господи! — Карен остановилась и сложила руки в молитве. — Спасибо, что моя сестра не дебилка. Спасибо! — она стала кланяться, отвешивая поклоны полу. — Спасибо! Только не говори ей, а то зазнается. Вцепившись в край стола, Кевин сделал три глубоких вдоха, и встал. Папа должен был вернуться с работы не раньше ночи, но в доме, не считая Холли, их было четверо. Что же Сабрина молчала? Он высунулся наружу первым, а Карен втиснулась рядом, щекоча ему подбородок кудряшками. — Слышишь? — во влажных карих глазах загорелся испуг. — Слушай! — Кевин весь обратился в слух. Сквозь басы сочился едва отделимый от музыки крик. — Он ее бьет? Тогда ясно. Честно сказать, у Мэтта был повод обидеть ее. Не бить, нет, но от него другого ожидать не приходилось. Уже целую неделю он копил ярость как тротил, и взрыв был только вопросом времени. До прихода Карен Кевин видел внизу, как Мэтт отшвырнул чашу с попкорном Сабрине прямо в лицо. Становиться свидетелем очередной драмы не хотелось совсем, но, видимо, избежать скандала не получится. Сабрине стоило уйти домой, а не ползать по гостиной, собирая попкорн, и не идти за Мэттом в его комнату. Ежу было понятно, что он уже давно узнал об ее интрижке и дал прекрасный намек — в последний приезд Фойербаха он втайне проколол две шины на его хромой Тойоте. Уж после такого хотя бы сам Фойербах мог бы и догадаться! Или... может, догадался, поэтому и не отвечал отцу на звонки? Сабрина должна была скрываться лучше. По крайней мере, не приходить, когда Мэтта нет, чтобы вертеться у Фойербаха перед носом, и не так громко смеяться надо всем, что бы он ни ляпнул. Сама виновата. Только полная идиотка будет вести себя так глупо. — Она его не любит, — сказала Карен, считав на лице у Кева раздражение. — Боится уйти. Она хорошая, зря ты так. — Да мне ровно. «Боится уйти!» Нашла, кому рассказать! Он видел, как люди боятся. Мать так боялась. Сабрина не поняла, что наделала. Надавила Мэтту на мозоль, которая не заживала. Любил ли он ее? Кевин тоже думал, что нет. Он просто хотел владеть ей, как трофеем, который можно с гордостью поставить на полку, как одной из своих медалей. Так же, как отец хотел заставить маму остаться с ним во что бы то ни стало. Крик, закутанный в музыку, перетек в рыдания, а потом исчез. Карен вытянулась как антенна и засуетилась рядом. — Надо помочь. — Чем? Не наше дело. Лучше уйдем. Холли возьму и дернем в гараж. Пусть сами разбираются. — А если он ее убьет там?! — Не убьет. Я позвоню папе тогда на всякий слу... Пихнув друга от двери, она шмыгнула в коридор и направилась в сторону комнаты Мэтта мелкими перебежками. — Н-е н-а-д-о! — шипел Кев по буквам ей вслед, пытаясь схватить ее за руку. — Он взбесится вообще, еще и мы отхватим! — Не трясись. Я поговорю с ним по-хорошему. Злоба на ее упрямство и слепоту лупила в грудь кувалдой. — Ну, давай! Давай, иди, попробуй! Вторя его словам, за стенкой раздался голос брата: — В глаза мне смотри! Смотри на меня своими свинячьими глазками и скажи правду, лживая ты сука! Подставлять пизду не боялась! А теперь испугалась? Страшно? Визг, раздавшийся изнутри, и впрямь походил на вопль животного. Выкручивая нутро, он водил по ушам циркулярной пилой, рассыпался искрами дрожи. Карен быстро толкнула ручку — дверь оказалась не заперта. Кевин опомнился уже потом, когда понял, что отступать некуда. Сабрина сидела на кровати, забившись в угол, а Мэтт стоял над ней, склонившись, одной рукой держа за волосы, другой — сжимая нож. Нож уже испил крови. Взгляд отскочил, чтобы не видеть. На тумбочке стоял телефон, плотно упертый в стену. Сабрина плакала, уродливо растянув рот, и старалась зажать на щеке длинный глубокий порез, сочащийся бурыми каплями. Вся левая часть ее лица напоминала лист, испещренный рубцами. Карен бросилась к ней. Кев не успел задержать ее, не успел остановить. Ноги вросли в пол. Зная по себе, что Мэтт способен ударить, он не думал, что брат и вот так способен тоже... резать человека наживую. Он резал животных, да. На охоте. Вспороть брюхо — легко. Но это мог и сам Кевин. Несколько секунд Мэтт смотрел, как Карен пыталась встрять между ним и Сабриной. Кевин тоже смотрел. Перестал слышать музыку, но будто бы слышал, как Холли рыдала в детской. — Вон пошла! — рявкнул Мэтт и пихнул Карен прочь, схватив за горловину футболки. Ткань растянулась с треском, оголив плечо. Ногти до крови скребнули ключицу. — Не трогай! — Сабрина подползла ближе и заслонила Карен рукой. — Отстань от нее! Мэтт не отпустил. Карен дернулась упрямо и выскользнула из захвата. Больше удивленная его грубости, чем испуганная, она улыбнулась, дергано приподнимая уголки губ. — Да ты что, Мэтт?! — спросила она, часто дыша, с опаской и мольбой смотря на него с кровати. — Что с тобой? Успокойся! Пожалуйста! Это того не стоит, ты же... Его ладонь звонким хлопком обожгла ей щеку. Кевин ожил, кинулся вперед уже слепой, ничего не понимающий. Как он посмел тронуть ее?! К рукам прилила сила. Он пихнул брата в стену. Мэтт отлетел, но его пальцы, запутавшиеся в волосах Сабрины, вырвали целый клок. Боль придала ей духу вскочить и потянуть Карен за собой. Мэтт опомнился, бросился на него, ударил сначала кулаком в шею, потом головой об тумбу. Боль шарахнула, будто в глазу взорвалась хлопушка. Кев осел на ковер, сжав виски, чтобы череп не распался на части, и жмурился, чувствуя, как кровь шумела в ушах. Он попробовал открыть глаза. Не смог. Еще раз. Спальню залило белым сиянием. Он вслепую дотянулся до колесика на музыкальном центре, убавил звук и понял, что Мэтта больше не было рядом. Кев попытался встать. Тонкий звенящий писк высверливал мозги. Он будет ползти. Он должен ползти. И не отпускать сознание. Тело походило на мешок, который он тянул за собой. Безвольное, но тяжелое. Карен была близко. Ее умоляющий голос слышался у лестницы. Зачем она просила за него? Ему все равно, что Мэтт с ним сделает! Лишь бы не тронул ее, лишь бы... Темнота укрыла его со спины. Во всем доме... нет, на всей планете не осталось света. Казалось, его не было здесь всего секунду. Крохотные детские ладошки трогали его за лоб и хватали волосы. Холли сидела подле него зареванная, но больше не плакала, лишь вздрагивала, оттягивая рукавчик желтой пижамки. Как она тут оказалась? Кевин тяжело привстал, борясь с накатывающей тошнотой, потом поднялся, опершись на комод. Чтобы идти, он цеплялся за стены, пытаясь перенести на них вес. Не слышалось ни голосов, ни чужих шагов. Щель между дверью в детскую и косяком изрыгала из себя черноту. Кевин вошел. Металлическая ручка холодом обожгла ладонь. Все уже было сделано. Мэтт сидел на полу, подтянув к себе колени. Увидев брата, он запрокинул голову и уперся макушкой в перекладины кроватки. Кевина он будто и не узнал. Отсутствующий взгляд прошел насквозь. — Ты что сделал? — Ноги подогнулись как переломанные. Слезы текли в рот. Он не хотел и не мог слышать ответ, даже не понимал, зачем спрашивал. Мэтт витал где-то далеко, за пределами дома. Кевин видел, как сердце у него колотилось под кофтой — так, что грудина ходила туда-сюда. Страх и блаженство у него на лице смешались в странное подобие удовлетворения. Надо посмотреть. Надо. Кев подполз к Карен, цепляясь за ворсинки ковра. На разбитой губе — кровяной мазок. Шорты, спущенные до щиколоток, Кев подтянул рывком, не глядя, и прикрыл ей грудь рваной тканью футболки. Карен была неподвижна и бледна как восковая фигура, почти светилась в сумраке детской. На шее следы его рук. Его пальцев. Он ее убил. Убил! — Ни хрена! — ожил Мэтт. Кев сказал это вслух? — Живая она. Очухается твоя подружка. По стеклу ползли первые дождевые капли. Ливень забарабанил по крыше, стучась к ним в дом. — Не хуй было влезать! Заткнись! Замолчи! Это не оправдание! Несдержанное зверье! Кев схватил ее запястье. Слушал, слушал, слушал, но венка не дрожала. Или... теперь он уже не был так в этом уверен, но тогда... она выглядела мертвой. Сложив руки, он поставил их ровно посередине, между ребер, и стал давить. Он видел по телевизору, как нужно. Давил и давил, яростно, быстро, чтобы спасти, чтобы она очнулась, задышала, давил, давил... Одышка перехватила ему горло. Мэтт качнулся вперед. Кофта у него на животе вся была в липких пятнах. — Отвали, — он навис над Карен, и вдруг стал хлестать ее по щекам. — Эй! Ау! Просыпайся! Ты ей сейчас ребра передавишь, тогда точно сдохнет. — Не трогай! — рявкнул Кев, когда Мэтт потянулся, чтобы проверить ее сердцебиение, и снова принялся надавливать Карен на сердце. Раз-раз-раз! Он качал все сильнее. Ну же! Очнись! Мэтт встал, чтобы коршуном виться рядом, с интересом заглядывая брату через плечо. — Не хнычь, нюня! Я тебе ее подготовил. Руки у Кевина провалились. Часть грудной клетки сложилась с треском костей. Он замер. Спазм свел мышцы до искр в глазах. Позади Мэтт возбужденно врезал кулаком по ладони: — Ба-ам! Сказал же. Ты делал неправильно. Кев подхватился обратно к выходу, но равновесие удержать не смог. Боль черкнула по глазам темнотой. — Надо скорую. Дай телефон, надо... — Сейчас, — бросил Мэтт, отмахиваясь, а сам все стоял над ней, жадно сжирая взглядом последние секунды чужой жизни. — Позвоню. Потом у Кевина было много времени подумать, почему он сам не вызвал скорую сразу? Она бы выжила, если бы он сообразил, если бы не бросился оказывать помощь? Была ли она жива, когда он пришел или уже нет? Ему казалось, что да, она была еще жива. Вдруг он не услышал сердцебиение из-за удара по голове? Вдруг надо было позволить Мэтту помочь? Или хотя бы не делать того, чему его не учили! Он хотел понять одну вещь: за что? За то, что вырвала Сабрину у него из-под носа? Или за то, что задержалась, чтобы забрать Холли? Мэтт ничего не мог сказать, и Кевин думал — издевался специально. Но чем дольше он за ним наблюдал, тем очевиднее становился ответ — причины не существовало. Иногда своя боль затихает, когда ты наносишь удар другому, и смотришь, как он мучается. Мэтту постоянно было больно. Он страдал от мигреней, пока все вокруг, по его мнению, пили жизнь как амброзию, его никчемность в хоккее до и особенно после травмы, предательство матери, Сабрины... Он, наверное, думал, что она теперь как титановая пластина, вживленная под кожу, — всегда будет с ним. Чтобы почувствовать себя лучше, ему надо было перенести злобу на кого-то другого. Сабрина должна была умереть в ту ночь. Все, что он сделал с Карен, предназначалось не ей. Что было в промежутке между уходом Мэтта и появлением папы, Кевин не помнил. Его отключили как робота и оставили сидеть в углу. Когда дверь снова открылась, впуская внутрь свет, лижущий блестящие завитки на обоях, он был так рад отцу, что чуть не бросился ему в ноги. Сейчас он поможет, сейчас он что-нибудь придумает!.. Папа наклонился над Карен и долго стоял, приложив пальцы к шее. Кевин подполз ближе, опять туда, к ней... на тот случай, если надо будет помогать. Под рваной футболкой расплылась фиолетовая гематома и левая половина груди как будто опала. Ну, это ничего! Главное, ее теперь привести в чувство, чтобы она встала. Какая-то мысль, которую он уже держал за хвост, от него ускользала. Он что-то знал, а потом забыл. Ладно, забыл, значит, это была ерунда! Только бы Карен наконец-то пришла в себя! Папа присел на ковер и подпер подбородок кулаком. Кевин, не замечая, что плакал, смотрел, как тревожно натягивались пуговицы у него на рубашке. Зудящая пауза выгрызала остатки самообладания. Глаза у отца — стеклянно-пустые — не моргали. — И? — спросил он, а голос у него был ломанный и сухой как раскрошенный сухарь. — Когда ей стало плохо? — Не знаю когда, все быстро случилось, — сказал Мэтт откуда-то сзади, из коридора. — Она вдруг начала задыхаться, посинела вся. Он давай ее откачивать, а я по щекам бил, вон, аж губу разбил — думал, обморок. — Она чем-то болела? Вопрос был обращен не к Мэтту, но Кевин отвечать не мог. — Наверное. У нее сестра астматичка. И эта тоже наверняка болезная. Чем дольше папа слушал, тем сильнее мрачнел, следя за ним поверх макушки Кева, и до дрожи скул сдавливал челюсти. А Кев все метался, не понимая, когда же он перестанет сидеть, как тупое чучело! «Как он мог этому поверить? Как же... как?!» Долгие месяцы он считал отца идиотом, пока не понял, что идиот в той комнате был один — он сам! Отец не поверил ни единому слову. Но жизнь своих детей была ему важнее, чем смерть чужого. — Кто-то знает, что она здесь? — спросил он. Кевин отрицательно помотал головой. Карен должна была быть на занятиях по гитаре, точно не здесь. И сколько бы ей не звонили родители — это было бесполезно. Телефон она потеряла еще днем. Почти все, кто видел ее, были теперь в детской — Кевин, Мэтт и... Сабрина. Папа подорвался, стал метаться по дому, сшибая плинтуса. Мэтт кинулся ему вдогонку. — Да не видела она ничего! Она раньше ушла. Но это... я ее вроде как ударил. Она может к копам пойти. Матерный крик. Шаги вниз по лестнице стучали звонким градом. Был кое-кто еще, кто видел Карен в тот вечер. Холли, ради которой она задержалась в доме. Но детская память, как решето — в ней Карен не осталась надолго. Вернувшись, отец принес с собой ножницы, перчатки, скотч и рулон больших мусорных мешков, лежавших в гараже с прошлой осени. Ужас вбил кол Кевину в грудь. — Ну-ка! Подымай его! Мэтт тут же выполнил отцовский приказ. Пока Кев пытался заслонить Карен своим телом, брат подхватил его под мышками и оттащил в сторону. Кевин брыкался, рыча, но у отца не было желания вычленять слова из его рыданий. Карен положили в пакет, замотали скотчем, потом завернули в ковер и отнесли вниз. В старый сарай. Папа вскрыл ломом пол, который и так проседал от старости — прошлый хозяин заложил фундамент только по краям. Карен зарыли там. Затем вернули доски на прежнее место, по возможности забив новыми гвоздями. Кевин стоял рядом, считая каждую лопату земли. Он будто отделился от тела. Оно кивало, когда отец велел им помалкивать, выполняло его наставления — помыться, выстирать одежду, решить, что они будут говорить, если их вызовут в полицию или если позвонят родители Карен. На следующее утро, еще до прихода Рей с ночной смены, он вызвал клининговую службу и съездил за новым ковриком в детскую — купил точно такой же, как прежний. Для него это словно и не впервой было. Уж слишком быстро и уверенно он реагировал для человека, который в первый раз сталкивался с убийством. Наверное, мама знала. Наверное, она поэтому и ушла. Но если он расскажет папе, как все было на самом деле, тогда он поймет, что наделал? Кев пробовал дважды. Оба раза закончились одинаково. Отец изображал дурачка и просил его помнить уговор. Какая-то девочка и Мэтт! Его любимый сын, его гордость! Кевин даже не злился. Просто понял, что отец не любил его так же сильно, как брата. Может, потому что он слишком хотел остаться с мамой. Не выбрал тогда его сторону и теперь пожинал плоды. Приходилось постоянно врать. Изо дня в день, каждый день. В полиции, дома, с друзьями. Он ни с кем не мог говорить начистоту. Только с ней. С ней. Он уходил в сарай и подолгу сидел там один, разговаривая с Карен, а она спрашивала, почему у нее все так болит в груди? И плакала, что хочет домой. К маме с папой, к Пэйдж. Однажды он пришел и лоб в лоб столкнулся там с Мэттом. Что-то странное было в том, как тот стоял, отвернувшись к стене. — Ты что тут делаешь? — спросил Кев и увидел лишь невнятное пожатие плечами. В последнее время Рей так же заставала его в детской. Удивленная, но в тайне счастливая она решила, он наконец заинтересовался сестрой. «Не нужна она ему! И никто не нужен! Он!.. Он...» Прекрасная в своей уродливости, смерть гипнотизировала его как маятник. Здесь все было пропитано ей. Каждая вещь была свидетелем их тайны. Мэтт боднул его плечом и постарался зажать в угол. — Еще поной отцу, я тебе башку оторву и сожру. Услышу твой скулеж — пеняй на себя! — Кев хотел харкнуть ему в лицо, но Мэтт перебил его намерение своим фырканьем. — Не боишься? Ну тогда подумай о своей новой мамочке, — он с шипением выговорил последнее слово по слогам, выплевывая буквы. — Она слишком сильно вертит жопой. Вдруг мне понравиться? Очередной балл в копилку его дурости — он поверил. Он купился на угрозы, хотя Рей, должно быть, была самым защищенным человеком рядом с Мэттом. Уж с отцом он бы так не поступил. Хорошо. Он будет молчать, если Мэтт отстанет от Рей. Таков был уговор, и Мэтт знал, что Кев на него поведется. Иногда он просыпался в ночи, выходил из комнаты и стоял под дверью родительской спальни, выдергивая из храпа отца размеренное приглушенное сопение. — Папа тут скоро все бетоном зальет, чтобы твоя подружка не воняла, — швырнул ему Мэтт, уходя. — И сарай снесет. Че-нибудь новое построит. Отдельный гараж для моей тачки, например. Тогда Карен никогда не найдут! А он должен, должен был вернуть ее домой! Отец не хочет помогать — ладно. Если у него получилось вскрыть пол, Кев тоже сможет. Не так уж это и сложно. Он справится один. Перенесет ее куда-нибудь, где ее найдут. Чтобы не выходить через главный вход, не привлекать лишнего внимания и не издавать шума, Кев несколько ночей делал подкоп в заборе, который потом заложил травой. Он заранее снял гвозди с досок, накрыл место, где лежала Карен, экраном для проектора, и забрал из гаража большую хоккейную сумку, в которой Мэтт хранил старые клюшки. Если отец или Мэтт поймают его уже после, все будет не важно. Пусть делают что хотят, он никогда не скажет, где она! Но если поймают до... Кев дождался, когда отец уехал по работе на всю ночь, и выкопал Карен из земли. Он гладил ее сквозь пакет, твердую как каменную статую. Конечно, это была уже не Карен. То, что от нее осталось. Только тело. Он положил его в сумку, надел налобный фонарь, который отец подарил ему для охоты, заткнул за пояс складную лопатку, а в карман засунул старую красную футболку. Затем вылез через подкоп. Никто его не заметил. Когда он шел к лесу, поле звучало стрекотом сверчков. Влажная от росы трава лизала лодыжки. Он думал, это будет легче... Во всех смыслах. Но сумка быстро стала неподъемной. Сладкий трупный аромат разъедал ноздри. Кев рвал футболку на ходу и вешал на ветки как ленты. Оставив Карен в ловушке, которую они с отцом делали для кабана, он надеялся, что ее найдут быстро. Но к тому моменту волна поисков уже схлынула. Как он мог прийти на похороны после всего? Папа так старался все замять, что почти ничего ему не сказал. Некогда было разбираться, зачем Кев подставил не только их, но и себя. Он тряс за шкирку своего школьного приятеля — главного управляющего полиции. Мэтт никогда не привлекался, если его следы и нашли на трупе, опознать их было невозможно. И искали они мужчину старше. Кевин исподтишка взглянул на Ника. Тот выслушал все, но головы не поднял, а эта девушка, Ви, ни на секунду не отняла нож от горла Мэтта. Напряжение в ее губах превращалось в рычащий оскал. На переносице залегли три глубокие складки. Теперь она была похожа на ведьму, ощетинившуюся из-под своей накидки. Как же хотелось, чтобы у нее соскочила рука! Кевин даже не пошевелился бы, чтобы помочь. Не сделал бы ничего. — Вы — ублюдки! «Вы». Ха! Тоже удивила! Он считал себя ничтожеством уже давно. — Ты, — она подцепила подбородок Мэтта кончиком острия, заставляя заглянуть ей в глаза, — ты, мразь, ты изнасиловал тринадцатилетнюю девочку?! Дрожь разлилась у нее по телу как жидкая ртуть, оказалась в локтях, в пальцах. — И че? Не шестилетнюю же! Жалко тебе ее? — прохрипел он. — Или че? Чего так трясешься? Страшно? Ей вот уже все равно. Да ей понравилось даже, не переживай. Сначала еле всунул, но потом разработал щелку. А у тебя там как? — он быстро выкинул руку, собираясь просунуть ладонь ей между ног, но Ви дернулась, от испуга взмахнув ножом. Ну! Кев крепче стиснул Холли. Давай! Мэтт шарахнулся назад, к спинке дивана. Лезвие прошло по касательной, слегка лизнув ему кожу и оставив на шее бисерный след из крови. — Не надо! — вскрикнул Ник, опережая Мэтта на долю секунды. От громких звуков Холли заплакала. Мэтт швырнул Ви от себя как шар для боулинга. Падая, она отлетела к столу, но нож держала крепко. Деревянная ножка кресла со скрипом скребнула паркет. — Какая ты нервная, — хохотнул Мэтт, отирая жгучую царапину подушечкой большого пальца. — Тебе это за живое задевает? — выглядывая из-за нависших волос, Ви поджимала ноги, выгрызая ему лицо взглядом. — Ты так и не сказала тогда. Откуда шрам? Кого ты убила? Папочка трахал тебя в попку, поэтому ты такая злая? Она вскочила, оттолкнулась от пола и прыгнула. Свист. Диванная обивка приняла на себя второй удар. Синтепон белым мазком виднелся в дыре подушки. Подхватив Ви на лету, Мэтт попытался перебросить ее через подлокотник, но не смог. Она потянула его за собой, намертво вцепившись ногтями в предплечье. Они упали вместе, и нож, который каждый из них перетягивал на свою сторону, плясал между ними, выбирая, в кого впиться первым. Свободной рукой Ви давила Мэтту на глаза, а он вытягивал шею, стряхивая с себя ее хваткие пальцы. Странно. Он даже почти не бил ее, больше уворачивался. — Хва-атит! — Впившись в виски, Ник сжимал голову и жмурился так, что слезы не просачивались сквозь закрытые веки. — Хватит! Вам мало?! Вам все мало?! Смертей мало?! У Кева слезы уже высохли. Он тупо наблюдал, как два человека рыча барахтались на полу. Две бойцовские собаки, пытавшиеся укусить друг друга за загривки. Оба глухие, оба слепые от своей злобы. Ему было все равно, что будет с ними дальше, пусть хоть грызутся насмерть! Лишь бы не тронули его сестру и друга. В любом случае для Мэтта сегодняшний день завершится плохо. Если эта девчонка будет сильнее, он умрет. Он умрет. Эта мысль опутывала разум как лоза, пьянившая ароматом облегчения. Если нет — папа вряд ли сможет отмазать его в очередной раз, да и скорее всего не будет даже пытаться. Он слишком устал. Тогда Мэтт сядет. Кев не знал, какой исход нравился ему больше. По ушам полоснул быстрый гортанный вскрик. — Это за моего кота, тварь! Нож вонзился Мэтту в плечо, где-то на уровне ключицы. Ви крутанулась, пользуясь его слабость, и оказалась сверху. Она извивалась на нем как змея, оплетающая кольцами жертву. Крови было немного. Жаль, Мэтт сорвался с крючка. Его здоровая рука, сжавшаяся в кулак, врезала Ви в бок. Она скрючилась, хватая ртом воздух, а он броском скинул ее с себя. Мэтт встал. Кевин сильнее напружинился в кресле. Надо было делать вид, что их здесь нет, не привлекать внимания, не перетягивать на себя его ярость. Но как он должен был объяснить это ребенку, напуганному до истеричных всхлипов? — Заткни ее! — взревел Мэтт, ткнув пальцем в Холли. Пот падал у него со лба. — Заткни узкоглазую свинью, пока этого не сделал я! Кев крепче прижал малышку к себе, но чем старательнее он ее утешал, тем упрямее она вырывалась. Кинувшись к шкафу, Мэтт выдвинул нижний ящик. Из-под рукава у него бежал тонкий бордовый ручеек. Что он там искал? Бинт? Пластырь? Лишь бы ничего не нашлось! Должна же быть хоть какая-то справедливость! Хоть капля! Почему он не мучается так же, как Карен?! Мэтт вытянул тейп и, морщась, лихо замотал руку в несколько оборотов, спускаясь от подмышечной впадины. Постоянно наблюдая за Ви, он смотрел, как она ползла ближе к столику, туда, где лежал лом. Два широких шага. Мэтт приблизился, чтобы отопнуть его дальше. Он наклонился, подхватил Ви под коленями здоровой рукой и взвалил себе на плечо. Поднял нож и телефон, выпавший у него из кармана. Когда он дернул дверь, ведущую на крыльцо, дыхание улицы погладило Кева по щеке. — Мортон! — обернулся он к Нику, который забыл уже сам себя. — Иди. Пока разрешаю. Я взял свое. Мэтт исчез в проеме, но его дух по-прежнему стоял рядом. Сколько прошло? Тело превратилось в камень. Кев никак не мог заставить себя пошевелиться. Комната дышала мертвечиной. — Куда он ее понес? — прошептал Ник тихо-тихо, словно не знал — можно ли? — Не знаю. В лес. Или в гараж. — И... что теперь делать? Надо вставать. — Иди, — Кев поднялся вместе с Холли, не до конца понимая, кто или что именно заставляло его двигаться. — А я пойду к соседям, оставлю там Холли и попрошу вызвать полицию. — В глазах Ника читалась мольба вперемешку с решимостью и Кев, сглотнув сочувствие, заставил себя заговорить, не принимая пререканий: — Иди! Ты ей не поможешь. Иди! — Не могу. Она же пришла за мной... — Нет. Она пришла поквитаться. — Все равно не могу! Она тоже мой друг. — Тогда идем со мной. Вдруг он вернется? Я тебя тут не оставлю. Ник замотал головой. — Иди. Холли не надо быть тут. Я пойду наружу, буду ждать Фойербаха. — А если он не придет? — Придет, — упрямо перебил он. — Он точно придет. Иди уже! Да, чем быстрее пойдет, тем быстрее вернется! Надо идти. Надо... Он никак не мог сдвинуться с места. — Я скоро! Он оглянулся, уходя, и кинул на Ника последний взгляд — тот сидел, впившись ногтями в обивку дивана. Короткие волоски торчали у него на макушке в разные стороны. Сердце у Кева стонало как перегруженная дамба.