«Интересно, почему они сияют так ярко? И сияют ли они для кого-нибудь теперь, когда я их не вижу? Никогда, никогда в жизни я не был так далеко от звёзд, как сейчас».
Чонгук вдыхает прохладный воздух во все легкие и долго смотрит на утреннее небо — такое чистое, невинное и прекрасное. Между облаками не так страшно. Там нет крови, насилия, нет слёз и тревоги. Глаза становятся влажными. Чон слегка встряхивает волосами и шмыгает носом. По телу пробегает дрожь от зимнего холода, и приходится действовать чуть быстрее, чтобы не замерзнуть. Он оглядывается, в одной руке наготове держа нож, а в другой — железное ведро. Прислушиваясь к каждому шелесту и шороху, беззвучно Чонгук выходит на засыпанную мусором дорогу и вновь оглядывается. Никого. Он чувствует легкое щекотание в носу и быстрым движением сжимает его, чтобы тихо чихнуть. Надо поторопиться вернуться обратно в тепло. Этой ночью, держа дежурство, он сильно промерз. Чонгук ступает на протоптанную его группой тропинку в траве и спускается к воде. Над поверхностью озера клубится пар. Безумно красиво. Чон долго смотрит на эту утреннюю дымку, пока до слуха не доносится тихое рычание, которое портит это прекрасное утро. Парень сжимает зубы от злости на ходячего, разрушившего этот чудный момент. Он ставит ведро на мягкую траву и вынимает нож, лениво стоя на месте и дожидаясь, пока качающийся из стороны в сторону мертвец доковыляет до него сам.***
— Отлично, сегодня же и попробуем, — одобрительно кивает Тэхён, осматривая картинку в книге. Неделю назад они с Хосоком уходили на вылазку. Их не было почти сутки, и Чонгук уже успел надумать всё подряд, но, как оказалось, вокруг всё настолько пусто, что до ближайших зданий нужно было идти несколько часов. В одном из магазинов Тэхён откопал какую-то старую инструкцию для походов, и Хосок с горящими глазами отобрал её. Всё было бы здорово, если бы Чон умел читать по-японски. В итоге Ким переводил ему каждое слово книги на корейский. Основная предоставленная информация была им давно уже известна: как разжечь огонь, как сделать суп из лесных трав и прочее в таком духе. Но одна написанная и, что самое главное, полезная вещь была в новинку. Ловушки для животных. — Боже, у меня слюни текут от одной только мысли о мясе, — произносит Хосок, представляя в голове различные картинки накрытых по-праздничному столов и вкусных, сытных блюд. — Тебе рыбы мало? — усмехается Чонгук, меняя батарейки в крошечном обогревателе, найденном в одном из дежурных постов у фумикири. — Я бы не жаловался, если бы мы всегда ловили рыбу, а не мусор или чьи-то останки! — обиженным голосом произносит Хосок. — Фу, хватит, — Тэхён чувствует подступающую к горлу тошноту от воспоминаний позавчерашнего вечера, когда вместо рыбы они вынули чью-то культю. Чонгук начинает смеяться и смотрит на Кима, который также начинает улыбаться. — Ты выпил лекарства? — внезапно спрашивает Тэхён у Чонгука. — Ага, — отмахивается тот. Небольшая простуда все-таки настигла его, и пришлось пожертвовать несколько таблеток, чтобы она улетучилась. Хотя Чонгук долго отнекивался, чтобы они не тратили медицинские средства «попусту». Помещение, в котором парни живут уже почти месяц — мелкий сарай, так сильно схожий с теми, где отлёживался в своё время Чонгук после ранения и Хосок после похищения. «Да уж, везёт нам на эти железные коробки», — заметил Ким, когда они только-только нашли это пустое место с запертой дверью. «Зато здесь никого нет. И озеро под боком», — весёлым, но неуверенным тоном ответил тогда Хосок. И правда, округ заполнен полями, единичными домами и длинной дорогой. Иногда даже удаётся ненадолго разжечь костер, но не около ночлега, а в часе ходьбы от него, чтобы, если вдруг что, никто не застиг их врасплох. В закрытой «коробке» размером, быть может, метров пять в длину и чуть больше в ширину, ничего полезного не было, кроме ящика пива, старого полотна, больше похожего на половую тряпку, пустых коробок, насекомых, засохших растений, двух стульев и спёртого воздуха. «Хоть что-то», — морщась, прошептал Чонгук и сразу же открыл бутылку тёмного. «Не налетай сильно, а то воды осталось мало», — отметил Тэхён, а Хосок тихонько ткнул ему на озеро.***
— Да ёб твою! Для кого сделали эту грелку? Для мышей? — выругивается Чонгук. Тепло от маленького обогревателя, работающего на батарейках и случайно найденного в каком-то частном доме, не проходит дальше, чем на полметра, и приходится сидеть вокруг него совсем близко, чтобы не умереть от холода. Парни, укутанные в несколько кофт и надевшие, как минимум, пять пар носков, садятся вокруг грелки на одеяла. Тэхён зажигает две свечи и ставит их на пол, чтобы напарники могли друг друга видеть. Окно с наступлением темноты заделывают плотным картоном, так как даже один мельчайший огонёк может стоить жизни. Внезапно слышится вой разъярённого зимнего ветра. — До сих пор не могу привыкнуть к этим жутким звукам, — тихо произносит Хосок, не отрывая взгляда от свечи. — Это точно, — шмыгает Чонгук и вынимает из ящика три бутылки пива. — Кажется, где-то на днях был или будет Новый год. Я не уверен, но вроде бы так и есть. Если судить по погоде. — Ой, признайся, что ты просто ищешь повод бухнуть, — хмыкает Тэхён и берёт протянутый напиток. — Ну, может быть, немного, — ухмыляется Чонгук. — Надо радоваться! Не каждый день мы можем немного расслабиться, я же не ухожу в запои и не нахуяриваюсь как саларимэны по пятницам [1]. — Ладно, ладно, не ной только, — говорит Хосок, и все трое улыбаются. В глазах отражается слабый свет свечи. — А вообще, если серьёзно, сейчас примерно середина зимы, и, следовательно, Новый год реально уже наступил или на подходе, так что повод вполне нормальный, — Чонгук начинает быстро кивать, подтверждая каждое слово. Парни выпивают всё до последней капли, продолжая сидеть в кругу. Сегодня дежурит Хосок, поэтому спать ему и так не положено, но остальные также не торопятся ложиться. Они долгое время молча сидят, просто наслаждаясь слабым теплом, как вдруг Тэхён произносит: — Знаете, я так скучаю по быстрым фотографиям, — он слабо улыбается, а остальные поднимают на него глаза. — Если бы мы познакомились с вами в нормальной жизни, то весь мой инстаграм был бы забит совместными фотками. Чонгук хмыкает. В голове мелькают обрывки воспоминаний, когда Тэхён смотрел на фотографию с каким-то парнем каждый день. Наверняка он до сих пор носит её в кармане. Они никогда об этом не говорили, и, скорее всего, разговор об этом зайдёт ещё очень нескоро. «Это вряд ли», — думает Чонгук. — Можно было заказать самую разную еду, — мечтательно говорит Тэхён, предаваясь воспоминаниями об ушедших удобствах. — Найти в Интернете всё что угодно, связаться с родными и близкими сию же минуту, читать все книги мира, смотреть все отснятые фильмы, общаться в социальных сетях и следить за новостями. Интересно, как люди выживают в других странах? Вдруг это коснулось только Японии? — Не неси чушь, — хмурится Хосок. — Если бы было так, то другие страны уже давно бы нас спасли. Уверен, что конец света наступил во всём мире. Они снова замолкают, но в голове у каждого происходит настоящий салют из мыслей и воспоминаний о прошлом. — Я скучаю по вкусной еде и горячей воде. Если бы я знал, что мне придётся почти каждый день или голодать, или жрать сухую лапшу, то никогда в жизни бы её не ел и наедался бы всегда так, что аж ходить сложно было бы, — говорит Чонгук, и Хосок прыскает от смеха. Никто не говорит о людях. Это ведь само собой разумеющееся — скучать по близким и родным. — Да, и по нормальной чистой одежде, — вставляет Хосок. Тишина снова накрывает сарай, но в воздухе висит ещё один не дающий покоя разговор. Чонгук и Тэхён тревожно переглядываются. Оба думают об одном и том же, но начать диалог никто не решается. — Хоби, — внезапно говорит Ким, прочищая горло, и Чонгук напрягается. — Ты… Ты никогда не рассказывал о своём прошлом. О том, как получилось так, что ты стал выживать один… Ну, в смысле… Ты с самого начала был один? — неуверенно договаривает он и уже жалеет о заданном вопросе. — Если ты не хочешь говорить, не надо! — молниеносно произносит Тэхён виноватым голосом, а Чонгук неловко вздыхает. Хосок переводит взгляд с одного корейца на другого, хитро щурясь и улыбаясь. — Что-то произошло? — аккуратно спрашивает он. Вопрос застал его врасплох. — Нет, просто… — начинает Чонгук, но придумать ничего не получается, поэтому он выпаливает правду. — В тот день, когда мы вытащили тебя из логова тех… Когда ты спал в том сарае, то начал кричать во сне, — уголок губ Хосока подрагивает, но он продолжает держать улыбку. — Ты кричал, что тебя… Что тебя заставляют убивать… — заканчивает Чонгук. Хосок опускает взгляд на свечу, продолжая улыбаться, и хафу с Чонгуком вновь неловко переглядываются. — Ах, вот оно что, — с ноткой стеснения произносит Хосок и поджимает губы. — Мы подумали, что, может, это связано как-то с твоим… — тихо говорит Тэхён. — С моим прошлым, да, — заканчивает Хосок и замолкает. Он долго молчит, но парни знают, что он всё равно начнёт говорить, поэтому покорно ждут. — В Японии я оказался из-за того, что путешествовал с друзьями. В день хаоса мы потеряли друг друга, и я долго отсиживался в любой первой попавшейся дыре, лишь бы меня не убили. Язык я знал и знаю очень плохо. Да Господи, я его не знаю вообще! Максимум мог спросить, где находится туалет, и всё. В одной из таких «дыр» пряталась группа. Я не заметил их сначала, а вот они наблюдали за мной. Когда они вышли ко мне, то предложили выживать вместе. Я плохо понимал их, но на примитивном уровне мы как-то могли объясняться. Мне было всё равно, кто они, если честно. В голове была лишь мысль о том, чтобы выжить. Проходили недели, и я понимал, что эти люди далеко не супер. Они убивали всех. Вообще всех. Не только тех, кто уже умер. Любую душу, будь то мертвая или живая, они резали без разбора, — Хосок сглатывает и вздыхает. — Меня это долго не касалось, но в один день мы наткнулись на группу каких-то девчонок. Их было, может, четыре или пять. Все иностранки. Эти идиоты жестоко насиловали и зарезали почти всех. Главный подозвал меня и сказал, чтобы я это сделал. То же, что и они. — О, Хоби… — выдыхает Тэхён и быстрым движением находит ладонь Чонгука на полу, крепко её сжимая. — Я сказал, что не буду этого делать. Не знаю, удовольствие они от этого получали или что, но сказали, что либо я убью её, либо они зарежут сначала её, а потом меня. Девушка плакала навзрыд. Я не понимал её слов, но было ясно, что она умоляет меня о пощаде. Я знал, что они не просто напугали меня, а сказали так, как есть. Для них человеческая жизнь не стоила ничего. Кроме своей, естественно. Если не она, то мы оба. Я начал сам реветь как ребёнок. Смотрел в глаза этой девушки и на корейском произносил только лишь что-то вроде «меня заставляют убивать». Не помню точно. Всё как-то смутно, — Хосок потирает переносицу большим и указательным пальцами. — Я произносил это, а сам задыхался от слёз вместе с этой бедной девочкой, пока моя «группа» смеялась и подставляла нож под моё горло, чтобы ускорить процесс. Спустя пару минут она сделала глубокий вдох и закрыла глаза. Я помню, как она тихо прошептала «давай», и я немедля закрыл глаза и… Сделал это. Чонгук чувствует боль в руке от крепкого сжатия Тэхёновой ладони. Он кладёт вторую руку на их с Тэхёном замочек и начинает его нежно поглаживать. — В этот же день я сбежал от них. Тогда они не успели убить всех девочек. Кто-то открыл забор, и внутрь начало заходить стадо. В суматохе я сбежал. Летел, куда глаза глядят… Прошли месяцы. Я решил, что больше никаких, нахрен, групп. Но потом как-то увидел вас. Чонгук встречается глазами с Хоби, и они очень долго неотрывно смотрят друг на друга. Проходят бесконечные минуты, прежде чем этот взгляд прерывается. — Я рад, что ты с нами, — произносит Чонгук, и Хосок чувствует, как сжимается его сердце. В горле встаёт комок, хочется заплакать, но он улыбается дрожащими губами и кивает. — Ты не виноват, — шепчет Чон и наклоняется чуть ближе к Хосоку. — Ты не виноват, слышишь? Она дала тебе это сделать, потому что знала, что ты — хороший человек. И лучше оставить в этом и так поганом мире хоть что-то хорошее, чем ничего. Она поняла это, Хоби. Она подарила тебе свою жизнь. Хосок не может больше сдерживать всё в себе, и из глаз непослушным водопадом выливаются слёзы, скатываясь по щекам. Он с силой кусает нижнюю губу. Тэхён подползает к нему и начинает крепко прижимать к себе. Они ещё долго сидят в обнимку напротив Чонгука, сохраняя тепло.***
— Прекрасно, прекрасно, да, пошлите уже, — торопит Чонгук остальных, которым осталось лишь встать на колени перед этим обоссанным сараем, в котором они прожили пару месяцев. — Ты бездушный, Чон Чонгук, ты знал это? Это место давало нам безопасность долгое время, — надменным тоном произносит Тэхён, пока Чон строит гримасы на каждое его слово. — Сейчас по пути надо будет посмотреть ловушки. Может, сегодня тоже повезёт? — говорит Хосок, когда они выходят на дорогу. Зима уходит, изредка выплёвывая слабую прохладу, но как проблема она уже иссякла, уступая дорогу тёплой весне и расцветающим вишням. Хосок вспоминает тот прекрасный, редкий вкус мяса белки, попавшейся в ловушку пару недель назад, и голод очень быстро накрывает его с головой. Спустя полтора часа они доходят до небольшого леса, где оставляли последние ловушки, и осторожно заходят внутрь, проверяя каждую, но многие из них оказываются пустыми. — Есть, — восторженным шёпотом выдыхает Хосок и поворачивается к напарникам. — Боже, неужели мы сегодня вкусно поедим? — театральным голосом спрашивает он, смотря на облака сквозь кроны деревьев, и Тэхён с Чонгуком радостно улыбаются, также предвкушая редкое лакомство, хоть оно и будет в очень маленьком количестве.