«То, что не высказал я, сильнее того, что сказал».
— Сегодня ты будешь спать со мной? — тихо спрашивает Юнги, когда Чимин беззвучно заходит в комнату и стягивает с себя свитер. — А ты? Они долго молчат. Пак аккуратно кладёт своё оружие в угол комнаты, перед этим тщательно протерев лезвия тряпкой, пока Юнги наблюдает за ним сквозь полоску слабого лунного света. С такого ракурса Чимин, кажется, прямо-таки блестит. Его белая кожа переливается серебряными оттенками. Хочется поцеловать её, пройтись ладонью от кончиков пальцев до шеи, почувствовать родной запах и уткнуться в его волосы. Юнги встряхивает головой. — Мы никогда не говорили о них, — говорит Юнги, и Пак ложится рядом с ним на матрац и вздыхает. — Я уверен, что и они не говорили о нас. — Наверняка. — Я рад, что Чонгук жив. Я так сильно рад, что с ним всё хорошо. Ты же понимаешь? — Чимин поворачивает голову в сторону Юнги. — Да. Конечно же, я понимаю. Я чувствую то же самое. Почти. — Почти? — Почти. Я всегда буду благодарен кому бы то ни было за то, что с Тэхёном всё хорошо, но мои собственные чувства по отношению к нему слегка изменились. — Я знаю. — Знаешь. Снова долгое молчание. Лишь громкое дыхание рядом лежащего и тихий смех Нины и Хосока где-то за стеной. — Мы уже не будем прежними, — вновь начинает Чимин и сглатывает вставший в горле комок. — Да, это настоящее счастье, что с ними всё хорошо, но мы все уже другие. Чонгук прошёл через ад с тем, кто был… И есть рядом. Кто дорог тебе так же, как Чонгук — мне. И мы с тобой. Мы прошли через всё это вместе. Мы. Те, кто дороги Тэхёну и Чонгуку. — Это так сложно. — Очень. — Я люблю тебя, Чимин, — внезапно произносит Юнги хриплым голосом, а у Чимина останавливается дыхание. Он хочет ответить. Хочет этого больше всего на свете, но язык немеет мгновенно, и единственное, на что он способен, — взять Мина за руку и крепко её сжать. В груди чувствуется жгучее тепло. Он здесь. Он рядом с ним. Юнги. Он защищал его столь долгое время, как и Чимин — его. И они будут защищать друг друга. Обязательно будут. Что бы ни случилось. Пак прислоняет слегка дрожащую ладонь Юнги к губам и целует её. Долго, нежно, целует столько, сколько считает нужным. Кажется, проходит целая вечность. Он опускает чужую ладонь и приближается к лицу Юнги. Слабо, словно лёгкое дуновение ветерка, Чимин касается приоткрытыми губами щеки Мина и чувствует солёный вкус. Беззвучный плач Юнги оглушает его. Оглушает так сильно, что он хочет провалиться прямо на этом самом месте, сделать всё, чтобы Мин не плакал, чтобы никогда не видел горя и смерти, но вместо этого чувствует слёзы на собственных щеках. Юнги начинает поглаживать подбородок Чимина, сдерживая тихие рыдания. Он смотрит на тёмный силуэт его лица и, не видя в нём ничего, одновременно смотрит на целый космос, на целую Вселенную. — И я люблю тебя, Юнги, — скрипящим голосом говорит Чимин и нежно прислоняется губами к его. — Люблю, — поцелуй. Ещё один. И ещё.***
— Ты вообще спала? Кендзи заходит в общую комнату, потирая шею. Он смотрит на девушку, светлые волнистые волосы которой покрыли спинку дивана. Нина дожёвывает какой-то батончик из мюсли, одновременно записывая что-то в блокнот. — Ну, так, — отмахивается она, не поднимая глаз. — Вы были всю ночь с… Хосоком? — спрашивает японец на испанском и садится рядом. На секунду Нина замирает, сердцебиение учащается. Почему он спрашивает? Его правда волнует, с кем она проводила время в тёмное время суток? Это обычное волнение? Интерес? Ревность? Девушка быстро опоминается, так как пристальные глаза Кендзи словно лазером пронзают её совсем рядом. Своими действиями она может рассказать больше, чем словами. — Ага. С ним, — она натягивает улыбку и смотрит на друга. Они встречаются взглядами, и Нина внезапно чувствует страх. Его глаза слишком глубокие. Слишком красивые. Она не может влюбляться в него сильнее. Она вообще не должна что-то чувствовать к нему, но мозг будто специально над ней издевается. Она уже так долго смотрит на него. Во рту становится сухо. Взгляд переходит на его губы, чуть пухлые, приоткрытые. Нина резко встаёт и отходит от дивана, пытаясь найти воду. — Ты чего? — спрашивает японец и начинает лениво осматривать записки, сделанные девушкой. Нина отмахивается, пытаясь найти уже эту чёртову воду и наконец-таки видит бутылку, недавно принесённую кем-то с родника. Она делает несколько больших глотков. Что за издевательство? От одного лишь взгляда испанка чувствует, как тянет низ её живота, как голова начинает кружиться, а руки дрожать. Почему сейчас? Ей было всё равно до того, как Чимин и Юнги присоединились к ним. Ей было плевать, когда холодными и дождливыми ночами они с Кендзи засыпали совсем рядом, прижавшись и обнимая друг друга. Почему сейчас? Может быть, это виноваты корейцы? Они показали ей, что в этом гнилье, в этом протухшем и наполненном мертвецами мире ещё есть возможность чувствовать что-то, похожее на сад прекрасных цветов. Она ещё может полюбить, может заботиться о ком-то и чувствовать трепет в душе. Вот только это надо только ей. — Хосок спит? — внезапно спрашивает Чимин, заходя в комнату. — Ага. Привет, — кидает ему Кендзи и кивает на ещё не остывший кипяток. — Тут Нина и Хосок нам немного накидали маршрут ночью. Стоит перепроверить, — с серьёзным выражением лица Чимин садится рядом с напарником и начинает разглядывать блокнот. — Забавно, что самые «знатоки» японского пытались составить нам всем маршрут, — японец хмыкает, и Чимин тихо хихикает в ответ. Чонгук открывает глаза из-за чужого смеха и приглушённого грохота за стеной. Тэхён ещё спит. Чон смотрит на его длинные чёрные ресницы и не замечает, как начинает улыбаться. Ким будто чувствует на себе долгий взгляд и просыпается. Он открывает глаза и первое, что видит — улыбающегося Чонгука в нескольких сантиметрах от своего лица. — Привет, — хрипло произносит Тэхён и опять закрывает глаза. — Сколько времени? — Не знаю, но все уже что-то делают, — произносит Чонгук, продолжая смотреть на сонного хафу. — Помнишь, что тебе снилось? — Нет, а что? — Твои ресницы дрожали, и ты пару раз что-то промычал. — Боже, и ты смотрел на это, — с улыбкой говорит Тэхён и отворачивается от Чонгука. — Конечно! На что же мне ещё смотреть в этой идиотской комнате, кроме как на твоё красивое лицо? Тэхен хмыкает и поворачивается обратно. Он открывает один глаз и начинает тихо смеяться. Прекрасное утро. Давно он не чувствовал себя таким счастливым. Улыбка не сходит с лица Чонгука, и Тэхён приподнимает всё ещё слабую после долгого сна руку и кладёт её на чужую щёку. Он нежно проводит ладонью по шершавой коже, и Чон осторожно целует внутреннюю сторону кисти в ответ. — Давно уже пялишься на меня? — заигрывающим тоном спрашивает Тэхён. — Может, минут десять. — Ужас какой.***
— Здорово, да, — произносит Юнги на японском и внимательно проходится глазами по карте в сотый раз. — Нина и Хосок молодцы, — говорит Тэхён и подмигивает Хоби. — Почти везде в случае тупика есть возможность обойти район без лишних затрат и отступлений от маршрута… — Мы одни такие тупые? — шёпотом спрашивает Хосок на корейском у Чонгука и криво, но уже на японском, у Нины. Троица стоит у маленького барного столика чуть поодаль от остальной группы и готовит для всех что-то пожевать. — Мёд? — игнорируя вопрос, спрашивает Чонгук и облизывает ложку. Хосок кивает. — На японском говорит почти вся группа. Если мы плохо понимаем его, это уже наши проблемы. — На корейском говорит ровно столько же человек! — не унимается Хосок, пока Нина рядом хлопает глазами и расчёсывает спутанные волосы. — Ты не прав, — Чонгук протягивает напарнику ложку мёда, и тот перехватывает её губами. — На корейском говорят пять человек в группе, а двое не понимают ни слова. Ты можешь что угодно сказать про Нину и Кендзи, и они будут так же стоять и хлопать глазами, как и сейчас, — Чонгук кидает на девушку быстрый взгляд. Хосок не теряет мгновений и тут же вынимает ложку с мёдом изо рта. — Ох, Нина, ты выглядишь как сирена, как фея, как самая красивая девушка на Земле! И если бы у меня была воз… Чонгук хихикает, а Нина начинает подозрительно смотреть на Хоби, который что-то очень воодушевленно ей втирает. Она приподнимает брови и корчит смешное лицо. — Японский тоже пятеро, — прерывает серенаду Чонгук. — Ну, свободно. И всё же, все члены группы понимают простейшие фразы и могут хоть как-то говорить. Обычная математика. Тем более, заметил ты, или нет, но во время нашествия зомби мы далеко не в Корее. Хосок поджимает губы и ничего не отвечает. Ему лень говорить другу, что тот прав, и вместо этого парень садится на диван рядом с Ниной. Он аккуратно кладёт руку позади её шеи на спинку дивана, а Чонгук с тихой ухмылкой за этим наблюдает. — Я занимаю всего лишь двадцать процентов de sofá (пер. с исп. «дивана»). В распоряжении твоей руки ещё целых восемьдесят, — произносит Нина, не отводя взгляда от какого-то старого журнала. Прочитать его она не может, а вот рассматривать старые фотографии разных курортов довольно-таки интересно. — Я прям чувствую, что уже скоро ты мне поддашься, — произносит Хосок на корейском, и Чонгук начинает открыто хохотать. — И не надейся, — на японском отвечает Нина фразой наугад, так как сказанное было для неё лишь непонятным шумом, и попадает прямо в цель. От смеха Чонгука и неловкой улыбки Хосока ей самой становится смешно, и внезапно девушка прыскает от смеха вместе со всеми.***
— Проигравший рассказывает позорный случай из жизни, — говорит Чимин и щурится. Он раскладывает карты каждому сидящему за столом и напрягается, когда смотрит в свои. За окном ещё светло, но уже с минуты на минуту ночь накроет их с головой. Нина смотрит на лицо японца в лучах заходящего солнца. Его улыбка такая прекрасная. Кажется, она думает об этом уже в сотый раз за последние тридцать минут с начала игры. Он ловит её взгляд, и по губам девушка читает испанское: «всё хорошо?». Она кивает. Да, всё просто отлично. Только, быть может, не хватает твоего тепла и твоей любви. А так, всё просто супер. Оранжевый цвет превращается в тёмно-фиолетовый, а потом и вовсе исчезает. Юнги зажигает несколько свечей и ставит их на столик. — О! — тихим, но долгим возгласом наполняется комната. Все тыкают в Тэхёна — его очередь рассказывать нелепый случай. Нина пытается слушать, но все слова проходят через её уши как через сито. Она отводит взгляд от лица японца. Как и несколько секунд назад. И прямо сейчас. Но потом снова к нему возвращается. Особенно когда в комнате все начинают смеяться. Его смех особенный. Не такой, как у других. Кендзи снова ловит взгляд Нины на себе и с улыбкой кивает ей в сторону, как бы спрашивая, не могут ли они отойти. Испанка чувствует, как её сердце вот-вот вылетит из груди. О чём он хочет поговорить? В голове появляется миллион мыслей одновременно. — Мы сейчас вернёмся, — шепчет японец сидящему рядом Чимину. Девушка кладёт карты на низкий столик и на ватных ногах поднимается с пола. Кендзи отходит к окну. — Нина, — начинает он на испанском. — М? — Мы же друзья, да? — Да, — тихо произносит Нина. — Мы уже как семья, верно? — Да. — У тебя точно всё хорошо? — Кендзи берет её ладони двумя руками. — Да. — Нина, ты же знаешь, что я люблю тебя. Ты мне дорога. Очень дорога, — он замолкает и долго смотрит в большие глаза девушки. Большие синие глаза. — Я люблю тебя как сестру. Как дорогого друга. Как семью. Понимаешь? — Да. Хосок не слушает, о чём говорят сидящие за столом. Они только что доиграли очередной кон, и теперь все ждут, пока двое отошедших вернутся, чтобы начать новый. Хосок внимательно смотрит на эту парочку у окна, закусив губу. — Да, я поняла тебя, — голос Нины начинает дрожать. Она чувствует, как к горлу подступают слёзы. Кендзи уже жалеет об этом разговоре, но это нужно было сделать. Нужно было развеять эти мечты и ожидания чего-то, что он не сможет дать ей. Испанка разворачивается и уже делает шаг к столу, как внезапно японец снова её окликает. — Нина. Мне очень жаль. Я не хочу, чтобы мы отдалились друг от друга из-за этого разговора. — Этого не будет, — она натягивает улыбку и чувствует, как из глаз выливаются слёзы. Как хорошо, что их не видно. Кендзи подходит к ней и крепко, но совсем не долго, обнимает.***
Хосок переворачивает страницу какого-то журнальчика и начинает массировать затёкшее плечо левой рукой. Надо ложиться спать, завтра ещё будет время посмотреть на эти картинки прошлого. Кореец уже собирается потушить свечу, как вдруг дверь в комнату кто-то тихо открывает. Чон хмурится и приподнимается. Внутрь заходит Нина и бесшумно закрывает за собой дверь. Она поворачивается к Хосоку и встречается с ним взглядом. — Ещё не спишь. Хорошо, — говорит она на японском и быстрым движением стягивает с себя майку. Хосок теряется от неожиданности и не знает, куда ему деть глаза, чтобы не смотреть на лифчик девушки, который она также тянется снять. — Эй, Нина? — парень вскакивает с пола и мягким движением останавливает девушку, не давая ей раздеться полностью. — Ты… Испанка берёт его лицо двумя руками и впивается губами в его. С каждой секундой она начинает целовать с новой силой, перебирая его волосы руками. Хосок сразу же поддаётся, не говоря ни слова. Первые несколько минут он не знает, что делать и куда положить свои руки, неловко висящие вдоль тела, но он так давно не чувствовал поцелуев, не чувствовал нежности и желания, что всё это разом обрушивается на него, и Хосок жадно обнимает Нину и прижимает к себе, начиная тяжело дышать. Быстрыми движениями он расстёгивает её лифчик и откидывает куда-то в угол. Кореец тянет девушку на себя, делая осторожные шаги назад к матрацу и одновременно снимая рубашку. На секунду он отстраняется и стягивает с себя майку. Их с Ниной взгляды пересекаются, и на мгновение оба хотят остановиться, но внезапно продолжают поцелуй с новой силой. Хосок легко, словно пёрышко, приподнимает Нину и аккуратно кладёт её на спальное место. Он покрывает поцелуями её шею, которая, кажется, на утро будет вся в красных пятнах, но это сейчас никого не волнует. Испанка начинает еле слышно стонать, стараясь делать это как можно тише, и в итоге Чон прикрывает её рот ладонью, продолжая покрывать поцелуями пульсирующую шею. «Просто закрыть глаза и представить, что это ты». Девушка притягивает парня к губам и вновь целует его. Хосок чувствует солёный привкус и замечает, что чужие щёки влажные. Он и не сомневался, что всё так обернётся. Кажется, что это — лучший секс в его жизни. Но скорее всего это потому, что он не ощущал подобных ласк настолько давно, что любое подобное проявление нежности вывело бы его из себя и привело к головокружению. Как и сейчас. «Просто представь, что это он». Всё происходит довольно быстро, и вот уже Хосок и Нина лежат рядом друг с другом и смотрят в потолок. Не говоря ни слова, девушка хватает его майку, лежащую на татами под рукой, и натягивает на себя. Чон не возражает, он осматривает её в тусклом свете свечи, и в горле встаёт ком от одного её вида. Он не знает подробностей того, как Нина выжила и что тогда произошло, но знает, что Кендзи спас её от чего-то похуже обычной смерти, и в силу своего воспитания никогда не осмеливался спрашивать о деталях. Однако мысль о том, что её лицо ему знакомо, не покидает. Кендзи спас её, защищал и оберегал, что, в принципе, делает и по сей день, но для этой девушки он стал в этом мире всем. Вот только японец не может дать ей то, что сделало бы её счастливой. Хосок думает об этом и машинально притягивает Нину за плечи обратно к себе. Девушка послушно ложится на матрац спиной к Чону и кладёт ладонь на его руки, обнимающие её талию. — Ты не одинока. Всё будет хорошо, — тихо говорит он на японском и целует Нину в шею. — Хорошо. Всё будет хорошо… Он слышит тихие всхлипы и прижимает испанку крепче. Следующий день. Вечер. «Представь, что это он». И ещё один день. «Это ты. В моей голове со мной сейчас ты». И ещё.***
— Ты стала ночевать у Хосока? — ранним утром внезапно спрашивает Чонгук и вскрикивает от резкой боли в ноге. Чимин ударяет его под столом ещё раз и кидает злобный взгляд, сидя напротив. Чон понимает, что начал неподходящую тему для разговора. Точнее, он просто не знал, что её лучше не поднимать. На мгновение все перестают жевать и замолкают. Чимин смотрит на Чонгука, тот, в свою очередь, на Чимина, одними лишь губами беззвучно оправдываясь на корейском. Юнги делает вид, что его продолжает интересовать лишь каша из сухого пайка, Тэхён удивлённо смотрит на Хосока, а Кендзи медленно переводит внимание на Нину. Он проглатывает вставшую в горле кашу и прочищает горло. Хосок заметил этот взгляд. Он увидел его во всех подробностях. Этот медленный, переходящий от одной точки в пространстве на другую, взгляд. Взгляд, который мог быть быстрым и безразличным, но был долгим и серьёзным. Прикрытые веки японца всё же выдают некоторое безразличие, но на самом деле ему не всё равно. Конечно же, нет. Нина смотрит в свою тарелку и чувствует, как её лицо краснеет. Она не знает, что ответить, и лишь молится о том, чтобы это бесконечное неловкое молчание кто-то прервал. И как же она благодарит Чимина, когда тот выдаёт: — Тебе что, больше всех надо? — с натянутой улыбкой спрашивает он у Чонгука и пинает его под столом ещё раз, чтобы тот тоже что-то сказал. — Ой, да это я так. Кстати, я нарыл под кроватью в комнате наверху новую игру, там… Хосок кладёт указательный палец на нижнюю губу и продолжает наблюдать за теми двумя, что молчат. Чимин и Чонгук пытаются поменять тему на фоне, и Тэхён их даже начинает поддерживать. Внезапно Нина поднимает глаза от тарелки и медленно переводит их выше. На ложку, на стол, чуть дальше, на край стола, на синюю джинсовку, на въевшееся пятно крови, на рваную майку, на шею, на подбородок, губы, родинки, нос, и, наконец-то, она смотрит прямо в глаза Кендзи, который продолжал смотреть на неё всё это время. Хосок видел это. Он видит это и сейчас. Не проходит и пары секунд, как японец отводит взгляд, и выражение его лица меняется. Будто ничего и не произошло. — Эй, меня возьмите сегодня вечером! — с улыбкой кидает он сидящим рядом корейцам, которые вовсю обсуждают найденную Чонгуком никому не нужную настольную игру.***
Звук воды всегда успокаивает. Хосок омывает лицо и делает шаг в сторону, чтобы Кендзи смог сделать то же самое. — Ты сколько бутылок взял? Они сразу же подружились. В первый же день неловкий момент встречи тех четверых ввёл их в ступор, и кроме как посплетничать друг с другом, пока остальные предавались слезам и воспоминаниям, ничего интереснее они не придумали. Хосок сразу увидел в Кендзи хорошего парня и сильного человека. Как и тот — в нём. Так бывает: ты в первый раз кого-то видишь, а спустя пару минут уже понимаешь, что он может стать твоим настоящим другом. — Ты не злишься на меня? — аккуратно начинает Хосок. Кендзи сам предложил сходить ему вдвоём за водой, и Чон уверен, что это было не просто так, особенно после сегодняшнего утра. — А должен? — Кендзи приподнимает брови и улыбается одним уголком губ. — Ты о чём? — Ты знаешь о чём. — Ты любишь её? — Эм, нет. А как это связано? — Никак. Тогда тебе не стоит ни о чём париться. В чём проблема? — Я думал, что, может, ты всё-таки… — Нет. Нина для меня как сестра. — Я видел твою реакю утром, — говорит Хосок и щурится. Кендзи делает шаг в сторону от родника и, спокойно закрывая полную бутылку воды, ухмыляется. — Реакцию. Нет, Хоби, — он кладёт бутылку в рюкзак. — Это была не ре-ак-ция романтической любви. И даже не ревности. — Ревности? — Хосок хмурится, не зная перевода данного слова. Кендзи поджимает губы. — Ну, я не ревную… Блять. В общем, мне всё равно, что у вас с ней. Меня удивило лишь то, что это было тайной. Чонгук произнёс это так, будто бы вы спите уже давно. — Может, неделю… — Я так и думал. — Да? — Да. И ты сам знаешь почему. Пойдем домой. Конечно же, Хосок уже давно это понял. Он понял это ещё в самый первый вечер, потому что именно тогда он видел, как Нина и Кендзи разговаривают у окна.