Амбассадор карандашных огрызков

- Тебе понравилось? – еле слышно спрашивает Вася, поглаживая сашину руку. Малой трётся о парня макушкой, а потом постепенно сползает с кровати. В душ решают идти по очереди, чтобы не вызывать подозрений. Длинноволосый подставляется под тугие леденящие струи и думает о том, что попредставлял бы сейчас своего рисовальщика. Без вариантов. Но совсем изнемог. Кое-как влезает в удобный хлопковый полупижамный комплект, различая в арке зонированного коридора фигуру Медведева, который как-то чересчур вальяжно дымит тропическим «Филипп Моррисом». Подсмотрел у Коваля, видимо. Ну кончил и кончил, что курить-то. - Костя, - начало внутреннего монолога звучит как утверждение. Малой шмыгает носом и пытается высушить посткоитальные слёзы на ресницах-опахалах. Портретов Санечки хватит на календари года эдак до 3021-го, а то и до конца света, но Пушкин решает, что этого муза, точнее, недосатира, отпускать никак нельзя. Впрочем, куда он уйдёт. Как в воду глядел (хорошо, что не в ту, где Саша с Васей топили сделанные из конспектов кораблики). Натурщик собственной персоной колотится в дверь и застывает в проёме. Если рядом с электровагонами глаза студента темнели, как нижний слой мокко в горячем картонном стакане, то сейчас они больше напоминали перезревший крыжовник. А взгляд рисовальщика настолько застыл в моменте и сосредоточился, что ему подошли бы пуговицы. Ну и с фамилией хорошо сочеталось бы. Надеемся, Пушкину страна кошмаров не светит, как Коралине. Саша просто падает в руки старшего, воображая, что это разверзнувшееся перед ним метро, непривычно тёплое и приветливое. - Эй, - тщетно пытается привести челкастый в чувства дикую, но симпатичную хтонь, бревном упершуюся ему в молнию кардигана. - Костя, - произносит тот как-то пьяно и мечтательно, и Пушкин осторожно приподнимает его с целью отнести в кровать. - Давай плед тебе что ли принесу, - бормочет старший, изучая лицо парня, прильнувшего к подушке. У него оказывается очаровательный нос, который особенно хорош именно в таком «ленивом» ракурсе. Саше хочется пройтись языком по иссохшим губам. Чужим. Но даже мягкий поворот головы в сторону Кости оказывает тлетворно-снотворный эффект. А Пушкин, сочувственно улыбнувшись, начинает зарисовывать дремлющего Малого.