Kiedy wrócisz do domu

Сегодня ровно три недели с тех пор, как я буквально вышел из себя, думает Тони. Он столько раз грозился этим всем вокруг и вот пожалуйста, получите и распишитесь. – Еще немного, и я смогу поступить в интернатуру хирургии. Или, может, махнуть в педиатрию? Диализы, анестезиология, неврология… ну, мне, наверное, нужны будут консультации Брюса, но я справлюсь. А когда бывало иначе? Кошка, как и всегда, кушает свою порцию и время от времени вежливо поглядывает на него, поощряя болтать дальше. Тони уже собирается попрощаться с ней, когда она доедает, но внезапно дневная дежурная проходит сквозь него, направляясь к выходу после тяжелого рабочего дня, и его немного мутит. – Женщина, я же здесь стою, – ворчит он. – Что за противное чувство… Погоди, Альпина? Ты зачем сюда зашла? Белая кошка теперь прямо у его ног. Одному Богу известно, как ей удалось так быстро проскользнуть в холл. – М-м, – недоумевает Тони, – ну здравствуй. Слушай, я рад видеть тебя не сквозь стекло, но, по-моему, животные в больнице – это не лучшая идея. Он прерывает себя, когда Альпина потягивается, роскошно выгибая спину, а затем трется о его ноги. Ну, по крайней мере, делает попытку и кажется очень недовольной, что у нее не получается. – Согласен, меня это тоже бесит, – поддерживает ее Тони. Он все еще сомневается, что кошке можно здесь находится, но снаружи собирается на грозу и… и он все равно не сможет ее отсюда прогнать. – Тогда пойдешь со мной, – строго заявляет он. – И я запрещаю тебе заходить и подвергать риску пациентов из отделения интенсивной терапии. Кто знает, что живет в твоей красивой шерсти. Не смотри на меня так. Пошли уже. Понятия не имею, как ты пройдешь через запертую дверь, но попробуем. Договорились? Давай, Альпина. Это твое имя, пора бы уже научиться отзываться на него. Альпина действительно реагирует, начиная следовать за ним по коридорам больницы. Тони прекрасно знает, где здесь камеры и как их обходить, причем это опыт предыдущих вынужденных больничных здесь – когда-то ему приходилось пару раз выходить отсюда без разрешения. Он приходит с кошкой под свою палату, но разводит руками. – Проблемка. Видишь, закрыто. Я не смогу открыть, я уже пробовал миллион раз. Значит, тебе придется подождать, пока кто-нибудь придет… или уйдет, – добавляет он и хмурится: – Альпина, глупая, я же сказал тебе не бродить по больнице! Кошка не обращает на него внимания, и Тони отмахивается от нее, не будучи в настроении бегать за ней по всему миру. Альпина переночует здесь, а утром ее обнаружат и выставят вон, но по крайней мере она не промокнет сегодня под дождем. Он навещает операционные, но там сегодня нет ничего интересного. Ускоряет шаг, проходя мимо отделения, где проводят химиотерапии, – там его всегда начинает морозить. Когда он возвращается в свою палату, то удивляется присутствию Барнса возле его кровати. Тот протянул ноги в тяжелых солдатских ботинках на второй стул, голова у него опущена, глаза закрыты, и он тихонько посапывает. Тони какое-то время молча созерцает эту картину маслом. – Даже не знаю, с чего начать, – наконец говорит он. – Что ты здесь вообще делаешь? Хотя нет, это проблемы Роджерса. Ты уже вернулся? Опять нет, это очевидно, раз ты здесь. Тогда третий вариант: какого черта ты спишь здесь, а не в своей долбанной комнате в своей, мать ее, кровати? Так уж случилось, Барнс, что ты живешь в моей Башне, и твою кровать, как и все остальное, покупал я, так что посмей только солгать, что это неудобная кровать!.. Даже если она совсем твердокаменная, то все равно уж получше больничного кресла! Барнс, должно быть, вернулся – Тони до сих пор не знает, где он был – сразу после миссии, в которую его посылал Фьюри. На нем полный боевой костюм, рядом со стулом лежит рюкзак с вещами, а к стене аккуратно прислонена снайперская винтовка. Казалось, он не ожидал вот так заснуть, потому что одна его рука все еще сжимает телефон, а другая зависла на рукоятке ножа, спрятанного в потайном кармане на бедре. – У меня теперь очень странная жизнь, – размышляет Тони, – раз уж я вижу тебя здесь с полным арсеналом оружия, но меня больше всего беспокоит, что ты вывернешь себе шею на этом неудобном кресле. И, Боже, Барнс, я понимаю, что из-за сыворотки на тебе все заживает, как на собаке, но эта рана на голове… Чем бы ты ни огреб, это, наверное, было очень больно. Надеюсь, ты расквитался с обидчиком. Тони мельком смотрит на себя и раздраженно отводит взгляд. Ему не нравится видеть свое тело – оно кажется ему чужим. Его неприятно поражает контраст, потому когда-то Тони все время был в движении, всегда в делах, беспрерывно в действии, а сейчас по какой-то мрачной шутке судьбы плесневеет здесь неделями, потому что явно что-то пошло не так, и он понятия не имел, как все исправить. И по сей день он в больнице. Пеппер собиралась отвезти его домой, но кому-то же надо было заботиться о компании и всем остальном, и как-то так само по себе случилось, что он все еще здесь, потому что «ну давайте еще один день», «ну давайте в четверг», «ну давайте подождем, может, он очнется». И вот так он лежит тут уже несколько недель, становясь на вид все запущеннее и худее… – А потом появляется сержант Барнс и бреет меня, – говорит Тони и пожимает плечами. – И что хуже всего, это нынче вообще не самая странная вещь. Но ты явно упустил свое призвание, сержант, тебе надо было стать парикмахером. А что? Барбер Барнс. Звучит неплохо, – кивает он сам себе. – Единственное, что меня беспокоит, что я начал скучать по твоим дурацким визитам сюда, и не только потому, что ты заботишься, чтоб я не выглядел забытым бомжом. Хотя я все равно не понимаю, зачем… Это происходит почти одновременно: что-то царапается в стекло – и в следующее мгновение Барнс уже на ногах с пистолетом в руке. Вау, Тони и забыл, какой он сверхстрашный в своем боевом режиме. Но он не стреляет, опускает нож, сжимающий в другой руке, и моргает, неверяще протирая глаза тыльной стороной руки. – Какого черта, – выдает он хриплым ото сна голосом. – Шестой этаж, а это… – Кошка, – терпеливо говорит Тони, чуть обеспокоено наблюдая за Альпиной. – Это кошка, и я уверен, что в сороковых они тоже существовали. И не мог бы ты ее впустить до того, как она свалится с подоконника, раз уж она здесь. Там может быть скользко, пошевеливайся, ну! Словно услышав его, Барнс наконец открывает окно, белая кошка проходит мимо него с презрительным безразличием и направляется прямо к Тони. Она опять пытается потереться об его ноги и снова кажется раздосадованной неудачей. – Да-да, все та же драма, дубль второй. Тони знает, что это бессмысленно, но все равно наклоняется погладить ее и смеется, когда Альпина выгибает спину и начинает громко мурлыкать. – Конечно, польсти мне, притворись, будто что-то чувствуешь. Но если ты замерзла, то можешь лечь там, – указывает он на кровать, и кошка прослеживает его движение взглядом. – Другой я в основном бесполезен, но ты можешь использовать его, как грелку для ног. Но если принесешь мне блох, то я тебя кастрирую. Погоди-ка секунду. А какого ты вообще пола? Кошка не собирается проходить осмотр, снова трется о его призрачные ноги, а затем вдруг принимает решение и запрыгивает на кровать. Барнс беспокойно дергается, но позволяет ей свернуться калачиком на коленях спящего Тони. – Понятия не имел, что у Старка есть кошка, – удивляется он, и Тони фыркает. Старк тоже еще не в курсе, но скоро узнает. По крайней мере, должен. Когда наконец впервые в жизни хорошо отоспится. И вдруг Барнс глядит прямо на него. Не на бревном лежащее на кровати тело, а на него… Тони задерживает дыхание, чувствуя, что Барнс смотрит прямо ему в глаза. – Какого черта? – выпаливает он. – Барнс, ты что, видишь меня? Но Барнс переводит взгляд на лежащего на кровати кота и хмурится. Затем снова смотрит на него. Нет, не на него – на то место, где минуту назад Альпина терлась ему об ноги. – Ешкина же это кошка, – напряженно шепчет Тони. – Пожалуйста, ты думаешь о том же, о чем и я? Но Барнс качает головой, устало проводит по глазам и вздыхает. – Стив был прав, я настолько свихнулся, что уже начинаю верить в призраков. Это все из-за тебя, усатая. Я где-то читал, что животные и маленькие дети видят то, что недоступно человеку… – Я куплю тебе библиотеку, – горячо обещает Тони. – Да что там, я куплю тебе целое издательство! Наконец хоть какая-то польза от твоего чтения! Я просто прошу тебя, мужик, я, блин, умоляю, плевать на всех призраков, но поверь в одного конкретного, потому что я стою здесь прямо перед тобой! Он бестолково делает шаг вперед – и Барнс вдруг напрягается. Он смотрит в сторону и затем снова оглядывается туда, где стоит Тони. – О, мать вашу, да, черт возьми, молодец, Альпина, – кричит Тони, потому что это все она. Она следит за ним взглядом, куда бы он ни пошел, а Барнс делает выводы. Он ради эксперимента подходит к нему ближе, и Барнс заметно вздрагивает, когда она смотрит чуть ли не на него. – Чтоб тебе пусто было, проклятая ты кошка, перестань, – просит он сдавленным голосом. – Хватит пялиться, мне теперь кажется, что рядом со мной кто-то стоит. Тони подходит еще ближе, Альпина теперь смотрит прямо ему в спину, он касается лица Барнса, и внезапно тот дергается и отшатывается, а руку Тони покалывает. – Матерь Божья, – выдыхает Барнс. Он прижимает к тому самому месту на щеке крупно дрожащую ладонь. – Какого?!... Твою ж медь, что это такое? Тони замирает от переизбытка чувств. Он сумел. Каким-то образом ему удалось по-настоящему коснуться. У него получалось только дважды, и оба раза были связаны с Барнсом. Он выбил ему читалку из рук, сосредоточившись только на том, чтобы Барнс перестал себя мучить, а сейчас он просто так сильно хотел, чтобы его кто-то видел, кто-то чувствовал… Он приходит в движение, даже не осознавая этого, затем секунду колеблется и потом в неизмеримой надежде кладет руки на плечи Барнса. У него кружится голова, в легких заканчивает кислород, он даже не знает, добился ли чего-нибудь, потому что Барнс стоит, как вкопанный, но… Тони чувствует. Чувствует под пальцами грубую, жесткую ткань чужой униформы. А глаза Барнса широко открыты и смотрят точно на него. Разве он правда видит его? – Старк? – выдавливает из себя Барнс. – Старк, едрена мать, что, черт возьми, происходит? Тони сглатывает. Этого просто не может быть, это просто нереально. – Ты видишь меня? – спрашивает он шепотом, чувствуя, что горло сжалось так болезненно, будто горит. – Барнс, пожалуйста, ты видишь меня? Скажи, что да, мне все это надоело, и я, блин, просто расплачусь, если снова окажется… – Я тебя вижу, – говорит Барнс и… И Господи Иисусе, на все твоя милость! – Я вижу тебя, – повторяет он увереннее. – Или у меня, елки-палки, больные галлюцинации. Тони смеется, даже не осознавая этого. Его руки на плечах Барнса заметно дрожат. – Мне страшно тебя отпустить, – признается он. – Боюсь, снова исчезну. – Тогда не отпускай. Держись за меня. Черт… – Барнс с трудом дышит, все еще готовый рухнуть в обморок в любую секунду. – Я не могу поверить, это… охрененно, – он поворачивает голову, бросая взгляд на тело, лежащее на кровати, и снова поворачивается к призраку. – Это действительно ты. Только ты выглядишь… – Как в момент падения, я знаю, – шепчет Тони, на мгновения слишком крепко сжимая пальцы. – И это так паршиво. Я здесь уже несколько недель, и никто меня не видел, никто не слышал, одна только Альпина… – Альпина? – Кошка, эта дьявольская кошка, я назвал ее Альпиной, а еще дети в больнице, но только маленькие, такие, что и слов еще не знают,и как им объяснишь, что я здесь, и никто больше меня не видел… – Старк. Старк, я тебя понял, успокойся. – Успокоиться! – взрывается Тони. – Успокоиться! Я здесь несколько недель, и все, чего добился, так это чуть не расфигачил тебе читалку. – Так это был ты? – моргает Барнс. – А кто же еще? – Но… а ее-то за что? – широко улыбается Барнс. – Ты книжки не любишь, что ли? – Скорее уж те, которые ты себе наскачивал. Терапия Людовика? Барнс, завязывай с этим бредом! Я ни в чем тебя не виню, ты вообще ни при чем! Я не знаю, как до тебя это донести, если ты до сих пор… – Старк… – И Господи ты Боже, перестань меня так называть, глупо звать по фамилии кого-то, с кем ты читал «Властелин колец» и кого ты брил каждый день! В ответ – тишина. Тони, внезапно запыхавшись, пошатывается и опирается лбом о плечо Барнса, а когда поднимает взгляд, то Барнс издает отчаянный писк смущения. – Ой, черт, прости. Насчет бритья, то я… – Ты шутишь? Это было самое мудрое решение, которое принимали за меня, когда я сам не мог, – Тони пытается успокоиться. – И что теперь? Я буду держаться за тебя до конца твоих дней или все-таки рискнуть исчезнуть? – Нет, – Барнс мгновение молчит, а потом бодро заверяет: – Мы что-нибудь придумаем. Я тебя вытащу. Просто не знаю пока как… Почему я вообще тебя увидел? – Понятия не имею, – честно отвечает Тони, – самому интересно. Я орал тут на всех часами. Я просил, умолял, кричал, угрожал и проклинал, и никто и бровью не вел. И никто меня не видел, только ты… – Ты думаешь, это потому что… – Барнс смотрит на кошку и пожимает плечами. – Я не знаю. Я просто подумал, поверил на секунду, будто, может быть, ты здесь и… – Джеймс, – торжественно начинает Тони, и Баки вздрагивает, слыша свое имя из его уст, – в чем бы ни был секрет, но когда я выйду отсюда, мы посмотрим с тобой фильм «Призрак», обещаю. Барнс секунду молчит, но затем искренне улыбается. – Хорошо, – говорит он, качая головой. – Ловлю тебя на слове. А теперь расскажи мне все подробнее, и давай найдем способ вытащить тебя из этой беды.